Сновидения Шурфа

Как же меня задолбала работа Великого Магистра! К нам должны вот-вот прислать новичков-стажёров с Муримаха, а узнал я об этом только сегодня! Только сейчас, пять минут назад, когда ко мне влетел один из множества (бесчисленного, но явно недостаточного) секретарей и заорал благим матом, что вот-вот… и дальше по тексту. В голове уже тесно от Безмолвной Речи, плюс ко всему свои мысли, а на столе — непочатая бездна документации, с которой, по-хорошему, надо было разобраться ещё вчера, но до сегодняшнего прибытия стажёров — край. Из рук у меня, разумеется, ничего не летит (ещё бы у меня летело!), но к этому явно идёт. В глазах рябь стоит от переутомления, но останавливаться нельзя, и не приведи Лойсо ко мне сейчас заявится… — Привет. — Приличные люди, прежде чем прийти, присылают Зов, — на автомате огрызнулся я. — Ну так я неприличный, — он нагло ухмыльнулся, но увидев мою каменную рожу с уставшим взглядом, смилостился и добавил немного виноватым тоном. — Я честно пытался. Раз пять. Но ты мне почему-то отвечал с середины предложения и про какие-то специальные учебные сочинения каких-то там древних заумных Магистров. Или про компот из уккумбийских пряных водорослей, которые необходимо доставить сегодня в резиденцию до обеда. Я пришёл проверить, не стукнулся ли ты обо что-нибудь головой и не поднялась ли у тебя температура. Я мысленно схватился за голову и быстро послал Зов Мастеру Заведующему Орденскими Кладовыми и Мастеру Отвечающему За Начальную Подготовку Послушников, с целью сообщить им так и недошедшую до них информацию об учебниках и компоте. — Ну вот опять. Ты там где, дружище? — Макс, прости, но я немного занят. Вернее сказать, я занят очень много, вряд ли справлюсь до завтрашнего утра, особенно, если над ухом будет крутится кто-то очень назойливый и, прошу прощения, посторонний. — Я могу чем-то помочь? — Да, не вертись над ухом, ради всех Магистров, — как-то слишком резко сказал я, возвращаясь к документам. — Я лишь предлогаю посильную помощь! Совершенно бескорыстно, между прочим. Ты так выглядишь, что я готов собственноручно закопать себя в пучине бюрократических дрязг! И с удовольствием зароюсь в эти твои грешные бумажки, от которых у тебя уже глаз дёргается. — Если ты не помнишь, с недавних пор я всегда выгляжу так. Теперь я — сморщенный ворчливый старикан с кучей дел и без минуты свободного времени. Привыкай. И не мешай, пожалуйста. Бумаги я тебе не дам: ты всё равно не знаешь, что с ними делать. Заставлять тебя посылать Безмолвные Зовы в разные инстанции на протяжении нескольких часов — сродни пытке, которой тебя я подвергать не намерен. Поэтому единственный способ, которым ты можешь мне помочь — это не создавать мне ещё больше проблем. Я, конечно, искренне благодарен тебе за то, что ты периодически вносишь в мою жизнь хаос, но сегодня я бы предпочёл строгость и упорядоченность всем остальным благам. Он стоял с нечитаемым выражением лица примерно с минуту, за которую я успел послать зов ещё трём людям, а потом обиженно надулся и ушёл, яростно хлопнув дверью. Ну вот. Теперь ещё и извиняться. Но это после. «Господин Великий Магистр, у нас проблема с размещением прибывших. Поступила информация, что их на три человека больше, чем было объявлено в начале, комнат не хватает, что делать?!» Грешные Магистры, как же меня задолбала работа Великого Магистра!

