Захлебнись, наконец, в своих фальшивых фразах, Ублюдок.
Бэкхён был счастлив. Относительно счастлив. В его жизни происходило что-то запредельно ненормальное, и он никак не мог изменить это и ступить на правильный путь. Его раздирало чувство вины и тоски. Он смотрел на Сехуна, и ему становилось немыслимо больно на душе, будто его тухлое, прогнившее тело тонет в морской пучине, где не видно глубины. Он не видел своего будущего рядом с этим человеком, но ничего не мог поделать. И это его переломный момент в жизни. Кульминация разочарования и боли. Извилистая, как змея, дорога освещалась только ярким светом фар совсем новенькой «Тойоты», которую Чанёль получил в подарок на своё двадцатиоднолетие от отца, пусть и спустя больше полугода. Он был безумно счастлив получить свой подарок и уже в первый же день поехал на мойку. Да, как парень, что получил свою первую машину, он невероятно гордился этим. И это было понятно, если бы Бэкхёну подарили что-то похожее по значимости, он бы тоже тянул к этому свои ручонки, словно маленький ребёночек к своей соске. Бёну было только восемнадцать, все парни в его возрасте мечтали о собственной машине, Бэк же не видел в этом нужды. Он страшился этих чудовищных машин, страшился сесть за руль и осознать, что в его руках власть и смерть. Да, он чувствовал это однажды, когда Сехун посадил его за руль, желая научить водить. Для Сехуна это была просто забава и одновременно гордость; он хотел почувствовать себя учителем, который может что-то дать другому человеку — что-то полезное и значимое. Бэкхён же видел в этом лишь хвастовство и глумление. За это Бэкхён отчасти ненавидел Сехуна. Чанёль же был другим. За небольшой период их дружбы с Бэкхёном Пак никогда не позволял себе некорректную шутку в сторону Бёна. Он был учтив, аккуратен и проявлял максимум уважения. Ещё он был невероятно нежен. Но проявление всех вышеперечисленных качеств было, вероятно, потому, что Бэкхён был парнем его лучшего друга — Сехуна. Да, так и есть. Бэкхён и Сехун встречались уже на протяжении трёх лет. Сехун, если можно так выразиться, «подобрал» Бёна совсем птенцом, что выпал из гнезда и ещё не знал, что дальше делать. Он был на перепутье, где на одной стороне стояли грозные, суровые родители, а с другой — его счастье в личной жизни. Когда Бёну исполнилось пятнадцать, он понял, что не был таким, как все. Чувствовал себя иным, другим. Он замечал на себе, что больше заглядывается на мальчиков, чем на девочек. Пусть изначально это было простое уважение и восхищение, но после этот непонятный сгусток эмоций перерос во что-то странное, более тягучее и горячее внизу живота. Он был геем и ничего не мог с собой поделать. Он держал это втайне от родителей, опасаясь, что они могут узнать ориентацию своего единственного любимого сына. Бэкхён боялся, что маму хватит инфаркт, а отчим выгонит из дома, как непристойного, в одних трусах и даже без обувки. Такая вот семейка. Бён тешил себя надеждами, что с возрастом они перестанут быть такими, подобреют и прекратят бросаться из крайности в крайность. Он хотел того чуткого родительского понимания с их стороны, хотя бы понимания. Но после Бэкхён понял, что лучше всего оставить свою ориентацию вНо Бэкхён же любил Сехуна.
Посаженная в клетку птица была несчастна. Она не могла увидеть своё пёстрое оперение, не могла разглядеть спину, на которой сама природа нарисовала великолепный узор. Птица была изумительна и прелестна. Но она видела только железные золотые прутья перед своим клювом. Она не мечтала о большем. Она думала: «Поделом мне, такой страшной и глупой. Поделом». Белоснежная «Тойота» мчалась сквозь не просто пространство. Она мчалась сквозь само время. А время, отведённое опечаленным душам, было слишком скоротечно. Хит рвал колонки, музыка лилась по новенькому салону автомобиля, словно топлёное молоко, такое же сладкое и приятное для души. Басы ничуть не давили, наоборот тормошили скудное подсознание и заставляли тело плясать от радости. Первые пятнадцать минут поездки показались Бэкхёну сущим адом, пока Пак Чанёль не врубил музыку на полную громкость и они не выехали на ночное шоссе покорять новые вершины их уединения. Изначально план был прост: Сехун предложил Чанёлю покататься ночью в преддверии сехуновских выходных и попросил забрать его с работы, а Бэкхён просто напросился с ними, так как сидеть дома одному и скучать над книжками совершенно не было желания. Тем более он любил покататься на машине вместе с парнем и его лучшим другом. Втроём было куда интереснее; любовные ссоры отходили на второй план, открывая занавес тупым гейским шуткам и забавным историям из детства. А Паку и О всегда было о чём поговорить. Сехун заговаривал любого, вставляя свои отвратительные шуточки куда ни попадя. Его компания не была чтоб суперинтересной, но Чанёль никогда не жаловался. Казалось, он был рад видеть друга в любое время суток. Они говорили без умолку, погружаясь в собственные миры автомобилей, мечтаний о светлом будущем и в разговоры на самые тяжёлые темы. О, эти два двадцатиоднолетних парня любили пожжужать, как пчёлки над цветком. И, несмотря на то, что