Не сдавайся

      Маринетт подглядывала из-за кулис на подиум и зрительный зал, изо всех сил пытаясь унять дрожь в руках. Репортеры рыскали вокруг, щелкая камерами, поджидая сенсацию. Конкуренты переговаривались с довольными улыбочками — явно уже готовясь к окончательному провалу дома «Агрест». Сердце бешено колотилось, горло сжимало, и у Маринетт было ощущение, что она вот-вот рухнет в обморок. А упорно вертевшаяся в голове мысль, что лучшая модель их фирмы больше никогда не выйдет на подиум, нисколько не добавляла спокойствия и хорошего настроения.       Вдруг на плечо легла чья-то ладонь, и Маринетт подпрыгнула — в буквальном смысле. Натали улыбалась одновременно весело и сочувствующе:       — Не надо так нервничать, Маринетт. Вы сотворили настоящее чудо — уверена, мы сегодня произведем сенсацию.       Маринетт лишь вздохнула — ей бы такую уверенность — и снова выглянула наружу. В первом ряду устраивались Алья и Нино. Они повертели головами — явно искали ее, — а потом, о чем-то переговорив, сели в кресла. Маринетт и хотела бы выйти к друзьям, но ноги стали будто ватными и приросли к полу. Ничего — они поговорят после показа. Однако присутствие в зале двух сочувствующих людей помогло ей хотя бы относительно взять себя в руки.       А всего лишь через несколько минут после начала показа Маринетт успокоилась окончательно. Она прекрасно видела гримасы зависти на лицах конкурентов и восхищенные перешептывания репортеров. Они сделали это. Они смогли возродить фирму! Во всяком случае, начало положено.       Когда показ подошел к концу, зал бурно аплодировал — почти единодушно. Маринетт едва удержалась от восторженного визга. Вместо этого, порывисто развернувшись, она бросилась Натали на шею.       — Мы сделали это! — торжествующе воскликнула Маринетт, а потом, смутившись своего порыва, покраснела и отступила.       Ошарашенное выражение на лице Натали быстро сменилось теплой улыбкой.       — Да. Поздравляю с победой, Маринетт.       — Нет, — она яростно помотала головой. — Не меня. Это наша общая победа.       И Натали улыбнулась еще шире, согласно кивнув:       — Наша общая.       Не успела Маринетт опомниться, как Натали взяла ее за руку и вывела на подиум, чтобы официально представить собравшимся представителям мира моды и прессе:       — Наш новый ведущий дизайнер — мадемуазель Дюпен-Чен.       Оказавшись под прицелом множества внимательных изучающих взглядов, Маринетт невольно съежилась и едва подавила желание сбежать и забиться в какую-нибудь щель. Защелкали, ослепляя вспышками, фотоаппараты, только усиливая желание оказаться как можно дальше отсюда.       «Да в конце концов, я же была Ледибаг! — сердито сказала себе Маринетт. — Мне не впервой оказаться в окружении репортеров». Но в те времена на ней была маска, дарившая ощущение, что всё происходит как бы не с ней. Сейчас Маринетт оказалась полностью на всеобщем обозрении, и это заставляло жутко нервничать.       Собрав волю в кулак, она всё же сумела вскинуть голову и улыбнуться на камеры. Кажется, после этого они защелкали еще усерднее. И тут Маринетт наткнулась на взгляд карих глаз Альи, которая ухмыльнулась ей и показала большой палец. Сразу стало легче, и Маринетт уже гораздо искреннее улыбнулась в ответ.       Но самое сумасшествие началось немного позже, когда журналисты окружили ее и начали наперебой сыпать вопросами.       — Мадемуазель Дюпен-Чен, что заставило вас прийти в эту фирму?       — Вас что-то связывает с Габриэлем Агрестом?       — Как вы относитесь к тому, что он являлся Бражником?       — Вы считаете, у фирмы есть будущее?       