Be somebody

Тодороки вошел в клуб вслед за Ураракой, придерживая висящую на спине сумку с фотоаппаратом. Запах алкоголя резко ударил в нос. Пробираясь через темный коридор, по левой части которого выстроилась очередь в раздевалку, он едва не натолкнулся на суетящуюся, подвыпившую парочку. Тодороки Шото не чувствовал дискомфорта от пребывания в шумных местах, полных народа, однако предпочитал появляться в них как можно реже. У него чесались губы оттого, что он не успел выкурить сигарету, поскольку Урарака без конца твердила об их непременном опоздании. — Тодороки, ты там не потерялся? — оглянулась невысокая шатенка с большими глазами, в которых плескались блики огней от прожекторов, на застрявшего в дверном проеме друга. Он разобрал сказанное ею, скорее, по губам, потому что доносящаяся из колонок музыка оглушала и била по мозгам соседской дрелью. — Нет. Он подошел к девушке и внимательно осмотрел клуб: в конце концов, ему нужно было понимать, с чем работать ближайшие несколько часов. Фотографии, сделанные администрацией и выложенные на сайт клуба для привлечения внимания, хоть и давали представление о помещении, но все еще не могли служить достоверным источником. Здесь не было темно (спасибо ярким неоновым огням, светящим с потолка и настырно бьющим в глаза, отчего искажалось восприятие пространства и кружилась голова), однако для того, чтобы быстро сориентироваться, потребовалось время. Столики, стоящие возле стен, были заняты оживленно разговаривающими (кричащими) компаниями; к барной стойке, за которой суетилось двое барменов, то и дело подходили посетители, заказывающие незатейливые напитки. Несмотря на то, что в клубе было установлено несколько кондиционеров, в помещении стояла духота, цепко забирающаяся когтистыми лапами под одежду. Шото расстегнул несколько пуговиц на клетчатой рубашке и засучил рукава. — Ох, ну и где их искать, — надула щеки Урарака, не видящая знакомых из-за беснующей толпы отдыхающих в центре, и достала телефон. Тодороки и Урарака были знакомы еще со старшей школы. Тогда Шото вел себя довольно отстраненно, не желая налаживать контакты с одноклассниками. Он старался держаться от них подальше, считая, что подобные связи ему совершенно не нужны, поскольку отнимают драгоценное время, которое можно было бы потратить на более стоящие вещи (например, на подготовку к поступлению в главный университет страны). А потом на него обратил внимание веснушчатый парень, усевшийся напротив него в столовой, и принялся весело рассказывать о какой-то чепухе. Тодороки до сих пор не мог понять, какого черта тогда произошло, но... чуть позже он пересмотрел свои взгляды на дружбу. Его круг общения состоял из парочки друзей, которым удалось пробиться через толстую скорлупу безразличия. Годы спустя Тодороки был им благодарен. — Пойдем, — Урарака кивнула задумавшемуся фотографу и указала пальцем на столик, расположенный в дальнем углу. — Я уверена, их музыка должна тебе понравиться. Когда они обошли посетителей, энергично двигающихся под ревущую музыку, то увидели сидящую за столиком четверку людей. Темноволосая девушка с тоннелями в ушах и ярким макияжем мигом поднялась, сразу же оказываясь в теплых объятиях Урараки. — Мы не опоздали? — поинтересовалась она, пока Тодороки рассматривал участников группы, делая это скорее из профессионального интереса, чем из любопытства (в конце концов, именно ради их съемки он появился здесь, поэтому заранее просчитывал подходящие ракурсы). — Не, — махнул рукой, ногти которого были накрашены лаком, блондин с причудливой черной молнией в волосах. — Бакуго еще нет, — пожал плечами парень с ирокезом, крутящий в руках пустую бутылку, на прозрачных