Бэкхён редко влезал в их разговор, ему никогда не было скучно. Он всегда внимательно слушал и, если надо, так же поддерживал разговор интересными, не заезженными шутками. Когда его брали, как третьего, он, возможно, и не чувствовал себя частью компании, но ему очень сильно хотелось ею быть. Тем более Сехун никогда не ревновал его к Чанёлю, не видя у этих двоих чего-то общего. Он был рад всегда взять Бёна с собой. Так оно и было, пока в какой-то день Бэкхён не занял место Сехуна и не как лучший друг, а как что-то большее. План сорвался, потому что блондина задержали на работе ещё на два часа. Он не сразу сообщил об этом Бэкхёну, поэтому к тому времени, когда это выяснилось, невысокий блондин в клетчатой рубашке уже сидел в новенькой белоснежной машине Пака. Чанёль, конечно же, тяжело вздохнул, понимая, что заехал за Бэкхёном довольно рано, но, как ни странно, подавлен этой ситуацией не был. Брюнет лёгким ударом указательного пальца приподнял козырёк чёрной кепки и посмотрел назад на уже пристёгнутого ремнём безопасности Бэкхёна — место, где Бён постоянно сидел, за сидением Сехуна, который всегда садился рядом с другом, но никак не рядом с парнем. Схватившись правой рукой за спинку соседнего кресла, Чанёль повернул не только голову, но и весь корпус, слегка расслабляя собственный ремень. Водитель наконец завладел вниманием немного смутившегося и сжавшегося Бэкхёна и, мягко улыбнувшись, спросил: — Не хочешь сесть на переднее сидение? Бэкхён был немногословен и понял, что Чанёлю с ним тяжело, так как Бён знал о Паке всю его подноготную, в то время как Чанёль о Бёне не знал практически ничего. — А можно? — Да-да, — Чанёль вновь поправил кепку и стал убирать свои вещи с сидения, пока Бён высвобождался от змеиной безопасности и вылезал из машины. Перед тем как Бэкхён смог сесть, он заметил, что Пак не только убрал свои вещи, но и стряхнул почти невидимые крошки с кресла. Смутившись от такой заботы, Бэкхён всё-таки набрал больше воздуха в лёгкие и сел рядом с Чанёлем вперёд. Неожиданная близость напрягла Бёна, но он не показал виду. Он чувствовал, что Пак испытывал что-то похожее. Они ещё никогда не сидели в машине одни, без Сехуна. И сейчас между практически незнакомыми людьми царила странная аура. На уровне телепатии они договорились, что не станут расходиться и просто подождут Сехуна вместе. Обычно два часа пролетали неумолимо быстро, но сейчас Бён чувствовал, как то же самое время будет идти до жути медленно. Сев на переднее сидение, Бэкхён почувствовал себя иначе. Необычная холодная дрожь прошла по его ногам и плечам оттого, что теперь он сидел не в тени на заднем сидении, как актёр второго плана, а играл роль главного героя. И осознание того, что ему придётся открыться новому для него человеку, приводила парня в некую форму дискомфорта. Бён просил себя успокоиться и принять это с достоинством, но предчувствие трубило во всю глотку, мол, не стоит этого делать. — Так непривычно сидеть спереди, — глупо хохотнув, подытожил Бэк, пытаясь разрядить тишину. Бэкхён только на секунду взглянул на своего соседа. Он будто не мог позволить себе смотреть дольше. Чувство преследовавшей вины не покидало Бёна. Какой-то необъяснимый страх будто сел на его шею и потихоньку начинал душить, ломая шейные позвонки. — Так просил бы Сехуна иногда меняться с тобой местами. После слов Чанёля перед глазами сразу появилась довольная рожа, которая отталкивала Бэкхёна от переднего сидения и усаживала на заднее, как маленького ребёнка. Не хватало только детского кресла и соски, чтобы ребёнок вообще не мешал взрослым. Бён скривился только от одного имени и понадеялся, что этот жест остался незамеченным. — Ты что? Он мне не разрешит. Лицо брюнета, скрытое за козырьком, исказилось в удивлении и непонимании отдельного слова: «не разрешит». — Эта вонючка катается на моём бензине, — твёрдо сообщил темноглазый водитель, схватившись за руль, — поэтому в данной ситуации только я могу решать, кому садиться на заднее, а кому на переднее сидение. Чанёль будто одним предложением сумел поставить точку в вечной борьбе между Бэкхёном и Сехуном за «королевское место». Для Пака это было так просто и элементарно, что всё в Бёне перевернулось с ног на голову. И правда же. Всё было куда проще, чем он себе представлял. В машине главный Чанёль. Но скорее всего, Бён даже не знал, что он мог обратиться с этой просьбой к Паку. Он и не думал, что лучший друг Сехуна встанет на его сторону. Поэтому Бэкхён никогда и не интересовался подобным. — А то, что за «разрешит», «не разрешит»? — фыркнул Пак, задавая риторический вопрос в пустую дорогу перед собой. Бэкхён расслабленно выдохнул, когда Чанёль сконцентрировался на вождении и светящихся в темноте знаках, на которые падал яркий свет фар. Он умело выехал с заправки, на которой они остановились, чтобы заправить машину. Прежде Бён имел возможность только издалека наблюдать за всеми автоматическими движениями водителя, но теперь близость с кем-то незнакомым взбудоражила его омертвевшее сердце. Массивная рука Пака, усыпанная голубыми выпирающими венами, лежала на коробке передач. Но для Бэкхёна