И так далее, и так далее. Маринетт начала понимать, что месье Агрест был прав, общаясь с широкой публикой только посредством видеосвязи. Бесчисленные вопросы сыпались на нее со всех сторон с такой скоростью, что она не всегда успевала реагировать. И ладно бы еще касающиеся работы — так ведь ее спрашивали и о личной жизни. Маринетт всегда это раздражало — еще с тех пор, как она была Ледибаг. Ей дико хотелось закричать: «Оставьте мою личную жизнь в покое!» — но она сдерживалась. И опять ее спасла Алья — появившись за спинами других репортеров, она помахала Маринетт и заговорщицки улыбнулась. И на волне вдохновения Маринетт заявила:       — Сожалею, господа, но эксклюзивное интервью я дам только мадемуазель Сезер.       Вокруг раздался глухой ропот, зато Алья засияла победной улыбкой и, гордо вскинув голову, пробралась вперед.       С неоценимой помощью Натали недовольно ворчащих репортеров удалось разогнать, и, появившись на обязательном фуршете, Маринетт потихоньку скрылась с Нино и Альей, чтобы отправиться в небольшое кафе. Только там, устроившись за столиком у окна, она смогла выдохнуть и расслабиться.       — Поздравляю, подруга! — с широчайшей улыбкой произнесла Алья, садясь рядом. — И серьезно рассчитываю на обещанное интервью.       — Куда ж я теперь от тебя денусь, — с притворным недовольством пробормотала Маринетт, тут же лучезарно улыбнувшись в ответ.       Алья деловито достала из сумочки неизменный телефон и включила режим записи. Пока они ждали, чтобы им принесли заказ, Маринетт давала самое настоящее интервью.       — Шикарно! — подвела итог сияющая Алья. — Завтра же отнесу мадам Дюпон статью. Может, меня даже напечатают — в «Пари Матч», например — представьте себе…       Алья мечтательно вздохнула, и Маринетт с Нино рассмеялись. Алья училась в Школе журналистики Сиенс По и относилась к учебе с неменьшими рвением и страстью, чем в свое время к Ледиблогу. Впрочем, и Нино, поступивший после окончания лицея в Высшую национальную школу телекоммуникаций, и Маринетт, выбравшая институт моды и дизайна Марангони, были увлечены не меньше Альи.       — Как прошли каникулы в провинции? — спросила Маринетт, когда официант принес им заказ.       — Чудесно! — с прежним энтузиазмом ответила Алья, а Нино согласно кивнул. — Всегда любила Бретань — потрясающе живописные места, размеренная деревенская жизнь, умиротворение.       — Ей там стало скучно через пару дней, — вставил Нино с лукавой ухмылкой.       — Неправда! — возмутилась Алья. — Я прекрасно проводила время…       — С телефоном в руках и не вылезая из интернета.       — Я делала заметки для будущей статьи!       Маринетт рассмеялась. Давно она не чувствовала себя так беспечно и легко, как сейчас, наблюдая шутливую перепалку друзей.       — В курсе про Хлою? — резко сменила тему Алья, повернувшись к Маринетт.       Та удивленно покачала головой — она давно ничего не слышала про бывшую одноклассницу, да и не стремилась слышать.       — Девочка моя, — с театральным трагизмом вздохнула Алья. — Почему я, только что приехавшая из провинции, уже знаю больше, чем ты, всё лето просидевшая в Париже?       Маринетт весело пожала плечами:       — Может, потому что меня это не особенно интересовало?       Алья выразительно фыркнула.       — Хлоя поступила в Высшую школу на иностранные языки! — тоном журналистки, сообщающей неслыханную сенсацию, сказала она. — Можешь себе представить? Наверняка папочка кому-то хорошо заплатил.       — Да ладно тебе, Алья, — попыталась быть справедливой Маринетт. — При всем ее стервозном характере, мозги у нее есть.       — Может и есть, но она ими не пользуется, — возразила Алья.       — Не пользовалась, — уточнила Маринетт.       — Да с каких пор ты ее защищаешь? — с некоторым возмущением удивилась Алья.       Маринетт пожала плечами. Во-первых, Хлоя менялась, еще когда они учились в лицее — должна же она была когда-то повзрослеть. Но что Маринетт совершенно не хотелось объяснять Алье — Хлоя была подругой детства Адриана, он тепло относился к ней. А всё, связанное с Адрианом, было дорого для Маринетт как память. И в конце концов — они уже не дети, давно пора забыть старые школьные распри.       Алья хмыкнула, но, к облегчению Маринетт, продолжать пререкания не стала, и разговор перешел на более нейтральные темы.

