Его не ждали, но он приперся

       - Нет, я понимаю, что эта тренировка действительно необходима для моего дальнейшего развития, но неужели нет какого-то другого способа приобрести соответствующие навыки, Шааль? - От слишком неприятных ощущений в теле Сигизмунд не только потерял привычный лоск, но даже начал говорить максимально упрощенной речью, так как на красочные обороты у истощенного организма не хватало выносливости.        - Увы-увы, мой господин. - Мягко улыбнулась его личная убийца, замешивая новую порцию какого-то укрепляющего настоя. - Другие способы либо неэффективны, либо куда опаснее, несмотря на меньшее число побочных эффектов.        Эта тренировка, не прекращающаяся вот уже почти месяц, изрядно бесила юного наследника славного дома Ланорских, но поделать он ничего не мог. Во многом потому, что сам попросил провести подобное обучение. Вернее, не совсем такое, но научить потребовал конкретному перечню навыков. Как оказалось, обучение было не самым приятным занятием, а самую лучшую пору, когда сам процесс можно было начинать, Сигизмунд пропустил еще в детстве. Если честно, то он в некотором роде понимал себя прошлого, если даже сейчас хотелось только лечь и умереть.        Вообще-то, тренировку подобной методикой, пусть даже самую базовую, проходят очень редко, чаще полагаясь на всевозможные амулеты, дегустаторов или иную прислугу. Да хоть на банальную охрану! Проблема в том, что Сигизмунд как никто другой понимал и помнил о том, что охрана и амулеты могут не помочь, если попасть в действительно серьезный переплет. Потому и потребовал вбить нужные навыки прямиком в то единственное, что у тебя никто не сможет отнять - в твой Статус.        Если быть уже совсем честным, то самой первой причиной, которая заставила его начать думать в этом направлении, оказалась все та же Шааль, вернее то, как легко профессиональная обольстительница могла влиять на разум юного лорда вообще без какой-либо магии или активных умений. Мало кому нравится осознавать, что тебя буквально водили за накинутый на шею ошейник, а ты только и мог, что хлопать ресницами, не понимая даже самого факта влияния. Вызывающее дрожь ощущение, которое он был готов терпеть и даже наслаждаться ими в компании верной Шааль, но только с ней одной. Позволить влиять на себя подобным образом кому-то еще он не решится уже никогда. Их дом и так едва не пал из-за предательства тех, кому доверяли, а потому оставлять свое сердце неприкрытым он просто не мог себе позволить.        Высказанное Шааль пожелание вызвало на красивом лице чернокожей бестии задумчивое выражение, после чего она попросила немного времени на создание плана тренировки. И судя по тому, что Шааль даже не стала шутить в своей привычной самоуничижительной манере, тренировка планировала быть весьма неприятной, если не опасной.        Отдельно упомянуть стоит о том, что выматывающий и вытаскивающий все жилы из тела тренировочный бой с Бенедиктом не заслуживал даже отметки "легкие неудобства". Хороший повод задуматься о том, что сам на себя накликиваешь беду. Недостаточный для того, чтобы отказаться от задуманного.        Первым делом они начали работать с привычным Шааль обольщением, причем очень щадяще. Это была даже не тренировка, а банальная оценка уже имеющихся в распоряжении Сигизмунда и его... теперь уже, пожалуй, наставницы, ресурсов. Парню каждое утро сообщалось несколько фактов, с легкой пометкой о том, что их нельзя ни под каким предлогом рассказывать Шааль. После чего сама женщина должна была каким-то образом получить кодовую фразу - хитростью, обманом или лаской, это уже не важно.        Кое-какое обучение Сигизмунд, разумеется, проходил, так что держать язык за зубами умел. Если честно, то у него даже мелькала унизительно-слабовольная надежда о том, что выпытывать "тайны" Шааль станет именно лаской. Нельзя сказать, что это было такое сильное желание, но если пережитые кошмары научили Сигизмунда чему-то, то это умению признавать собственные недостатки перед самим собой.        К его легкому разочарованию и громадному раздражению, никакие хитрые трюки Шааль не потребовались. Хватило просто умения вовремя задать вопрос, поймав парня в момент задумчивости или рассеянности. Поскольку остальные занятия никто не отменял, то усталость и легкая потерянность были весьма частыми гостями в голове Сигизмунда. Шааль же отлично умела, как она сама называла это, "забалтывать" несколько заторможено соображающего парня до того состояния, когда он за потоком слов, вопросов и переспрашиваний просто не замечал того момента, когда сам отвечал на секретный вопрос, даже не понимая толком, как она свернула на эту тему.        Пришлось следить за собою постоянно и непрерывно, отслеживая каждое движение и слово. Выматывало это даже серьезнее, чем иные физические тренировки, но результат не замедлил проявиться. Сначала он перестал ловиться на ее трюки каждые пару часов, потом умудрялся сохранять хотя бы часть "секретов" в тайне до конца дня, а спустя первую неделю адского напряжения и вовсе научился либо отфильтровывать сказанное Шааль, либо просто тормозить ее, когда она пыталась вновь похоронить Сигизмунда под ворохом пустых слов.        Ей еще удавалось иногда поймать его во время беседы, или еще каким-то хитрым трюком, но это были разовые промахи, которые он уже знал, как исправить. Нет, он не стал в один миг матерым тайным стражником, но приобрел полезную привычку слушать и думать одновременно, как и умение всегда помнить, кому и что ты уже говорил, а что говорить не нужно.        Шааль честно призналась ему, что результат далек от идеального, а тренировать подобную сосредоточенность придется еще очень долго, если вообще не всю жизнь, давая себе расслабляться только в самых безопасных местах в кругу исключительно надежных людей. Точно так же она не стала сыпать похвалой на его гордыню, правдиво дав понять, что его результаты лишь чуть выше средних, но они все же были хороши. От подобной честной похвалы было намного приятнее, чем от хвалебных од его прежних преподавателей. Тот факт, что раньше он отказывался работать с теми из них, кто не льстил ему на каждом шагу, только прибавлял злости в костер раздражения.        Где-то в это время началась вторая стадия заказанной им тренировки.        Первым зельем, которое ему подлила Шааль, стала банальная "болтливая" настойка на цветках синего мака. В течение следующих нескольких минут он просто не мог заставить себя заткнуться, смутно понимая, что горячечное и постепенно становящееся несвязным словоизлияние есть результат какого-то воздействия. Оригинальное зелье, по словам Шааль и вовсе дает эффект дикого похмелья и потери воспоминаний о последнем часе жизни, из-за чего его так любят подливать в алкоголь всякие шпионы. Сигизмунда сразу по пробуждению напоили антидотом, как прояснив память, так и убрав похмелье. Ну, заодно и помогли урок усвоить.        