***

—…таким образом можно заключить, что поэзия крайне благотворно влияет на магическую сущность человека. Однако, не стоит забывать, что такой метод может подойти не каждому, и важно найти свой метод черпания дополнительных сил из внешних источников. К самым распространённым видам магической подпитки относят садоводство, разведение домашних животных, музицирование, романтическую привязанность… Не надо хихикать, сэр Фаренксас, то, к чему это приводит впоследствии, тоже неплохо восполняет магический баланс, однако и простых, возможно даже невзаимных, чувств может быть вполне достаточно… Так вот, во многих древних Орденах существовал общий, для каждого Ордена свой, метод добывания магической силы из окружающей действительности, будь то созерцание природы, как в Ордене Потаённой Травы, Танцы на Мосту Времени, как в Ордене Попятного Времени, или же и вовсе примитивное ритуальное испитие алкогольных напитков: в Ордене Дырявой Чаши — из, собственно, дырявых чаш; в Ордене Хмельного Ветра — в особые дни и часы под своеобразным «чёрным ветром», который, по словам его Великого Магистра, дул с Тёмной Стороны. Конечно же, на самом деле он ниоткуда не дул, и весь орден квасил в те моменты, когда квасить хотелось их Великому Магистру. Со временем такие моменты стали наступать всё чаще, до тех пор, пока Орден не развалился из-за полной неспособности его адептов колдовать в связи с длительным запоем. Это небольшое отступление было для того, чтобы вы поняли, что силу необходимо черпать во-первых — в меру, а во-вторых — именно в тех источниках, которые точно вам эту силу дают, а не просто приносят наслаждение истосковавшемуся организму. В качестве практики, предлагаю всем ближайшую дюжину дней посвятить поиску собственного источника силы и задокументировать внутренние изменения в письменном виде. Не забывайте о дыхательной гимнастике, которая, ко всему прочему, поможет вам успокоиться, расслабиться и почувствовать свой настоящий потенциал… Магистры закивали и начали разбредаться, оставив в зале одного лишь слушателя, клюющего носом над пустой самопишущей табличкой. Я уже собрался пойти и оттаскать его за уши, вернее, оставить на отработки и заставить заново писать конспект, как внезапно узнал в простоволосой сальной голове нашего обожаемого Вершителя. Но выволочку никто не отменял. — Прошу прощения, — начал я наистрожайшим тоном, от которого засыпающий мгновенно проснулся и встрепенулся, — но это уже ни в какие рамки! Если посещаете орденские лекции, не состоя при этом в Ордене, чем, естественно, нарушаете его устав, гласящий, что знания из уст Великого Магистра во время занятий положено получать только адептам Ордена, прошедшим обряд посвящения, то будте добры хотя бы не засыпать по середине сего увлекательного действа. — Прости, я не специально. — Конечно, не специально. Нарочно так достоверно засыпать у тебя никогда не получается. Скажи мне лучше, какие вурдалаки тебя сюда принесли? — Никто меня не приносил. Я сам припёрся. Просвещаться. И на тебя посмотреть в процессе, как ты выразился, сего увлекательного действа. — Через час после рассвета. — Да, — кивнул он практически равнодушно. — Поэтому и спишь. — Именно, — ещё один флегматичный кивок. — Тогда почему пришёл именно сейчас? — Захотелось, — Макс пожал плечами и встал, разминая, видимо, затёкшую шею. — Интересно хоть было? — чуть более доброжелательно поинтересовался я. — У тебя неинтересно бывает только невежественным идиотам по типу сэра Мелифаро, — с внезапно проснувшейся гордостью бойца побеждающей армии заявил Макс, — а я горю желанием слушать любую информацию, доносящуюся от тебя, в любое время дня и ночи. — Да уж, заметно. — Я всё слушал. Внимательно, — лицо Макса приобрело выражение сожравшего хозяйские тапочки, но очень сильно раскаявшегося по этому поводу щенка, так что мне окончательно расхотелось на него злиться. — Просто под конец меня наконец стукнул своим тяжелейшим и неумолимейшим кулаком нахал-Морфей, и я немножко задремал. Но продолжал слушать. Честно! — У тебя есть какие-нибудь вопросы? — Да, — я вопросительно поднял бровь. — Где ты берёшь свою силу? Неужто только из своего прохудившегося стакана? «Дорогой человек, придумывающий сэру Максу вопросы. Кажется, в прошлом я уже негодовал на этот счёт, но, может, всё-таки, ты, сволочь, немножко убавишь уровень сложноси? И внезапности заодно. Надоело, честное слово.» — Я… Скажем так, дырявая чаша имеет немаловажную роль в этом деле. Так же немного, но помогает дыхательная гимнастика. И, иногда, ты. — Я?! — он зарделся и оживлённо взглянул на меня, всплеснув руками. — Ну да. Ты же сам предлагал мне несколько раз использовать себя в качестве «Сердца Мира». И просто пребывание в твоей компании может здорово поднять магический потенциал… Вот, к примеру, вспомни нашу с тобой поездку в Кеттари. Люди неосознанно собирались возле тебя и питались твоей энергией, потому что она у тебя — своя, и её у тебя слишком много. — Тогда в окружении этих жадных до могущества прощалыг я чувствовал себя просто отвратительно! Но с тобой не так… — Конечно. Потому что мне ты, как бы сказать, отдаёшь добровольно малую часть из своих огромных запасов. А они — питались тобой насильственно и с непривычки много. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать «с привычки»: с привычки беззастенчиво захапывать силы Сердца Мира, кто сколько сможет. — А… Ты почему так не делаешь? — Макс, ты идиот. Ну как я могу забирать твои силы, если я явственно видел, как плохо тебе было после этого?! Тем более, того, что ты даёшь, мне хватает с лихвой. Спасибо. — Грешные Магистры, как я обожаю эту жизнь! — всплеснул руками Вершитель. — Каждый день узнаёшь о себе что-то новое. Например, что добровольно делился со своим другом силой больше дюжины лет. — А что, теперь перестанешь? — это прозвучало намного обречённее, чем мне бы хотелось. — Нет конечно! Я что, совсем изверг? Хоть втрое больше бери, мне не жалко. Но совсем, всё-таки, не обгладывай. Мне без магии жить не нравится. Видели, знаем, как говорится. На этом месте мой неиссякаемый источник так душераздирающе зевнул, что у меня не выдержали нервы. — Сэр Макс, иди домой, пожалуйста. Ты сейчас уснёшь прямо тут. Не могу назвать твоё спящее тело нетранспортабельным, но, как мне кажется, самому тебе будет проще добраться до своего спального места, чем мне таскать тебя в пригоршне туда-сюда, пока я не найду свободное время, дабы доставить тебя в кровать. — Что ж, убедил. Но, если честно, я бы потаскался с тобой ещё немного. — Нельзя. И вообще, будь добр, оповещай о своём появлении заранее. У меня будет больше стимула искать чуть более интересные материалы для лекций.

