***
— Мам… — девочка забавно протянула до боли привычное слово. — А можно я пойду на улицу? — Только после того как поешь, — голос девушки казался непринуждённым, даже отдалённым. — Иначе сил не будет снова драться с Бакуго-чаном. Изуми помнила тёплую улыбку и приятные прикосновения к своей щеке. Губы, говорящие столь нежные слова. Их лёгкий поцелуй в лоб. И карие глаза, полные слёз. Точно… Мама часто плакала, когда дочери не было. Один раз Изуми видела её слёзы, которых девушка сама не заметила. Только подрастая, школьница поняла их причину. — Мам… А у меня есть папа?***
Я отчётливо помню тот день. Он казался совсем обычным на первый взгляд. Мама проводила до школы, дала обенто* и поцеловала. Помню, как я была из-за чего-то обижена на неё, поэтому неохотно приняла заботу и так же не заинтересовано попрощалась. Если бы я знала, что тогда попрощалась в последний раз, то обняла бы её, сказала бы быть осторожнее, внимательнее. В школе, как обычно, Каччан хотел со мной подраться, а Изу-чан, который хотел прекратить нарастающую драку… получил больше всех. Мы тогда все отхватили от учителя. Я бы всё отдала, чтобы вернуть всё на круги своя. Я терпела бы все выходки Кацуки и не давала обидеть Изуку. Они оба были для меня, как братья, у которых всенепременно чересчур натянутые отношения… Примерно после пары уроков учитель неожиданно отпустил меня домой. Я не понимала, думала, что это из-за Каччана. Я думала, что учитель позвонил маме и сказал про моё поведение, а она в свою очередь попросила отвезти меня домой в наказание. Кажется, я понимаю, почему дядя Чизоме считает меня наивной. Помню, как тогда я даже синяк оставила на Бакуго. До сих пор как-то стыдно за себя. Наверное, поэтому я предпочту никогда не трогать его больше. На выходе из школы меня встретили двое полицейских. Они проводили меня домой. Помню, как я напугалась, когда они попросили показать, где мама обычно хранила всякие документы. Я подумала, что они какие-то маньяки. Но я показала им. Мама ведь всегда говорила делать то, что скажут парни в формах. Они искали хоть какоё-то упоминание о моих родных, ведь я толком не могла дать нужные данные. Последние родственники, которых я знала, были на тот момент мертвы. Но я смутно помнила разные голоса, доносившиеся с трубки телефона, по которому говорила мама, закрываясь в комнате. И чаще всего они заканчивались криками одной из сторон. — Думаю, стоит связаться с отцом девочки. — Он ведь только алименты им платит. Думаешь, он возьмёт её? — молодой, дрожащий от волнения голос парня хорошо отпечатался в моём разуме. — Это уже не наши проблемы. Тогда я впервые услышала что-то про отца. Мама никогда даже не заикалась о нём. Я даже забыла о том, чтобы волноваться о причине их вызова. Я всегда думала, что его просто нет… Это было справедливой мыслью. Этому человеку было всё равно и на меня, и на Акиру. Для него я и мама были ещё одним клеймом в обществе. Ошибкой, которую он старался игнорировать и в дальнейшем забыть. Тогда мы поехали туда, где работал отец. Я плохо помню, что там случилось, но… Отца я не увидела. Двое мужчин предпочли просто промолчать об их разговоре с моим ненаглядным отцом. Почему тогда полицейские так долго тянули с правдой? Они думали, что такой маленький ребёнок даже не поймёт, что больше не увидит свою маму? Не почувствует тепло её рук и нежных слов?.. Они посеяли во мне ненависть к несказанным словам. — Твоей мамы больше нет, теперь ты будешь жить здесь. Я хорошо помню эти слова. Первое, что я услышала в том детском приюте. Слова, насквозь пропитанные равнодушием, произнесённые с приторной улыбкой. Им было всё равно. Я была больше никому не нужна. Была по-настоящему одна в таком чужом мире, я думала. Тогда я плакала целую ночь и последующие две. Это