Не сдавайся

      После своего необдуманного визита в лицей Маринетт не спала всю ночь, боясь возвращения кошмаров. Размышляла над новыми дизайнами, шила, упрямо гоня от себя сон. И только на рассвете измученный организм просто отключился, и Маринетт заснула прямо за столом. А пару часов спустя проснулась с криком, когда ей снова приснилась смерть Адриана.       Неудивительно, что в тот день она с трудом воспринимала окружающее и реагировала с запозданием. Мама посматривала на нее с беспокойством, сокрушенно вздыхала, но ничего не спрашивала. Выучила уже, что во время подобных приступов лучше оставить дочь в покое, не донимая участливыми вопросами, а просто молча даря ощущение поддержки и любви. Маринетт была ей за это глубоко благодарна. У нее самые лучшие на свете родители, она всегда это знала.       Сидя в столовой, Маринетт вяло ковырялась вилкой в овощном рагу. Есть особо не хотелось, но она пыталась себя заставить, чтобы еще больше не нервировать родителей, которые и так смотрели на нее с тоскливой удрученностью. Как вдруг раздался звонок.       Нет, не колокольчик, возвещающий о том, что в магазин пришли покупатели, а именно звонок в квартиру.       — Я открою, — Маринетт воспользовалась этим предлогом, чтобы закончить еду, и поспешила к входной двери.       Открыв которую, застыла в изумлении.       На пороге стояла Натали Санкёр — по-прежнему строгая, подтянутая, исключительно деловая. Но в то же время в ней чувствовалась бесконечная усталость, печаль и где-то в глубине почти отчаяние. Казалось, она резко постарела лет на десять.       Пока Маринетт пораженно пялилась на гостью, забыв даже поздороваться, Натали ровным тоном, в котором, однако, звучала всё та же усталость, произнесла:       — Добрый день, мадемуазель Дюпен-Чен. Могу я с вами поговорить?       Маринетт по-прежнему ошарашенно кивнула и отступила в сторону, приглашая ее проходить в дом.       Родители уставились на Натали не менее удивленно, чем Маринетт. И, переглянувшись, собрались тактично удалиться, но Натали остановила их.       — Вы можете остаться. У меня к Марин предложение, и вам тоже не помешает его услышать.       Маринетт удивленно похлопала ресницами. Даже не столько от обещанного предложения (что за предложение может быть к ней у главной помощницы Габриэля Агреста?), сколько от обращения. Ее всегда называли исключительно «Маринетт», никто и никогда, включая учителей, не обращался к ней официальной формой имени. И это звучало ужасно странно и непривычно. И тревожно.       Когда все устроились — Маринетт с родителями на диване, а прямая как стрела Натали на стуле, — эта последняя прочистила горло и заговорила прежним официально-деловым тоном:       — Я хочу предложить вам работу, мадемуазель Дюпен-Чен.       Маринетт аж рот приоткрыла от такого заявления. А Натали продолжила как ни в чем не бывало:       — Со времени задержания месье Агреста модный дом потерял массу ценных сотрудников. Я сама прекрасно разбираюсь в бизнесе, но не в дизайне. Мне не хватает людей. И, сами понимаете, никто сейчас не стремится идти к нам работать, — Натали на секунду прервалась, скорбно поджав губы. — В общем, я предлагаю вам место ведущего дизайнера.       — Но… но… — Маринетт открывала и закрывала рот, лихорадочно пытаясь собрать мысли и слова. — Но я же только учусь!       — Месье Агрест весьма высокого мнения о вашем таланте, — заметила Натали. — Уверена, вы станете прекрасным дизайнером. И я не прошу вас бросать учебу — вы можете учиться и работать одновременно. Считайте это практикой.       Маринетт снова не знала, что сказать. Когда-то — всего год назад — она от таких слов начала бы визжать и прыгать до потолка. Сам Габриэль Агрест считает ее талантливой! Но сейчас это имя вызывало исключительно дурные ассоциации. И в итоге Маринетт мрачно ответила:       — Зачем вы вообще пытаетесь возродить эту фирму? Наверняка легко могли бы найти другое место работы.       Натали вздохнула и пристально посмотрела Маринетт прямо в глаза:       — Я делаю это ради Габриэля. Потому что дело всей его жизни не должно вот так погибнуть. И… ради Адриана тоже.       Если первую часть Маринетт выслушала с недоверчивым удивлением – она и не подозревала, что Натали настолько предана месье Агресту, — то вторая заставила ее чуть ли не подскочить от гнева.       — Ради Адриана?! — яростно прошипела она, старательно не обращая внимания на то, как это имя отдается болью в сердце. — Он убил его собственными руками! Ничто, происходящее с его фирмой, не может быть ради Адриана!       Натали заметно побледнела и до белизны стиснула сцепленные в замок руки. Но голос ее остался твердым.       — Он не знал, что Адриан был Черным Котом. Габриэль никогда не поднял бы руку на сына. И вы не можете его судить, не зная, ради чего ему нужны были Камни Чудес.       — Прекрасно, — презрительно фыркнула Маринетт. — То есть то, что он собирался убить постороннего человека, его извиняет? Да какая вообще цель может оправдать убийство?!       Воцарилось тяжелое молчание, в течение которого Маринетт, полыхая болью и яростью, пронзала Натали возмущенным взглядом, мама успокаивающе гладила Маринетт по руке, папа неодобрительно смотрел на гостью, а та с нечитаемым выражением лица смотрела в пространство. И вдруг она тихо, но очень отчетливо спросила:       — Скажите, Марин, если бы у вас была возможность вернуть Адриана, на что бы вы пошли?       Маринетт вздрогнула. Ощущение было, будто ей вонзили кинжал в грудь. Вернуть Адриана… Да она сделала бы что угодно! И тут Маринетт внезапно поняла, что имела в виду Натали. Неужели… Неужели таким способом Габриэль Агрест пытался вернуть жену? Но…       — Но мертвые не возвращаются, — слабо произнесла она.       — Мертвые — нет, — согласилась Натали. — Но Эмили не совсем мертва.       Несколько мгновений Маринетт сидела, приоткрыв рот, пытаясь понять, что это вообще значит. А потом решительно тряхнула головой.       — Это его не оправдывает. Да, вы правы — если бы я узнала, что Адриана можно вернуть, я сделала бы для этого всё возможное. Но не такой ценой. Представьте, что сказала бы мадам Агрест, узнав, чем заплачено за ее жизнь?       Натали вздохнула:       — Тут вы правы. Но я вас уверяю, Габриэль не собирался никого убивать, — и, на секунду прервавшись, тихо заключила: — По крайней мере, когда начинал всё это.       Некоторое время Маринетт молчала. Она как никто понимала цель месье Агреста, но все-таки не могла простить средства. Она никогда не верила в иезуитский слоган о том, что цель оправдывает средства. Бывают такие средства, которые не может оправдать никакая цель. И всё же, если до сих пор Маринетт горячо его ненавидела, то сейчас ей стало его жаль.       А потом Маринетт подумала об Адриане. Вопреки всему, Адриан любил своего отца, отчаянно старался угодить ему и добиться одобрения. Наверное, он хотел бы, чтобы их фирма продолжала существовать. И в этом смысле Натали была права, сказав, что старается и ради Адриана тоже.       Маринетт вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, сжав руки на коленях. Но уже в этот момент она знала, что приняла решение.       — Хорошо, — произнесла она, снова посмотрев на Натали. — Я согласна работать с вами. Пока в качестве летней подработки, а там — посмотрим.       Натали улыбнулась с явным облегчением, но тут же снова приняла деловой вид.       — В таком случае, жду вас завтра в главном офисе к девяти часам.       Маринетт кивнула и встала, чтобы проводить гостью. И уже у самой двери Натали вдруг тепло произнесла:       — Спасибо, Марин. Надеюсь, мы сработаемся.       Маринетт постояла еще пару секунд, глядя на закрывшуюся за ней дверь, и тихонько пробормотала:       — На что я только что подписалась?       Мягкие мамины руки легли ей на плечи, и Маринетт слегка вздрогнула.       — Милая, ты уверена, что хочешь там работать? Где всё будет напоминать тебе… — мама прервалась, не договорив, и только чуть сильнее сжала ее плечи.       Маринетт развернулась, грустно улыбнувшись ей и со встревоженным видом маячившему позади папе.       — Не знаю, мам. Не уверена, что не пожалею об этом уже завтра. Но я хочу попробовать.       Мама сокрушенно покачала головой, но отговаривать не стала: знала, что, когда в глазах Маринетт зажигался этот решительный блеск, спорить с ней бесполезно. Папа просто молча сгреб обеих в медвежьи объятия. Маринетт чуть не расплакалась, до глубины души тронутая безоговорочной поддержкой родителей.