***

Звёзды плясали в бокале дорогого чёрного вина и в небе над Мохнатым Домом, на крыше которого я планировал провести сегодняшнюю ночь. Свет в окнах кабинета не горел, что означало либо отсутствие владельца, либо его крепкий сон. Дым от сигареты поднимался тонкой струйкой вверх, как и положено в безветренную погоду, на её конце сиял маленький огонёк, разбавляя небесную тьму. Мысли мои были так же далеки от этого места, как Шиншийский Халифат от Сердца Мира. Я думал о всяком. О работе, каюсь, тоже, но в меньшей степени, чем о в край загубленной личной жизни, постельная составляющая которой кончилась в тот самый момент, когда на меня торжественно нацепили бело-голубые одежды. А Хельна и рада была — схватила сумки и, по-дружески обнявшись на прощание, укатила к своей драхховской родне. То бишь, секса, как такового, у меня не было с третьего дня сто двадцать третьего года Эпохи Кодекса, если не дольше. Конечно же, озабоченным в этом плане прыщавым юнцом я перестал быть ещё раньше, однако мне, как и всем, страшно сказать, человеческим человекам, иногда хочется примитивной любви и ласки. Желательно, где-нибудь пониже пояса. К людям, которые заводят кратковременные отношения без любви и чувства ответственности, я не относился никогда. Бывало, по молодости (Грешные Магистры, чего я только не творил по этой самой своей молодости!), имел привычку соблазнять дам на один вечер, сугубо ради плотских утех. Но теперь мне, представительному Великому Магистру Благостного и Единственного, как-то не под стать развлекаться с юными леди (или сэрами) без логического продолжения интимной близости. А этого самого логического продолжения я с кем попало не хочу. Более того, я хочу его с одним единственным (не очень благостным, да и хрен с ним) человеком, который, судя по его заверениям, того же самого — не хочет. А его желание, в прямом смысле, закон. Бокал вина, с утопленной в нём недокуренной сигаретой, полетел вниз и со звоном разлетелся по каменной площадке перед домом. — Чего скис, как компот на балконе? — послышался бодрый голос за моей спиной. Я обернулся. Макс, высунувшись по пояс из окна, доставал из пачки сигарету. Вопреки всему, он лучезарно улыбался и щурился, как сытый кот. От его улыбки мои уголки губ сами по себе поползли вверх. — Я не скис. Я просто задумался. — Надо же! Мне казалось, ты всегда в раздумьях. Но такой кислой рожи у тебя ещё не было никогда. — Это всё эти треклятые морщины. — Они тут не при чём. Это всё твои треклятые мысли. Колись давай, над чем сегодня загонялся. И не спорь со мной. Мне знакомо это твоё состояние: часть мироздания не в порядке, а значит пришёл звиздец всему мирозданию. Обычно этой частью являюсь я. Но я жив-здоров, и вроде никуда не исчезал, ни на сутки, ни на десятилетия. Вот я тут. Вполне себе реальный. Можешь пальцем потыкать, если не веришь. — Верю. И вовсе я не загонялся. Просто… Немного задумался о своей личной жизни. — Ну и как оно? Хотя по лицу твоему вижу, что дерьмо. — Ну, не то что бы прям совсем. Её просто нет. И не предвидится. А, прости за нескромный вопрос, у тебя как? — Да так же. Как с Меламори переругался — вообще ничего. То хоть она мне мозг е… любила, хотя было бы что любить, а теперь как в мои нелучшие студенческие годы. Ни-ши-ша. — Ммда… Со мной-то всё ясно, мне с моей внешностью сейчас романы крутить — дело последнее. Но ты, ловелас в самом расцвете сил, и — никого. — Ты мне своей внешностью все уши прожужжал, — раздражённо махнул на меня рукой Вершитель. — Прости, конечно, но это — так. А говорил, что не загоняешься. Загоняешься ты, и ещё как. Уже не знаю, как тебе объяснить, что ты даже лучше стал, честно. А вот насчёт романов… Не хочешь — не крути, для этого существуют Кварталы свиданий… — Грешные Магистры, как я про них не вспомнил! — чуть ли не завопил я, но вовремя спохватился, побоявшись беспокоить домочадцев. — И ведь правда, хорошая вещь. И душа не страдает от предательства любви, и тело вроде бы как наслаждается. — Не страдает от предательства, говоришь?..