Следом за вызывающим болтливость составом пошли в ход различные вариации любовного зелья, от которых Сигизмунд был готов ради все той же Шааль умереть, не то что секретные пароли рассказать. Из-за них он приобрел неприятную привычку проверять каждую трапезу детекторами посторонних примесей. В ответ Шааль нанесла приворотное зелье на дверную ручку его комнаты. Ночь, конечно, была очень жаркой, но у Сигизмунда сложилось ощущение, что под конец Шааль уже надоело слушать его бесконечные уверения, что он любит ее больше всего на свете. По крайней мере, вырубился он отнюдь не из-за потери сил, хоть и не заметил ни удара, ни попытки уколоть какой-то иглой.        После того, как юноша откопал в семейном арсенале старые и малость потертые перчатки, не пропускающие никакие примеси сквозь свою ткань, ему доходчиво объясняли, что зелья бывают распыляемыми в воздухе, отложенного действия, многокомпонентные и еще множество вариантов, предусмотреть которые не получалось. При этом Шааль с воистину нелюдской подлостью начала использовать зелья, воздействующие далеко не столь очевидным образом. Трудно различить ту размытую грань, за которой желание выговориться перестает быть твоим собственным, особенно если тебя уже все достало.        Вершиной бешенства для Сигизмунда стал тот день, когда Шааль его накачала каким-то странным расслабляющим составом, что заставил его быть очень внимательным и доверчивым. После чего в течение двухчасовой беседы убедила его в том, что на самом деле это она наследница Ланорская, а он ее слуга. Просто он слишком много вчера выпил и ударился головой, из-за чего сам поверил в собственный бред. Очень болезненный удар по самолюбию Сигизмунда, который был искренне благодарен Шааль за то, что она не напоминала ему об этом лишний раз.        - Поймите, юный господин. - Говорила она, проводя массаж усталого после очередного изматывающего спаринга тела. - Я не элитная Искусительница, потому большая часть подобных воздействий на ваш разум была провернута с помощью зелий, так или иначе ослабивших вашу природную защиту сознания. Если бы ваше обучение не игнорировалось всей вашей охраной, позволяющей мне делать все, что посчитаю нужным, то подлить вам подобные букеты зелий было бы невероятно трудно. Истинная профессионалка высшего класса сможет окрутить вас, юный лорд, вообще безо всякой магии. Я владею базовыми навыками убеждения и даже гипноза, но меня все же готовили как шлюху, а не как высококлассного разведчика и агента влияния.        - Тогда зачем весь этот цирк? - Спрашивает он, совсем не злясь, прекрасно понимая, что причину ему и так объяснят. - Почему ты запретила мне надеть и не снимать полный комплекс амулетов? Зачем нужно все время опаивать меня, словно шута придворного? Я, кстати, заметил, что большую часть прислуги сменили, оставив только самых тихих и, вероятно, верных, но я не понимаю зачем?        - Видите ли, юный лорд, в чем проблема. - Движения ладоней Шааль по его спине все замедляются и замедляются. - Я надеялась на то, что смогу вызывать в вас нужную реакцию, заставляя ваш навык предчувствия опасности реагировать на любую возможность воздействия на разум и критичность мышления. Раскрой вы навык интуиции, проницательности или даже понимания, то все было бы намного проще. Но мне пришлось работать с тем, что вы уже имеете, надеясь либо расширить ваше предчувствие, либо раскрыть новый навык. Угадаете, почему у вас и у меня ничего не вышло?        Тут даже думать не приходилось. Во-первых, Сигизмунд дураком не был, самостоятельно придя к схожим с услышанным выводам. Во-вторых, он давно нашел причину, еще до начала разговора, беспристрастно сделав вывод о собственной неполноценности.        - Потому что это делала ты. - Даже не спрашивая, а лишь утверждая, объяснил Сигизмунд. - Я слишком привык к тому, что ты меня соблазняла всю мою юность. Подсознательно принимаю твое главенство над своими мыслями, верно?        - Я просила вашего отца услать меня подальше. - Смертельно серьезно и сухо ответили ему. - Еще тогда, когда поняла, насколько мое тело вас привязало. Пыталась даже получить разрешение на то, чтобы накачать вас зельями и внушить мысли о том, что я была просто легкой интрижкой. Увы, но тогда я оставалась единственной, кто мог заставить вас действовать. Еще немного и конкуренты дома начали бы говорить о вашей умственной неполноценности, юный лорд. Уже говорили, если уж быть откровенной, пусть и пока что не в голос.        - И отец решил, что приказать тебе затрахать меня до полной покорности будет выгоднее для рода, чем признать меня недееспособным. - Впервые за очень долгое время Сигизмунд использовал простолюдинское ругательство, заставив руки Шааль напряженно застыть. - Следом быстрая свадьба на той, кого выберет отец и быстрое же рождение наследника, которого он еще успевал воспитать истинным Ланорским. Жену, скорее всего, ждал бы несчастный случай, ведь никто не позволил бы чужой семье иметь такое влияние на действующего главу, пусть даже и номинального. Тебе же, как ресурсу слишком ценному, чтобы оставаться в моем распоряжении, предстояло воспитать пару-тройку девушек, что занялись бы мною, не давая думать ни о чем, кроме их прелестей. Я все верно сказал?        Сейчас ему почему-то казалось, что Шааль готова разорваться между своими желаниями и помыслами. Холодная логика утверждала, что Сигизмунд не простил бы такое своему отцу, а верна она была в первую очередь именно Фредерику. Несмотря на все пережитое. Но вместе с тем, она слишком много пережила в его компании, чтобы отвернуться сейчас. Несмотря на всю ее верность. Классовые навыки, до того спокойно спящие в глубине сознания, вновь поднялись вверх, побуждая говорить и ранить словами. Он не сомневался в том, что сейчас способен довести бывшую рабыню до самоубийства, лишь бы только ей не пришлось выбирать между ним и его отцом.        - Почти. - Все так же сухо и безразлично произнесла убийца. - Никто не стал бы убивать вашу жену, скорее уж договорились бы полюбовно или с помощью нанятого менталиста.        Больше не сказала ничего, застыв подобно изваянию, не в силах, казалось, даже дышать. Все же она не один лишь только пепел, как бы ни пыталась верить в обратное. Долгие годы службы, верности и самой обычной жизни, пусть выкроить момент для этой "обычной жизни" было очень трудно, постепенно заставили ее немного оттаять. Его класс, его умения подсказывали ему, что лет двадцать назад она бы просто усыпила его тычком в какой-то нервный узел, подпоила какой-то дрянью, чтобы он не вспомнил о своих выводах, а потом пошла бы на доклад к отцу. То, что сейчас она сомневается, не может выбрать, это уже куда лучше холодной исполнительности, которую в ней взращивали всю ее долгую жизнь.        - Хороший план. - Только и ответил Сигизмунд. - Не одобряю, но понимаю. Отцу передашь, что я обязательно пал бы до презренных пейзанских способов решения проблем, сбив кожу кулаков своих о его лицо, но воспитание мое не позволяет бить немощных стариков. А сейчас я хотел бы поспать, Шааль.        