то немногое, что я помню, когда жила в детском доме. И ещё совет о том, чтобы перестать плакать, потому что это пустая трата времени. Единственный дельный совет, который я выучила там. Моя мама… Я не знала, что случилось с ней. Воспитатели не говорили мне или даже не интересовались о причине моего пребывания здесь. Я лишь знала, что её больше нет. Хорошо, что тогда я не знала, как именно это получилось. Иначе я стала бы сумасшедшей. Ну, более безумной, какая есть сейчас. Дядя рассказал мне о маме, когда я могла это принять и сделать это моей стеной от внешнего мира. Сделать это фундаментом для его дела. После того, как мама проводила меня в школу, она решила пойти в город за покупками. Возможно, хотела просто отвлечься от нахлынувших треволнений. Её можно понять. Незадолго до этого маме пришлось похоронить своих же родителей. Она стала слишком замкнутой, держа всю эту боль в себе. И слишком невнимательной. Если бы не эти факторы, мама бы не завернула тогда за угол. Тогда… не пришлось бы хоронить её так рано и в таком израненном, изуродованном виде. Там, за углом был второсортный злодей, который, наверняка, даже в своей организации считался отбросом. Мама не была сильной. Не могла убежать или вырваться из хватки преступника. И пока её пытались изнасиловать, прямо за стенкой, в местном баре развлекался герой, который решил, что патрулирование города не для него. Позже, выходя из бара, тот заметил окровавленное тело, лежащее в тёмном переулке, сообща лишь об этом в полицию. Так я и дядя лишились чего-то важного — последней надежды в процветание этого бренного мира. Меня забрала из приюта молодая пара, не имеющая детей: моему дяде не дали возможность приютить меня из-за сомнительного безработного образа жизни. Он не особо пытался вырвать меня из детского дома. Думал, что я буду грузом и сочту его сумасшедшим. Даже я начала забывать об его существовании. На тот момент он убивал только преступников, как позже выяснилось. Был линчевателем**, что осуществляет свой собственный суд. Чизоме не особо грезил о том, чтобы обзаводиться сторонниками. Тогда и он считал, что причина зла в мире — злодеи, которые отчасти стали причиной его одиночества. Он ошибался. Молодая семья Хаяши быстро охладела по отношению к своей новоиспечённой дочери. Я ведь пыталась стать для них достойным лучшим ребёнком. Я хотела, чтобы меня кто-то любил. Хотела быть нужной. Но ни успехи в учёбе, ни хорошее поведение никак не влияли на их отношение. И скоро я охладела и к ним. Меня часто выгоняли из дома, чтобы опекуны могли «заняться своими делами». И мне нередко приходилось разгуливать по пустым улицам города в одиночку. Друзей я боялась заводить. Появился страх того, что добавятся люди, которые будут меня презирать. И одновременно скука по старым. В такие моменты было страшно и холодно. В одну из таких прогулок я встретила странного человека, который что-то складывал в какой-то переносной контейнер. Помню, что тот мужчина, завидев меня, быстро перекинул ремень сумки через плечо и укрылся в ближайшем переулке. Я лишь увидела катану за его чуть горбатой спиной. На следующий день рядом с тем местом стояла полиция. Я не могла узнать в этом тёмном силуэте своего дядю. Да и он меня… Когда мне исполнилось одиннадцать… Нет, двенадцать. Дядя всё-таки нашёл меня. Решил, что это меньшее, что можно сделать в честь своей покойной сестры. Я полноценно видела его лишь на её похоронах. Он выглядел вдвойне побитым, чем я тогда. Хаяши было полностью всё равно, с кем я провожу время. Сначала это были простые посиделки в парке, неловкие расспросы о жизни друг друга. Из запоминающегося, помню, как он отдал красивый красный шарф, который связала и носила моя мама. Она очень любила вязать. Я догадывалась о его совсем другой, куда