***

Следующей ночью я, принарядившись и заблаговременно изменив внешность отправился в этот злополучный Квартал. Не знаю каким ветром, но меня занесло ждущим в дом, где обитали так называемые «любители фортуны»: никогда не угадаешь, укажет тебе сегодня судьба на женщину или на мужчину. Что ж, всяко новый опыт. Усевшись на мягкое кресло возле книжной полки, я просчитал своё место, которое оказалось шестнадцатым, и открыл какое-то чрезвычайно увлекательное чтиво об уандукских любовных традициях. Помнится, как-то раз, когда я ещё был Тайным Сыщиком, Макс припёр в Дом у Моста одну интересную книжку — Камасутру. Мне её не оставил: не то постеснялся, не то Мелифаро просил жалобнее. Но суть в том, что смысл той иномирной книжки и древних уандукских трактатов сводилась к одному и тому же: где потрогать и куда нажать, чтобы было хорошо. В принципе, иногда это полезно изучать. Вот например сегодня, пока я около часа сидел утомлённый ожиданием, я выучил уандукскую технику поцелуев руками в совершенстве. Про губы вообще молчу. А уж остальные места… Дверь раскрылась. Зал замолчал. Я заставил себя оторваться от занимательного чтения и поднял глаза на вошедшего. Если бы я знал, как креститься, я бы это сделал, клянусь. Желание убежать и не возвращаться, наплевав на судьбу и всё, что со мной потом будет, подступило сразу же, и только моя железная воля и выдержка заставили меня усидеть на месте. Макс озадаченно почесал репу. Видимо, он только сейчас осознал, что вошёл не в тот дом, в который собирался. Взгляд его блуждал по многочисленным остроухим (и не очень) мужчинам и малочисленным женщинам. И вот его взгляд упал на меня. Он нервно взглотнул. Узнал. Ещё бы не узнал. Он даже сэра Кофу узнаёт, а я со своими некачественными краткосрочными иллюзиями ему в подмётки не гожусь. Он встряхнул головой. Тяжело задышал. Стыдно признаться я тоже. Если на его номерке сейчас цифра шестнадцать… Моё желание, отчасти, конечно сбудется. Но потом… В моей жизни настанет кромешный ад, каким его описывают в чужеземных книжках, только хуже. Раз соединившись с ним в едином целом, я вряд ли когда-нибудь смогу забыть эти чувства, но он станет моей недостижимой мечтой. Снова. Но теперь уже насовсем. Он наконец выдохнул и принялся считать, тихо бурча цифры себе под нос. — Один, два, три, четыре… — Споткнулся о ногу высоченного амбала с этой цифрой, — без обид, но, Господи, спасибо, что у меня не четыре… Так… Пять, шесть… Десять, одниннадцать… И спасибо, что не одиннадцать, — там сидела старушка неопределённого возраста, от трёхсот до трёх тысяч лет. Вот. Теперь не будет врать, что старость его не отталкивает. — Четырнадцать, пятнадцать… Шестнадцать… — На мгновение он остановился радом со мной заглянул в глаза, облегчённо улыбнулся, и еле слышно прошептал, — и, Господи, отдельное спасибо, что не шестнадцать… Семнадцать! Оп, леди, добрейший вечерок, вам не надоело сидеть в этой тёмной комнате, когда на небе такие яркие звёзды? Вы когда-нибудь были в Мохнатом Доме? А ходили Тёмным Путём? Уверяю, вас сегодня ожидает и то, и другое, потому что добираться отсюда до моего жилища занятие очень хлопотное и времязатратное, даже с моей хвалёной способностью преодолевать на амобилере в кратчайшие сроки непреодолеваемое расстояние. Рыжеволосая, что, собственно, самое обидное, юная леди поднялась, опираясь на галантно предоставленную ей руку и вышла из этого дома, тихо перехихикиваясь с моим Предназначением. Не прошло и пятнадцати минут, а я уже пил терпкое красное вино на крыше Иафаха, одновременно проклиная и благодаря судьбу. Благодаря за то, что номер ему попался всё-таки не мой, а проклиная за то, что он вообще попёрся в этот грешный Квартал Свиданий. Бокал, с потушенной в нём недокуренной сигаретой, полетел вниз, вдребезги разбиваясь о брусчатку орденских садов. Сзади меня никого не было. В Мохнатом Доме двое обнажённых пили такое же вино и готовились к свершению первого и последнего в их жизни совместного соития. Девушка улыбалась, мужчина был задумчив и одновременно с этим благодарил всех богов, что ему выпала не цифра шестнадцать. Второй раз он этого бы натурально не пережил.

