Finally

      Прошло три года. С того дня, когда рухнуло всё, во что я верила. Когда не стало того, кто, как мне тогда казалось, спас меня от самой себя, показал мне дорогу к правде, дорогу к справедливости. Когда под моими ногами рушился мир, а мне было смешно. Потому что мне казалось, что новый мир вот-вот встанет из руин. Мне было плевать, кем я буду в этом новом мире.       Сейчас я почти не помню этого. Воспоминания обо всём, что было в те годы, будто в тумане. И я не уверена, что смогу когда-нибудь всё это вспомнить. И не уверена, что захочу. В моей памяти сохранились будто вспышки, освещающие лишь неподвижные картинки. Я помню своих жертв, помню армию так же, как и я, верующих в новый прекрасный мир, и тех, кому было плевать на мир, а хотелось только крови. Помню несчастную кучку сторонников Дамблдора, пытавшихся кому-то что-то доказать.       А остальное в белой пелене – как дома в Англии перед дождём. В моей голове почти всё время было шумно – голоса, крики, стоны – они говорили мне, что делать, а может, эти голоса были не только внутри, я не знаю. Я знаю только, что каждая капля пролитой крови, каждый крик боли, каждый стон умирающего приносил мне наслаждение. Или не мне – а им, тем, кто жил в моей голове без моего ведома. Кто двигал мной, кто говорил мне, что я всё делаю правильно, что наша ежедневная, ежечасная борьба приведёт к величию моего Хозяина, моего Господина. Что ещё немного, и наступит не эпоха мира, но эпоха справедливости.       Теперь я не знаю, откуда вообще взяла эти слова: новый мир, правда, справедливость. Вернее, я знаю это очень хорошо. Это я ещё помню. Я не понимаю только, как могла принимать их на веру. Как могла принимать на веру всё, не усомнившись ни в едином слове. Здесь некого винить. Кроме меня.       Только одно решение за все те годы я приняла сама. Я сама решила притвориться убитой. Когда столько лет живёшь бок о бок с тварями вроде Сивого или моих матушки и отца, таким вещам научиться – раз плюнуть. Да и кому было рассматривать моё тело в пылу битвы, когда не то что каждая минута – каждая секунда, каждый миг на счету. Удивительно, но заклинание этой клуши Уизли попало в цель. Теперь мне не вспомнить, как я допустила это. Вероятно, просто не верила, что она и в самом деле сможет меня прикончить. Так и получилось – её заклятия хватило только на то, чтобы ненадолго оглушить меня и выбить из руки палочку. И тогда мне осталось просто лежать на полу и дожидаться, пока наступит затишье, чтобы ускользнуть.       Я знала, что мы проигрываем. Я понимала, что у Поттера есть какой-то план – разумеется, продуманный до мелочей Дамблдором. И там, лёжа на полу в Зале, в котором прошли относительно сносные семь лет моей жизни, я вдруг осознала: я не поднимусь на ноги и не встану на сторону Тёмного Лорда. Это понимание едва не раздавило меня. Голоса в голове впервые за много лет почти стихли – и я едва ли не в первый раз в сознательном возрасте отчётливо услышала своё дыхание, услышала, как стучит где-то глубоко внутри то, что называют сердцем. Я знала, что через минуту, час или день от этих стен не останется камня на камне; что всех, кто сражался со мной за правду и справедливость, уже не будет в живых; что мой Лорд покинет меня – хотя он сам говорил мне, чёрт возьми, он обещал мне, что будет рядом всегда.       Я не помню, когда я перестала верить ему. Помню только, когда я почувствовала, что вера во что-либо навсегда покидает меня. Я не увидела, не услышала – я лишь почувствовала, что моего Хозяина больше нет. Я почувствовала это так явственно, будто это во мне, а не в этом щенке жила часть его души. И в ту секунду, когда с улицы раздался торжествующий крик, я решила – сейчас или никогда. Если меня найдут живой... Скорее всего, предстоит бесконечный суд, после которого меня всё равно отправят в эту дыру, которую по недоразумению называют тюрьмой. Откуда им было знать, что моя тюрьма у меня в голове – и, чтобы вызволить меня оттуда, не хватит даже могущества Тёмного Лорда. Да что там, даже могущества Дамблдора.       Все удивлялись, как это он просмотрел то, что его любимый ученик, мой драгоценный братец стал анимагом. И им невдомёк, что ещё один незарегистрированный анимаг появился прямо перед носом у директора и всех преподавателей Хогвартса – только десятью годами раньше. Конечно, вначале мне хотелось научиться превращаться в змею – это казалось чем-то почти сакральным. Но потом взял верх здравый смысл и я решила, что лучший выбор – это птица. И я выбрала ворона. На это ушло чуть меньше трёх лет. И к концу пятого курса я уже могла путешествовать на огромные по меркам Великобритании расстояния, оставаясь незамеченной.       В тот день – день моей мнимой смерти – я вылетела из полуразрушенного замка и увидела, как плачут от счастья те, кто только что сыпал боевыми заклятиями.