стенках которой переливались под светом прожекторов капли воды. — Блин, надеюсь, в этот раз он не психанет и не уйдет со сцены, чтобы качать права, — блондин сложил из пальцев фотоаппарат, поднес его к глазам, произнося емкое «чик-чик». — Он только что написал, что все еще курит у входа, — получив сообщение в общем чате, проинформировала высокая девушка; ее длинные волосы были завязаны в конский хвост. — Тодороки, знакомься, — Урарака указала рукой на каждого участника. — Это Джиро, Каминари, Токоями и Яойорозу. Тодороки молча кивнул им. Яойорозу, чуть склонив голову на бок, внимательно рассматривала фотографа, будто пыталась вспомнить, где видела его раньше. Шото достал фотоаппарат из сумки; у него была хорошая память на лица, поэтому он был уверен в том, что встречался с ней на претенциозных мероприятиях, которые организовывались верхушками влиятельных компаний для налаживания связей. Ему приходилось присутствовать на них до восемнадцати лет. — Зачем нас представлять? — вскинул бровь Каминари, откидываясь на спинку углового дивана. — Уверен, он и так нас знает. Мы довольно известны в определенных кругах. — В малых кругах, — покачала головой Джиро. — Слышал о вас только от Урараки, — честно ответил Тодороки, сконцентрировавшись на настраивании фотоаппарата. — Ты только что похоронил самооценку нашей группы, — тоскливо протянул Каминари. — С каких пор ты отвечаешь за самооценку всей группы? — Джиро устало плюхнулась на диван рядом с Яойорозу и принялась нервно грызть ногти. — Джиро, пожалуйста, не грызи ногти. — Я пытаюсь, оно само, — она сложила руки на коленях. — Мне бы научиться сохранять спокойствие, как ты. — Я с детства участвовала во многих конкурсах. Так что страх остался на сцене вместе с десятилетней девочкой и пятитысячным залом, — она тихо засмеялась; от ее успокаивающей улыбки Джиро чуть расслабилась. — Урарака тебе ничего не объясняла насчет фотографий? — поинтересовалась Яойорозу у Тодороки. — Только о том, что они должны подходить для вашей страницы в инстаграме. — Да, — улыбнулась девушка, опуская глаза, — у нас с ней явные проблемы. — Не сгущай краски, — замахала руками Урарака. — У вас есть несколько красивых фото с концертов. — Половина из них размыта, на половине селфи Каминари, — Токоями продолжал крутить в руках бутылку, внимательно всматриваясь в ее этикетку. — Я удивлена, почему на профиль до сих пор никто не кинул страйк за неприемлемый контент, — вздохнула Джиро, поглядывая на вход. Тодороки не видел их страницу в инстаграме, хотя Урарака скинула ее еще пару дней назад для ознакомления. Он честно хотел забежать на профиль, но из-за бесконечных волнений по поводу скорого окончания учебы, необходимости пополнять портфолио и творческого кризиса (Тодороки, тебе только двадцать два) у него совершенно вылетело это из головы. У Шото тоже была страница в инстаграме, которую он скрупулезно вел на протяжении шести лет. Он завел ее из-за долгих уговоров друзей: — Твои фотографии стоят того, чтобы их увидели другие, а не только наш чат, — произнес Мидория, когда они сидели в кафе, отмечая начало каникул. — Поддерживаю! — громогласно заявил Иида, темноволосый парень в очках, вместе с Мидорией разглядывающий новые фотографии, сделанные Тодороки. На них не было запечатлено ничего сверхъестественного (темный переулок, пожилая пара в сквере рядом со школой, велосипедист, кормящий уток), однако они цепляли своей простотой и искренностью, отчего отвести взгляд становилось непосильной задачей. — Я уже говорил, что не вижу в этом смысла, — Тодороки стучал пальцами по молочному коктейлю. — Я делаю их не для того, чтобы на них смотрели. Я делаю их, потому что мне это