***

—… Нет, Мел, честно не пережил бы! Как говорят наши пучеглазые друзья, легче умереть. И поступил бы так же, как и они. Вот прям там. На месте. Чёрт его вообще дёрнул… — Кого, если не секрет? — я раскрыл дверь Джуффиного кабинета, в котором Джуффина, в прочем как и обычно, не было. Зато там обитали Куруш, Макс и Мелифаро. Все трое были похожи на свежеразбуженных буривухов, и если Куруша ещё можно было понять, то помятый вид Тайных Сыщиков вызывал вопросы. — Хорошее утро, господа Сыщики. Позвольте поинтересоваться, что стало причиной столь раннего массового скопления невыспавшихся людей на территории Управления Полного Порядка? — Заходи, будешь третьим невыспавшимся, — протяжно и так заразительно зевнул Мелифаро, что я еле удержался, чтобы не зевнуть следом. — А вообще, мы тут примеряем на себя обязанности сэра Кофы Йоха. — То есть?.. — непонимающе прищурился я. — То есть сплетничаем! Кости перемываем… — Кому же? — Да хоть тебе, Ломлиномли! Вот же прицепился, как уандукстий леденец к поле лоохи! Мало, что ли, сплетен вокруг? — Интересующих вас обоих одновременно? Что ж, таких, пожалуй, маловато. Впрочем, я не за этим сюда пришёл. Сэр Джуффин давно ушёл? Мелифаро состроил задумчиваю рожу и молчал секунд тридцать. Неплохо для начала дня. Потом сделал бровки домиком и ответил. — Вчера с последними лучами солнца. И до сих пор, вроде бы, не возвращался. А перед уходом попросил всех прибыть на утреннее совещание. Я так понял, тебя тоже? — Видимо, да. — Какой у нас всё-таки бессовестный шеф! — язвительно заметил Макс спустя пять минут. — Устраивает межведомственное совещание, а сам не приходит! Даже, собственно, цель нашего собрания не озвучил, зараза. О чём совещаться-то? — Не поверите, ребята, но, в очередной раз, о невозможном! — заявил внезапно Джуффин Халли, неожиданно возникший в паре метров от своего кресла, но сидя на полу. — Вот старость не радость! Промахнулся, ну надо же! Никогда такого не было и вот опять… Что ж. Заинтригованы, друзья мои? Мне тоже не терпится вас поскорее ошарашить, поэтому сядьте удобнее, вцепитесь в подлокотники и не вздумайте терять сознание… Потому что наша леди Сотофа хочет дракона. — Кого, простите? — Макс, ну не смеши меня. Ты — и не знаешь кто такие драконы? — Да драконов-то знаю, — отмахнулся он. — Не лично, правда, но на картинках видел. А вот на кой ляд они сдались Сотофе? — Чешуя. Яд. Огонь. Просто красивый аксессуар для могущественной ведьмы. Да мало ли зачем. Наша задача его достать. — Где?! — хором спросили Дневная и Ночная задницы Пааачтеннейшего Начальника. Я просто выгнул бровь в недоверии. — Вам в рифму или по факту? — усмехнулся Кеттариец. — Я пока тоже не знаю. Но дракон нужен позарез. Не сейчас. Но обязательно. Короче, если волею судеб наткнётесь на огромного чешуйчатого огнедышащего змия хватайте его в пригоршню и несите ко мне. И постарайтесь не стать его ужином. «Легко сказать: «не стань ужином дракона, который у нас тут, кстати, вряд ли обитает…» А вот кстати, обитает или нет?» — Сэр Халли, я правильно понял, в нашем Мире драконы не обитают? — Ну, мне за мою долгую, насыщенную приключениями жизнь пока ни один не попался. Либо они прячутся хорошо, либо извелись все. — Но кто-то же придумал пускать драконов из дыма! — встрепенулся Макс. — Причём почти точно таких же, каких изображают в сказках в Мире Паука! Значит, их кто-то видел! — Ну, видел или нет, это уже дело десятое. Хотя, Сотофа тоже приводила этот аргумент. Возможно, на заре времён какой-то путешественник и завёз к нам контрабандой дракона. Но мы это вряд ли когда-нибудь узнаем. — А Мост Времени нам по что? — Ты чуть коней не двинул после того, как в бурную молодость нашего сэра Шурфа смотался, и хочешь полезть в ту эпоху, когда Тёмная Сторона людей жрала без закуси? И не на пару минут, а на порядочное количество времени, достаточное для того, чтобы найти целого дракона и придумать, как протащить его обратно. — А что тут думать? Хлоп его в пригоршню — и обратно. — О! Он уже у нас придумал великий план по укрощению дракона. А подойти к нему как? Короче вот что, ребята. Срываться с места и бежать по разным мирам и временным потокам я вас прямо сейчас не заставляю. Но если подвернётся такая возможность, вы уж, не обессудьте, придумайте что-нибудь. Дракон — в хозяйстве вещь полезная. Хоть я и не придумал пока, что с ним вообще можно делать.