более тёмной стороне жизни. Начала, когда всякий раз чувствовала лёгкий запах крови в его квартире. Дядя Чизоме стал расспрашивать о моём отношении к героям, об их системе. Ему было интересно моё мнение. Тогда, когда я сказала про них что-то, Акагуро рассказал про маму, как она умерла. И оставил меня в раздумьях на целую неделю. Она казалась для меня будто вечностью. Мозг будто самостоятельно находил лишь плохое, негативное в прохожих людях, «героях», злодеях, в мире. Последний неожиданно стал для меня серым и чёрным. Мне нужна была помощь. Я чувствовала, как медленно сходила с ума. Ещё чуть-чуть, и произошло бы непоправимое. И я пришла к тебе, прося совета, стоя на коленях. — Дядя, я не хочу, чтобы кто-то испытывал эту боль… Не хочу, чтобы дети теряли родителей! Не хочу, чтобы те теряли своих детей! Не хочу видеть, как признанные герои так же, как и многие преступники, своей безответственностью и эгоистичностью губят жизни простых людей! Не хочу видеть, как их родственники плачут и разрываются изнутри от боли… Скажи, дядя, почему она умерла? Скажи, чем она заслужила это? За то, что влюбилась не в того? За то, что хотела жить спокойно? Хотела, чтобы я стала героем? Хотела, чтобы я жила?.. Неужели судьба так несправедлива? И ты ответил мне спокойно: — Несправедлива не судьба, а мир. Если хочешь отомстить, возьми в руки клинок и иди в переулок навстречу уличным злодеям. Если хочешь навсегда изменить этот мир, возьми клинок и встань против него, дабы тот проснулся от грязных грёз. Если хочешь, идём со мной. И протянул мне руку, давая мне нож. А я со слезами на глазах лишь крепко обняла тебя. Я до сих пор помню твоё удивлённое лицо тогда. Ты давно не общался с людьми, отвык от тёплых слов. Весь побитый, в щетине и уличной пыли. Тогда я впервые подумала об этом. Вся моя прошлая жизнь, проведённая в поисках цели, блекла по сравнению с этим. Я задумалась о том, чтобы помогать дяде. Я должна была ненавидеть злодеев, один из которых убил мою мать, а не о восстановлении «справедливости». Должна была. И я ненавижу их — это правда. Тогда бы я не спасла Каччана, если бы симпатизировала хотя бы одной из сторон. Но перспектива, которая неслась за кредом дяди, казалась мне более заманчивой. Так я стала девочкой, что следует за Пятном, исчезая под атаками, словно приведение. Так появился напарник Убийцы Героев, известный как Кровавый Призрак. Так я получила своё клеймо, от которого не могу избавиться боле.***
Хаяши спокойно, даже с улыбкой шла от школьного кабинета, проматывая в голове новый учебный день. Изуми даже смогла душевно поболтать с Изуку на переменах. Рядом с ней всё так же неуклюже проскочил Мидория с взъерошенными тёмными волосами. Его движения были одновременно полными уверенности, но не сил. Было даже видно, как его мышцы дрожат от боли под тёмной школьной одеждой. Это и придавало ему неуклюжести. Девушка беспокойно улыбнулась. В детстве он казался менее задёрганным. Видно, Каччан изрядно потрепал того, или, может, Изуми застала его в плохие времена? — Изуми-чан! — голос парня привычно дрожал, произнося её имя. Девушка остановилась, любезно улыбаясь. — О, прости. Я ведь обещала… — Изуми неловко почесала затылок, от чего у той неряшливо выскочила прядь из заколки. Хаяши сама не заметила, как в руках парня появилась какая-то толстая тетрадь с подожжённой обложкой. Даже вещи Изуку получали от этого блондина. Школьница скромно сжала плечи. — Я практически не помню действия твоего квирка. Расскажешь? — неловко напомнил Мидория, чуть ли не дрожа от нетерпения. — Ну… — тёмноволосая медленно вздохнула, подмечая, что странная привязанность друга к причудам всё так же присутствовала. И, наверняка, эта странность сыграет положительную роль в будущем мальчишки. Хаяши осторожно