***

      Я не помню, как долго я летела над океаном. Может, сутки, а может, трое. Я не смотрела ни вперёд, ни назад, мне не хотелось найти пристанище и мне не хотелось вернуться. Я почти не чувствовала голода и усталости – я чувствовала только тоску, безбрежную, как океан подо мной. Она захлёстывала меня, накрывала с головой, но раз за разом я выплывала.       И вот на закате второго – или третьего? – дня я увидела землю. Сначала из-за горизонта выросли горы с белыми шапками. Я подлетала всё ближе и ближе. С вершин спускались, отсвечивая в закатном солнце, бесчисленные водопады, у подножий возвышались зелёные холмы и серые скалы. Наконец взгляду открылся бескрайний берег, изрезанный бухтами и заливами, к которому бежали ручьи и реки.       Я оказалась в деревушке на восточном побережье острова, у оконечности небольшого фьорда. Как мне объяснили, это единственное на всём острове поселение, где живут только волшебники. Меня приютил человек по имени Эйнар, он же и рассказал мне о местном магическом сообществе.       Всего в стране около пятисот волшебников, рассказывал Эйнар, и почти все они живут в этом городке под названием Храфнфьордур – у меня ушло чуть меньше недели на то, чтобы научиться правильно произносить его.       Особенность этого сообщества в том, что чародеи в нём не используют палочек. Я так и не разобралась, отказались они от них сознательно или же их там никогда и не было. Ясно было одно: все в этой стране от мала до велика творят интуитивную или, иначе, бесконтактную магию. Искусство, которому в Англии не обучают, считая его слишком сложным даже для взрослых и опытных магов. То, что делают волшебники здесь, сродни шаманизму.       В первые недели я почти не выходила из комнатки, которую выделили мне Эйнар и его жена Хилдир. Эйнар садился рядом и часами молча колдовал надо мной, жёг свечи, пел что-то на неизвестных языках. Почти всё время, что его не было рядом, я спала. Мне всегда снились сны. Бессюжетные, бесцветные, бесплотные, они окружали меня, сжимали железным обручем. Раз за разом я просыпалась, задыхаясь, выбегала на улицу, падала на землю и смотрела в небо. Не знаю, что я видела в нём. Иногда оно было затянуто, иногда с него сияли звёзды. Иногда ночами с неба лился свет, какого я не видела никогда раньше. Серебристые лучи, прорезая темноту, играли музыку, словно огромный орган во всё небо, насколько хватало глаз. Даже вода во фьорде окрашивалась в серебро.       В такие ночи я лежала на земле, пока меня не начинала бить крупная дрожь, а от холода не начинала кружиться голова. И тогда приходила Хилдир, молча помогала мне подняться и уводила в дом. Раз за разом она заставляла меня выпить горячий настой, укутывала одеялом и уходила к себе. Всегда молча. И я снова засыпала. Только чтобы снова провалиться в нескончаемый мрак.       И вот однажды голоса в голове начали стихать. Сначала медленно – так, что мне поначалу не верилось. Будто приливная волна отступает. Или будто с неба начинает струиться свет. Вначале сполохами, едва ощутимо. Потом всё ярче, чаще и сильнее, тишина одновременно окутывала меня снаружи и подступала изнутри. Я начала понимать, почему здесь всегда так тихо – люди здесь умеют слушать воздух, слушать воду, слушать то, что, я даже не подозревала, что можно услышать.       Я начала выходить на улицу, спустя какое-то время – разговаривать с людьми. Я почти не вспоминала об Англии. Внутри была такая пустота, что её не хотелось наполнять ни мыслями, ни воспоминаниями. Я почти освоила бесконтактную магию, научилась жить жизнью этих странных молчаливых людей.       Но какое-то время назад – может, пару месяцев – я почувствовала, что хочу обратно. Это было одно из тех безотчётных желаний, которые правили мной, кажется, в другой жизни, до падения Тёмного Лорда. Возможно даже, что мне было интересно, что осталось от моей семьи – и осталось ли что-нибудь. Сёстры, племянник. Кто-то ещё? Племянницы у меня больше нет. И, если разобраться, никогда не было. Теперь это кажется таким неправдоподобным. Нет, я ни о чём не жалею. Да, я по-прежнему верю в то, что магический мир нужно избавить от маггловских выродков и осквернителей крови. Но больше не считаю, что это должна делать я.       Мне просто всё равно. Мне всё равно, что будет со мной. Мне всё равно, что будет с чёртовым миром, всё равно, жив ли ещё кто-то из моих так называемых родных. У меня впервые за годы появилось осознанное желание – оказаться дома. И я отправляюсь домой.