***

      Как и предсказывала Натали, успешный показ принес им деньги, чтобы держать фирму на плаву и даже пригласить несколько новых сотрудников, но всё же недостаточно. Как и собиралась, она заложила особняк — все-таки сразу продать рука не поднялась. Мадам Агрест Натали поместила в частную клинику за городом, принадлежащую однокласснику Габриэля, который согласился заняться его женой только за стоимость медикаментов.       У Маринетт же началась учеба — она едва успела прийти в себя после показа (1). Летняя работа в фирме смогла научить ее тому, что не удавалось до сих пор никому: вставать вовремя и не опаздывать. Она даже не поехала на автобусе, а спокойно прошлась от дома пешком, воспользовавшись хорошей погодой, любуясь знакомыми с детства улицами центра Парижа и мысленно обдумывая новые дизайны, которые можно было бы предложить Натали.       — Маринетт, ты ли это? — окликнул ее знакомый голос возле дверей в институт. — Неужели ты научилась не опаздывать?       Обернувшись, она обнаружила ехидно улыбавшуюся однокурсницу Сюзанну. Та посвежела и загорела за лето. И коротко постригла светло-русые волосы, что ей очень шло.       — Привет, Сюзанна, — лучезарно улыбнулась Маринетт и философски пожала плечами: — Всё меняется.       — Вижу, — с едва уловимой насмешкой заметила та.       Девушки обнялись, поцеловав друг друга в щеки, и Сюзанна продолжила с искренним восхищением:       — Видела тебя позавчера в новостях. Я потрясена! Просто потрясена. Слушай, чему тебе учиться — ты уже создала коллекцию, которая произвела фурор!       Маринетт смущенно покраснела. Почему-то она совершенно не подумала о том, что о ее дебюте немедленно узнают все однокурсники и теперь не отвертеться от любопытства, поздравлений и, вполне возможно, зависти.       — Ничего особенного я не сделала, — отмахнулась она. — Только довела до конца начатое месье Агрестом.       — Да ладно тебе прибедняться! — возразила Сюзанна. — Все мы знаем, кто в нашей группе самый талантливый.       Маринетт улыбнулась, покачав головой.       Болтая, они дошли до конференц-зала, в котором проводилось общее собрание в начале учебного года. Стоило войти в просторную аудиторию, как их тут же окружила любопытная толпа. Маринетт расспрашивали, поздравляли, обнимали. Были и такие, кто отпускал в ее адрес язвительные шпильки — похуже, чем Хлоя в свое время. Маринетт старалась не обращать на них внимания. Если она собирается посвятить себя миру моды, стоит привыкать к конкуренции и зависти.       Суматоху прервало появление месье Армана, который велел всем успокоиться и садиться.       — Мадемуазель Дюпен-Чен, — с четко различимым сарказмом произнес он, — не думайте, что раз вы теперь звезда, вам будут делаться поблажки.       Маринетт вспыхнула до корней волос, но сумела дерзко ответить:       — Даже и не надеялась, месье.       Он отрывисто кивнул, больше не обращая на нее внимания, но Маринетт успела заметить, как уголки его губ дрогнули в сдерживаемой улыбке. Месье Арман был строгим и требовательным профессором — студенты боялись его как огня, но Маринетт всегда нравился его профессионализм: благодаря ему она многому научилась.       — По-моему, он к тебе неравнодушен, — прошептала Сюзанна, ухмыльнувшись, но тут же сделала невинное лицо, когда месье Арман бросил на нее суровый взгляд.       Маринетт предпочла проигнорировать подколку. Учебный год начался.       Теперь Маринетт гораздо меньше времени могла уделять фирме. Но совсем уходить не стала, как собиралась вначале. Слишком дорога ей была работа, о которой она мечтала с раннего детства. Слишком интересно оказалось. Слишком сдружилась с коллегами. К счастью, здание института находилось совсем рядом со зданием фирмы, и Маринетт могла заглядывать туда не так уж редко.