уже это казалось неприлично близким. Он привык к Сехуну. Настолько привык, что когда кто-то другой был рядом, возникала непонятная тягучесть в теле. — Ты сказал, Сехун освободится в одиннадцать? — неожиданно уточнил Пак, заглядывая в боковые окна, чтобы узнать, есть ли машины. Чанёлю также пришлось посмотреть и мимо Бэкхёна. Бён заметил, как Пак быстро и изучающе прошёлся по всему подростку, будто высматривая в нём что-то необычное. — В двенадцать, — уточнил Бэкхён, смотря в сторону. — Он сказал, непредвиденные обстоятельства на работе. — Непредвиденные, — усмехнулся брюнет, легко приподнимая кепку со лба и нажимая на какую-то кнопку на панели. По салону в ту же секунду полилась тихая музыка. — Почему ты смеёшься? Чанёль замолк, угрюмо нахмурившись. Казалось, он не знал, что ответить. Либо не знал, как ответить, чтобы это не ранило подростка. Бэкхён, к сожалению, не мог прочитать эмоции Пака. И никогда не мог. Но предчувствие со вкусом странного холода проникло в машину сквозь едва открытые окна. Бэкхён поёжился, слегка пугаясь обстановки. — Какие непредвиденные обстоятельства у него могут появиться? Он что, супермен? Неожиданно понадобилось спасать чью-то жизнь? — На что ты намекаешь? — Бэкхён. А у вас с Сехуном сейчас всё хорошо? — Пак на мгновение отвлёкся от дороги, чтобы посмотреть в глаза собеседника. Бэкхён встревожился, и это не осталось скрытым от тёмных, как звёздная ночь, глаз, в которых отражались мелькающие уличные фонари, освещающие одинокую городскую дорогу. Бён смутился. — Вроде да, а что? — Чанёль не был удовлетворён ответом. Брюнет чувствовал, что не может расположить Бэкхёна к нужному разговору. Всё шло по-кривому и неправильно. — Это так странно: он никогда не задерживался. А тут он понимает, что ты тоже едешь, и неожиданно появляются дела. Он же ещё не в курсе, что я взял тебя? Могу поспорить, он надеется, что через два часа ты будешь уже спать или желание прокатиться ночью у тебя отпадёт. Ну, я так думаю. Ты вправе решать сам. Бэкхён молчал секунд тридцать, пребывая в раздумьях. — Мы, конечно, часто ссорились в последнее время. Но… — Но? — Но мы ссорились всегда. На протяжении трёх лет. И это нормально. Разве у всех остальных пар не так? — Бэкхён поднял одну бровь, наконец легко всматриваясь в лицо Пака. Эмоции не менялись. Такой же нечитаемый, как и всегда. Такой же другой. Бэкхён прошёлся взглядом по сильно выпирающему дёрнувшемуся кадыку, а после его обладатель закусил свою нижнюю пухлую губу, и Бён не мог не отметить, что это было чертовски сексуально. — Вообще-то нет. Постоянные ссоры в отношениях — ненормально, — заметил Пак. — У тебя же никого нет. Как ты можешь знать, что норма, а что — нет? Бэкхён нагрубил, но эта моментально вылетевшая изо рта фраза, казалось, совсем не ранила брюнета. Чанёль не смотрел на Бэкхёна. Он ехал по трассе, медленно, но верно набирая скорость. Его правая рука была прижата к губам. Он будто хотел скрыть те чувства, которые воцарились на его мягком лице. Чанёль, по сравнению с Сехуном, редко злился, был более рассудительным и очень хорошо подбирал нужные слова, заранее прокручивая у себя в голове ответы или вопросы. — Вообще-то у меня были отношения. И я многое узнал и вынес из них. Но речь не об этом. Я считаю, надеюсь, тебя это не обидит, но я думаю, что лучше знаю Сехуна, чем ты. Я, слава богу, с ним не сплю, но всё же. Он же как открытая книга. Он может чего-то недоговаривать, но по его лицу и тону уже всё понятно. Например, когда он врёт, он пытается рукой зачесать волосы назад, — Пак повторил излюбленное движение лучшего друга и случайно смахнул с себя кепку. Она упала прямо на колени Бёна, и блондин сразу схватил её, не отдавая водителю обратно. — Эй, ты чего? — изумился Чанёль, пытаясь смотреть и на дорогу, и на вдруг повеселевшего приятеля. Просто Бён не хотел слушать продолжение. Он знал, к чему брюнет вёл. Бэкхёну хотелось отсрочить этот момент, а лучше и забыть вовсе. Он знал, что они с Сехуном сейчас не в ладах, но ведь это же временно, разве не так? — Перестань меня поучать. Если не перестанешь, я не верну тебе твою любимую кепку. Да и вообще, зачем она тебе? Солнца нет, в машине тепло, да и скрывать лицо бессмысленно. Я его знаю наизусть, — на лице восемнадцатилетнего появилась искренняя светлая улыбка не из-за его совершенной дедукции, а из-за того выражения лица, которое Чанёль подарил ему в тот момент. — Отдай кепку, мелкий, — сбавляя скорость, угрожающе хохотнул Пак, пытаясь уложить непослушные волосы. — Отдай, слышишь? — Ты такой забавный. Что у тебя с волосами? Они грязные, что ли? Поэтому кепку надел? — Бён отодвинул руку как можно дальше, чтобы Чанёль не смог резким движением её перехватить. Всё-таки Бэкхён знал, какие длинные руки у лучшего друга Сехуна. Поэтому Бён стал внимательнее обычного. — Нет, они чистые. Я мою голову каждый день. Так что даже не надейся меня как-то задеть. Взлохмаченный брюнет, не желая соревноваться, вытянул руку вбок, прямо перед лицом подростка, желая получить свою любимую вещь обратно. Но Бэкхён не сдался. Кепка всё ещё была в его власти. Бёну доставляло удовольствие