нравится. — Взгляни на это с эстетической стороны, — Урарака просматривала новостную ленту инстаграма, подперев рукой щеку. — Контент инсты состоит из еды, сотни одинаковых селфи и... э-э-э... — Безвкусицы, — подсказал Иида. — Вот ее, да, — кивнула подруга, блокируя телефон и откладывая его в сторону. — Ты можешь и дальше фотографировать для себя, но почему бы тебе не поделиться ими с другими? В конце концов, ты ничего не потеряешь, если начнешь вести профиль. Но, возможно, своими фотографиями ты начнешь радовать других. Тодороки не знал, радовали ли его фотографии кого-то, кроме друзей (да, он получал восторженные комментарии под ними, но не знал, насколько искренними они были), но за прошедшее время его профиль разросся (в нем хранилось больше двух тысяч фотографий, часть которых он даже не помнил — особенно те, что выкладывал в самом начале), камера на телефоне сменилась профессиональным фотоаппаратом, а документы после окончания школы были поданы в университет на факультет искусства и фотографии (что отец, к слову, не оценил). Фотографии, в отличие от человеческой памяти, увековечивали мгновения, что восхищало Тодороки. За секунду могло произойти множество значительных и незначительных вещей, воспоминания и эмоции от которых затухали, превращаясь в истлевший пепел. Он начал фотографировать, потому что некоторые события, которые заставляли его сердце заходиться в неугомонном ритме, до изнеможения хотелось сохранить если не в памяти, то хотя бы на фотопленке. Сейчас он уже не знал, чего хотел от своих снимков. Тодороки, глядя в видоискатель фотоаппарата, навел объектив на танцующую толпу, проверяя свет и делая несколько пробных снимков. Убедившись, что без вспышки не обойтись, он ловкими движениями ее установил. Он взглянул на сцену, разглядывая расположение уже приготовленных на ней инструментов, чтобы было проще сориентироваться во время выступления, и вновь уткнулся в видоискатель, перед этим в очередной раз подкрутив настройки. — О, неужели, — пробормотала Джиро. — А ты не торопишься. — Так начали бы без меня, че расселись, — донесся справа от Тодороки грубый незнакомый голос. Тодороки отвел фотоаппарат и посмотрел на подошедшего парня. Светлые волосы того торчали во все стороны, отчего казалось, будто по пути до клуба он встретился со своенравной тетушкой Катриной. Он хмуро глядел на участников группы, убрав руку, усеянную черными кожаными браслетами, в карман мятых широких джинсов. В другой он держал черно-оранжевую маску с рогами монстра, скрывающую верхнюю половину лица и едва не доходящую до линии губ. — Знакомься, это Тодороки, фотограф, — представила его Джиро. — А этот комок агрессии — Бакуго, наш барабанщик. — Чего-чего я комок?! — оскалился тот, демонстрируя клыки и спесиво втягивая воздух носом. Джиро развела руками, мол, вот, пожалуйста, но Тодороки этого не заметил, глядя на заманчивые матовые черные сережки-гвоздики в его правом ухе. — Ты! — Бакуго развернулся к фотографу и ткнул его пальцем в грудь, сводя брови, отчего на его лбу возникли складки. — Держи эту штуку подальше от меня, — кивнул на фотоаппарат в его руках. Каминари с Токоями сочувственно переглянулись. Первый попытался его успокоить, положив руку на плечо, но та сразу же была скинута. — Ты не хочешь, чтобы я тебя фотографировал? — спросил Тодороки, не обращая внимания на приставленный палец и гневную полоску бровей. — Я только что это и сказал, кретин, — фыркнул Бакуго едва ли не в лицо фотографа, из-за чего тот почувствовал исходящий от него запах сигаретного дыма. — Но ты в любом случае попадешь в кадр. Барабанная установка стоит посередине сцены. — Тогда сделай так, чтобы она не попала! Или у тебя