***

      В тот воскресный день Маринетт сидела в Люксембургском саду, корпя над эскизами. Погода стояла чудесная: теплая и солнечная. Деревья едва-едва начали желтеть, придавая Люксембургскому саду особую прелесть. Маринетт любила раннюю осень, когда слегка пожелтевшая листва по-особенному сказочно выделялась на фоне ярко-синего неба.       Впрочем, сейчас она не обращала внимания на красоту окружающей природы, полностью погрузившись в эскиз женского брючного костюма. Как и не обратила внимания на внезапно возникшую в окрестностях не совсем здоровую суматоху. От творчества Маринетт заставил оторваться только раздавшийся где-то за пределами Люксембургского сада превышающий человеческие возможности крик:       — Любите друг друга! Берегите друг друга!       Маринетт удивленно вскинула голову и огляделась.       Парк был полон горячо обнимавшихся людей. Они отстранялись друг от друга, только чтобы что-то сказать с радостными лицами, а потом снова обнимались. Маринетт удивленно поморгала. Может, сегодня какой-нибудь праздник объятий, а она и не знала?       И вдруг над деревьями появилась странная фигура, летящая на облаке. Фигура была облачена в клоунский красно-желтый наряд и разбрасывалась направо и налево розовыми лучами. Люди, в которых они попадали, в свою очередь, начинали обниматься с ближайшим встречным.       Маринетт подпрыгнула, едва не выронив скетчбук и карандаш, и на автомате начала выискивать укромное место для трансформации, когда вспомнила, что после смерти Адриана сама отдала серьги Мастеру Фу. И только тогда ее поразило осознанием: брошь Мотылька тоже вернулась к Хранителю, бывший Бражник давно сидит в тюрьме, так откуда взялась в городе акума? А то, что это именно акума, Маринетт не сомневалась ни секунды — слишком знакомая картина.       С ловкостью, порожденной опытом множества битв, она увернулась от очередного розового луча и огляделась, ожидая появления героев. Ведь, наверное, Мастер Фу доверил кому-то другому камни чудес? И сейчас здесь появится новая Ледибаг. Новый Черный Кот. Эта мысль вызывала одновременно любопытство и боль. Маринетт не была уверена, что сможет спокойно видеть чужого парня на месте драгоценного напарника.       Однако время шло, а герои не появлялись, и злодей беспрепятственно продолжал творить свое черное дело. Хотя, если подумать, не такое уж и черное: люди вокруг явно были счастливы. Тем не менее Маринетт не могла оставить всё, как есть. Прячась за деревьями, она пробралась к выходу из Люксембургского сада и помчалась к Мастеру Фу.       Маринетт только переступила порог его дома и даже не успела ничего сказать, как Мастер Фу флегматично заявил:       — Я надеялся, что ты придешь ко мне, Маринетт.       Она застыла, пораженно уставившись на него.       — Э? — было всё, что она сумела произнести.       Вайзз, вылетевший из-за спины Мастера и зависший над его головой, тихонько захихикал. Маринетт мотнула головой, пытаясь взять себя в руки, и спросила:       — Разве вы не собираетесь найти новую героиню?       — Зачем? — с прежней невозмутимостью ответил мастер Фу. — Ты прекрасная Ледибаг, никто не справится лучше.       — То есть вы хотите вернуть мне серьги? — Маринетт распахнула глаза еще шире.       Мастер Фу просто кивнул. Маринетт сглотнула. Снова стать Ледибаг? На самом деле, это была весьма соблазнительная идея. Она скучала по Тикки, скучала по сверхспособностям, по веселым пробежкам по Парижским крышам. Но… Но теперь не будет рядом верного Кота, чтобы помочь, защитить, подбодрить, рассмешить. Маринетт прикусила губу и заставила себя не думать об этом. Сейчас главное — защитить город. С остальным она разберется позже.       — Хорошо, — решительно кивнула Маринетт. — Я согласна.       Мастер Фу улыбнулся с таким видом, словно и не сомневался в ее ответе, после чего повернулся к стоявшей на столике шкатулке, чтобы открыть ее.       Дрожащими руками Маринетт взяла знакомую восьмигранную коробочку и достала оттуда красные серьги. На мгновение закрыв глаза, она вздохнула и решительно надела их. Возникшая в воздухе Тикки радостно улыбнулась:       — Я так счастлива снова видеть тебя, Маринетт! — воскликнула она.       — Я тоже, Тикки, — Маринетт невольно засмеялась и протянула ладони, чтобы взять в них крошечную подружку и прижать к лицу.       