***

—Вот именно в этом и кроется суть нашего дражайшего шефа, — мечтательно протянул Макс, когда мы вышли из Дома у Моста. — Сходи туда, не знаю куда, притащи мне чего-нибудь невозможное, а потом мы сядим и решим, что нам с этим делать. Класс! Вот поэтому я ещё не сбежал на край света из Малого Тайного Сыскного Войска города Ехо. — Хотя множество раз порывался, — напомнил я язвительно. — Ну так возвращался же! Мне без вас, ребята, жизнь не мила. А без этой весны? Ну ты посмотри, какие деревья! Какая трава, дома, люди! Как я это всё люблю! Так люблю, что вот прямо сейчас хочется снова сбежать в какое-нибудь серое зачахлое место, чтобы меня не разорвало на части от восторга! Кстати, про восторг. Слушай, Шурф… «Господин Великий Магистр! — послышался в моей голове голос Младшего Мастера Проверяющего Ход Выполнения Опасных Практик у Начинающих («Грешные Магистры, ну и профессия у человека. Хрен выговоришь и хрен напишешь»). — Извините, что отвлекаю вас, но тут такое дело… Стажёры с Муримаха практиковали новое боевое заклятие, но внезапно что-то пошло не так, и половина из них сейчас в тяжелейшем состоянии, а вторая в обмороке из-за осознания ответственности за причинённый ущерб… В общем, вас в приёмной дожидается начальник резиденции Ордена с Муримаха. Необходимо уладить некоторые вопросы.» «Скажите ему, что я смогу подойти в течение десяти минут.» —…ну, так что скажешь? — Извини Макс, я не слушал. Мне прислали Зов, в Ордене проблемы, поэтому я должен уйти. — Но ведь я… — Макс выглядел чертовски расстроенным, и если бы не моё обострённое чувство долга, я бы наплевал на весь этот Муримах и остался бы с ним, куда бы он меня не поволок. — Прости, не могу. До свидания. Может быть, я приду сегодня вечером к тебе на крышу Мохнатого Дома, но ничего обещать не могу. — Как скажешь, дружище, как скажешь. Всё его восхищение весенним днём вмиг улетучилось, он развернулся, и, опустив плечи, побрёл вверх по улице Медных Горшков. Я же едко выругался себе под нос и ушёл Тёмным Путём в свой кабинет. Интересно, что, всё-таки придумал Макс, чтобы привести меня в восторг? Дойдя до улицы Серых Змей, Макс пнул ногой стол, на котором лежали книжки. На каждой из них было пропечатано его имя заковыристым шрифтом и название «Сказки Старого Вильнюса». Таких у Шурфа ещё не было. А сегодня могли бы появиться. Некоторые слова в книгах были подчёркнуты карандашом, и если учитывать любопытство и находчивость Лонли-Локли, то он быстро бы сложил из них фразы. То, что хотел сказать ему Макс. Довольно давно. И довольно сильно. Однако Макс разозлился и кинул на стопку книг убийственный взгляд. Взгляд оказался действительно убийственным: книжки вмиг вспыхнули, охваченные пламенем, и стали пеплом. Вершитель плюнул в их сторону, из-за чего на столе образовалась прожжённая дыра, и побрёл к дому. Работать, а уж тем более искать каких-то мистических драконов, ему не хотелось совершенно.

***

— Макс, мне некогда, — сказал я, как только хлопнула дверь за спиной моего друга. — Уже полночь. Ты говорил, что мы можем встретиться этой ночью на крыше. — Я сказал, что ничего не могу обещать. У меня очень много дел. Но мне осталось не долго. До рассвета, может быть, управлюсь. — До рассвета?! — Макс, я Великий Магистр правящего Ордена. Я высвобождаю для тебя время, как только случается возможность, но сейчас её нет. Иди домой, поспи до завтра. Или мороженого поешь. — Мороженого?! Я тебе что — Меламори?! — Нет. Ты мне неугомонный сэр Макс, который снова сбил меня с мысли. Это уже покруче леди Меламори будет. Он облокотился о дверь, придав своему лицу какое-то раздражённо-обиженное выражение. Уходить он явно не собирался. — У тебя уже дюжину дней на меня нет ни минуты свободного времени. — Макс. У меня уже дюжину дней нет просто свободного времени. — Даже вчера? В Квартале Свиданий? — Ты сам подал мне эту идею. Я должен был хотя бы попытаться претворить её в жизнь. — Ну и как? Претворил? — Нет. Он хотел было что-то сказать, но удивлённо осёкся. — Нет? — Нет, — помолчав, добавил, — ушёл практически следом за тобой. Зря я тогда сказал, что это не может считаться обманом своих чувств. Считается. И ещё как. Мне не нравится такой расклад. — Думаю, ты прав. Я, пожалуй, теперь тоже в этот квартал ходить не буду. — Неужто та рыжевласая леди была так плоха? — Нет, вовсе нет. Но она совсем не то, что нужно. Вновь воцарилось молчание. Я зарылся в самопишущие таблички и уже практически забыл, что в этой комнате не один. — И долго ты так будешь от меня прятаться? — наконец нарушил молчание Вершитель — Я от тебя совершенно не прячусь. Но если ты имеешь в виду именно продолжительность временного периода, на протяжении которого я буду в высшей степени занят, то ещё около трёх дюжин дней. — Ох, — печально вздохнул он. — Прям совсем в высшей степени? — Да. — Ну, тогда я пойду… — Стой. Он остановился с занесённой над дверной ручкой рукой и непонимающе на меня обернулся. — Можешь остаться. При условии, что будешь молчать и не очень громко думать. Я попрошу принести камры и печенья. Все книги в твоём распоряжении, документы не хватай. Макс буквально засветился от счастья и плюхнулся в дальнее кресло, глядя на меня глазами безмерно влюблённого щенка. Я позволил себе усмехнуться и послал зов на кухню. Спустя пару часов, Макс дрых, свернувшись калачиком на шаткой конструкции из кресла и двух стульев, уложив раскрытую книжку себе на живот. С рассветом, как я и предсказывал, дела мои закончились. Ещё раз умилившись картиной «Спящий сэр Макс: Грешные Магистры, какая же лапочка», я спрятал его в пригоршню и аккуратно выгрузил на диван в кабинете Мохнатого Дома, заботливо прикрыв одеялом. Не открывая глаз, он что-то неразборчиво прошептал и обаятельно улыбнулся. Выкурив одну сигарету на крыше, глядя на розовеющее на востоке небо, я ещё раз дал себе мысленную затрещину за то, что вообще согласился быть Великим Магистром. Господи, как будто бы меня кто-то спрашивал.