руки из задницы и глаза оттуда же? — Бакуго буравил его мрачным взглядом, в котором плясали языки пламени, готовые спалить его, а пепел развеять по ветру так же, как тараксакум в одноименной сказке. — Хорошо, я не буду тебя фотографировать, можешь не беспокоиться, — искренне ответил Тодороки, уверенно заглядывая в глаза, и отстранил палец от себя. Бакуго мгновенно скривился и вырвал руку из слабой хватки, снова убирая ее в карман. — Я, блять, и не беспокоился. Яойорозу сложила ладони вместе, неловко улыбаясь и как бы извиняясь за поведение Бакуго. — Вы тут и дальше будете зад отсиживать или мы уже пойдем и выступим?! — Ладно-ладно, подъем, — скомандовала Джиро. Группа поднялась с дивана и, рассуждая о том, что сегодня они порвут этот клуб (рассуждал об этом, в общем-то, только Каминари), начала пробираться к сцене. — Я забыла предупредить тебя насчет Бакуго, — Урарака сконфуженно опустила глаза, сводя указательные пальцы. — К его поведению нужно привыкнуть. Он немного… — Если кто-то не хочет фотографироваться, я не буду его заставлять, — Тодороки пожал плечами, надевая на шею ремень от фотоаппарата и наблюдая за тем, как барабанщик, теряющийся в толпе, надевал маску. Последнее, чего он хотел, так это чтобы ненавидели сделанные им фотографии. По этой причине он презирал фотографов, которые славились тем, что собирали компромат на известных (и не очень) людей, создавая новости из ничего, чем плодили слухи и домыслы, привносившие бесконечный хаос в их жизни. В конце концов, фотографирование — это искусство, а оно, по мнению Тодороки, не должно было действовать во зло. — Сделай хорошие фотки! — пожелала Урарака, с нетерпением глядя на то, как группа поднималась на сцену. Тодороки кивнул и скрылся в толпе, стараясь как можно быстрее пробраться к сцене и занять удобное место для съемки, которое он приметил еще при входе. Оберегая фотоаппарат от шумной толпы, размахивающей руками, он занял выгодную позицию и навел объектив на готовящуюся группу. Он сделал несколько пробных снимков, пока Каминари и Токоями просовывали головы через ремень гитар, а Яойорозу, занявшая место за синтезатором, убирала выпавшие из прически пряди за уши. Джиро, поправив свою гитару, подошла к микрофону, вставая посередине сцены и ожидая, когда музыка из колонок перестанет играть. Как только в клубе возникла тишина, вокалистка неловко прокашлялась, привлекая к себе внимание: — Эм-м, всем привет. Мы группа «HERO» и сейчас мы… мы исполним для вас несколько наших треков. Так что, кхм, отставляйте свои напитки и слушайте нас. Ладно. Шутка. Не стоит оставлять клуб без дохода. Бакуго, который разбирался с тем, чтобы в колонках наконец перестала играть выводящая из себя однотипная белиберда, сел за барабанную установку; его торчащие во все стороны волосы падали на черную маску и казались пепельно-белыми от контраста. Несколько ударов барабанных палок друг о друга ознаменовали начало песни. «Hey-o, here comes the danger up in this club When we get started and we ain't gonna stop, We gonna turn it out till it gets too hot. Everybody sing, Hey-O!» Мелодичный голос солистки прорезал наступившую тишину, ударяясь о стены и отлетая в собравшуюся толпу. Ей вторил парень с ирокезом, отчего создавалось более весомое ощущение пронизывающих голосов, растекающихся по венам и закупоривающих сосуды. «Tell 'em turn it up till they can't no more, Let's get this thing shakin' like a disco ball. This is your last warning, a courtesy call*». Мерные удары по тарелкам отсчитывали ритм. При повторе куплета голос девушки стал громче, заряжая посетителей энергией. Она закрыла глаза и обхватила стойку с микрофоном руками. Тодороки замер, вслушиваясь