***

      На следующее утро Маринетт поразила и себя, и родителей, сумев вовремя проснуться и собраться.       И вот она стояла перед знакомым зданием, в котором всё еще располагался модный дом «Агрест». Замерев посреди тротуара, обтекаемая людским потоком, которого она даже не замечала, Маринетт смотрела на здание, располагавшееся возле набережной, в котором она когда-то так хотела работать, а сейчас, когда ей вдруг представилась возможность исполнить эту мечту, не испытывала ничего, кроме опустошения.       Вздохнув, она решительно шагнула к двери. Отступать в любом случае поздно.       Натали встретила ее сдержанной улыбкой, в которой, однако, явственно сквозило облегчение. Словно она, несмотря на обещание Маринетт, почти не надеялась снова ее увидеть. Маринетт огляделась с невольным любопытством.       Просторный кабинет с большим столом, за которым сидела Натали. Высокие застекленные шкафы с папками и книгами, несколько кресел. По сути — вполне обычный офис. Если не считать того, что с первого взгляда было заметно, что это офис весьма преуспевающей фирмы. Даже если сейчас она уже не была прежней.       — Рада, что вы пришли, Марин, — произнесла Натали и встала из-за стола. — Пойдемте, я познакомлю вас с оставшимся персоналом и с наработками Габриэля по последней готовившейся коллекции.       Маринетт кивнула и молча последовала за ней по коридорам, горько усмехнувшись про себя. Когда-то за подобную возможность она сделала бы что угодно. Работать над новой коллекцией Габриэля Агреста!       Но сейчас… сейчас она не чувствовала ничего. Если не считать дрожи от мысли, что когда-то по этим коридорам ходил Адриан. Маринетт прогнала эти мысли — сейчас не время растравливать рану. Лучше сосредоточиться исключительно на работе.       К счастью, данная конкретная работа всегда ее увлекала, даря возможность отгородиться от всего мира, не думать и не вспоминать. Поначалу Маринетт робела незнакомых людей, которые смотрели на нее с удивлением и чуть ли не презрением. На их лицах так и читалось: «Что эта пигалица здесь делает?» Маринетт неосознанно вжимала голову в плечи, заикалась и бормотала — совсем как когда-то в присутствии Адриана.       Маринетт раздраженно нахмурилась — она не будет сейчас вспоминать Адриана!       Однако пару часов спустя ситуация изменилась. К ее словам начали прислушиваться, ей улыбались, ее даже подбадривали. Маринетт воспрянула духом и, прогнав лишние мысли, полностью отдалась любимому делу.       День пролетел незаметно, и Маринетт искренне удивилась, когда настало время идти домой.       Последующие дни проходили по примерно одинаковому сценарию. Маринетт лихорадочно готовила коллекцию к показу, забыв обо всем на свете и впервые со дня смерти Адриана чувствуя себя почти счастливой. Умиротворенной, во всяком случае. Сотрудники фирмы «Агрест» быстро сменили первоначальное пренебрежение и недоверие на уважение. Маринетт сама не заметила, как оказалась чуть ли не во главе фирмы. Уж на позиции ведущего дизайнера — точно. Поскольку финансовыми и юридическими делами управляла по-прежнему Натали. С которой Маринетт нежданно-негаданно почти подружилась. Во всяком случае у них установились теплые и доверительные отношения.       Натали редко появлялась в главном офисе, предпочитая работать в особняке — как когда-то делал месье Агрест. Маринетт сильно подозревала, что именно следование привычкам босса послужило основной причиной для Натали. Однако, в отличие от него, она вовсе не настаивала на общении исключительно посредством планшета. А Маринетт, в свою очередь, не любила обсуждать детали очередного дизайна удаленно: мало ли что можно не разглядеть и не понять через экран. Так начались ее визиты в особняк.       И она была уверена, что первое свое посещение не забудет никогда.       Сжимая в руках папку с эскизами, Маринетт замерла перед знакомой громадой особняка Агрестов. И несколько мгновений была не в силах сделать ни шагу дальше. Казалось, будто время застыло, и стоит ей шагнуть внутрь, всё вернется.       