Сопротивление

Карл помахал старательно улыбающейся из окна толстухе и отвел взгляд. Он чувствовал молчаливое сочувствие Дэрила, шагающего рядом, но молчал. Дэрил тоже молчал. Солнце заливало улицы Александрии, светлые дома и гладкие лужайки. Когда Карл был ребенком, ему ужасно нравилось это — мир, дикий и ужасный, но так безопасно и чисто здесь. Только повзрослев, Карл понял, что это, наверное, лучшая из лучших шуток отца. И самая долгая. Он быстро попрощался с Дэрилом, мысленно жалея, что нельзя оставаться на охоте вечность и, поправив рюкзак, пожал охотнику руку. Он снова видел это выражение Дэрила — невысказанный вопрос — и так же, глазами, успокоил: все в порядке. Дэрил улыбнулся и отвернулся, направляясь в свой дом. А Карл шагнул на крыльцо, чуть замешкавшись, чтобы вытереть ноги, и, уже на подходе, услышал громкие голоса и смех. Гости. Он метнул взгляд в сторону, к гаражам, и увидел то, что и ожидал увидеть: бронированный внедорожник. Не надо было даже гадать. Ниган первым увидел его. Он сидел на диване, развалившись, как у себя дома, в компании своего гарема и Рика, и весело взмахнул рукой. — Карл! Рик не повернул головы. Он сидел все там же, где и всегда, в кресле, но Карл понял, что отец на взводе. От чего — можно было только догадываться, но очередное чувство опасности, совершенно не похожее на то, с которым он встречался на охоте или убивая ходячих, завыло в груди и пережало горло. Кто-то из красоток рассмеялся. Та, что сидела на коленях у отца, что-то шепнула ему на ухо — Рик так же тихо ответил; девчонка залилась смехом, но Карл смотрел не на нее или на Рика, а на Нигана. И одного только выражения лица Нигана было достаточно, чтобы понять: Ниган в бешенстве. В бешенстве, но ничего поделать не может. Карл хорошо помнил это выражение. Так смотрел на отца Шейн, когда Рик обнимал маму. И так же молчал. И по сей день Карл был уверен: одно слово, и Лори бы перебралась в палатку, к отцу — и к нему, Карлу, но Рик не звал и только весело трепал по волосам Карла, когда тот спрашивал, любит ли он еще маму. Лишь теперь Карл понимал: отец не простил Лори. А еще ему было все равно. Она просто не была нужна. Ниган поймал его взгляд и широко улыбнулся, понимая, что именно Карл увидел. Он поднялся с дивана, скинув с себя жену — новенькая, ее имени Карл не знал — и вальяжно двинулся вперед, раскрывая руки. — Карл, — протянул он тоном заботливого дядюшки — Сколько лет. Карл, бросивший быстрый взгляд на отца, не успел увернуться. Ниган обнял его; Карл порадовался, что на спине еще был рюкзак. Ниган слегка отодвинулся, еще удерживая его за плечи. Он едва заметно подмигнул, призывая подыграть, и его спина заслонила обзор на гостиную, но Карл знал, что отец смотрит. Наблюдает — точно. Но его, Карла, не интересовали эти игры «кто кого крепче держит за яйца»; выскользнув из чужих рук, он мотнул головой и ушел на кухню, распаковываясь на ходу. Он не сомневался, что за его спиной Ниган повернулся к отцу и скорчил рожу. Ниган вернулся на место и уселся; красотка сразу запрыгнула ему на колени, обвивая шею и подавая виски. Разговор возобновился, а Карл мыл руки, скидывал вещи из рюкзака в стиралку и прислушивался к разговору, который вели отец и Ниган. На этот раз речь шла об отщепенцах на краю штата, которые собирали свою общину, пока еще скромную. Ниган предлагал проведаться и «спросить, как дела» — Рик не заставлял его замолчать, но коротко и точно прикидывал, сколько у «этих» может быть оружия и еды. Как всегда, он предлагал создавать спрос, а не предложение. С запасами медикаментов и провизии Александрия могла бы диктовать условия еще сотне таких деревень. Ниган кивал, цепко глядел из-под бровей, когда Рик отворачивался для глотка, и снова болтал. Карл знал, что отец и Ниган соперничают друг с другом, но только Карл и знал, насколько формальной и глубокой одновременно была их вражда. Ниган только и ждал, чтобы вцепиться Граймсу-старшему в глотку и выпотрошить до нутра, но ему приходилось ждать. А отец… Карл знал, что отец наслаждается бессилием Нигана. И продолжает утверждать свою власть. Самозванец-диктатор и представитель порядка. Демократия и казармы. Рик и Ниган отлично поделили зоны влияния, предоставляя фиктивный, но такой разнообразный выбор для выживших в этом конце света. Карл аккуратно засыпал порошок — отец не терпел расточительности — и нажал кнопку «Пуск». Машина зашипела, закачивая в себя воду. Отряхнув руки от белых крупинок, он поднял с пола рюкзак и, закинув его на плечо, отправился наверх, не обращая внимания на разговаривающих. Он не прибавил шагу и ничем не выдал себя, всем видом давая понять — ему нечего скрывать или бояться. И именно поэтому, наверху, он