раззадоривать Чанёля, при этом верный инстинкт не позволял заходить слишком далеко. В какой-то мере юноша хотел почувствовать себя на месте Сехуна. У Бэка не было друзей, поэтому ему хотелось испытать то же, что и испытывает О при общении с кем-то, кроме своего парня. Возможно, Бэкхён завидовал. Всё это время, что они провели втроём, он завидовал, что у него не было такого же друга, как Пак Чанёль, такого же друга, который примет тебя любым, будь ты хоть геем. Да, Бэкхён до сих пор считал это низким. Низким для самого себя, но не для Сехуна, конечно же. Вместо того, чтобы вернуть кепку, парень, откинув все раздумья, просто нацепил её на себя, получая удивлённый взгляд и еле-еле скрываемую в темноте покровительственную улыбку. Бэкхён решил, что победил, так как накрыл голову руками так, что сорвать кепку было практически невозможно. Желчно улыбнувшись, словно чеширский кот, Бэкхён взглянул на Пака в ожидании ответного действия. Перед тем как сделать следующее, Чанёль искусно улыбнулся. Брюнет быстро положил свою широкую ладонь на оголённую коленку Бёна и повёл вверх, неуклюже забираясь под толстую ткань светлых джинсовых шорт. Бэкхён только и успел ахнуть и покраснеть, как помидор, чувствуя жар шершавой ладони на своей холодной коже. Воспользовавшись чужим промедлением, Пак сразу же снял свою чёрную кепку с опешившего парня и громко заржал, выравнивая руль. Они чуть не съехали в кювет из-за шалости, на которую отважился подросток. Жизнь Бэкхёна на несколько секунд была на волоске, но, несмотря на это, он подхватил задорный смех водителя и погрузился в мир, где нет места нелепой грусти и пустому отчаянию. Бён верил, что с ними ничего не случится, так как доверял Паку, хоть на это и не было повода. Почему-то его сердце и душа начали порхать, как бабочки в преддверии долгожданной живой весны. Теплота, разлившаяся по некогда густо забитым венам, расшатала тело и придала ему сочную краску. Бэкхён действительно походил на красный перчик. И Бён признал то, что быть в главной роли не так уж и плохо. Пусть раньше он этого и боялся, но стоило ему почувствовать поток жизни, парень начал в буквальном смысле жить. Чанёль был в меру многословен. Он говорил, когда ему задавали наводящие вопросы, всё остальное время он, казалось, думал о пути своей недолгой жизни. Было чувство, будто он думал обо всём на свете, уделяя внимание даже жалкому лучику в ночи. Он был везде: во вселенной, во времени, в пространстве. И в то же время он был в машине. В своей снежной новенькой «Тойоте». Бэкхён нервно заломил пальцы, пытаясь отвлечься от запаха совсем незнакомой ему кепки. Она была нежна на ощупь и непривычно вкусно пахла. Бэкхён будто чувствовал этот запах на кончике своего розового язычка. Он пробирался сквозь все рецепторы прямо в подсознание, ставя штамп на почти что пустой папке «Пак Чанёль».Мята.
Но не просто мята. Было что-то ещё. Немного кислый привкус. Непонятный.Мята с зелёным яблоком.
— Иди точно за мной. Здесь есть моя тайная тропинка, — его улыбка незаметно расплылась под чёрной кепкой. Казалось, счастье отстукивало ритм где-то внутри него, как барабанная дробь. Он шёл впереди, руки были спрятаны в карманах такого же цвета, впрочем, как и весь Чанёль, бомбера. Чёрный будто лился по его венам, плескался в глазах и вплетался в волосы. А дремучий лес, через который они прошли около ста метров, был словно частью двадцатиоднолетнего парня. Частью его жизни. Жизнью. За солнечный день озеро будто впитало блеск драгоценных сапфиров, поэтому оно так красиво переливалось и казалось чересчур романтичным в эту тёмную ночь. Тихий плеск воды, шепчущий на уши колыбельные, камыш стеблями стукался о души новоприбывших на одинокий берег. Они уселись на влажный холодный песок, не заботясь о своей одежде. Не заботясь ни о ком вокруг. У одного волосы были цвета лунного восхищения, а глаза, как настоящие угли со сказочными вкраплениями янтаря. Будто само солнце когда-то решило поиграться, пробегая мимо и капая своими яркими красками на совершенно лакричную поверхность. На лице нотки смущения и волнения, побледневшие от холода губы исказились в непривычно счастливой улыбке, которую Бён уже долгое время не чувствовал. Бэкхён не готов был выйти из машины в августовскую ночь, а тем более пойти к воде, где обычно ещё холоднее, чем в городе, поэтому на парне был белоснежный лонгслив, а поверх только не по размерам клетчатая красно-синяя рубашка с добавочными жёлтыми полосками; рукава Бён закатал до локтей. Светлые джинсовые шорты и когда-то белые «адидасы» завершали бёновский эскиз. Чанёль же был как всегда в своём репертуаре: чёрный обволакивал его, словно был его частью. И было в этом что-то завораживающее. Он не был похож на какого-то помешанного, нет, он мог гармонично подобрать одежду, точно зная, что будет сидеть на нём идеально или что подчеркнёт его сексуальность. Бомбер, большая футболка, слегка обтягивающие джинсы хорошо сидели на длинных, немного кривоватых ногах. Бэкхён уже давно заметил это, и, как ни странно, это его умиляло. Паку шли его ноги, как и эльфийские уши, он словно был персонажем сказки, играющим