***

— Итого, три дюжины дней! — Возвестил меня о своём прибытии неугомонный Вершитель. Я полулежал в кресле с закрытыми глазами, массируя их через веки. Стажёры уехали только сегодня утром, документов после них осталось раза в два больше, чем было до них, только к этому добавились головная боль и ноющие плечи. — Пойдём! Я издал хриплый протестующий стон. — Макс, я устал. — Пойдём, отдохнём вместе. — Макс, я спать хочу. — Ну, в принципе, можем и поспать вместе, только я не уверен, что тебе это понравится. — Макс, я хочу спать дома, в своей кровати, желательно, в одиночестве. Я правда устал. Давай хотя бы завтра. — Завтра! Вечно у тебя всё завтра! — Это неправда. И ты это прекрасно знаешь. — Я знаю, что ты уже игнорируешь меня два месяца! Почему? — Я никого не игнорирую, Макс, я просто устал. — Поэтому даже зов мне хотя бы раз в дюжину дней не посылаешь? Просто для того, чтобы сказать, что у тебя всё хорошо и поинтересоваться, как дела у меня? — У меня всё хорошо, и если бы это было не так, я бы уже лежал на Зелёном Кладбище Петтов. А у тебя дела идут неплохо, я знаю об этом. Я попросил Джуффина следить за тобой в усиленном режиме. — Следить?! За мной?! — Да, потому что если за тобой не следить, то ты начинаешь искать приключения на свою пятую точку. И исчезать из мира на продолжительные промежутки времени. — Исчезать… А вот возьму и исчезну! Да хоть насовсем! — Ты уверен, что у тебя это получится? В Ехо… — Надоело! Мне тут надоело! Это его заявление выбило меня из колеи и заставило выпрямиться и окинуть моего собеседника специальным диагностирующим взглядом. Это был действительно мой Макс, только злой, раскрасневшийся и какой-то уставший. — Макс, с тобой всё в порядке? — Конечно! Всё прекрасно! И я ухожу! «Шурф, лови его! Лови, козёл ты драный! Щас уйдёт — и хрен найдёшь его потом.» Макс уже направился к выходу, а Рыбник, осознав что я сейчас явно не нахожусь в состоянии подняться с кресла, на время одолжил моё тело и резко вскочил из-за стола.       Во время того, когда мы с моим алтер-эго меняемся местами, я могу наблюдать за собой как бы со стороны, конечно, при условии, что он не вырубит меня и не засунет в такие щели сознания, что находится там, а уж тем более выбираться из них, не очень-то приятное занятие. Но я бы соврал, если бы сказал, что смотреть на себя в такие моменты мне нравится больше. Потому что обычно Рыбник, получая в своё распоряжение меня и весь окружающий мир заодно, начинает творить всякие… непотребства. Этот раз явно не стал исключением. В один шаг он (я) оказался рядом с Вершителем и резко дёрнул его на себя, прижимая к стене и нависая сверху. Первое время он молча буравил парня взглядом, под которым тот сжимался и смотрел как-то затравленно. Потом Рыбник низко рыкнул и зашипел: — Ты не уйдёшь! — Уйду! — пискнул Макс. — Куда подальше: хоть в Мир Паука, хоть в Тихий Город! — Да что ты говоришь?! — То, что думаю. Впрочем, как обычно! — Тебе на всех плевать? — А тебе — нет? Рыбник рассвирепел окончательно, схватил его за грудки и приложил об стену. В полсилы, конечно, но от этого у Макса явно закружилась голова, а из горла вырвался полувскрик-полухрип. — На тебя — нет! Иначе я бы здесь не надрывался! Не пытался тебя остановить от бездумных поступков и не спасал бы твою задницу каждый раз, когда она оказывается в неприятностях! — И с какой это радости ты занимаешься этими безусловно полезными духовными практиками? — умудрился хмыкнуть он. — С такой, что я за тебя в ответе! Ты мне не безразличен, давно мог понять это! — А кто тебя просил? — тихо спросил он. — Что заставило тебя брать на себя ответственность? То, что я спас тебя тогда от Кибы Ацаха? Так рассчитались уже. Считай квиты. Отпусти. — И ты уйдёшь? — А что мне делать? — Остаться. — Я больше не могу. Пусти. — Нет. — Я уйду прямо отсюда, — пригрозил он, зажмурившись. — Не делай этого! — Пошёл ты к чёрту! Он вывернулся из моих рук и устремился к двери. Его колотило крупной дрожью. — Макс, стой! Он остановился у распахнутой двери. За ней я увидел темноту Хумгата. В голове пронеслись события из Книги Огненных Страниц. Как мы ссорились с Максом, а затем он ушёл… Можно сказать, умер. Он машинально шагнул в раскрытую дверь и исчез. Не спас. Не уберёг. Надо найти! Срочно! Пока не поздно! Фиолетовая лента в моей груди заискрилась и затрещала, как рвущаяся по швам ткань, но затем успокоилась и скрылась. На помощь мне сиюминутно, по первому зову, пришёл Мелифаро. Будучи непроизвольно