***
Но уже через пару минут после того, как они устроились за одним из самых удобных столиков в изысканном итальянском ресторане, выбранном Зеном, она поняла, что он не так глуп, чтобы открыто высказывать враждебность по отношению к ее приятелю. Совсем наоборот — он проявил самый глубокий интерес к работе Рена, на его губах появилась сочувственная улыбка, когда Рен начал увлеченно рассказывать об одном из своих главных героев. — Что ты будешь есть, Шираюки, — спросил он с необыкновенной учтивостью. — Или, может быть, хочешь, чтобы я сделал заказ для тебя? — Нет, благодарю, — ответила она нежно и, повернувшись к официанту, сделала заказ на ломаном итальянском, чем вызвала на лице Зена выражение полного изумления, что в свою очередь озадачило ее. — Я и не знал, что ты говоришь по-итальянски! — с восхищением воскликнул друг девушки. — Да вообще-то нет, — сказала она дрожащим голосом, поняв, что чуть было себя не выдала. — Так, немножко. Когда-то, пытаясь выучить этот язык, думая, что он сможет сблизить их, она мучилась над учебниками, надеясь, что хоть это спасет их несчастливый брак. Но, разумеется, это не помогло. Сначала красноволосая пробовала говорить по-итальянски во время своих еженедельных поездок в Италию в магазинах, но продавцы не могли понять, почему супруга Вистерия сама покупает овощи, вместо того, чтобы послать в магазин прислугу, и намеренно делали вид, что не понимают ее. Она вспомнила, как Зен бесцеремонно уводил ее с торжественных обедов, сконфуженный ее неловкими попытками освоить незнакомый язык. И после нескольких месяцев безнадежных опытов она сдалась, вернулась и к родному языку, и к привычной уже для себя роли посторонней. И вот, им принесли изысканную еду, и наши герои приступили к еде, но Зен внимательно смотрел на жену. — У тебя усталый вид, Шираюки. Наверное, очень утомилась сегодня? Она прикусила губу, надеясь, что он не сумел прочитать ее мысли, догадаться о том, что она вспоминает их близость. Что она с собой делает? Она кивнула. — Да. Я действительно очень устала. Зен заплатил по счету и, помогая ей надеть куртку, слегка коснулся руками ее плеч. Она удивилась, поняв, что ее муж собирается отвезти домой сначала ее, а потом Рена. Неужели она надеялась, что он опять станет приставать к ней? Ну что ж, он до нее не дотронулся. И плетясь в ванную, чтобы почистить перед сном зубы, она думала, почему же то чувство, которое она сейчас испытывает, больше похоже на разочарование, чем на облегчение.***
Следующий день начался неудачно. Шираюки пыталась уснуть всю ночь, под утро забылась беспокойным сном и в результате проспала. Доехать на общественном транспорте до театра было уже просто невозможно, и ей пришлось взять такси, хотя денег в кошельке едва хватило. Копаясь в сумочке в поисках монет, она подумала, что рано или поздно ей придется возвращаться на грешную землю. Она выглядела ужасно. Может быть, ей придется привыкнуть к бессоннице, к тому, что всю ночь она будет ходить взад и вперед по комнате, повторять среди ночи свою роль в напрасной попытке забыть о Зене. Она тоном замаскировала тени под глазами, однако все же синева осталась, и не заметить ее было невозможно. Но легче сказать, чем сделать, потому что, как только она вошла в театр, то обнаружила, что Зен является основной темой разговоров и что буквально каждый полон решимости говорить только о нем. Очевидно, на прошлой неделе он пригласил Кики, Мистухиде, и Фила в ресторан, чтобы отметить начало своего спонсорства. Войдя в репетиционный зал, увидела, что Кики рассказывает завороженным слушателям о том вечере. — Можете мне поверить, даже если бы я умирала от голода, я бы и не посмотрела на еду, когда такой мужчина, как господин Зен, сидит напротив. Ни одна женщина в ресторане не спускала с него глаз. Даже официантка смотрела на него так, будто была готова съесть его; можете мне поверить, — сказала она, жеманно улыбаясь. — У меня было такое же желание, как и у официантки! Раздался взрыв хохота, и Шира натянуто улыбнулась, злясь на себя за то, что ее волнует, как вела себя Кики с Зеном. Девушка ждала, пока начнется репетиция, и жалела, что не надела свитер в комнате было прохладно. — Еще не начинаем, — сказал Фил. — Немного посидите, выпейте кофе. Актеры с радостью подчинились. Шираюки села на табурет рядом с Митсухиде, наслаждаясь крепким черным кофе. — Тебе получше? — спросил главный герой пьесы. — Получше? Он удивленно поднял брови. — Короткая у тебя память, дорогая, — поддразнил он ее. — Только не говори, что забыла, как ты эффектно хлопнулась в обморок на прошлой репетиции…Ах, Боже, когда я увидела ЕГО, у меня просто потемнело в глазах! Красноволосая