в гитарные переливы, пронзающие тело насквозь и вышибающие дух. Он задержал дыхание, как только раздались удары по барабанной установке, увлекая его в четвертое измерение составлять компанию Куперу. Земля под его ногами, кажется, задрожала. Шото не отводил взгляда от сцены, следя за тем, как ловкие пальцы гитаристов скользят по грифам, перебирая аккорды и струны. А потом он посмотрел на барабанщика и все. Он не мог понять, что испытывал конкретно в этот момент, но… все. У него перехватило дыхание, отчего легкие обожгло жарким пламенем; фотоаппарат едва не выскочил из его рук (благо на шее у него был ремень; он превратился в цепь и тянул на дно вулканического кратера). Тонкий изгиб расслабленных губ резко контрастировал с тем, которое довелось увидеть при недавнем общении. Взгляд его алых глаз смягчился, заставляя Шото забыть о том, что он должен выполнять свою работу. Какую работу он вообще должен выполнять? Во взгляде Бакуго рождались и умирали миры, пока Тодороки не чувствовал своих пальцев. Тодороки сглотнул и заставил себя нажать на затвор, запечатляя выразительные эмоции выступающих. Он с трудом удержался от того, чтобы навести объектив на барабанщика. Тодороки наблюдал за тем, как ловкие пальцы, держащие палочки, парили в воздухе и ударяли по барабанам, пока растрепавшаяся челка скользила по маске. Он редко слушал музыку подобного жанра, отдавая предпочтение гранжу и (в качестве исключения) Тейлор Свифт. Поэтому сейчас, перебираясь к барной стойке под сильный вокал, чтобы сменить ракурс съемки, он сожалел, что не может себе позволить слиться с танцующей толпой, качающей головой в такт ритму. Урарака оказалась права, потому что вот уже четвертая песня, играющая в маленьком клубе, расположенном в не самом благополучном районе города, отдавалась трепетом в сердце, заставляя его подстраиваться под удары барабанных палочек. Конечно, ему следовало делать фотографии группы, но, в конце концов, если ее участники хотели привести в порядок свой инстаграм (да, он все еще не видел их страницу, но услышанное им от Токоями, сейчас ловко перебирающего струны, заставляло темные тучи сгущаться над их профилем), то реакция толпы на их выступлении — отличное средство для его разнообразия. Тодороки хотел, чтобы фотографии получились хорошими, потому что эта группа, всецело отдающая себя музыке и сливающаяся с ней, явно заслуживала их, потому что другие люди должны были узнать о том, что происходит на их концерте, потому что строчки песен отзывались в его душе, отчего он желал поделиться застывшим моментом времени через цифровое изображение, способное сохранить эмоции и чувства внутри кадра. И, кажется, Тодороки, давно не испытывающий таких сильных эмоций за своим любимым занятием, вполне мог составить компанию архангелу Габриэлю на небесах. Тодороки без конца суетился, прошерстив весь клуб несколько раз (не без мыслей о том, что нужно непременно заняться делом, пока взгляд вновь не успел приковать к себе Бакуго, во время начала новой песни вытирающего пот со лба) и наступив на ноги, наверное, десятку посетителей, которые успели его люто возненавидеть. К концу выступления, когда на его фотоаппарате накопилась чуть ли не половина тысячи материала (удачного и не очень), Тодороки устал настолько, что ему требовался если не футон в съемной квартире, то хотя бы стакан воды. Вернувшись к столику, за которым все так же сидела Урарака (ее глаза светились восторженными огнями), он увидел протянутую ему бутылку воды и благодарно взглянул на подругу. Тодороки взял бутылку и отвинтил крышку вспотевшими от напряжения пальцами, прикладываясь к горлышку. — Как все прошло? — спросила она, с любопытством