Она молча встала, даже не вытерев руки от массажного масла, облачилась в свои одежды быстрее ветра и помчалась прочь, куда подальше от ставшего вдруг холодным, колючим и неприятно пугающим Сигизмунда. Он знал, что она бежит к отцу на доклад, убеждая себя в том, что именно ради доклада она и выжимает из себя все силы, стараясь двигаться как можно быстрее.        Что на самом деле она не убегает от себя самой.        Фредерик Ланорский обладал весьма высоким уровнем, что логично происходил из опыта его юности, зрелости и старости, которого хватило бы на написание пары-тройки циклов приключенческих романов. Так уж сложилось, что этот человек вынужден был принять правление домом в кризисный период, сумев не только удержать его на плаву, но и всплыть повыше, прямо по головам конкурентов, что и устроили еще молодому Фредерику упомянутый кризис.        Потом уже были долгие годы мира и спокойного процветания, во время которого глава дома лихорадочно отстраивал потерянное, пережевывал захваченное и укреплял имеющееся. Управленцем он оказался несравнимо более компетентным, чем отцом и семьянином. После того как ему пришлось отравить уже вторую жену, успевшую к тому времени получить от своих родственников флакон с духами, что являлись первой частью очень хитрого многокомпонентного яда, семейная жизнь для него закончилась. Тем более, наследник уже родился.        А вот воспитание наследника оказалось воистину провальным, отчего старый аристократ просто плюнул на бестолкового сына, начав искать способы продлить жизнь достаточно, чтобы плотно заняться воспитанием уже внуков. Ошибка, возможно даже направленная диверсия, ведь ему всерьез пришлось прорабатывать предположение о том, что ребенка как-то прокляли или отравили, превратив едва ли не в скорбного умом. Этот промах он принял со все той же холодной сосредоточенностью, с какой привык получать удары и наносить их в ответ.        Сигизмунд и его воспитание, если дрессуру через женское тело можно так назвать, были сброшены на плечи Шааль, в чьей верности он не сомневался, а сам Фредерик начал работу над тем, чтобы оставить внуку дом в таком состоянии, которое не сможет угробить непутевый отпрыск. В идеале он сам же его и воспитает, уже не допуская прошлых ошибок, сбрасывая работу с дитем на нянек и слуг. В крайнем случае, он был готов воспитывать даже девушку, благо в хрониках хватало упоминаний об успешных правящих леди, пусть таковых и не было среди Ланорских.        Чего он точно не ждал, так это того, что сыну вправят мозги. Знал бы, то сам бы и организовал несколько покушений кряду, честное слово! Не пожалел бы ни золота, ни людей, ни даже возможного ответа в виде яда в бокал, подсыпанного оценившим урок сынишкой. Поменялось в нем немногое, но так удачно, что из забитого и не умеющего себя контролировать трусишки выросла смертельно ядовитая змея, опасная, хладнокровная и терпеливая.        Великим воином Сигизмунду не стать даже сейчас, несмотря на его класс, но все же он был опасен. Мальчишка перестал бояться. Вообще перестал, как отрезало. Зато незнамо откуда появилось умение пугать, умение контролировать себя на уровне далеко не самых низкоуровневых шпионов и лицедеев, умение докапываться до истины, достойное профессионального дознавателя и, самое главное, почти болезненное желание стать лучше, сильнее, умнее. Даже сам Фредерик, на что он серьезно относился к своему развитию и обучению, не показывал такого рвения в его возрасте!        Мальчик вырос, шутя умудряясь выдерживать нагрузки, которые могли бы сломать профессионального солдата, не говоря уж об изнеженном и никогда всерьез не занимавшемся ничем тяжелым юнце. Даже всегда непоколебимый Росси вынужденно признавал, что спокойное равнодушие, с каким Сигизмунд принимает удары и переломы, его нервирует. Да, он знает, что его мгновенно поставят на ноги приставленные к нему целители, что усталость будет снята идеально подобранными комплексами препаратов, но все же, но все же...        Сейчас вот этот наглый мальчишка, которому он катастрофически недодал отеческих вразумлений в детстве, точно так же спокойно пытается выпустить ему кишки тренировочной рапирой, категорически не желая признавать тот факт, что затупленное оружие для подобного не предназначено. И нельзя сказать, что у него совсем нет шансов. Да, у Фредерика выше уровень, но оба его класса не боевые, а управленческие, предназначенные для максимально полного контроля над землями и владениями Ланорских. У старого графа были отточенные навыки и высокие характеристики, за которыми юнцу не угнаться никак. А еще у него была до конца не прошедшая, несмотря на полное излечение, слабость после почти удавшегося покушения, множество старых травм и просто почтенный возраст.        Еще месяц назад это не помешало бы ему выбить пыль из только получившего свой первый класс Сигизмунда, но, как уже говорилось, желания рвать жилы на тренировках у внезапно образумившегося мальчишки было даже слишком много. А еще он действительно умел терпеть боль, отмахиваясь от ударов, словно от мух.        Неприятно заныла поясница, куда его однажды ударила взрывная волна от подложенного под ванну взрывного артефакта, предчувствуя скорые прикосновения тяжелых кавалерийских сапог, предусмотрительно надетых любимым сынишкой.        Нехорошо.        Поначалу, когда едва успевшая одеться Шааль ворвалась в его кабинет с докладом о внезапно полученных сыном выводах, он действительно успел испугаться. Внутренней войны дом мог бы и не пережить, а объяснить свои мотивы обозленному подростку едва ли бы вышло. Черт с ней с гибелью, благо уже пожил достаточно, но ведь сам Сигизмунд еще не готов принять власть!        Не переданы контракты, не перезаключены договора, не приведена к клятве дружина, шпионская сеть не обновлена, союзники тоже не поставлены в известность о том, что старый товарищ отходит от дел. И большая часть из них с радостью воспользуется аргументом "мы не работаем с презренными отцеубийцами", чтобы красиво уйти от взятых на себя когда-то обязательств! Это уже не говоря о том, что та же Шааль, могла бы рефлекторно устранить угрозу своему хозяину, даже против его прямого приказа. Даже если он сам бы ее после этого казнил!        Немного успокоившись, после того как кратко услышал полный пересказ разговора, совершенно внезапно свернувшего на очень неудобную тему, старик начал мало-помалу закипать. Отбросим в сторону тот маленький факт, что Сигизмунд умудрился поймать свою учительницу на тот же самый трюк, которому она его учила сопротивляться. Даже у профи бывают промахи, тем более, что агентурная подготовка это все же не основная специальность Шааль, которая, вообще-то, больше убийца, или медовая ловушка, чем шпион.        