Исповедь блудницы

      Я стала слишком старой и неповоротливой для того, чтобы встать без чьей-либо помощи. Наверное, у королевы было бы много служанок и фрейлин, но не у меня, хотя когда-то я была самой влиятельной женщиной во всем Темпесторе. Но все это было когда-то, в той далекой жизни, когда молодость и красота была моей самой важной валютой и я ими пользовалась, как могла.       На излете лет только и остается, что вспоминать и упиваться былым величием, гордясь своими достижениями. Однако все мои мысли омрачает тот факт, что все, к чему я так долго и страстно стремилась — стало пылью, вмиг превратившись в небылицы, какими сейчас пугают юных девиц. Иногда я думаю над тем, почему у моей истории такой печальный финал и почему в итоге я осталась ни с чем? Но я знаю, что во всем я виновата одна сама, никто не заставлял меня быть алчной и жесткой, стремящейся к власти и полному обладанию всему, что окружало меня. Однако не моя вина, что есть события, которые играли против меня, и великая страсть превратилась в лютую ненависть.       У меня больше нет сил воевать. Я стала такой дряхлой, что едва ли могу встать на ноги и дойти до окна своей башни, чтобы посмотреть, что творится на улице. Кажется, я перестала считать дни и, лишь только задав вопрос Лауге, узнаю, какой сейчас месяц за окном. Я слишком много времени провела здесь, и у меня совсем не осталось надежды, что хоть когда-нибудь я выйду отсюда на свет.       Рядом лишь Лауга. Маленькая ладненькая девушка из бедной семьи, у которой совсем не осталось надежды, что она хоть когда-то выйдет замуж, и все, что ей осталось, — как прислуживать старухе, считающейся самой опасной преступницей в королевстве. Лауга — моя четвертая служанка, до нее были грубые и неотесанные девицы, относящиеся ко мне как к самой злостной преступнице, заслуживающей лишь только осуждения и презрения. Однако все совсем не так, как может показаться на первый взгляд. Возможно, я и есть преступница, но только ли я одна виновата во всем? Только ли мои грехи?       Что ж, мне есть о чем сожалеть, и знаю, что есть чем гордиться, но я не буду сейчас об этом. Теперь ничего не переписать и не исправить, осталось только ждать, когда Бог заберет меня к себе, возможно вознаградив меня за то, что я молилась ему постоянно. — Вам что-нибудь нужно? — спросила Лауга. — Может быть, теплого вина с пряностями? — Спасибо, Лауга, ты всегда такая заботливая, — я потрепала ее по пухлой щеке, как когда-то дела моя мать, когда я просила у нее конфету, сделанную из обычного сахара с добавлением полевых трав, если удавалось их собрать. — Просто вы мне напоминаете мою мать, — прошептала рыжеволосая девчушка. — Я вряд ли могла быть твоей матерью, — я засмеялась, ощущая, как все скребется в горле. — Такие, как я, только и могут склонять красивых девушек к разным порокам. — Вы очень сильная, — ответила Лауга, и ее голубые глаза блеснули в свете трех свечей, что стояли у кресла, где я сидела. — И очень храбрая. — Едва ли меня можно назвать храброй, — возразила я. — Скорее всего, когда-то я была хитрой и изворотливой. Жизнь научила меня крутиться, как белку в колесе, чтобы не остаться до конца своих дней в нищете. — Так расскажите свою историю, — попросила девчушка, словно она ее совсем не знала. — Думаю, что ее все знают, — я тяжело вздохнула, чувствуя себя в прежней стихии — той, что меня окружала много лет. — Я не знаю, — она скромно опустила глаза. — Матушка всегда запрещала мне говорить на подобные темы, считая, что они развращают душу. — Твоя матушка была полностью права, — согласилась я. — Но все же расскажите, — настояла Лауга. — Что ж, хорошо. Приготовься, история будет очень долгой.