роль одиночки, скитающегося по миру и живущего, как отшельник в дремучем лесу. Он был таким. — Ты не расстроен из-за того, что я тебе сказал? — повернув голову к Бэкхёну, тихо проговорил Пак, непринуждённо раскинув ноги на песке. А Бэкхён наоборот прижал конечности ближе к телу из-за прохлады и быстро окинул взглядом, казалось бы, совсем незнакомого ему человека. — Ты про Сехуна? Бэкхёна одолела смутная тревога; он был слегка удивлён предположением Чанёля по поводу сегодняшней поездки, но, как думал сам подросток, с этим уже ничего не поделаешь. Неважно, правда это или нет. Он сейчас не с Сехуном, и вряд ли в скором времени они смогут нормально поговорить наедине. Бён сейчас с Паком, и это затмевало все мысли о любимом парне. Блондин не знал, как точно описать то чувство, восставшее из земель его души, но одно знал точно: сейчас его не волновал Сехун. — Нет, слово «расстроен» сюда совсем не подходит. Я, возможно, удивлён. Это да, но не расстроен. Это точно. — Мне нравится твоя позиция! — громче и с улыбкой на лице провозгласил Пак. — Почему? И, жестикулируя, Чанёль вывел из себя всё то, что сидело у него в голове: — Я почему-то думал, что тебя это сильно огорчит. Даже боялся, что ты можешь заплакать. Извини, конечно. Ты с таким достоинством принял всё, что я сказал. Да, ты, конечно, украл мою кепку, но всё равно, несмотря на это, я ожидал другой реакции. А ты улыбался, смеялся. Твоё поведение заставило задуматься меня, почему Сехун выбрал тебя. Ну, если говорить короче, ты сильный парень. Неожиданно Бэкхёну стало некомфортно и приятно одновременно. Он почувствовал, как щёки мягко зажгло, будто палящее солнце касалось его лица. Было странно, что кто-то ещё, кроме Сехуна, говорит ему такие слова. Бён заулыбался и легко толкнул собеседника в плечо. — Эй, ты такого плохого мнения обо мне был? — шутливо прыснул парень. — Я что, девчонка, чтобы плакать из-за пустяка? Огорчаешь, Пак! — Стой, — завертелся слегка задетый таким ответом Чанёль. — Я не хотел тебя оскорбить. — Да знаю я, что не хотел. Успокойся, я шучу, — заключил Бэкхён и хмыкнул себе в колени, отводя взор от Чанёля и устремляя взгляд на блестящую воду. — Знаешь, — начал брюнет, — в тебе есть эта не присущая парням женская аура. Удивлённый взгляд блондина оповестил Чанёля, что тот обязан пояснить свою точку зрения. — Я заметил, как ты смотришь на вещи. Как ты одеваешься, как кушаешь, и иногда твои движения рук напоминают женские, — чтобы удостовериться, что его поняли, Чанёль поднял правую руку вверх, оголяя её по локоть и обнажая мужскую кисть, украшенную паутиной выпирающих голубых вен. Он легко и медленно мотнул запястьем в воздухе, грациозно, как молодая девушка, что пытается соблазнить своими оголёнными участками кожи взрослого мужчину. Завороженный Бэкхён немного смутился, но попытался повторить движение. Кисть и пальцы блондина были куда тоньше, пластичнее и женственнее, чем у Чанёля. И Бён, наконец-таки, понял, о чём вторил ему брюнет. — Да-да, что-то в таком духе, — закивал Пак. — Теперь я точно чувствую себя девчонкой, — засмущался Бэкхён и театрально рухнул лбом на коленки, пряча лицо. Не то чтобы его это хоть сколечко оскорбило. Он поразился тому, что Чанёль, который очень редко с ним разговаривал, заметил такие вещи, о которых не ведал сам Бэк. — Поэтому-то люди, наверное, и понимают сразу, что я гей. Я женоподобный мужчина, чёрт. Надо с этим что-то делать. Пак уселся поудобнее и резко запротестовал, положив свою широкую ладонь на сгорбленную спину собеседника. Почувствовав слегка выпирающие позвонки, Чанёль провёл ладонью по ним сверху-вниз. В их совсем не близких отношениях такой жест был излишеством. Но именно поэтому он показался Бэкхёну столь сладким и тёплым. — Нет, не надо с этим ничего делать. Это твоя изюминка, — прошептал Пак и добавил: — Это красиво. Бэкхён по-настоящему засмущался и подумал о слишком тёплой чужой ладони. Она была не такой, как у Сехуна. О трогал жадно и сильно, желая впиться ноготками в молочную кожу, оставляя кровавые полумесяцы. А Чанёль не мог себе такого позволить да и вряд ли вообще хотел. Почему-то Пак ассоциировался у Бэкхёна с большим гигантом с мягкими лапками вместо рук. Что-то вроде доброго мишки гризли. Бэкхён замысловато прыснул в коленки и поднял голову. — Кстати, меня всегда интересовал один вопрос, — Чанёль заинтересованно хмыкнул в ответ. — Если мне не изменяет память, ты не гей. — Да, — Пак утвердительно кивнул головой. — Ты дружишь с Сехуном уже много лет. Как ты относишься к тому, что он спит с парнями? Тебя это никогда не смущало? Или, может, ты испытывал отвращение? — А, — Чанёль улыбнулся и похрустел позвоночником, выпрямляясь и настраиваясь на интересный разговор. — Так вот, что ты хотел… Ну, — брюнет сосредоточился на формировании должного ответа, не отрывая взгляд от блестящей чёрной воды. Бэкхён тем временем изучал лицо с нежными чертами и думал о том, что он совершенно ничего не знает об этом человеке. И как это всё-таки здорово — сидеть с кем-то на песке и разговаривать о чём душа пожелает, без уже ставших привычкой ссор, обвинений и