Be somebody

Тодороки поставил коробки к стене возле входа. Все пространство комнаты оказалось заполнено вещами, отчего оно отдаленно походило на архипелаг, на котором Тодороки ощущал себя заплутавшим кораблем. Купленная пару недель назад двухкомнатная квартира с большой кухней и широким балконом на девятом этаже при первом ее посещении казалась довольно просторной, из-за чего Тодороки в данный момент испытывал небольшой диссонанс. — Черт, мать твою! — раздался грубый голос позади. Бакуго, держащий в руках две коробки, грозившиеся упасть, ударился о дверную ручку, так что его локоть прострелило болью. Он успел поставить вещи прежде, чем те оправились в свободное, но недолгое падение. — Откуда у нас столько вещей? — Бакуго, кривясь, почесывал ушибленный локоть и критически осматривал выросшие картонные башни. Тодороки перевел взгляд на окна, выходящие на балкон, за которым день клонился к закату; осенние сумерки опускались на Токио, окутывая город тускло-сероватой пеленой. Переезд занял гораздо больше времени, чем они рассчитывали, поэтому единственное, чего хотелось, это упасть прямо там, где они стояли (шутка в том, что падать было некуда). — Там последние остались, — Бакуго выпрямился и вытер выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. Его черная футболка, липшая к телу, приподнялась и оголила оставшийся после ранения шрам, превратившийся в белесую отметину. Бакуго скрылся в общем коридоре, чтобы забрать коробки из машины. Прошло пять месяцев с разлетевшейся новости о том, как глава компании «Todoroki GO Industry» подстрелил барабанщика «HERO» в собственном офисе, и еще два после заключения его в тюрьму за махинации с бумагами, покушение на убийство и за хранение оружия. Энджи Тодороки заработал немалый срок, который, впрочем, принял достойно — фотографии и видеозаписи из зала суда пару дней гуляли по сети, а само дело являлось одним из самых обсуждаемых за последние месяцы. Тодороки тогда читал новость, сидя в поезде метро, и испытывал удовлетворение, перемешанное с облегчением, от которого хотелось подпевать играющей в наушниках Тэйлор Свифт. После того, как Энджи Тодороки сел в тюрьму, компания попала в кризис, из которого не смогла выбраться и развалилась на радость конкурирующим фирмам и самому Шото. Он ничего не знал о состоянии отца в данный момент, но предполагал, что тот продолжал оплакивать дело всей своей жизни, будто был любящим и заботливым отцом, потерявшим единственного ребенка. Бакуго зашел в квартиру, поставил-кинул коробку и захлопнул за собой дверь, устало опираясь на нее спиной и шумно выдыхая. — Я не буду разгребать этот завал сегодня, — произнес он, рассматривая армию из картона. — Нам в любом случае придется разобрать некоторые из них. — Сдурел? — Бакуго вскинул бровь. — Ты же не собираешься спать на голом полу. — Бля. Тодороки и Бакуго осмотрели коробки. — И в какой из них футоны? Тодороки посмотрел на Бакуго взглядом «я-предлагал-их-подписать-но-ты-не-захотел». Бакуго фыркнул и плюхнулся на пол, сгибая ноги в коленях и опуская на них руки. В середине апреля Тодороки удалось защитить диплом, после чего он еще пару дней ходил каменным изваянием эпохи Ренессанса, не веря, что у него действительно получилось. Вскоре он подал документы в рекламное агентство, особо ни на что не надеясь; он в принципе смотрел на данное дело довольно пессимистично, транслируя прошлый неудачный опыт. Это выводило эмоционального Бакуго из себя — он-то считал, что Тодороки не взять на работу могут только поехавшие идиоты. Рекламное агентство поехавшими идиотами не оказалось и взяло выпустившегося студента в качестве штатного фотографа; его фотографии вот уже два раза успели мелькнуть на обложках журналов, в которые он не мог пробиться во время учебы в университете. По этому поводу он испытывал довольно противоречивые чувства: с одной стороны, вот, он так к этому стремился и наконец добился того, чего желал, но с другой… понимание того, что многолетнее влияние отца мешало его продвижению в области, которую он любил, заставляло его выкуривать по пачке сигарет в день и жалеть об упущенных возможностях. Он успешно продолжал вести инстаграм, количество подписчиков в котором приблизилось к отметке в сорок тысяч, устраивал фотосессии в свободное от работы время и фотографировал то, что казалось ему интересным, отправляя фотографии в популярные издательства