вспыхнула. — Кого его? — спросила еще одна героиня пьесы, обожающая сплетни. — Ты знаешь. — В глазах Митсухиде, устремленных на Шираюки, вспыхнули озорные огоньки. — Наш светловолосый ангелок. Загадочный и неподражаемый Зен Вистерия. Кстати, Кики видела, как он выходил из уборной нашей ведущей актрисы. Ходят слухи, что помада ее была размазана по лицу и тушь потекла. Мои дорогие! воскликнул он, упираясь кулаками в бока. — Я полагаю, что наша Шираюки очевидно влюблена! — Да ну тебя, — сказала красновласка, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно весело, поскольку знала, что остановить сплетни в их замкнутом театральном мирке может только юмор и легкомысленное отношение… Митсухиде засвистел с безразличным видом, но тут вошел Фил и позвал всех в репетиционный зал. — Друзья, текст пьесы немного изменен, — объявил он. — Кики внесла в ваши роли необходимые изменения. Были розданы новые варианты текста, и они принялись их изучать. Место действия пьесы было изменено. Если в первоначальном варианте действие шло на юге Франции, то сейчас оно было перенесено в парижскую квартиру. Она в полном недоумении посмотрела на Фила. — Но мне придется менять все свои костюмы, — заметила она. — Я знаю, — согласился режиссер. — Наташа говорит, что это будет нетрудно сделать. Митсухиде помахал в воздухе своим экземпляром: — Извините, что напоминаю, но теперь нам с Широй придется быть в «легкой летней одежде», в то время как раньше мы были в купальных костюмах. — Ну и что? — Ой, да ладно! — сказал Митсухиде. — Давайте не будем притворяться. Театральная публика любит смотреть на красивое, а мы лишим ее такой возможности, прикрыв ноги Шираюки! И вам нравятся эти изменения? Он кивнул и водрузил на нос очки, показывая тем самым, что дискуссия окончена. — Разумеется, мне это нравится. Может быть, мы все-таки начнем? Спектакль должен пойти на следующей неделе, и наш новый спонсор рассчитывает хоть что-то заработать на нем.***
Она добралась до дивана, как раненый зверь, после трудной репетиции. И начала лежа думать снова о ее муже — Зене. Она вздохнула, вспомнив слова, сказанные им много лет назад… — Я люблю тебя. Шираюки с недоверием смотрела на красивого мужчину, стоящего перед ней. — Что? Он улыбнулся: — Я тебя люблю. Она издала гортанный звук и приникла к нему, прижимая свои пальцы к его губам, чтобы он поцеловал их. И глядя в его стальные глаза, она с несвойственной девятнадцатилетней девушке проницательностью поняла, что он впервые в жизни произнес эти слова. — О, Зен, я так люблю тебя. Никак не могу поверить, что ты чувствуешь то же самое. — Мне самому трудно в это поверить. — Он сдержанно засмеялся. — Как громом меня поразило, — прошептал он и поцеловал ее. Чувствуя, как в ней нарастает уже знакомая теплая волна, она тихо застонала, ее руки стали гладить его мускулистую грудь, однако он, как всегда, взял ее за руки, поднес их к губам и поцеловал. — О, нет, — протестовала она. Он всегда контролировал свое поведение, и иногда это ее обижало. Как бы ни были прекрасны их ласки, у него всегда хватало силы воли отстраниться, как будто он не испытывал той страсти, которая захлестывала ее. — О, да, — передразнил он ее. А затем неожиданно его голос стал нежным, таким же нежным, как и его взгляд. — Мы должны пожениться, дорогая. И как можно скорее. Я больше не могу ждать. Они были знакомы не более трех месяцев, и она не могла поверить тому, что услышала. — Пожениться? — переспросила она. — Ну, конечно. Такое чувство слишком редко встречается, чтобы им пренебрегать. Я всегда, — проговорил он тихо, как бы себе самому, — всегда сомневался, что подобное чувство действительно существует. Ей было девятнадцать, и с дерзостью, свойственной юности, она спросила: — А как же моя актерская карьера?- Голубые глаза сверкнули, когда он наклонил голову, чтобы прижаться губами к ее шее. — Карьера? — прошептал он. — В данный момент карьера меня интересует меньше всего, моя дорогая. Ты уже почти завершила учебу. Можешь работать, если хочешь. Мы всю неделю будем жить в Кларинсе, а с пятницы по воскресенье — в Италии. Так что можешь подогнать свою работу к этому ритму. Ну что, тебе от этого стало легче? — Даже очень, — ответила она едва дыша. — А что сделает тебя еще счастливее? — спросил он. — Это? — Его губы опять прижались к ее шее. Она ощутила, как его рука скользит по ее спине, затем ниже, он сильным движением прижал свою еще тогда будущую жену к себе так, что она почувствовала, как пульсирует его возбужденная плоть, ее глаза утонули в его голубых затуманенных любовью и желанием глазах. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — повторил он хрипло.