первым делом бросился в комнату и проверил оба тайника, прежде чем успокоиться и повалиться на кровать. Напряжение еще не отпускало — но сейчас, хотя бы пока, можно было выдохнуть и заняться делами. Вымыться. Почитать. О встрече с Энид не стоило даже задумываться — отец каким-то образом понимал. Не говорил ничего, но и от его молчания по спине бежали мурашки. Стянув через голову футболку, Карл скомкал ее в руках и бросил на другой конец комнаты, выдергивая из шкафа свежую. Следом полетела использованная повязка. В коридоре этажа не было никого, снизу по-прежнему доносились голоса и смех, и Карл без проблем добрался до душа. Выкрутить нужную температуру было делом минуты. Вода смывала за собой дни, проведенные за охотой. Чужие взгляды. Чужое сочувствие. Грязь. Волосы быстро отяжелели, и Карл на ощупь отыскал бутылку на пластмассовой полке. Понюхал — его, не отца. Он помнил, в какой момент начал официально разделять свои вещи и вещи Рика. Один раз, всего однажды он воспользовался шампунем отца. Рик тогда весь день смотрел на него очень… странно. Тяжело. Так, как смотрел очень редко и, как правило, только если выходил из себя. Вечером, под конец дня, он обнял Карла — за какой-то пустяк, коснулся волос, а буквально в этот же час Карл вломился в дом Кэрол и попросил выдать ему новый шампунь. Он не помнил, что приплел тогда — плохой запах, недовольство отца, аллергия. Кэрол без лишнего звука дала шампунь, но это стало дисциплиной, которую Карл с тех пор не нарушал. Железно. Когда он вышел из душа, в животе заурчало от голода, а внизу было темно и тихо. Карл заглянул в комнатку к Джудит. Сестренка тихо спала, раскрасневшаяся и теплая от сна. Карл улыбнулся. Джудит обнимала игрушечного слоника, и Карл наклонился и скинул мешающуюся светлую прядку с пухлой щеки. Выйдя из комнаты Джудит, Карл на мгновение прислушался и замер на лестнице — но нет, никого. Карл спустился. Сбежав на кухню, он, не включая света, приготовил себе какой-то еды — Рик не одобрял подобных проявлений варварства, но без электричества Карл чувствовал себя настоящим дикарем. Ему это нравилось. Стиралка молчала, мягко подмигивая красным, и Карл отжал кнопку. После дней на консервах и нажаренной дичи домашняя еда ощущалась действительно странно. Усевшись на подлокотнике дивана, Карл неторопливо ел, время от времени отвлекаясь, на то, чтобы сделать глоток, и смотрел в темноту — в никуда, не думая ни о чем. Утром стоило бы придумать благожелательный повод и сбежать, чтобы увидеть Энид или Дэрила, но сейчас, пока было темно и тихо, дом ему нравился. Хлопнула дверь. Карл поднял голову и только сейчас вспомнил, что не замотал глаз. Отец щелкнул переключателем, сразу оказавшись в выделенном светом конусе, и, чему-то улыбаясь, стягивал перчатки с рук. Он прошел вперед. Карл замер. Рик даже не бросил в его сторону взгляда, мурлыкая себе под нос. Он зашел на кухню, но не стал включать свет. Зашумела вода; запах мыла, слабый, но отчетливый, защекотал нос Карла. Все еще надеясь, что отец не обнаружил его присутствия, Карл бесшумно отставил в сторону тарелку и скользнул с дивана, упираясь ступнями в пол. До лестницы десять шагов. — Карл, белье достиралось, — захлопнув кран, сказал Рик. Карл зажмурился, ругая себя за оплошность. — Развесишь? — Да, — гаркнул Карл, и, прокашлявшись, повторил. — Да, пап. — Спасибо. Выбора не было. Подхватив за промасленный край тарелку, Карл уже без утайки сделал шаг. Отец вытирал руки полотенцем, еще свежим с последней стирки. Он ничего не говорил: просто наблюдал за тем, как Карл вытягивает теплое и мокрое белье. Часть вывалилась на пол; Карл попытался подхватить его, но Рик наклонился и без замечаний вытянул остатки из барабана. Это могло значить только одно. — Идем, — мягко сказал отец. Карл собирался сказать «дай мне, я развешу сам», но Рик с какой-то усталостью улыбнулся ему, вдруг став настоящим папой, и Карл промолчал. Он все так же без слов поднялся на чердак, где стояла сушилка для белья, и, бок о бок, в разбавленной одним только светом луны темноте, отряхивал футболки, штаны и вешал их на перекладины. Время от времени Рик делал жест рукой — Карл шлепал ему на ладонь мокрый сверток, и семейный фарс продолжался. Когда постиранных вещей уже не осталось, Карл откинул волосы назад, проверяя не уронил ли чего, и бросил взгляд на отца. Рик стоял рядом — очень рядом, но все равно сделал шаг вперед, переводя взгляд с пустой глазницы на единственный глаз Карла, и Карл собрал всю свою волю в кулак, чтобы не сбежать. Он задрал подбородок. Рик опять усмехнулся, совершенно тепло и по-домашнему, и, неожиданно весь став жестким, сказал всего несколько слов. — Ничего не хочешь мне рассказать?