Маринетт тряхнула головой, усилием воли прогнав суматошные мысли и подавив ненужные сейчас эмоции. У нее работа. Стоит сосредоточиться на этом.       И всё же, войдя внутрь и оказавшись в необъятном вестибюле, который стал еще мрачнее и холоднее, чем помнила Маринетт, она не смогла побороть искушение и вместо того, чтобы прямо направиться к Натали, поднялась по мраморной лестнице в комнату Адриана. Вздрогнув при виде огромного портрета, висевшего на верхней лестничной площадке — портрета, на котором Адриан был изображен вместе с отцом.       Маринетт не знала, что ожидала найти в его комнате и зачем вообще пришла, но, открыв дверь, оцепенела на пороге не в силах шелохнуться. Комната не изменилась ни капли — все вещи на тех местах, где были при Адриане. Даже сумка, с которой он ходил в лицей, лежала в кресле. Будто хозяин бросил ее туда, собираясь вскоре вернуться. Будто Адриан лишь вышел на минутку. И сейчас подкрадется тихонько сзади, как он любил делать в облике Черного Кота, обнимет ее за талию и довольно прошепчет на ухо:       — Здравствуй, моя Леди.       Ощущение было настолько ярким и вызывало такое безумное желание претворить его в реальность, что Маринетт, пошатнувшись, поспешно отступила в коридор и захлопнула дверь. Ее трясло так, что она едва держалась на ногах, и пришлось прислониться к стене. Хотелось просто сползти по ней и завыть в голос. Вот вам и все месяцы кропотливых стараний вернуться к жизни. Один визит в комнату Адриана — и всё коту под хвост.       Вонзив зубы в костяшки пальцев, Маринетт издала не то всхлип, не то истеричный смешок от своего невольного каламбура. Черный Кот был бы счастлив, услышь от нее такое. Расплылся бы в этой своей чеширской улыбке и…       Маринетт оборвала мысли и с силой несколько раз ударила себя по щекам. Хватит. Так и с ума сойти недолго. Она пришла сюда работать, вот и надо работать.       Чуть ли не до крови прикусив губу, Маринетт торопливо зашагала к кабинету Натали, который когда-то был кабинетом Габриэля Агреста.       И только разложив эскизы на широком дубовом столе и начав обсуждать с Натали возможные изменения и доработки, Маринетт снова смогла нормально дышать и на какое-то время забыть, в чьем доме находится.       Хотя Натали заявляла, что ничего не понимает в дизайне, она давала Маринетт весьма дельные и точные советы. Здесь лучше взять другой оттенок — мягче, приглушеннее; тут скорее пойдет муслин, чем батист; на этом платье рюши стоит убрать — они перегружают. Годы работы с Габриэлем явно не прошли для Натали даром. Маринетт согласно кивала, делала подписи к эскизам, выдвигала собственные предложения. И, увлекшись, окончательно оправилась от пережитого нервного потрясения. Не то чтобы совсем его забыв, но успешно задвинув на край сознания.       После того первого раза Маринетт еще некоторое время с внутренней дрожью приближалась к особняку Агрестов. И больше никогда не подходила к комнате Адриана.       Показ новой коллекции был назначен на второе сентября. И чем ближе становилась эта дата, тем больше Маринетт трясло.       — А вдруг мы не успеем? А вдруг критики разнесут всю коллекцию в пух и прах, и я с треском провалюсь? А вдруг люди всё еще держат зло на месье Агреста и не захотят поддержать его фирму? — без конца вопрошала Маринетт, нарезая вечером круги по гостиной.       Родители лишь качали головами и с улыбками переглядывались. Они были рады, что их дорогая дочка, наконец, вышла из состояния прострации и абсолютного равнодушия ко всему окружающему, по-настоящему чем-то увлекшись. Даже если это увлечение заставляло ее нервничать и не спать ночами. Она стала живой, а не бледной тенью себя.       Всплески паники всегда заканчивались одинаково. Мама хватала Маринетт за руки, прерывая ее метания, и мягко, но уверенно говорила:       — Успокойся, милая. Ты очень талантлива, и тебя непременно оценят. Всё будет хорошо.       Папа кивал на каждое слово, выражая полное согласие. Маринетт нервно улыбалась и порывисто обнимала их. Поддержка родителей вселяла в нее веру в себя, успокаивала и бесконечно трогала.