А вот слова о плебейском избиении немощных стариков ударили куда сильнее, чем он хотел признать. Да, годы его славы и молодости давно прошли, тело все чаще и чаще подводит, болят старые раны и ноют многократно сломанные кости. Но какое право он, его сын, имеет, чтобы указывать ему на это? Фредерик не собирался спорить с тем, что его поступок с собственным отпрыском был далеко не самым гуманным и любящим. Вот только не ему было указывать на этот факт, совсем не ему.        Фредерик сделал все для того, чтобы сохранить дом, сохранить то, ради чего жили и гибли поколения Ланорских, в то время как наглый юнец только и мог, что пускать на ветер родовое золото да прятаться за юбками Шааль и прочей прислуги. Не он ночами сидел за картами и бумагами, строя паутину интриг, не он наносил ответные удары за каждое покушение, за каждую попытку отнять очередной лакомый кусок родовых активов. Он сам ничего не сделал, только мешал! А теперь смеет указывать ему на старческую немощность, стараясь ранить побольнее?        Герцог Ланорский твердо намеревался выбить извинения из уст слишком много возомнившего о себе сына.        Выбить удалось только пыль, да и то совсем не так изящно, как ему бы хотелось. Юноша все так же плевал на боль, стремясь во что бы то ни стало достать отца своего мелькающей змеей стального цвета, в которую превращалась его рапира. Несомненно он уступал обладателю высокого уровня и развитых статов, вот только далеко не столь всеобъемлюще, как мужчине того хотелось.        Сражение закончилось сокрушительной победой опыта над юностью, как оно и должно было быть. Только еще очень хотелось немного полежать на прохладном паркете торжественного зала, который стал сначала местом ссоры, а после и "тренировочного" сражения двух незаурядных личностей. Самую малость полежать, ровно до тех пор, пока не перестанет ныть поясница, снова заболевшая из-за перегрузок. Именно из-за слишком резких движений, а не благодаря мощному пинку удачно надетым сапогом. Тем более что Фредерик отомстил за этот подлый и низменный удар, сломав запястье наглому выскочке. И никакой это был не хладнокровный намеренный размен ради возможности нанести удар в исполнении Сигизмунда. А прислугу, рискни они задавать лишние вопросы, он навеки заткнет.        Лениво повернув голову, сместив размывающийся взгляд на нервно мечущуюся возле входной двери Шааль, что, казалось, готова была разорваться на части от происходящего перед ней зрелища, он все же смог натужно просипеть приказ:        - Целителя сюда. - И спустя миг, немного подумав, добавил. - Гельму, а не Бартемиуса, она точно болтать не станет.        И ее куда легче будет заткнуть, если все же решится пустить пару слухов. Какой бы мелочью ни казалась подобная вероятность, но из-за таких мелочей и уходит величие дома. Кто-то расскажет, кто-то сопоставит, кто-то посчитает дом ослабевшим из-за внутренних дрязг, а потом напротив родовой твердыни уже армия стоит, стены штурмует.        - И прислугу тоже, пусть беспорядок уберут. - Добавил чуть погодя прислонившейся к стене Сигизмунд.        Обведя взглядом разгромленный зал старик только и смог, что мысленно выругаться - интерьер они не щадили, особенно Сигизмунд, наловчившийся меткими пинками швырять в него относительно легкие ажурные стулья и стоящие по углам вазы. Впрочем, он тоже приложил к резкой смене мебели свою руку, хорошо приложил.        "Есть еще сила в старых костях" - все так же безмолвно отвесил он себе скупую похвалу. Огромной глубины борозда на столе из каменного дерева, которое боевую магию выдерживало, не говоря уж о простой стали, была оставлена именно его клинком. Тренировочным, стоит упомянуть отдельно, клинком!        Ничего, скоро молчаливая целительница уймет боль в его пояснице, срастит запястье сыну, а потом они поговорят нормально. Правда, во второй раз он все же наденет комплекс защитных амулетов. Да и определители отравы нужно будет перезарядить. Хоть сын и высказался за то, что губить дом войной и интригами против нынешнего главы не станет, но осторожность никогда лишней не будет. Из свидетелей его слов только он да Шааль, а к ним обоим он имеет право питать отнюдь не светлые чувства.        По закаменевшему, казалось, еще в детстве лицу скользнула едва заметная улыбка.        Сигизмунду было плохо, очень плохо, настолько плохо, что привычные уже мысли о прекращении измывательств над собой, посещающие его каждые пару часов, сейчас вообще не уходили из головы. Прислушиваться к ним он, однако, все так же не спешил, отказываясь признавать поражение, пусть никто и не посмеет его осудить за оное.        После той стычки, когда он наконец-то высказал отцу все, что думал о нем, услышав немало столь же обоснованных нелестностей в ответ, все немного стабилизировалось. В самые тяжелые моменты юноша до сих пор прокручивал в голове воспоминания о врезающемся в чужие ягодицы сапоге со стальными набойками. Не зря надевал, как сказала бы в этой ситуации Шааль.        Чернокожая убийца очень долго не могла успокоиться, мстя ему за пережитый страх перед невозможным для нее выбором, старательно превращая жизнь Сигизмунда в персональное Пекло, причем целиком по его приказу. Сигизмунд сцеплял зубы и терпел, пока запал у Шааль не вышел, а сама она успокоилась. Никаких извинений или чувственных признаний не было, но они оба прекрасно понимали ситуацию - он понял и принял ее злость и ее метания, а она оценила тот факт, что он не стал держать на нее зла за то, что она планировала с ним сделать по приказу отца.        Как бы глупо ни было думать об этом, но он просто не мог воспринимать себя прошлого как... себя. Ну, собирались его лишить возможности править домом, окончательно превратив его в раба собственных желаний и страхов, бывает. За дело же хотели, да и черт с ними. Тем более что ничего у них бы не вышло в результате - крах познали бы планы его отца, крах полный и абсолютный. Он до сих пор не знал, что именно с ним сотворила бы та тварь из последнего его кошмара, но точно был уверен лишь в одном - это не закончилось бы ничем хорошим ни для него, ни для дома.        Но сейчас ему было плохо по другой причине, куда более прозаичной, чем возвышенные душевные терзания мечущегося в поисках истины разума. Причины насквозь материальной и совсем не упоминаемой в приличном обществе, если вы не желаете подвергнуть себя насмешкам и падению репутации.        Сигизмунда тошнило, тошнило настолько неудержимо, что он испытывал почти мучительные ощущения от завязанных в узел внутренностей. Очень уж хитрый яд он получил, неосторожно коснувшись ободков наполненной ванны. Все в рамках тренировки, все в рамках обучения.        На самом деле можно было обойтись куда более щадящими методами, не требующими таких жертв, но всюду были свои подводные камни. Вся проблема Сигизмунда была в том, что его чувство опасности, растущее в ходе тренировок, как доброе тесто в печи, никак не желало замечать те вещи, что не были опасны для его жизни и здоровья. Все те зелья, противодействовать которым его учила Шааль, совсем не причиняли ему вреда, скорее наоборот - расслабляли, успокаивали, лишали тревог.        