разбирательств. — Знаешь, — Чанёль подавился собственным смешком, будто его что-то насмешило. — Я дружу с Сехуном с начальной школы. И мы постоянно проводили время вместе. Поэтому, когда в пятнадцать лет он сказал, что хочет умереть, я опешил. — Умереть? — Бэк от неожиданности вытаращил глаза и прибавил непозволительную для их места громкость в голосе. — Да, — посмеялся Пак, удовлетворяясь реакцией блондина и продолжая. — Это всё было очень тупо на самом деле. Я был в шоке. Пак всё никак не унимался и продолжал смеяться, прикусив нижнюю губу белыми маленькими зубками. — Я пришёл к нему в гости в тот вечер, мы собирались поиграть в приставку. На тот момент как раз вышла какая-то новая игра, я уже точно не помню. И было так, что я подхожу к его дому, стучусь в дверь, а мне никто не открывает. Ну, я подумал, что он просто не слышит. Я звоню ему на мобильный, мы тогда отставали от моды, и у нас были такие старые телефоны-раскладушки. Так вот, я звоню, но этот чёрт не берёт трубку. И знаешь, я в пятнадцать лет был хамом и вообще не следил за своей речью, — Чанёль уже смеялся вовсю, пока Бэкхён заворожено выпучивал время от времени глаза и тихо посмеивался. Бён и подумать не мог, что Пак мог быть не таким, как сейчас. — Я, как сейчас помню, стоял и бычил то на дверь, то на свой мобильник. И в голову пришла мысль обойти его дом и постучаться в окно. Я, значит, перелезаю через это огромное каменное ограждение размером, не знаю, с китайскую, блядь, стену. Весь красный, потный. Жир, как морские волны, разбегаются по животу. — Ты был толстым? — веселится Бэкхён. — Да. Не буду таить, я был той ещё коровой раньше. Я, короче, перелез. Порвал свои джинсы на жопе. Бегу через его дурацкие горшки с цветами, прикрывая рукой пердак. И вижу это тупую долговязую физиономию, стоящую на крыше второго этажа, всю в слезах, соплях и чего там только не было, — Чанёль уже задыхался от смеха. — И вот в чем прикол: этот чёрт, видимо, ждал, пока я приду к нему. Потому что он держал свою тупую раскладушку в руке. Я ему, значит, звонил, а он просто игнорировал! Не брал трубку! Я ему кричу, как сейчас помню свои слова, типо: «Какого хуя ты там делаешь?». А он так медленно переводит на меня свои глаза размером с изюминки, потому что он рыдал и всё лицо опухло. Он смотрит на меня, а у меня уже дым из ушей валит. Да и не только из ушей. Из дырки на пердаке тоже. Я начинаю орать, благим матом его покрывать. А он ни в какую. Пялится и молчит. А потом пафосно и медленно открывает свою раскладушку, набирает мой номер телефона. Пак повторяет все движения Сехуна в реальной жизни, и Бэкхён смеётся от того, с каким лицом Чанёль это всё это проделывает. — Я отвечаю на звонок. И он своим охрипшим, писклявым голосом, как собака, говорит: «Я собираюсь покончить жизнь самоубийством». Может, я был злым другом или что-то такое, но я начинаю откровенно ржать. — Почему? — Ну, потому что он стоял на втором этаже, снизу, слившись с землёй, лежал старый матрас, который, видимо, постелила его мама, чтобы позже выкинуть. Он его не видит. Он стоит, плачет в трубку. Я спрашиваю его: «Что случилось?». И в этот момент он отвечает мне: «Я гей». — Ва-а-ах, — протянул Бэкхён, прильнув ладошки к лицу. Сехун же вечный идеал. Парень, который полностью принимает себя и свою ориентацию! Как такое вообще возможно? Сехун научил Бэкхёна принимать себя таким, какой он есть. И Бён просто сидел на песке, ошалевший от истории, и понимая, что О никогда не рассказывал ему про это, потому что, похоже, боялся упасть в глазах любимого человека. — Нет, это не конец истории! — задорно провозгласил Чанёль. — Закончилось всё тем, что он, наверное, так устал за день, что у него закружилась голова. И он реально полетел вниз. — Серьёзно? И что было? — Бён уже сидел, повернувшись к Чанёлю полностью. Ему было приятно видеть сияющие глаза, которые ещё в машине были такими чёрными и отстранёнными. — Он зацепился за карниз дома. Начал орать, как резаная свинья на ферме, болтать ногами, как сосиска. И в итоге он просто обоссался от страха, вися в метре от земли над старым матрасом. Феноменально! — заключил Пак, поставив точку и разрываясь от нового прилива смеха. Бэкхён, услышав про ссыкающегося Сехуна, упал от смеха на спину и начал махать ладонями, так как приливающий к щекам жар не хотел отпускать. Пресс ныл от вечных содроганий и молил прекратить. Но Бэкхён только подхватывал высокую волну смеха Чанёля, который любил в приступе веселья падать на землю и бить её кулаком. Наконец успокоившись, брюнет всё-таки продолжил: — Отвечая на твой вопрос, то, что О гей, я принял сразу. Я был тем, кто помог ему оправиться, прийти в себя. Я день и ночь внушал ему, что это нормально и что это не какая-то болезнь. Что всё, что говорят окружающие, не будет иметь смысла, так как важно, как считаешь ты и только ты. Вот сейчас понимаю, что у меня в голове даже не было каких-то плохих мыслей. Я просто настолько привык к тому факту, что парни могут любить других парней, что у меня в голове и не укладывается, что это ненормально. Я внушал это Сехуну, одновременно внушая это самому себе. Я вырос с