***
С той поры, как магистры отдали подброшенного младенца в семью обыкновенных людей, уже немолодых, но бездетных, прошла неделя. Корнелиус так и пропадал на работе — с такими же магами, как он, разбирался с духами и наводил порядок, а жена его, искренне довольная не то за себя, не то за малыша, вскоре и думать о нём перестала. У неё рос собственный сын, Магнус, уже сейчас обладавший весьма ощутимой магической аурой. Ещё несколько лет, и отец поведёт его в Академию к знакомому учителю, который давно обещал сделать из Магнуса достойного мага и наследника. Потому Амелию охватила тревога, когда муж пришёл вечером домой и поставил на столик для цветов уже забытую корзину с малышом. — Почему он опять здесь? — недовольно поинтересовалась она у Корнелиуса. Мужчина выглядел мрачнее тучи. — Люди, которым я отдал ребёнка, вчера вернули его магистрам. Женщина была в ужасе и умоляла забрать у них это чудовище. Во всяком случае, так мне сказал магистр Гре́гори. — Это всего лишь ребёнок. Наверное, ему подобрали не ту семью. — Может, и так. Пока не поздно, я могу сходить и узнать, в чём дело. — Узнай, пожалуйста, а то меня это начинает пугать.***
— Вы Элизабе́тта Ро́уэл? Корнелиус стоял на расчищенном от снега пороге маленького скромного домика, и на него в упор глядела женщина средних лет с тёмными кругами под глазами и копной частично седых волос, собранных в хвост на затылке. — Да. А вы кто? — Я Корнелиус Венатори. Мне хотелось бы узнать, что произошло. — Покажите вашу печать, пожалуйста. Мужчина просьбу воспринял как должное. Пока магистры не внесли поправки в закон о печатях, люди много раз натыкались на грубый обман со стороны магов и становились заложниками иллюзий. Теперь же закон обязывал каждого мага вне зависимости от статуса раскрывать печать по первому требованию, и в этом коротком ритуале не было ни единой лазейки для фальши — лжецам он беспощадно прожигал руку до кости. Корнелиус привычным жестом закатал рукава камзола и рубашки и повернул правую руку запястьем вверх. Печать охотников — оскаленная голова собаки, заключённая в два круга, между которыми вилась затейливая надпись, — мягко засветилась. — Проходите. Я ждала вас. Корнелиус переступил порог, и хозяйка дома закрыла дверь на ключ. — У этого ребёнка ужасные глаза, — негромко проговорила Элизабетта, наливая гостю чай. — Они как бушующее пламя, то жёлтые, то красные, то переливаются из одного цвета в другой. Вы бы знали, как я испугалась, когда впервые такое увидела… — Женщина вздохнула и поставила на стол две чашки: одну для себя, вторую для мужчины. — У малыша было очень горячее тело, и на пятый день я уже не могла держать его на руках. Вот, взгляните. Хозяйка дома присела за стол и немного спустила с плеча домашнюю кофту — на руках и груди Корнелиус увидел чёткие красные следы термических ожогов. — Этот мальчик — явный маг, — сказала Элизабетта, надев кофту обратно, в то время как мужчина быстрыми глотками осушил поданную чашку с чаем, — и я не понимаю, почему его так легко отдали в семью обычных людей. — Малыш неделю назад оказался на пороге моего дома, и ни я, ни жена, ни магистры никакой магии в нём не нашли. — Эту магию нельзя обнаружить просто так, — отозвался муж Элизабетты, показавшись из-за угла. — Она утрачена, и лишь немногие знают о ней. — Полагаю, вы один из немногих. — Да. Мой прадед многое успел рассказать мне, прежде чем умер. Похоже, этот мальчик — последний потомок своей расы, но, честно говоря, я даже не представляю, как он родился, ведь с войны прошла уже сотня лет. Корнелиус задумчиво сдвинул брови к переносице и невольно вспомнил