глядя на висящий на шее фотоаппарат. Тодороки поднял большой палец вверх, не отрываясь от горлышка бутылки и позволяя Урараке взять фотоаппарат, чтобы посмотреть снимки. Урарака не любила делать фото сама (кроме селфи, которых накопилось в ее телефоне достаточно, чтобы приложения не могли быть обновлены в связи с недостатком памяти), однако она не могла отказаться от просмотра снимков Тодороки и была чуть ли не первой поклонницей его творчества. Она делилась ими во всех соцсетях (конечно же, с сохранением авторства) и была тем, кто помог Тодороки набрать часть своей аудитории. Урарака видела в его снимках только красивые кадры. Тодороки, осушив почти всю бутылку, поставил ее на столик и снял с шеи фотоаппарат, чтобы подруге было удобнее просматривать снимки. Он сел напротив, сцепив пальцы, чтобы унять колотящие внутри эмоции, которые подбирались к горлу и вставали в нем колючим комом невысказанных слов (лицо Тодороки, тем не менее, не выражало ничего, кроме усталости от долгого пребывания среди локтей-спин-коленей). В его голове все еще крутились ускользающие мгновения выступления, часть которых сохранилась в памяти фотоаппарата. Он с нетерпением ждал момента, когда же вернется домой и сможет открыть программу на ноутбуке, чтобы их обработать. А еще он с нетерпением глядел на стол перед собой, ожидая возвращения группы. Они же вернутся? Их вещи здесь? У них вообще были вещи? Шото засуетился, рассматривая диван, и облегченно выдохнул, заметив небрежно брошенные куртки и сумки. Тодороки не собирался говорить о том, в какой восторг он впал во время выступления (потому что он хоть и умел красиво и правильно формулировать мысли, но обращение переживаемых чувств и эмоций в слова было его ахиллесовой пятой), поэтому, возможно, следовало уйти и... О каком уходе он вообще думает, если ему не заплатили за съемку? Тодороки потерянно вздохнул, зачесывая пальцами растрепавшиеся волосы. Он довольно давно не чувствовал себя таким потерянно-счастливым (примерно с того момента, как закончил первый курс обучения). — ...с ног валюсь. — Да-да, до сих пор гул в ушах стоит. — Все согласны с тем, что сегодня было одно из лучших выступлений? — Да! — отвлеклась Урарака от просмотра, заметив подошедших участников. — Почему у вас все еще не берут автографы? — Этот парень всех распугивает, — Каминари ткнул нахохлившегося Бакуго, держащего маску в руке, локтем в бок, за что получил смачную оплеуху. — Фотографии получились очень хорошими, — широко улыбнулась Урарака, показывая их подсевшей к ней Джиро. — О, дай-ка глянуть, — потянулся Каминари к фотоаппарату, едва ли не ложась на стол и в очередной раз получая кулаком по голове. — Тебя, блять, еноты вырастили или что?! — скривился Бакуго, перекрикивая ударившую по ушам поставленную музыку. — Спроси сначала, идиот, — и небрежно указал большим пальцем в сторону замершего фотографа, не отводящего взгляда от кожаных браслетов на запястье, которые тот застегивал. — Ой, черт, — нахмурился Каминари, мгновенно выпрямляясь и сконфуженно глядя на Тодороки. — Можно? — ...Да, — не сразу ответил тот (потому что ему потребовалось время на то, чтобы проанализировать вопрос, задействовав весь потенциал своих мозгов; Тодороки не был глупым парнем, но сейчас, когда он глядел на фыркнувшего барабанщика, его мыслительный процесс стопорился, будто его посадили на нейролептики). Он винил в столь острой реакции на каждое действие барабанщика еще не прошедший мандраж от съемки. — Как тебе наше выступление? — поинтересовалась подошедшая Яойорозу, держащая в руках несколько бутылок с водой из бара, которые мгновенно оказались разобранными. — Впечатляюще. — Я же сказала, что тебе обязательно