Смотря с такого угла, он бы никогда не научился чуять разлитые в воздухе духи с добавкой любовного зелья до тех пор, пока они были завязаны на верную Шааль. Подсознательно привык за долгие годы к подобному отношению, контролю и едва ли не ошейнику. Пусть старый Сигизмунд исчез, но он все еще оставался им в слишком большой мере, чтобы отказаться от старых привязанностей и слабостей.        Решение простое - банально передать обучение одной из медовых специалисток дома Ланорск. Пусть они и не королевская тайная стража, но все же умелиц подобного рода среди верных дому людей хватало. Некоторые даже были куда более умелыми в своем ремесле, чем Шааль, уступая той во всем остальном. Свободных людей не было, но ради его обучения и по его просьбе можно было бы и отозвать одну из них обратно в имение.        Но тут уже вступали в дело другие факторы. Первым и самым главным опасением было осознание простого факта: Шааль верна до конца, абсолютно, а вот они уже нет. Каждого высокоуровневого шпиона и шпионку связывали множество нитей старых обязательств, компромата или банальной корысти, но полностью доверять им было нельзя. Не воспользуются ли коварные змеи и паучихи его слабостью, как и намеренно ослабленной охраной, чтобы нанести смертельный удар? Или хотя бы ради парочки особо вкусных секретов?        Во-вторых, он еще мог смириться с тем влиянием, какое имеет на него Шааль, позволяя ей то, что не позволит никому другому, наплевав на все возможные слухи и смешки. Давать подобную не власть даже, но доверие кому-то еще он не станет ни за какие блага и выгоды. Хватит с него послушания и тихого шепота на ушко, после которого никак не выйдет вспомнить последние часы жизни, а в голове появляются новые мысли и идеи. Шааль ограничится максимум парочкой завуалированных уколов по его гордости. Профессиональная предательница вполне может уколоть такой шпилькой в самое сердце, без шанса на исцеление.        Вместо простого варианта с обучением (а потом, вероятно, и устранением учительницы) под патронажем Соблазняющей, которую ему обещали все же достать, он выбрал другой вариант - во многом куда более унизительный, но уж точно действенный. Все те же любовные зелья, все те же расслабляющие составы, все те же подчиняющие волю плотские ласки. Вот только с одним маленьким, размером с само Небо, различием, переворачивающим все вверх дном.        Вот его, ослепленного любовным зельем, Шааль, ласково улыбаясь, просит выпить подаваемый ею бокал вина. Все что угодно ради ее улыбки, верно? Даже несколько часов адских судорог в каждой конечности, все так же совмещенных с невыносимой влюбленностью, после которых тело будет болеть еще сутки, несмотря на спешно восстанавливающих его организм лекарей.        Какой-то препарат, вызывающий неудержимую страсть, рассыпанный порошком на его простынь, заставляет его накинуться на тихо зашедшую "пожелать добрых снов" женщину, пусть он сумел продержаться почти минуту. Жаркие поцелуи заканчиваются ощущениями заживо сгорающей кожи, ведь на губах ее была пыльца одного крайне редкого цветка, растущего в джунглях Унг-Саат. А потом целители и бегом на тренировку, если не желаешь злить мэтра Росси, и плевать на то, что остатки страсти еще не выветрились из тела.        Едва различимый дым в курильнице, которую он должен был бы заметить с самого начала, и у него полностью пропадает желание делать хоть что-то, кроме как молча смотреть в потолок. Потом в комнату входит Шааль, чье лицо замотано какой-то тряпкой, тушит курильницу и начинает говорить, одновременно бесстыже касаясь его с такой нежностью, что он взорваться готов спустя жалкую минуту, но все так же не может перечить ее просьбам сидеть не шевелясь. Ровно до тех пор, пока женщина не достала тонкую и хлесткую палицу, которой начала его банально избивать, превращая все тело в один сплошной синяк.        Боль.        Боль там, где раньше была только страсть и удовольствие.        И молчащее чувство опасности, раньше категорически не желающее реагировать на попытку воздействия на его мышление, особенно в исполнении Шааль, начало сначала робко, а после все ярче сигнализировать об очередной изуверской подлости, придуманной его подругой ради обучения. Когда он нашел сразу три ловушки, последняя из которых поджидала прямо в туалетной комнате, он имел право искренне собой гордиться.        Даже Шааль удивленно расширила глаза, осознав, что он проделал этот путь за какие-то восемь дней. По ее словам подобная тренировка, когда один из интуитивных навыков силком настраивают на восприятие того, что он изначально не воспринимал, занимает не меньше месяца даже в исполнении очень талантливых личностей.        В общем, был небольшой праздник, бутыль тщательно проверенного им вина и жаркая ночь, когда он наконец-то позволил себе расслабиться в руках своей любовницы, уже чувствуя, зная, что она не воспользуется моментом ради очередного наглядного урока. Утром настроение было настолько радужным, что принятие ванны он начал вообще без попыток проверить оную ванну, хотя один раз женщина подлавливала его именно здесь, правда тогда все закончилось исключительно моральным унижением.        В этот раз он не предавался неконтролируемому рукоблудию под взглядом сидящей на краешке ванны полностью одетой Шааль, вежливо просящей прекратить недостойное будущего графа занятие. Доля возбуждения от очередного любовного зелья, несомненно, наличествовала, но прошла очень быстро, в отличие от жесточайшей рвоты, вызванной ядом.        Самое обидное было в том, что эта ловушка была старой, оставшейся еще с прошлых попыток его поймать. То ли Шааль о ней забыла, то ли решила преподать очередной урок. Все же злодейский у нее характер, несмотря на всю ее красоту!        Теперь главное не отдать свою душу предкам из-за проклятого яда, который почему-то сработал слишком хорошо, несмотря на то, что пробыл на открытом воздухе уже очень долго.        - Ныне я готов принимать ваши восхищенные похвалы в любой удобной для вас форме, ожидая признания моих заслуг в ваших словах. - Флегматично произнес Сигизмунд, не выпуская из рук шпаги, чье острие было направлено на молча смотрящую на него женщину, весьма красивой и желанной внешности, которую прижимали к полу два дюжих дружинника.        - Простите, юный лорд, но я не могу понять, о чем вы говорите. - В словах Шааль только чистейшее удивление и легкая тревога за здоровье своего подопечного. - Не соблаговолите ли вы объяснить вашим слугам свои слова?        Шааль почти никогда не говорила в такой манере - без малейших следов насмешек и иронии, спокойно и с неподдельным уважением. Впрочем, сейчас они не одни, а на публике, среди чужих глаз и ушей. Сама же Шааль скорее добровольно отрежет себе руку, чем уронит его или его отца авторитет перед подчиненными и прислугой.        - Не спорю, такая тренировка действительно логична, но я нахожусь в легком раздражении из-за прерванного праздника и уязвленной гордости. - Все так же равнодушно продолжал юноша, не обращая внимания на все возрастающую тревогу в глазах переживающей за его душевное здоровье телохранительницы.        