записку, оставленную кем-то на дне корзины. «Почему именно мы?» — В корзине кто-то оставил печать драконов, и я принял всё это за чью-то глупую шутку. Но если Максимус действительно дракон, то он опасен для нас. — Он последний, как ни прикидывай, — повторил хозяин дома. — Ему некому поставить печать, которая пробудит его сущность, а без печати он не то что не дракон, он даже магом в полной мере стать не сможет. — То есть, если печати не будет, драконья сила не проснётся до самой его смерти? — Именно. Жаль, конечно, малыша. Он будет изгоем как среди людей, так и среди магов. — Я найду для него семью. — Лучше оставьте себе, — улыбнулась Элизабетта и, заметив, как резко изменился в лице Корнелиус, поспешила добавить: — Этот ребёнок не просто так вернулся в ваш дом. Вы не должны его отдавать. — У нас уже есть сын. Амелия вряд ли захочет брать на воспитание кого-то чужого. — Для женщины не бывает лишних детей, и что было прежде чужим, станет своим. — Это уже решать не мне. В любом случае спасибо за ценную информацию. Корнелиус поднялся из-за стола, набросил на плечи тёплую мантию, и хозяйка дома открыла перед гостем дверь. — Вам спасибо, что пришли. Мужчина вышел на улицу, повернулся к супругам и учтиво поклонился. Амелия встретила мужа в сильном беспокойстве и, как ожидалось, предложение принять в семью потомка драконов восприняла в штыки. — Я не стану его воспитывать. Он вырастет никому не нужным, и даже слуги принесут куда больше пользы, чем он. — А что ты предлагаешь? Отнести опять в Башню? Магистр Грегори меня даже на порог кабинета с ним не пустит. — Среди магов немало бездетных. Попробуй спросить у них. — Амелия, я целую неделю только и слушал, как мои соратники обсуждали ребёнка. О нём теперь знает как минимум половина магического сообщества, но никто не решился забрать его себе. — Я тоже не хочу, чтобы он вырос в этом доме. На нас и так ещё долго будут указывать пальцем, и я боюсь, как бы эта жуткая тень на репутации семьи не испортила будущее Магнусу. — Амелия, — сурово проговорил Корнелиус, — я имею достаточно власти, чтобы оградить нас от грязи, но сейчас я бессилен. Ребёнка некуда отнести, он никому не нужен, и всё, что его ждёт при таком раскладе, — это смерть. Услышав это, Амелия мгновенно стушевалась, в то время как Корнелиус продолжил: — Этот мальчик никогда не станет ни полноправным магом, ни драконом. Я хотел дать ему право на сытую жизнь, на защиту и хотя бы какое-то личное счастье, но ты не оставила мне выбора. Он вынул ребёнка из корзины и взялся за маленькую головку, намереваясь свернуть ему шею на глазах у жены. Та просто оцепенела от происходящего, но случайный испуганный вопль служанки мгновенно привёл её в чувство, и женщина опрометью кинулась к мужу. — Не смей! Она вырвала потомка драконов из рук супруга, прижала его громко плачущим к груди, и Корнелиус одарил жену строгим усталым взглядом. — Максимус не чужой ребёнок, он ничей и не виноват, что так получилось. — Он выдержал паузу, чтобы собраться с силами и заговорить более спокойно. — Если ты согласна взяться за его воспитание, я завтра же всё оформлю. Амелия промолчала. В чувствах она так сильно сдавила малыша, что мальчик разошёлся в плаче до оглушающего крика, и женщина с безумной неохотой понесла его наверх. — Я выращу его, — сказала она, поднимаясь по лестнице, — но так, как родного сына, полюбить не смогу. Корнелиус неотрывно проследил за женой до самой двери спальни. Когда щёлкнул замок, он вернулся мыслями к записке на дне корзины, взял её в руки, внимательно ещё раз изучил и смятой бросил обратно. «Откуда ж ты только взялся на нашу голову?..»