думала о том, что вдруг он станет полицейским и будет искать преступников, основываясь на их собственных квирках? При этой мысли девушка должна начать опасаться своего друга. — Я не знаю с чего начать, — выдавила из себя тёмноволосая, зажмурившись и скромно улыбнувшись. Изуми не очень-то торопилась. Она раньше никогда не думала, что её квирк придётся кому-то объяснять по полочкам в мирных целях. Хотя, ей не привыкать. Когда-нибудь девушку же поймает один не малоизвестный герой? Это может быть даже опасно, попади эта тетрадка не в те руки. Например, в её или Чизоме. — Просто могу становиться бесплотной. — А как же одежда?.. То есть, я видел, как ты могла применить квирк на посторонних предметах и даже на Каччане… — Изуку вдруг схватился за подбородок, всё ещё держа ручку и нервно что-то нашёптывая. Ученица мало что разобрала в этом бормотании. — … Тогда твои способности крайне многофункциональные… — Ты меня пугаешь, Изу-чан, — Хаяши неловко провела руками в воздухе, смотря, как бы никто не смотрел на них. Вдруг глупая улыбка пропала, как только Хаяши заметила стоящую возле классного кабинета фигуру в школьной форме, смотрящую на неё так, будто она — враг всех людей. Красные глаза блондина подозрительно начали хмуриться. Девушке стало стыдно и смешно одновременно. С одной стороны хотелось проигнорировать этот оценивающий взгляд, покопаться в причине такого отношения, а с другой — подойти и сказать: «Чё пялишь?». — Но если ты злоупотребишь квирком, фактически ты можешь… Изуми-чан? — Изуку вдруг отошёл от своих размышлений, заметив, как одноклассница беспокойно смотрела в пол, и перестал писать заметки. Услышав своё имя, Хаяши вздрогнула, пытаясь улыбнуться. Ей было неприятно, что заставила кого-то волноваться. — Прости, — девушка по-доброму сомкнула ладони, будто просила прошение. — Видно, ты сам без меня разобрался! — дружелюбно воскликнула Изуми, видя, как парнишка уже исписал целую страницу. Даже зарисовку сделал, от чего Хаяши медленно начала заливаться краской: её никогда не рисовали. Мидория вдруг ошеломлённо посмотрел на коридорные часы, начиная волноваться насчёт своих тренировок. — Увидимся завтра, Изуми-чан! — школьник дал понять, что ему пора. Мальчишка быстро закинул свою тетрадь в сумку вместе с ручкой и встревожено побежал по коридору, не забыв помахать рукой в знак прощания. — Да… Увидимся, — школьница грустно улыбнулась, смотря в спину друга. Она вспомнила, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Теперь ей остаётся лишь ждать завтра, чтобы поговорить с Изуку — единственное, что радует её в школе. В любой другой вряд ли Хаяши сказала хотя бы лишнее слово своим одноклассникам. Она не видела необходимости в словах. Но эти двое, пожалуй, приятное исключение. Если дядя сказал, что его родственница должна «поступить на героя», то ей, как минимум, нужны социальные навыки: если Хаяши начнёт общаться со всеми, как Чизоме, то её быстро сочтут за сумасшедшую. Сзади вдруг кто-то неприятно окликнул кого-то, будто тот обращался к самому злу. Девушка рада, что никто, кроме Каччана, не считают ту таковой. — Эй, ты не слышишь, дура?! К тебе обращаюсь! Изуми измученно выдохнула, уже готовясь к новой порции оскорблений. Иллюзия того, что девушка спокойно пойдёт домой, исчезла, словно призрак. Видно, недолго Кацуки продержался, не трогая ей нервы последний месяц, что было крайне подозрительным. Хаяши настороженно повернулась к источнику недовольного шума. Тот грозно приближался к ней, словно волк к лисе. Кажется, она скоро привыкнет к нему. Почему? Девушка сама не знала. — Нужно поговорить, — угрожающе произнёс Бакуго, показывая клыки. Изуми чуть побледнела. Обычно такими словами нарываются на драку. А при мысли о том, что школьнице придётся лишний раз использовать