Сигизмунд молча смотрит на полное тщательно скрываемых переживаний лицо чернокожей женщины, она, в свою очередь, смотрит на него, казалось, все сильнее уверяясь в том, что ее подопечный начал терять разум. Секунды сливаются в минуту, затем вторую, а после выражение лица ее становится спокойным и ровным, а с уст ее стекают уже совсем другие слова, более прагматичные.        - Если вам не тяжело, юный лорд, то я бы попросила рассказать мне о том, как именно вам удалось распознать происходящее и среагировать. Я имела смутную надежду, что вы хотя бы сумеете что-то заподозрить до конца первой фазы или к началу второй, но я точно не могла ожидать того, что вы раскроете чужую игру практически с первых часов.        Теперь он видит неподдельный академический интерес профессиональной шпионки, пусть и несколько отличной специализации, которая хочет устранить пробел в своих знаниях. Не то чтобы он не мог ей ответить, но отвечать он предпочел бы в отсутствии лишних ушей, в которые входила так же и леди Ласианна, которую сейчас окружало сразу несколько полос острой стали.        Вообще-то, он заподозрил ее с самого начала, пусть и не мог бы сказать, что именно послужило причиной подозрений. Есть вероятность того, что это было едва заметное покалывание чувства опасности, которое в последнее время все больше его удивляло, проявляя совсем не свойственные этому рядовому навыку улучшения. Он был уверен в том, что сейчас застыл буквально в шаге от того, чтобы этот навык трансформировался в нечто новое, куда более интересное, чем простое предчувствие скорой гибели.        Может быть, его взволновала ее манера вести себя, совсем не напоминающая таковую у Шааль, но чем-то все же тревожащая. Ее речь не хоронила его под ворохом бесполезных и бессмысленных слов, но каким-то образом нить ее мысли все время ускользала, заставляя просто слушать мелодичное течение звонкого голоса, напрочь теряясь в этом потоке. Точно такими же были ее движения, плавные и чарующие, они буквально приковывали к себе взгляд юного наследника дома Ланорск, вызывая подспудное желание.        А еще нельзя исключать того, что причиной всему был ее запах. За тонкими цветочными нотками аромата ее духов можно было различить едва ощутимый запах мяты, который совсем не вписывался в букет ее парфюма. Когда-то давно прочитанная книга о правильном подборе одеколонов была им все же запомнена и сейчас это знание всплыло. Маленькая мелочь, но для развившего в себе легкую форму паранойи юноши этого было достаточно, чтобы насторожиться.        Если смотреть с этой стороны, то она наверняка почувствовала его подсознательную неприязнь, хотя в этом нельзя быть уверенным - если в чем-то он и мог быть уверен, так это в том, что сейчас по его лицу читать крайне сложно. Женщина, представленная ему как леди Ласианна Отринцас, обменялась с ним парочкой стандартных фраз и была такова. В тот день, первый день открытого его отцом пира, он почти забыл о ней под валом женских улыбок и удушающих запахов духов, куда менее приятных для обоняния.        Он и раньше был партией очень удачной, а теперь, после того как его дом не только устоял под ударами неизвестного врага, но и смог отхватить себе небольшой кусочек от общего золотого ручейка, стал женихом еще более завидным. Многие были готовы подложить под него свою дочь ради выгодного брака, иным девицам льстило место фаворитки, а кто-то из них соблазнился бы даже просто парочкой благодарственных подарков, выданных за несколько длинных вечеров, переходящих в ночи, полные томления и страсти.        Под таким прессингом несложно забыть об одной-единственной подозрительной фигуре, тем более что надетый на палец массивный перстень с изумрудом, являющийся нейтрализатором алхимии, то и дело начинал едва заметно мерцать, разлагая в ничто очередной приворот. Пир стоял горой - выезды на охоту перемежались с танцами и застольями, а нанятые менестрели и артисты непрерывно развлекали старых друзей и новых возможных союзников Ланорских.        Вот только Ласианна то и дело мелькала рядом, буквально на пару минут, несколько фраз и коротких улыбок. Быстрая беседа там, милый флирт здесь, забавная история, пришедшаяся к слову, здесь - мелочи, но мелочи запоминающиеся. Когда она ненавязчиво и незатейливо помогла ему скрыться от назойливой компании, снова растворившись в толпе, он, совершенно внезапно понял, что жаждет новой встречи. Не настолько сильно, чтобы начать искать ее самому, но достаточно, чтобы взгляд старался поймать и зацепиться за знакомую изящную фигуру.        И вот тогда у него в голове щелкнуло, когда кусочки мозаики сложились воедино, когда он понял, что именно вызывало подспудное подозрение и тревогу. Ответ был довольно банальным, тысячу раз им слышанным, но оттого прийти к нему было ничуть не легче.        Она подбирала к нему ключи.        Каждое ее движение, слово, жест, позиция тела было настроено на то, чтобы вызывать у него максимальный отклик, чтобы ему было приятно находиться в ее компании. Это, откровенно говоря, не являлось преступлением, ведь очень многие девушки, жаждущие навязаться ему в компанию, пытались делать так же. Вот только у них не получалось или получалось очень топорно, в то время как Ласианна делала это совершенно естественно, словно дыша этим. Маски и шаблоны менялись настолько плавно и незаметно, что не будь длинных и скучных лекций Шааль, которые он чаще всего выслушивал, будучи избитым после очередной тренировки, он бы даже не понял подобного.        Тут уже все мысли о собственной мнительности оказались отброшенными, а сам юноша принялся вспоминать и анализировать каждое ее движение, каждое слово и каждую встречу. Озарение пришло не сразу, да и не было оно озарением, ведь он изначально читал об этом в одной посоветованной Шааль книге.        Запах мяты ему не мерещился, нет. Этот запах вызывал легкость в теле и повышение способности к концентрации. Никакого иного эффекта, никаких воздействий на разум и мышление. Само зелье даже было полезным, если быть откровенным, но дело в другом. Его подсознание начало непроизвольно воспринимать присутствие Ласианны подобно глотку свежего воздуха: пока она рядом, дышать легко и приятно, думать проще, а сонливость и вовсе исчезает. Когда же короткая встреча проходила, он тут же получал едва заметный откат от прекращения вдыхания стимулятора, отчего невольно падал духом, а настроение ухудшалось.        Она рядом - хорошо.        Она уходит - плохо.        В книге описывалось применение куда более опасных препаратов, работающих на этом же принципе, но вызывающих настоящую наркотическую ломку, какую испытывают курящие всевозможные дурманы или те глупцы, что дышат парами особых солей. Но подобное воздействие было бы замечено если не его амулетами, то его предчувствием опасности, которое именно для подобного и развивали. А вот куда более щадящее, почти незаметное воздействие было заметить куда труднее, особенно если оно было минимальным.        