***

      Накануне показа Маринетт полдня провела в особняке Агрестов, обсуждая с Натали последние детали. К счастью, занятия в институте начинались на несколько дней позже, и Маринетт могла пока не думать об учебе.       В какой-то момент разговор незаметно для обеих перешел с работы на мадам Агрест. Наверное, всё началось с задумчивого замечания Натали:       — Знаете, Маринетт, — теперь она тоже стала называть ее уменьшительным именем, как все, оставив официальное «Марин» и «мадемуазель Дюпен-Чен», — я не могу отделаться от мысли, что Эмили можно все-таки вернуть к жизни более прозаичными способами.       Маринетт удивленно вскинула голову:       — Что вы имеете в виду?       Уж чего-чего, а разговора о мадам Агрест она совершенно не ожидала. Но, судя по всему, Натали просто устала держать всё в себе, и ей хотелось с кем-нибудь поделиться. А Маринетт на эту роль подходила лучше всего.       Так вот Маринетт и оказалась в странном помещении, напоминающем не то оранжерею, не то некий храм, в котором в чем-то вроде саркофага находилось тело матери Адриана. Увидев эту картину, Маринетт долго не могла прийти в себя. Когда Натали обмолвилась, что мадам Агрест не совсем умерла, Маринетт не думала, что эти слова надо воспринимать настолько буквально. Тем не менее на мертвую она точно не походила — скорее на спящую. Спящую уже много лет.       — Она как будто бы в коме, — пояснила Натали. — Не мертва и не жива. Понимаете, как эта ситуация мучительна для Габриэля?       Маринетт кивнула. Она действительно понимала. Когда любимый человек умер — это очень больно, но со временем ты смиряешься и отпускаешь. А вот если вроде как остается шанс, каким бы призрачным он ни был… Так и с ума сойти можно. Маринетт впервые по-настоящему прониклась сочувствием к месье Агресту. Хотя убийства Адриана все-таки не могла ему простить. А с другой стороны, он уже достаточно наказан.       — Придется поместить Эмили в клинику, — тихо произнесла Натали. — Не уверена, что это пойдет ей на пользу — наверняка Габриэль уже испробовал все возможные способы. Но оставить здесь ее не могу, поскольку особняк скорее всего придется продать.       — Продать? — удивленно вскинулась Маринетт — эта новость вызвала горячее неприятие. — Почему?!       Одна мысль о том, что чужие люди будут хозяйничать в комнате Адриана, всё там переделают и уничтожат память о нем, вызывала острую боль.       Натали удрученно кивнула:       — Заложить, по меньшей мере. Мы почти разорены. Даже если показ — с вашей неоценимой помощью — пройдет успешно, у меня не остается средств на содержание особняка. А ведь еще приходится платить гонорар адвокату и прочие, связанные с судом расходы…       Об этом Маринетт совершенно не подумала. Она бы с радостью предложила свою помощь, но у нее не было таких средств. Так что, тяжело вздохнув, она молча кивнула. Ну, в любом случае, мадам Агрест в больнице будет, наверное, не хуже, чем здесь. Правильно?       Едва Маринетт покинула особняк, как у нее зазвонил телефон. Она подпрыгнула — во время этого странного посещения она совершенно забыла об окружающем мире. Она была уверена, что это родители хотят напомнить ей, что надо бы и отдыхать иногда. Но это оказалась Алья.       — Подруга, ты куда пропала? — тут же воскликнула та, даже не поздоровавшись. — Я тут, понимаешь, возвращаюсь в Париж, первым делом прихожу к тебе, а тебя и дома нет. В восемь вечера! Чем ты занимаешься?       Восемь? Маринетт бросила недоверчивый взгляд на часы — она и не заметила, когда стало так поздно.       — Не тараторь, Алья, — ответила она. — Разве мои родители не рассказали тебе, чем я занимаюсь?       Алья фыркнула:       — Рассказали. До сих пор не могу поверить. И это всё равно не объясняет твое отсутствие. Ты изобрела новый способ не думать — загонять себя работой до смерти?       Тут Алья ойкнула, сообразив, что ляпнула, и совсем другим тоном тихо произнесла:       — Извини, я не то хотела…       — Ничего, — перебила ее Маринетт, не дав договорить. — Ты права, мне стоит иногда вспоминать об отдыхе. Но в любом случае, я уже иду домой.       — Отлично, — Алья немедленно вернулась к жизнерадостному тону. — Тогда жду тебя.       Маринетт с улыбкой покачала головой, нажав кнопку отбоя. Алья всё лето провела с Нино у родственников в провинции и, едва вернувшись, тут же примчалась к Маринетт. Не то делиться впечатлениями, не то проверить моральное состояние подруги. А может, то и другое сразу. И, как всегда, фонтанировала напористой энергией.       Не успела Маринетт переступить порог родного дома, как на нее налетел с объятиями ураган по имени Алья. Маринетт смеясь обняла ее в ответ, а вскоре подруги уже устроились на диване в гостиной, чтобы обменяться новостями.       Маринетт с радостью воспользовалась беспечной болтовней с подругой, чтобы не думать о мадам Агрест и об этом семействе в целом. К счастью, восторженный рассказ Альи о каникулах, сопровождаемый показом тысячи и одной фотографии и экспрессивной жестикуляцией, прекрасно позволял отвлечься.       Вдруг Алья прервала свой вдохновенный рассказ, чтобы, взяв Маринетт за ладони, проникновенно посмотреть ей в глаза и спросить:       — Ну, а ты как, девочка моя?       Маринетт поморщилась и вздохнула:       — Алья, ты же знаешь, как я не люблю такие вопросы?       — Знаю. Но не могу не спросить.       — Да нормально у меня всё — жива-здорова, как видишь.       — Я спрашивала тебя не об этом.       — Знаю, — Маринетт просто не могла не поддеть подругу, ответив ее же словами. — Но не могу ответить.       Алья хмыкнула и покачала головой, всем своим видом показывая, что не впечатлена ее попыткой поиздеваться. Маринетт снова вздохнула, поняв, что так просто не отделается.       — Ну, правда, Алья, хорошо всё. У меня теперь интересная работа.       — У Агреста, — вставила Алья скептичным тоном, показывающим, насколько она считает сомнительным такой способ забыть о прошлом.       — У Натали Санкёр, — поправила Маринетт.       Алья приподняла бровь:       — А в чем разница?       Маринетт закатила глаза и, надеясь отвлечь подругу от скользкой темы, поспешно сказала:       — Кстати. У нас завтра показ. Хочешь прийти?       — Спрашиваешь! — у Альи аж глаза загорелись. — Это ж прекрасная возможность попрактиковаться в репортажах. Представь, я в качестве летней работы принесу мадам Дюпон репортаж о показе новой коллекции одного из известнейших модных домов Парижа! Маринетт, я тебя обожаю!       Алья порывисто обняла ее, и Маринетт засмеялась:       — Можешь и Нино с собой взять. А потом сходим вместе в кафе.       — Отличный план, подруга! — одобрила Алья.