понравится, — радостно хлопнула в ладони Урарака и счастливо улыбнулась, отчего в уголках ее глаз возникли солнечные лучики. — Уже готов стать нашим преданным фанатом и купить альбом на айтюнс? — усмехнулся Каминари, просматривая фотографии; увидев на них себя, сощурил глаза и подумал, что настало время сменить аватары в соцсетях. — Какой айтюнс, боже, — Джиро отстранила ото рта бутылку с водой. — Для начала нужно хоть один концерт провести, на котором мы не будем развлекать пьяных… — Да-да, дай хотя бы помечтать, не порть настрой. — Вы не даете свои концерты? — приподнял бровь Тодороки. — Мы в процессе. — В стагнации, — бросил Бакуго и оперся бедром о спинку дивана, скрещивая руки на груди и сверху вниз заинтересованно глядя на бело-красную шевелюру фотографа, за которой он следил во время выступления. Тодороки не принимал дальнейшего участия в разговоре, пытаясь унять продолжающий накатывать морок. Хотелось скорее выйти на улицу, окутанную холодом, и закурить, чтобы успокоить нервы. Возможно, ему давно уже следовало находиться в поезде, который вез бы его к съемной квартире, но заставить себя встать и уйти было выше его сил. Будто его к дивану пригвоздили да скотчем обмотали. Наконец фотоаппарат оказался в его руках, а деньги за съемку переведены на счет. Тодороки пообещал, что отправит фотографии на почту в ближайшее время, и вместе с Ураракой направился к метро, пока участники группы забирали инструменты со сцены и обсуждали с владельцем клуба цену за выступление. Когда Тодороки оказался на ночной улице и вдохнул свежий воздух, мысли в его голове наконец перестали напоминать пчелиный рой. — Сегодня они выложились на полную, — счастливо улыбалась Урарака, смотря на темное, заволоченное облаками небо и выдыхая пар; в Токио стояла зима. — Впрочем, как и всегда. — Ты часто бывала на их концертах? — Тодороки зажег сигарету и поднес ее к губам, вдыхая дым. Пульс давно унялся, сердце успокоилось, тогда как внутри все крошилось от невысказанных эмоций. Он сделал очередную затяжку, чтобы наконец почувствовать опору под ногами. — М-м-м, — нахмурилась и вытянула губы в трубочку, — раза три или четыре. Они недавно начали выступать, хотя уже несколько лет вместе. Вы могли бы давно пойти со мной на их концерт, я же не раз приглашала. Тебя все-таки удалось затащить, осталось еще пригласить Мидорию и Ииду. Мимо них проехала черная тойота с затонированными стеклами и скрылась за углом многоквартирного дома. — Они тебе на самом деле так сильно нравятся? — Да, — кивнула Урарака и опустила взгляд, смотря на крошки снега под ногами и утыкаясь носом в шарф. — Не знаю, как это объяснить, но на их выступлениях чувствуешь себя как… не знаю… как будто… ох, то есть… — сокрушенно пожала плечами девушка и сдалась. — В следующем месяце они будут давать первый сольный концерт. Я бы очень хотела попасть, но вряд ли смогу из-за подготовки к диплому. А у тебя как с ним дела обстоят? — Более-менее, — Тодороки выпустил дым, наблюдая за тем, как он рассеивается в воздухе. Тодороки зашел в небольшую съемную квартиру, расположенную на окраине города, в районе двух часов ночи. Включил свет, кинул ключи в тарелку, стоящую на тумбочке в коридоре, и сел на футон, протирая сонные глаза (он едва не уснул в мчащемся поезде). Он устало прислонился спиной к стене, безучастно смотря на трещины на потолке, пока пальцы отстукивали мерный, не выходящий из головы ритм последней песни с выступления. Он думал о том, что фотографии можно будет рассортировать и завтра, и пропустил момент, когда глаза, перед которыми мелькали стучащие по тарелкам барабанные палочки, закрылись. В конце концов, завтра воскресенье и никуда он не…