Не меньшую, даже, скорее, большую роль играло само общество странной женщины, которая умела увлечь и заинтересовать, заставить желать продолжения общения. Слова, подобно патоке, текущей в уши, движения, что завораживают взор, словно медленно сворачивающиеся змеиные кольца, постоянное нарушение концентрации, не дающие даже задуматься о чем-то сложном и оставляющие пустоту в голове после завершения разговора.        Сигизмунд уже с неподдельной тревогой понял, что не может толком вспомнить, о чем она щебетала, словно весь ход беседы слился в один сплошной гул, отдающийся тяжестью в голове, будто ему туда набили овечьей шерсти. Попытки вспомнить о чем-то конкретном вызывали тяжесть и желание переметнуть мысли на что-то другое.        Сигизмунд дураком не был, а Шааль ознакомила его с тем, что могут сделать простые слова. На всю жизнь объяснила, так, чтобы запомнил. Она, правда, тратила куда больше времени, да и зельями пользовалась, но сам факт тревожил. А уж симптомы - потеря воспоминаний, странная тяжесть в голове и внезапное влечение к ранее незнакомой женщине. Поодиночке не так уж и тревожно, но вместе уже полноценный звон тревожного колокола, свидетельствующий о том, что к стенам крепости подошла вражеская орда.        Лицо его оставалось все так же бесстрастным, но внутри Сигизмунд лихорадочно высчитывал количество времени, когда он был наедине с леди Лассианной. Выходило так, что сделать с его головой что-то очень плохое она не успевала никак, даже будь она профессиональной рабоманткой. Просто по времени не сходится, не хватило бы ей его, ведь он же не первоуровневый пахарь! Да и не могла она использовать затрачивающие магическую энергию навыки, так как амулеты не были потревожены ни единожды.        Вывод?        Что бы она ни задумала, но сейчас она на стадии подготовки. Собирает информацию о том, как он реагирует на ее действия, одновременно разжигая в нем интерес и желание. А это уже куда серьезнее, чем простые ужимки охотницы за его титулом, метящей в леди Ланорские, тысячекратно серьезнее, чем такие мелочи.        Именно с такими мыслями он в очередной раз "случайно" встретился с леди Ласианной.        Она вполне оправдала его подозрения, подтолкнув его к мысли о том, чтобы провести ее на прогулку по замку, показав самые укромные уголки, где очень удобно будет провести вечер и ночь, а после встретить утро. Причем если бы не полная собранность, то он бы даже не заметил как после изящного жеста, словно она поправляет волосы, одновременно демонстрируя бросающий блики от магических светильников браслет, он сам согласился с ее предложением, еще раньше, чем осознал оное. Да и не было там предложения, скорее очень тонкий намек, наталкивающий его на нужную мысль.        После этого он, не сопротивляясь, позволил ей вести себя, делая вид, что это он ее ведет, в дальние коридоры, где они легко нашли пустую комнату. Разумом он был полностью спокойным, не позволяя потоку слов унести сознание куда-то далеко, а потому в тот миг, когда она нежно и совсем не пошло прижалась к нему, как бы из-за холода, он резко и с максимальной силой ударил ту эфесом шпаги в солнечное сплетение, одновременно лихорадочно сжимая тревожный амулет в кармане.        Если бы его подозрения оказались напрасными, то ему было бы неудобно, да и отдариться золотом пришлось бы очень щедро, если, конечно же, отец не решил бы, что проще позволить Шааль устроить еще один несчастный случай с падением с лестницы. Мало ли, где она бродила в одиночестве, чтобы шею свернуть?        Вот только вместо того, чтобы сложиться от боли и спокойно последовать в допросную комнату, хрупкая и нежная, словно горный цветок, леди Ласианна Отринцас ударила его своим кулачком в пах. Быстро, резко и пугающе неожиданно, даже не всколыхнув чувство опасности. Он сумел уберечь себя от неприятного удара, подставив вместо паха бедро, но именно этого она, как оказалось, и добивалась.        В кулаке оказалась зажата небольшая иголка, которую он заметил слишком поздно. Успев увести тело от предательского удара, он все же получил незначительную царапину. Засветился, словно маленький осветительный амулет, надетый на него артефакт в виде кольца, нейтрализуя действие отравы, но опорная нога юноши все равно полностью онемела, едва не заставив его упасть навзничь, прямо под добивающий удар.        Тут-то и вломились в помещение, снеся совсем не хлипкую дверь, двое злобных дружинников, буквально сбивших напавшую на него женщину с ног, ударив ее телом о стену. Возле оного тела тут же застыли два сияющих активированными умениями клинка, намекающих на то, что еще одно резкое движение, и быть ей разрезанной на несколько кровоточащих кусков.        Потом в зал ворвалась смертельно собранная Шааль, а Сигизмунд тут же понял всю подоплеку происходящего. Это оказалось удивительно просто, благо на недостаток интеллекта юноша не жаловался, а фактов для анализа накопилось преизрядно.        Она, вероломная мерзавка, не боялась.        Вернее не так, ибо она очень боялась. Боялась того, что ее накажут за провал, боялась того, что получит выговор, что ее посчитают потерявшей хватку и лишат должности. Но она не боялась того, что ее прямо сейчас прирежут, не боялась того, что потащат в допросную, где начнут каленым железом вырывать имена заказчиков и чужие тайны. А после появления Шааль, страх ее и вовсе почти пропал.        Все это могло существовать только по одной причине - ее наниматели стояли прямо здесь, перед ней.        Может быть, это и была простая догадка, но слова Шааль подтвердили ее надежнее любых других аргументов.        - Сигизмунд, я, несомненно, горда тобой за то, как ловко ты заметил влияние на себя, как быстро сориентировался в ситуации и как легко тебе удалось собрать все факты воедино. Правда, Сигизмунд, чистая правда. Вот только ты повел себя, словно глупый маленький ребенок. - В словах Шааль было море чистой гордости и еще больше искреннего гнева. - Потому, давай ты подумаешь головой и скажешь мне, что именно тебе нужно было делать. С самого начала, хорошо.        В кабинете их семеро - он, Шааль, отец, подлая мразь Ласианна, для которой это вполне может быть ненастоящим именем, и три мрачных охранника. Думать о шпионке хоть сколь-либо уважительно он уже не может, ибо она того не достойна - любой благородный, решивший заняться столь низким ремеслом, связав с ним свою жизнь, ни имени, ни титула просто не заслуживает. Он даже думать не хочет о том варианте, где эта подлая змея вообще выдумала свой титул, являясь обычной простолюдинкой.        - Зажать тревожный амулет и побежать к ближайшему посту стражи? - Несколько виновато уточнил он, прекрасно понимая, что окажись Ласианна не проверкой его способностей, а вражеским убийцей, то была бы нить его жизни позорно прервана, словно в насмешку над только-только начавшей налаживаться жизнью.        - Верно, совершенно верно. - Мягко и почти нежно произнесла Шааль, едва ли не воркуя и, на этот раз, совсем не стесняясь лишних ушей, ведь собрались тут только самые доверенные. - Так какого дьявола ты творишь!!?        От резкого не крика даже, а самого настоящего рычания даже отец немного вздрогнул. Следующие три часа времени ему старательно объясняли, почему он дурак и как ему с этим жить. Сначала Шааль, которая, после первого срыва, старалась быть куда мягче и сдержаннее, а потом и отец, который сдерживаться даже не пытался, отчего уши уже начинали побаливать.        Успокоились они оба нескоро, но Сигизмунд молчал. Потому что знал о том, что вспыхнувшая тревога через амулет, вместе с начавшим сигналить о перегрузке амулетом очистки, заставили их всех предположить самое-самое худшее. Они оба успели сами умереть по нескольку раз, пока добрались до той комнатки.        Нога, кстати, до сих пор не отошла, хотя осталось ей недолго: этот яд совсем не опасен для здоровья, но выводить его из организма очень сложно. Лекарям проще было подождать, пока само пройдет, чем потратить несколько часов и выиграть максимум пару десятков минут. А ведь хорошо, что сама шпионка, проверяющая его способности, предусмотрительно вытащила и сняла все смертельное, что при ней было. Для нее, бившей на голом рефлексе, разумеется, хорошо.        Следом пришла очередь самой Ласианны, которая начала сухо и безо всякого флирта рассказывать о том, что она делала, как и с какой целью. Среди людей отца было очень мало тех, кому он верил безоговорочно, но эта женщина в сей круг входила, пусть и со многими оговорками. И работы у нее было не передать насколько много, отчего вызвать ее, - для проверки способностей Сигизмунда в противодействии всевозможным отравителям и шпионам, - получилось только сейчас. Она вообще должна была не им одним заниматься, но тут уже совсем другая тема разговора.        По плану, составленному с помощью Шааль и самой Ласианны, ему собирались преподать очень хороший урок, совмещенный с проверкой практических навыков. Далеко не все главы дома проходят такое обучение. Фредерик, например, не проходил, полагаясь, подобно большинству, на охрану, артефакты и комплекс ритуалов, защищающих от алхимических воздействий на разум и тело. Из-за этого на него очень плохо действовали обезболивающие, но и польза была несомненна.        Но раз уж Сигизмунд сам начал просить об агентурной подготовке по образцу тайной стражи, да еще и проявил в этом недюжинный талант, то старый герцог посчитал это вполне допустимой тратой времени и средств. Пра-прадедушка Сигизмунда, как известно из хроник, даже работал в оной тайной страже, причем на очень хлебном месте. В хранилищах до сих пор лежат всевозможные редкости и ценности, которые Каладону Ланорскому удалось добыть благодаря своей должности, составляя немалую долю родовой коллекции артефактов.        Вот и проверяли Сигизмунда - сколько продержится, когда заметит воздействие, сможет ли хоть что-то сделать. Поначалу Ласианна подумала о том, что у Фредерика началась старческая деменция - юноша поддавался женским чарам не просто легко, а чрезвычайно легко. Она умудрилась вогнать его в транс за несколько коротких встреч. Во время одной такой она даже немного рискнула, внушив ему необходимость снять амулет и позволить ей наложить внушение, после чего надеть оный амулет обратно и забыть о происходящем. И у нее получилось! У иных пейзан сопротивление было большим.        Между прочим, Сигизмунд заметил, что амулет поменял позицию между слоями одежды, но внимания не обратил из-за того самого внушения, но это уже было не так важно. Ласианна спокойно вела его в ближайший уютный уголок, где собиралась как следует поработать с его головой, под внимательным взглядом не доверяющей ей Шааль. Чтобы ничего не повредила, ничего перманентного не оставила и не воспользовалась моментом для предательства, которого от Соблазняющей можно было ждать всегда - очень уж репутация у класса вероломная, на фоне которой даже шпионы праведниками кажутся.        Следом было маленькое представление, когда юношу сначала заставили бы вынести из отцовского кабинета какой-то сверток (с пустыми листами бумаги, разумеется), принести его контролирующей его женщине, вспомнить все произошедшее с ним и выдать ему в шею укол той самой иголкой. Чтобы на какой-то миг реально поверил в то, что умираешь - последнее уже чисто от самой Ласианны добавка, но очень уж она не любила тех, кто мнит себя профессиональным "тайником", не соответствуя этому званию. А пока что Сигизмунд производил впечатления именно такое - мальчишка, раздувшийся от собственной важности, считающий, что пара дней щадящих тренировок сделала его самой Тенью.        Вместо этого ей пришлось резко бить на поражение, опасаясь того, что ей проткнут кишки шпагой. Более высокий уровень и навыки не оставили глупому мальчишке шанса, но и саму Соблазняющую едва не прирезали сгоряча, посчитав, что она в очередной раз подтвердила репутацию своего класса.        Спать она с ним, между прочим, не собиралась, но только сегодня. После - несомненно. Когда же ей еще выпадет шанс как следует вы*бать, - она так и сказала, подобно грязной продажной девке! - истинного Ланорского, отплатив, так сказать, за все те разы, когда ее е*али, - опять плебейская грубость, как из ее уст вообще могут изливаться такие помои? - Ланорские, пусть даже исключительно в морально-умственном плане. Отказывать себе в удовольствии властвовать над тем, кто, вероятно, в будущем станет ее прямым сюзереном, она не собиралась. Очевидно, не рассчитывала дожить до тех дней, ибо он, Сигизмунд Ланорский, не простил бы подобного.        Ушел спать он глубоко под вечер, чтобы уже следующим утром сызнова встать, нацепить на лицо радушие и вместе с отцом знакомиться с ранее незнакомыми людьми, жать руки уже знакомым, которые пытались понять, насколько поменялся его характер и чем им это грозит, запоминать множество имен и совершенно секретных данных, которые даже бумаге не доверялись и просто стараться не дать сломать себе хребет грузом обязательств.        Тяжелый путь истинного главы своего дома, вынужденного держаться возле вершины мира, каждую секунду опасаясь упасть вниз, в полную змей и шакалов яму, в которой те, кто вчера лебезил пред тобой, с радостью перегрызут тебе глотку. Если бы он еще умел бояться, то наверняка поседел бы от ужаса, но страх исчез, убитый его руками. Оставалось только смотреть вперед, не опуская взгляд под ноги, шагая и шагая вверх, к самой вершине, надеясь устоять.        Тяжелая, неблагодарная работа, оценить которую смогут только те, кому ты оставишь после себя все добытое и приумноженное или растраченное и потерянное. Пока что он сделал по ней только самый первый, пробный шаг. Но ведь если он чему-то и научился, так это тому, что ничто не падет тебе в руки до тех пор, пока ты не сделаешь шаг навстречу своей цели.