причуду, та покрылась мурашками. Хаяши ведь и правда начала сомневаться в своих силах. Кацуки слишком хорошо знает её, чтобы проиграть. — Прости, если чем-то обидела… — девушка нервно начала перебирать волосы, отводя взгляд. Она не хотела ещё раз с ним ссориться. Ведь только отношения стали нейтральными. — Засунь свои извинения подальше. Я не об этом, — Кацуки злобно задёргался, засунув руки в карманы. Вдруг настала тишина. Будто даже школа замерла в ожидании чего-то необычного. — Это ты сказала Деку, что этот кусок говна может стать героем?! Хаяши вдруг замерла, не в силах даже вздохнуть или повести пальцем. Она в десятый раз проверяет подлинность этого разговора, думая, что это какой-то безумный сон. Изуми не могла поверить своим ушам. Герой? — Что?.. Изу-чан… — слова будто застряли где-то в глотке, будто их сжимала невидимая рука. Она глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок. — Ты знаешь, я бы не стала издеваться над ним, Каччан. У меня всё ещё есть совесть. «Уже нет». — Продолжишь, и я вспомню былые времена, дура, — парень зажмурил глаза от злости, а его волосы будто ещё больше распушились под тон хозяина. — Лучше заканчивай строить из себя героя, а не то закончишь… очень дерьмово, — Бакуго-младший гордо развернулся, говоря уже более тихим, приглушённым голосом. Будто то, что он сказал, было не угрозой, а предупреждением. Хаяши вдруг широко раскрыла глаза, сжимая кулаки. Что она должна ответить? Что должна думать о нём? Почему всё стало так сложно?.. Изуми удивлённо заметила, что парень остановился в парочке метров от неё, всё ещё стоя к девушке спиной. В голову начали лезть всякие мысли о том, что тот передумает не избивать её, потому что блондин незаметно сжал чуть дрожащие руки в кулаки. — Моя старуха приглашает тебя к нам. Можешь не приходить, всё равно! Изуми могла успокоиться. Это всего лишь приглашение от Мицуки-сан — она была маминой подругой. — Я не отказывалась… Послышался смешок, доносившийся спереди перед тем, как Кацуки уверенно пошёл к выходу, оставляя одноклассницу наедине со своими мыслями. Хаяши сжала край неудобной школьной юбки, сдерживая улыбку и ликование в сердце. Постепенно, не спеша, внутри переливалось что-то тёплое и приятное. Наверное, она рада, потому что станет ближе к ещё одному человеку, будущему герою. Интересно, каким бы героем стал Кацуки?.. Станет ли он настоящим?***
Хаяши неловко поёжилась на мягком гостевом диване. В нос то и дело ударял запах незнакомого места. Оно пахло выпечкой и постиранными вещами. Это навивало воспоминания о настоящем доме, когда сестра Чизоме каждый раз хозяйничала в доме. — Ах, Изуми, ты так подросла! — восхищённо проговорила хозяйка дома, отложив чашку чая в сторону. Красные глаза одичало забегали, будто их обладательница попала в западню. Дом Бакуго изменился. Или школьница уже забыла его. Всё было крайне чужим, и это нервировало разум Хаяши. Годами воспитанная дисциплина то и дело придумывала ненужные способы уйти. На кофейном столике стояли несколько чашек со свежезаваренным чаём и поднос с приятно пахнущим пирогом. Перед тёмноволосой, на соседнем диване сидела хозяйка дома — Мицуки-сан, одетая в пастельного цвета платье и в какую-то светлую накидку без пуговиц. Кацуки сидел рядом с матерью, злобно смотря то на неё, то на гостя. Он не рад, что в их доме гостит его старая подруга. Пусть даже если её сюда пригласили. — Спасибо за приглашение, — Изуми нервно сжала в руке край тёмного свитера. — Это пустяки, дорогая, — блондинка гостеприимно улыбнулась. — Ты такая скромная. Не то, что мой… — женщина даже на сына не посмотрела, когда взяла того за шею. Каччан в свою очередь злобно одарил Мицуки взглядом исподлобья. — Это досталось тебе от Акиры. — Благодарю, — Хаяши уважительно преклонилась. — Вы очень добры. Изуми не так хорошо знала маму Кацуки. Из детства она помнила лишь то, как Мицуки-сан пару раз обрабатывала ожоги маленькой девочке. Ещё помнила недовольные крики, адресованные её сыну. Это было достаточно, чтобы понять, какой человек Бакуго-сан. И у маленькой Изуми сформировалось достаточно положительное впечатление об этой женщине. Именно она не раз спасала её от Кацуки, каждый раз забирая его с детской площадки. — Не стоит, дорогая!.. Я слышала, что ты хочешь поступить в Ю.