и на проводимые конкурсы. Это было так странно — в первой половине года он практически потерял надежду на то, что его труд и работы могут быть востребованы, а в итоге… Впрочем, долго рассуждать об этом ему не пришлось из-за событий, захвативших его в суматошный круговорот. Тодороки, засучив рукава клетчатой красно-белой рубашки, направился к коробкам, чтобы найти сложенные футоны. Наткнулся он на электрический чайник. После — на два ноутбука. — Нам определенно стоило их подписать. Бакуго, недовольный, поднялся, подходя к кривому ряду коробок (эти выстраивал он сам), и, достав сложенный нож, резво открыл одну их них. Сначала он достал томики манги, затем откопал книги Тодороки, потом — диски с играми для ps4. — Я позвоню завтра Киришиме, потому что мы это вдвоем не разгребем. Или Каминари. Или остальным. — Я сомневаюсь, что они изъявят желание провести выходные среди нашего хлама. Бакуго, криво усмехнувшись и опершись локтем о коробку, сказал, горделиво глядя на него: — Эти идиоты должны мне желание. Тодороки поймал маленький сердечный приступ, потому что улыбающийся — усмехающийся, Шото, усмехающийся — Бакуго в лучах садящегося солнца был тем зрелищем, которое все еще выбивало почву из-под ног. В прошлые выходные они все-таки поиграли в «Подземелья и драконы». Игра съела семь часов времени, тогда как «HERO» и Тодороки съели несколько упаковок пицц. Партия закончилась тем, что персонаж Бакуго, единственный выживший и сумевший одолеть армию эльфов-варваров в одиночку, привел его к победе, которая вылилась в любое загаданное им желание остальным игрокам. «HERO» поддерживали связь с Яойорозу, на которую после окончания университета свалилось множество дел в наследуемой компании. Ей предстояло пройти обучение, чтобы она была способна возглавить ее с начала следующего года. Тодороки не знал детали, но после недавней случайной встречи в кафе он пришел к выводу, что девушка скучает по группе и музыке. — Разве они не будут заняты подготовкой к туру? — Тодороки открыл следующую коробку, доставая из нее потрепанную черную кепку, поднявшую в его груди воспоминания, от которых стало грустно-тепло (кепка, изначально принадлежащая Бакуго, плавно перетекла в надежные руки Тодороки). Он покрутил ее в руках, обвел пальцами контур логотипа музыкального фестиваля и положил обратно. — Тур через две недели. Да и типа… — Бакуго почесал затылок, постукивая ногой по полу, — нам нужно только доработать эту тупую программу. Выпущенный в апреле альбом стал для «HERO» счастливым билетом, который позволил их музыкальной карьере взлететь вверх. Он был принят довольно тепло и собрал множество положительных отзывов как критиков, так и слушателей; аудитория группы значительно пополнилась за короткий срок. На улицах города прохожие теперь останавливали и просили о совместной фотографии не только Токоями, но и всех участников (Каминари был особенно счастлив, о чем твердил всем на протяжении недели, успев свести друзей с ума). Ребята не предполагали, что все сложится настолько удачно, поэтому первое время не верили в собственный успех; даже Каминари, который обычно ратовал за скорую популярность и вселял веру в друзей, потребовалось время для осознания. Несколько песен из альбома, в том числе «Be somebody», заняли места в чартах и без конца крутились по радио; на них натыкался Тодороки и обязательно делал громкость выше, напевая тексты под нос. То, что в октябре они отправлялись в тур по Японии, было ожидаемым событием в их только начинавшей развиваться музыкальной карьере. — Я до сих пор не предупредил редактора о том, что беру отпуск, — Тодороки опустил голову, сетуя на свою забывчивость. — Отпуск на два месяца? Это называется увольнением. Ну или декретом. — Я бы не хотел увольняться из агентства, я уже говорил тебе об этом, — Тодороки открыл следующую коробку, в которой оказался его фотоаппарат, убранный в сумку. — Ты заслуживаешь чего-то получше, чем агентство, в котором работаешь сейчас. — Например, тур с «HERO» в качестве их фотографа? — он достал фотоаппарат, просовывая голову в ремешок, и включил устройство. — Ага, именно этого. Тодороки, устраиваясь на работу, не предполагал, что через пару месяцев его парень вернется домой, захлопнет за собой дверь (громче, чем обычно) и заявит, что, во-первых, «HERO» отправляются в тур, а во-вторых, Тодороки едет с ними в качестве фотографа. Он тогда