этим. Сехун — часть моей жизни. И, отвергнув его, я, получается, отвергну себя и все свои убеждения. Бён сел поудобнее, отряхивая влажный песок с ладоней и нарочито пронзительно смотря на Пака, ловя игривый взгляд высокого брюнета. Бён смущённо закусил губу, зная свой следующий вопрос. — Ты не ловил себя на мысли, что ты тоже можешь быть геем? И, к огромному удивлению, ответа не последовало. Утонув в собственных раздумьях, будто заблудившись в тёмном лесу, Чанёль потупил взгляд, смотря куда-то в землю, не находя ни ответа, ни выхода из леса. Блеск тихих волн привлёк внимание Пака, он несколько секунд думал, но ответ так и не вырвался из его уст. Бэкхён почувствовал неуверенность и сжатость, он видел, как Чанёль перебирает необходимые слова, но его рот словно завязали; брюнет тяжело молчал. А потом неожиданно вскочил, сказав, что ему срочно надо отлучиться по нужде, и направился к небольшим зарослям, где и потерялся его смазанный высокий силуэт. Бэкхён отвлёкся моментально, потому что его телефон яростно зажужжал в заднем кармане джинсовых шорт. Когда он вытащил предмет связи, яркий белый свет ослепил хозяина телефона. Махнув по экрану пальцем, Бэкхён увидел сообщение, от которого провалилось сердце. Сообщение от: «Сехун» Ты дома? Быстро метнув испуганный взгляд на правый верхний уголок, где было время, Бэкхён ужаснулся, увидев половину первого ночи. Что означало, что Сехун освободился уже как почти тридцать минут назад, но написал только сейчас. Бэкхён сжался, обдумывая только две вещи: первое, что написать. Второе, что Сехун действительно делал всё это время? Неужели работа может затянуться настолько? Возможно ли то, что Пак говорил правду? Точнее, правдивы ли все его предположения? Бэк ядовито цокнул, и где-то в глубине души зародилась непонятная злоба. Будто шестое чувство уже догадывалось о плохом исходе. Долго не раздумывая, Бён отправил ответ. Бэкхён: Да. Спустя несколько секунд телефон снова завибрировал, оповещая о сообщении. Сообщение от: «Сехун» Я звонил Ёлю. Он сказал, что сегодня не получится покататься. Прости, что обнадёжил. Ложись спать, увидимся завтра! Люблю тебя сильно. Концом этой напрочь гнилой и лживой мелодии был отвратительный смайлик, отправляющий воздушный поцелуйчик. Ведь Сехун откровенно врал! Раздув ноздри, Бэкхён, не веря, перечитал сообщение ещё несколько раз. Бён с силой впился клыками в костяшку большого пальца, горячо дыша от горькой ярости, которая, как алкоголь, попала в кровь и начала свои махинации с организмом. Сехун не врал только в том случае, если он действительно звонил Чанёлю, но этого не было! Пак ни разу за весь вечер не взял мобильник в руки, напрочь о нём позабыв. Нервозность одолела сидящее на песке в полном одиночестве тело. А мысли Бёна были только о том, почему О соврал. Из куста выполз Пак, шумно застёгивая ширинку. Краем уха услышав шум, Бён тут же спрятал телефон, проглотил с потрохами всю тревогу и весело улыбнулся рядом садящемуся парню. — Что-то случилось? — успел спросить Пак перед тем, как стандартная мелодия на всех «айфонах» некультурно его перебила. Засунув руку поглубже в кофту, Пак вытащил свой телефон, на котором, как успел заметить Бэк, высветилась фотография О. — Это Сехун, да? — заволновался Бэкхён, пододвигаясь неприлично близко, чтобы подслушать чужой разговор. Нет, Бён был воспитанным молодым человеком, но любопытство всегда выскакивало раньше всех. Пак кивнул, переводя взгляд с Бэка на телефон, с телефона — на Бэкхёна, который уже сидел практически вплотную и снова мог услышать запах мяты и кислого зелёного яблока. Бэк хотел замотать руками, мол, отвечать не нужно, но было уже поздно. — Слушаю, — начал разговор брюнет. Бэкхён, полностью забыв о собственном достоинстве и надлежащем воспитании, прижался ухом вплотную к руке, что держала телефон, и сам по-хозяйски расположил обе ладони на бедре Чанёля. — Привет, ну что, едем кататься? — знакомый до боли в сердце голос раздался на том конце трубки. Чанёль помедлил с ответом, поворачивая голову в сторону Бэкхёна, чуть не столкнувшись друг с другом носами. Бён быстро отпрянул и с мольбой в глазах посмотрел на Пака, не решаясь издать ни единого звука, боясь быть пойманным с поличным. Брюнет непозволительно долго молчал, прежде чем его голос снова заполнил сознание Бёна. — Мне заехать за Бэкхёном? — Он не хочет, то есть, он уже спит. Поздно просто. Оба сидящих рядом парня непроизвольно округлили глаза. И быстро пытаясь что-то придумать, Бэкхён начал непонятно мотать руками из стороны в сторону, а Пак просто недоуменно пялился, пока не понял, что ответ он должен придумать сам, так как ни черта не понял всполошившегося блондина. — Эм, давай не сегодня, окей? Я просто не очень хорошо себя чувствую. Бэкхён, приложив руку на сердце и успев похвалить Чанёля в уме, облегчённо выдохнул. Воздух показался ему чистым и отрезвляющим. Сехун молчал, а потом, неуверенно попрощавшись, сбросил трубку. Бэкхён понял две вещи: первое, у него чертовски сильно горели щеки. Второе, он чувствовал себя виноватым в том, что Чанёлю из-за него пришлось соврать Сехуну. На душе стало гадко. Враньё