Эй. Кацуки мне все уши прожужжал насчёт этого, — женщина мельком взглянула от нагнувшегося от злости сына. В этих красных глазах отзывалось подозрение. Хаяши вздрогнула при упоминании Геройской Академии. Сколько бы она не думала о выборе дяди, Изуми так и не до конца верит в то, что сможет туда поступить. Как-никак, эта Академия — элита из элит, а учёба девушки стремительно идёт по наклонной из-за невнимательности. Трудно совмещать полноценное общение, тренировки, ночные вылазки с учением в школе, а людей, которые могут выдержать всё это, довольно-таки мало. И Изуми была не из их числа. Если дело так дальше пойдёт, то дядя полностью отлучит родственницу от себя, дабы та «не отвлекалась». Знает ли он, что общение с ним и подталкивает Изуми делать всё и вести себя нормально? Дядя Чизоме мельком упоминал, что там учился сам Всемогущий. Возможно, там не такие и уж плохие герои… Изу-чан и Каччан тоже хотят туда поступить, и если со вторым всё понятно, то для первого эта задача… является невыполнимой, даже если тот будет тренироваться в поте лица весь год. Изуми нервно сжала губы, подмечая, что Кацуки даже не удивился тому, что девушка пойдёт именно туда. Наверное, даже смирился с тем, что блондин уже не будет единственным из его муниципальной школы, кто поступит в Ю.Эй. И, конечно же, на следующий день после такого объявления девушка нашла свою школьную тетрадь, которую оставляла на столе, подожжённой. И с тёмной карандашной надписью: «Сдохни», которая в некоторых местах порвала тетрадь от чересчур сильного нажатия и оставила неприятный след на последующих страницах. Тогда Изуми была в какой-то мере рада, что не была на месте этой бедной тетрадки. — Я попытаюсь туда попасть, но… вряд ли получится, — Изуми предпочла высказать свои сомнения в чистом виде. Девушке кажется, что Бакуго-сан — тот человек, с кем можно быть искренней. Кацуки тихо и непонятно что-то прорычал себе под нос, а Бакуго-старшая изумлённо приоткрыла глаза, явно не ожидая таких слов от юной девушки. Для светловолосой женщины Хаяши казалась чуть ли не идеалом гениальности, которая скрывалась в скромном характере и собственной лени. — Неужели всё так плохо?.. Ты же умная девочка, не волнуйся! «Вы ошибаетесь. Умные тоже допускают кучу ошибок из-за того, что думают, что хороши в этом». — Я постараюсь, — Хаяши отложила пустую чашку в сторону. — Всё получится… Кацуки! — голос женщины неожиданно погрубел. — Не видишь, у неё чай закончился?! Иди и налей ей ещё. Каччан злобно посмотрел на мать, уже планируя огрызнуться на её слова. Атмосфера вокруг стала ещё больше напряженной и крайне неудобной. — Не нужно, Каччан! — Хаяши развела руками. — Мне уже пора, Мицуки-сан. Сегодня задали много!.. — девушка попыталась разгладить нынешнюю ситуацию. Она не хотела быть втянутой в спор. — Уже? Но ты даже часа тут не просидела, — Бакуго жалобно посмотрела на вставшую Изуми. — Тогда Кацуки тебя с радостью проводит до дома. Да, Кацуки?! — Мицуки привычно произнесла имя своего сына со строгим голосом. Изуми замешкалась при мысли о том, что её одноклассник будет провожать её. Если он пойдёт с ней, то девушке придётся сделать круг через свой дом, чтобы попасть на тренировки с дядей. Это не могло не расстраивать. И, кто знает, что