приводил какие-то аргументы, говорил о том, что они сработались, на что Тодороки смотрел на него, как на дурака, потому что… Бакуго действительно считал, что он откажется? Возможно, Тодороки, находясь правой половиной сознания и тела в состоянии шока, а левой на границе переполняемой радости, и не отвечающий ничего, произвел довольно неоднозначное впечатление… Зато после он исправился: поднялся и крепко обнял засмущавшегося Бакуго, говоря о своем согласии. — В конце концов, придурок, ты же выиграл тот охренеть какой крутой конкурс. Перед тобой открыты все двери вашего фотографского сообщества. Тодороки легко улыбнулся, вспоминая пришедшее в прошлом месяце письмо на электронную почту от организаторов токийского конкурса на лучшую фотографию с тематикой городского пейзажа. Он боялся читать письмо с результатами и наматывал круги по квартире, крепко держа телефон, пока Бакуго сидел, сложив на груди руки, прожигал его взглядом и шумно дышал через нос, отчего его крылья забавно расширялись. В прошлые многочисленные разы именно отец был причиной, из-за которой фотографии Тодороки оставались незамеченными, но теперь успех полностью зависел от него. Это давило. Бакуго, не обладающий особой терпеливостью, в итоге не выдержал и, поднявшись, попытался выхватить телефон из рук. Тодороки же отдавать устройство так просто не собирался (эй, у него тут судьба решается, дайте ему чуть больше времени, например, пару дней). Они оба, запнувшись о ножку стола, повалились на пол. Бакуго, оказавшийся на Тодороки, который приложился затылком об пол, разблокировал телефон, но не успел прочитать сообщение, потому что тот спихнул его с себя и, перевернувшись на живот, прочитал его первым. А потом они долго целовались на полу. — Надо будет забежать в «Sunny» на следующей неделе и уволиться оттуда нахрен, — произнес Бакуго, доставая из коробки, в которой лежала его рабочая форма, бейджик с собственным именем и с названием кофейни. — Ваш директор не переживет твоего увольнения, Кацуки. — Бакуго едва заметно вздрогнул, услышав свое имя; они не так давно решились называть друг друга по именам, поэтому все еще чувствовали отголоски волнительного трепета. — Благодаря тебе кофейня стала пользоваться популярностью. — Зато придурок Шинсо обрадуется, — Бакуго закинул бэйджик в коробку и закрыл ее, недоверчиво посматривая на другие. — А то он все жалуется, что замотался работать. Будто, мать твою, он работает! Он половину рабочего дня переговаривается с этим твоим другом! — С Мидорией, — кивнул Тодороки. — Тошнит уже от них. Тодороки не лез во взаимоотношения Мидории и Шинсо, но, как-то раз зайдя вместе с Мидорией в «Sunny» и увидев их смущенные улыбки, обращенные друг к другу, понятливо отвернулся к окну. Друзья Тодороки закончили университеты и устроились на работу, поэтому теперь сообщения в их чате наполовину состояли из историй о том, какой же сюр там периодически творился. Больше сюра было у Ииды. Урарака же узнавала обо всех новостях первой — решение съехаться после окончания учебы приняли не только Тодороки с Бакуго. Бакуго открыл очередную коробку и замер, пустым взглядом глядя на ее содержимое, чем вызвал беспокойство у Тодороки. — Нужно сжечь ее нахер, — сказал Бакуго, не отводя взгляда от черно-оранжевого предмета. Тодороки мог бы сообщить о том, что пластик жечь нельзя, потому что он при сгорании выделяет отравляющие вещества, но не стал. Потому что он тоже хотел сжечь ее нахер. Тодороки все-таки смог убедить Бакуго обратиться к психологу. Да, это было громко, шумно, после спора болела голова, но, видя, как через полтора месяца Бакуго чистил зубы, смотря в зеркало в ванне, он убедился, что все это было не зря. Бакуго закрыл коробку и опустился на корточки, открывая следующую. — Эй! Шото! Я нашел эту хрень! Тодороки, поднеся фотоаппарат к лицу и посмотрев в видоискатель, в котором он увидел радостного Бакуго, расплывшегося в улыбке и блестящими карими глазами смотрящего на сложенные футоны, пока его волосы отливали золотисто-розовым цветом в свете заходящего солнца, нажал на кнопку спуска, ощущая, как быстрее забилось сердце в его груди. Бакуго покосился в его сторону и нахмурился. — И что ты делаешь? — То, что ты мне посоветовал, — пожал плечами Тодороки, просматривая получившуюся фотографию, которая собиралась пополнить коллекцию фотографий Бакуго. — Э? — Фотографирую то, что мне нравится.