Как же она скучала по своей квами! Пожалуй, зря она тогда поддалась порыву и вернула Хранителю серьги. Пережить трагедию с поддержкой Тикки было бы гораздо проще. Но больше она не совершит такой глупости. Маринетт решительно выпрямилась:       — Тикки, трансформируй меня!       Почти с восторгом она чувствовала, как волшебный костюм знакомо обтягивает тело, как ложится йо-йо на бедро, как приходит ощущение силы.       — Вперед, Ледибаг, — улыбнулся Мастер Фу, когда трансформация закончилась.       Она улыбнулась в ответ и, уже выходя, заметила:       — Я вернусь после — мне надо многое у вас спросить.       Мастер Фу кивнул с само собой разумеющимся видом.       Найти акуманизированного было совсем не сложно. Его ярко-желтая фигура, летящая над крышами домов, была заметна издалека. Не говоря уже о то и дело сверкавших розовых лучах. Перелетая с помощью йо-йо с крыши на крышу (и чуть не плача от полузабытого восхитительного ощущения полета), Ледибаг в итоге опустилась на вершину Триумфальной арки — прямо на пути движения злодея. К ее растерянности, злодей не обратил на нее ни малейшего внимания. Ни тебе требования отдать камни чудес, ни попыток поймать-связать-покалечить, ни пафосных речей и объявления не менее пафосного имени. Он просто продолжал одаривать всех подряд своим «счастьем». «Какая-то это неправильная акума», — с нервным смешком подумала Ледибаг.       — Эй! — окликнула она злодея. — Чего ты хочешь?       Тот завис в воздухе на своем облаке и объявил:       — Чтобы люди были вместе и не отталкивали близких из-за собственной глупости, — а, разглядев ее, скорбно заметил: — Ледибаг! Совсем одна теперь, без верного напарника…       Ледибаг вздрогнула и невольно сжала кулаки. Но не успела она разозлиться на такую попытку сыграть на ее чувствах, как злодей вскрикнул и, сморщившись, сжал голову обеими руками. Будто от пронзительного звука, который слышал только он. Учитывая его высказывание про Черного Кота, Ледибаг даже догадывалась, что это мог быть за вой в голове. И это доказывало, что бабочку наслал все-таки месье Агрест. Но как?       Она на миг зажмурилась, прогоняя лишние мысли — об этом можно подумать потом, — и присмотрелась к злодею, пытаясь понять, где прячется акума. Он был одет так, будто собирался работать клоуном на детской вечеринке. А из кармана бордовых шаровар выглядывал уголок листа бумаги. Ледибаг прищурилась, внимательно приглядываясь к этому листку, и кивнула себе. Наверняка акума там. И только в последний момент спохватилась, чтобы привычно не повернуться сообщить о своих выводах напарнику. Напарнику, которого больше не было.       Определенно, возвращение к геройской деятельности потребовало от нее куда больше моральных сил и выдержки, чем она предполагала. В очередной раз подавив боль и горечь, Ледибаг прыгнула к облаку противника, который жалобно стонал, по-прежнему держась за голову:       — Перестань, перестань, перестань…       Уже в полете она раскрутила йо-йо, выхватила листок бумаги из кармана злодея и швырнула йо-йо обратно к Триумфальной арке, чтобы вернуться на твердую поверхность. После чего поспешно разорвала бумагу, освобождая бабочку.       Когда чудесная сила вернула всё на место, Ледибаг спустилась на площадь и подошла к растерянно озиравшемуся мужчине лет сорока.       — Ледибаг?! — поражено уставился он на нее. — Но я думал… Что случилось?       — Теперь всё в порядке, — она сочувствующе положила ему ладонь на плечо. — В вас вселилась акума, но теперь всё хорошо. Вы что-нибудь помните?       — Я не… Я был расстроен. Я очень виноват перед сыном и хотел загладить вину. Но его мать не подпускает меня к нему — говорит, я не достоин.       Мужчина удрученно повесил голову, и Ледибаг подбадривающе сжала его плечо. Виноват перед сыном… Совпадение? Она сильно в этом сомневалась.       — Но я думал, Бражник побежден — навсегда? — мужчина снова вскинул голову, чтобы вопрошающе посмотреть ей в глаза.       Ледибаг кивнула:       — Побежден. И я пока не знаю, что происходит, но обязательно разберусь. Обещаю. А вы попробуйте все-таки наладить отношения с сыном и его матерью без столь радикальных средств.       Она улыбнулась, и мужчина робко улыбнулся в ответ.       — Ну, мне пора, — добавила Ледибаг, заметив, как к ним начинают собираться любопытные и даже парочка репортеров.       Раскрутив йо-йо, она ускользнула на крышу ближайшего здания. Ей надо срочно обсудить происшедшее с Мастером Фу.