случится с школьницей по дороге? Она ведь идёт с Бакуго, и, зная его неуравновешенный характер, начинаешь сомневаться в собственной сохранности. И вот Хаяши расторопно обувается в коридоре, надеясь, что уйдёт раньше, чем Кацуки спустится из своей комнаты, в которой запёрся, не забыв громко хлопнуть дверью. Мицуки-сан выкрикнула что-то угрожающее своему сыну, после чего побежала к Изуми с подносом в руках. Сама девушка непонимающе уставилась на предложенный подарок. — Это для семьи Хаяши! Прости, что неожиданно. Мы не ожидали, что ты уйдёшь так быстро, — женщина подправила свои взъерошенные волосы, которые были почти идентичны волосам своего ненаглядного сына. — Это лишнее. Спасибо за приглашение, Мицуки-сан… — Хаяши неловко прикрыла лицо из-за нахлынувшего волнения. Не успела Изуми оглянуться, как поднос с парой кусочков пирога уже был в намозоленных руках девушки. Школьница лишь смущённо поблагодарила за приятный подарок. Красные глаза вдруг потускнели. Хотя опекуны вряд ли ему обрадуются, если это не что-то связанное с алкоголем или закуской к нему. Тогда… Изуми найдёт ему более достойное применение. — Кацуки, спускайся! — Мицуки опять изменилась в лице, обращаясь к сыну. Что-то странное происходит в этой семейке… — Не нужно, правда! Я сама дойду… — Изуми проклинала себя, что не ушла раньше. Может, Каччан не захочет её провожать? Это было бы прекрасно. — Да иду я уже, старуха!!! — злобный голос блондина отдалённо донёсся с лестницы, руша последнюю надежду девушки. — Ты не видела новости? В округе ведь какой-то маньяк появился, — обеспокоенно сказала Мицуки, взявшись за волосы подошедшего сына. — Мало ли… «Мицуки-сан, только не говорите, что Вы о…» Изуми сглотнула и непоспешно улыбнулась натянутой улыбкой, поблагодарив за заботу и ещё раз за приём. Бакуго-старшая ведь заботится о ней. Хоть её предупреждение и бесполезно, но… Возможно, женщина боится, что юная Хаяши повторит судьбу матери? Только вот она не знает, что обычный преступник не сможет даже вырубить её. Хотя Изуми может упасть в бессознательное состояние по собственной неосторожности. Кацуки всё же последовал словам матери, снизойдя на одноклассницу. Двух молодых людей преследовала тишина на всём пути до станции: Изуми жила ближе к центру города, чем двое её друзей. И Бакуго это малость радовало. С неинтересными людьми его не тянуло общаться и тратить с ними время. Почему эта особа неинтересна? Бакуго неоднократно злило то, что та общается с другим объектом раздражения. Если бы не мать Кацуки, то тот пальцем бы не пошевелил. Плевать на то, что она его одноклассница, что девушка — пыль, которая мешала смотреть на мир в действительности. Плевать, что старуха запретила блондину даже заикаться при ней о детстве, проведённым за кругозором маленького мальчика. Эти подробности были не нужны, бесполезны, как тот пацан. Кацуки было не всё равно лишь на то, что Изуми будет преследовать его даже в Академии. — Ну?! — Бакуго неожиданно подал голос, суя руки по карманам. На такое нежданное привлечение внимания кроваво-красные глаза непонимающе и даже удручённо посмотрели на парня, наконец, перестав рассматривать рисунок черепа на тёмной футболке одноклассника. Изуми молча уставилась на него в поисках упущенного вопроса. — Ты правда думаешь, что не сможешь поступить в Ю.