на человека действует как алкоголь. Сначала чувствуешь удовлетворение, туман в голове. Но после уже не остановиться, и в определённый момент, когда становится совсем плохо, понимаешь, что стал алкоголиком и уже не вернуть прошлое, чтобы изменить нежелательный исход. Это то, что после оставит большой след в душе. Чанёль свёл брови к переносице, напряженно хмурясь и пытаясь понять, что происходит. Его челюсти с силой сжались, и на вечно спокойном лице появились острые мужские скулы. — Я соврал ему, потому что он сделал то же самое. — Я понимаю, — встрепенулся Бэкхён, чувствуя неудобство и вину. — Он написал мне только что, перед тем как позвонить тебе. Чанёль вопросительно поиграл чёрной бровью. — Он спросил, дома ли я. Я ответил, что да. А потом он добавил, что звонил тебе и ты ответил ему, что покататься сегодня не получится. — Вот как, — насупился Чанёль, смотря на светящийся в темноте экран телефона и улавливая время. — Но почему ты не сказал ему правду? Ночная дорога впервые в жизни показалась Бэкхёну пугающей. Окружающие машину мёртвые деревья напоминали призраков, заточённых в этой местности. Их голые ветви, точно лапы, свисали и касались белой краски автомобиля. Бэкхён держал в руке стаканчик горячего мятного какао, купленного для него Паком на ближайшей заправке, на которую парни заехали перед тем, как поехать обратно в город. Большую часть дороги Бён молчал, наслаждаясь горячим напитком и смакуя вкус шоколада у себя во рту медленно-медленно. На лице горделивое спокойствие, а в душе трясущаяся тревога. Бэкхён отчасти чувствовал себя разбитым благодаря Сехуну. Но блондин также испытывал воодушевляющую наполненность благодаря, конечно же, Чанёлю. Бёну, наконец-то, стало тепло. Как на физическом уровне, так и морально. Пак раскованно набивал ритм большими пальцами по рулю в такт негромкой музыки, что лилась из динамиков. Гармония, в конечном счёте, захватила салон и тёплым воздухом гладила Бэкхёна по голым окоченевшим коленкам. — Согрелся? — заботливо спросил Пак, искоса поглядывая на сжавшегося подростка на соседнем кресле. Бэкхён в ответ благодарно кивнул головой за тёплый напиток и улыбнулся. — В следующий раз бери с собой что-то потеплее, — свободно сказал Пак, поворачивая руль в сторону знакомой для Бёна улицы. — Будет следующий раз? — ехидно улыбнувшись, удивился Бэк, заставив Чанёля врасплох. У брюнета случилось секундное мозговое торможение, после чего Пак улыбнулся и, не смотря на Бэкхёна, скованно ответил: — Ну, а почему нет? Меня забавляла твоя реакция на пробегающих мимо машины лисиц. Бэкхён на это замечание цокнул, чем заставил водителя злобно хохотнуть низким басом. — Ладно, приехали, — сказал Пак, останавливая свою ласточку около небольшого, но приличного двухэтажного дома из красного кирпича. Заглушив мотор, Чанёль посмотрел на взъерошенного Бэкхёна и на его красные щёчки. Поправив кепку, брюнет слабо хмыкнул. — Спасибо за какао, — блондин поднял в воздух пустой стаканчик, тряся им, тем самым доказывая, что всё выпил с удовольствием. Изначально поездка казалась Бэкхёну настоящим испытанием. Он не представлял, каково это — быть в главной роли. Но теперь парень с удовольствием махал рукой уезжающей с тесной улицы машине. Забравшись по ступенькам к входной двери, Бэкхён застыл на минуту, пялясь в свой телефон, на экране которого был ещё не записанный номер. Бён ловил кончиками красных ушей холодный ночной ветер и пытался придумать, как записать Чанёля. Имя писать не хотелось, мало ли, Сехун случайно увидит. Посему подросток решил поставить вместо имени точку, но он промахнулся, и получилась запятая. Порешив на этом, довольный и уверенный в хорошем завершении дня открыл ключом дверь и вошёл в дом, где на кухне всё ещё горел назойливый жёлтый свет лампы. Спустя пару секунд в узкий тёмный коридор вышел среднего роста мужчина с достаточно злым видом и омерзительной физиономией. Седые волосы опять виднелись среди выкрашенных в чёрный цвет волос. Слух подростка заполнили тяжелый топот и такое же предчувствие. Покосившись на мужчину, Бэкхён слабо кивнул. — Время видел? — спросил отчим, щуря глаза в темноте, чтобы уловить каждую эмоцию пришедшего ночью домой юноши. — Да, — сухо и с лёгкой злобой в голосе отозвался Бён. — Алкоголь так прячешь, да? — мужчина с широкими плечами указал на стаканчик в руках Бэкхёна. Блондин выпрямился и наконец-таки заметил, как тихо было в доме. Также заметил, как приглушённая ненависть расползается по его венам, точно тяжёлый наркотик. Чёрт возьми, как же он ненавидел такие необоснованные, пустые упрёки в свой адрес, особенно от человека, который в два раза крупнее и сильнее его. Челюсти Бэкхёна непроизвольно сжались, что не осталось незамеченным от строгих глаз, обрамлённых внушительными морщинами. — Нет, это просто какао, — проглотив злобу, пробурчал Бён, собираясь уходить на второй этаж, где располагалась его личная комната. — Опять со своим белобрысым гомиком шатался допоздна? Последняя капля воспитания и уважения к старшим улетучилась намного быстрее, чем застывшая в подсознании фраза, оскорбляющая его любимого человека.Надоело.