Эй? — Бакуго неожиданно расправил плечи. — Тогда тебе лучше вообще туда не суваться, если так неуверенна в себе, дура, — за долю секунды голос Бакуго приобрёл знакомые недовольные черты, заставляя Хаяши вздохнуть с облегчением. Изуми легко улыбнулась от неожиданной мысли о том, что та начала находить общение с этим человеком привычным и даже приятным. Такой подход к недостаткам школьницы был и у её непутёвого дяди. Последний, по крайней мере, всегда выражал так своё беспокойство. — Прости, что заставила тебя об этом думать, — несерьёзно проговорила тёмноволосая, скрывая за поднятым кулаком довольную улыбку. Эта мелочь по непонятным причинам грела душу. — Спасибо. На слова девушки Кацуки не поспешно фыркнул, скептически прищурив глаза. Парень подумал, что эта девушка в любой непонятной ситуации будет либо извиняться, либо благодарить по несуществующим причинам. Это малость выводило из привычного потока мыслей. — Если думаешь, что я смирился с тем, что ты будешь светить своей мордой на протяжении ещё парочки лет, то ты крупно ошибаешься, ненормальная. Изуми снизила темп ходьбы, спрятав руки в карманы. Это колкое замечание будто засело в центре всех мыслей. Когда же она до конца привыкнет к его оскорблениям? Девушка отдёрнула себя на мысли, что мнение любого из одноклассников не должны так сильно влиять на неё. И тут же Хаяши поправила себя тем, что Каччан ведь её друг. Сложный, самолюбивый, но друг. — Тогда мог бы подраться со мной. Как в детстве, — голос девушки вдруг стал более живым, в нём появился робкий вызов однокласснику. Эти слова были лишь отголоском на далеко забытые воспоминания о беззаботном детстве. Она бы это сказала, будучи той невинной девочкой, когда та ещё не видела алую жидкость на своих руках. Но это было впервые, когда Хаяши добровольно вспомнила вслух те времена. И за этими словами подразумевались только приятные воспоминания. Кацуки медленно повернулся к школьнице, которая с пустой улыбкой рассматривала свои выцветшие кроссовки, которые успели нахватать пыль с улиц. Парень посверлил взглядом шагающую фигуру позади него. И всё же она чем-то отталкивала. Было во внешности Изуми что-то неестественное, вон выходящее. Может, дело в бледности кожи или пустых глазах? Кацуки не знал и попытался сразу забыть об этом, как он делал десятки раз. — Если будешь дальше так нарываться, то после школы тебя будет ждать сюрприз. Как в детстве, — Бакуго скрыл свои сомнения под самодовольной улыбкой. — Жду не дождусь, — Хаяши наигранно вскинула брови вверх, давая хорошо разглядеть насыщенного красным цветом глаза. Они были гораздо насыщенного кровавого цвета, чем были у Бакуго, у которого они отдавали медным оттенком. И в них не было странного пустого блеска, который в любую секунду мог разжечься в испепеляющее пламя. Кацуки в тихом удивлении и злости приоткрыл рот, пытаясь высказать много неприличных слов в сторону одноклассницы, но его отдёрнул лёгкий металлический шум вдалеке. — Поезд уже подъезжает. Спасибо, что проводил, Каччан, — поспешно проговорила Хаяши, прибавляя скорости к шагу, медленно переходя на полубег. — Надеюсь, ты больше не покажешься мне на глаза, Изуми, — на последнем слове блондин знатно прибавил злость и нетерпение. «Мог просто попрощаться, » — успокаивающе подумала Изуми на секунду отвлекаясь от заданной цели в виде проезжающего поезда. Кацуки заставляет её всё больше не о чём не думать. Это плохо отразится на концентрации Изуми. Ей не нужно думать о парнях в разгар учёбы. И при мысли о «парнях», Хаяши неловко закрыла глаза. Для неё они всё ещё были маленькими мальчиками. Неужели это эго говорит в ней? Неужели вся горесть заставляет Изуми почувствовать себя выше обычных людей?.. Этот вечер Хаяши провела с дядей долгожданное время, не забыв перекусить после тренировки вкусным, но уже остывшим яблочным пирогом, любезно посланным Мицуки-сан. И весь вечер Изуми нервно думала о том, что хотела бы видеть своего старого друга на одном уровне с дядей. Хотела снова увидеть те качества лидера, что девочка впервые увидела в детстве. Ведь именно за это качество школьница всё время ценила блондина — качество трезво оценивать всех и вся разом. Именно за это качество девушка готова следовать за ним даже сейчас.