посвящённым в мою маленькую тайну, он был единственным человеком, которому я сейчас мог выговориться и попросить помощи. Зайдя в кабинет он нахмурился, оглядел меня с ног до головы, пробежал взглядом по невидимой ленте, напряжённо хмыкнул и, наконец, высказал своё мнение. — Он, безусловно, жив. И явно не в Тихом Городе. Но что-то здесь не так. Он не хочет, чтобы его находили. По этой ленте, — он подёргал пальцем воздух. Стало быть, предмет разговора находился именно там, — невозможно пройти. Если я сейчас позову Нумминориха, ставлю десять Корон, он то же самое скажет и о его запахе. Признавайся, Липки-Корки, что у вас тут случилось? — Я на него нарычал, — сокрушённо признался я. — Что-что ты сделал?! — И нашипел. И об стену стукнул. — Хрена себе, — он растерянно почесал голову. В кабинет проник служащий с кувшином камры и двумя стаканами. Я отодвинул кувшин и достал из-под стола бутылку бомборокки. Разлив напиток по стаканам, я протянул один из них Мелифаро. — Вообще, это был Рыбник, — сказал я, спустя долгих пять минут. — Макс на меня обиделся и захотел уйти из Ехо. Я не понял, как это произошло, но… Это из-за меня. — Обиделся? На что? — Я отказался идти с ним… Куда-то. — Плохо дело, раз отказался. — А что там было? — я заинтересовался тоном своего собеседника. — Ты знаешь? — Досконально — нет, но готовил он это три дюжины дней. — Так долго? — Ну да, — пожал он плечами, — для тебя же. — Я должен его найти, — решительно сказал я, яростно сверкая глазами, призывая Стража последовать за мной в этом моём сомнительном начинании. — Я не могу помочь тебе, — парень понял меня без слов и пожал плечами, отводя взгляд. — Но, возможно, Сотофа сможет. — Я к ней. Спасибо за совет. Только в один шаг оказавшись в беседке леди Сотофы, я понял, что так делать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Если бы я об этом так вовремя не забыл, вместо меня бы здесь обитала горстка пепла. Хозяйка беседки уже ждала меня и нагло ухмылялась. Одним взглядом схватила меня, усадила за стол и впихнула мне в одну руку кружку камры, а в другую — пирожок. Убедившись, что добрая половина пирожка канула в пучину моего голодного желудка, она, наконец, соизволила поинтересоваться, какие вурдалаки принесли меня Тёмным Путём в место, в которое нельзя приходить Тёмным Путём. Ответ её, разумеется, не удивил. — Знаешь ли ты, сэр Лонли-Локли, что у людей во вселенной есть их зеркальные копии? Макс однажды приходил ко мне и рассказывал, что ему иногда снится, как он в совершенно других мирах живёт совершенно другой жизнью… — Он и мне рассказывал нечто подобное, — кивнул я сосредоточенно, — но я не могу понять — к чему вы клоните? — Есть у меня одна занимательная штуковина, — заговорческим шёпотом сказала она. — Сделанная для того, чтобы найти связанного с тобой в любом мире, в каком бы он не находился. Она взмахнула рукой, в паре шагов от неё появилось большое старинное зеркало в резной позолоченной раме, смутно напоминающее «живое зеркало» из дебютного дела Макса. — Оно не опасно. Почти. Ну, в предельно допустимых размерах. В неопытных руках вообще всё опасно. Поэтому и объясняю, хотя не очень люблю это бесполезное занятие, так как оставлять свой Иафах без пристального надзора правильного человека я не люблю ещё больше: ставишь зеркало в своей спальне напротив кровати; засыпаешь, причём не специальным рабочим сном, а самым обыкновенным; тебе снится зеркальный мир; ты подходишь к тому зеркалу, из которого на тебя смотришь ты, но только немного видоизменённый: этот ты может быть старше или младше, лысый, чрезмерно волосатый, странно одетый, побитый, уставший, но это — твоя зеркальная копия. Если он делает шаг тебе навстречу, то ты выбрал правильное зеркало. Хватай его за руку и как можно быстрее меняйся с ним местами. Ты станешь им, а он тобой. — А как вернуться обратно? — Правильный вопрос. Ответ прост, но немного трудновыполним: с тобой должен находиться человек, который точно уверен в том, что ты — это и есть ты. Зеркало уже не поможет, этот человек должен провести тебя через Хумгат, ни на секунду не забывая о твоём существовании… — То есть без Макса у меня вернуться не получится? — Ну да. В твоих же интересах вернуть его в целости и сохранности. — Это всегда в моих интересах, — строго отрезал я, поднимаясь из кресла и пряча зеркало в пригоршню. — Спасибо. — Да не за что. Просто оставлять правильного человека, способного поставить весь орден по струнке, без присмотра его Вершителя я не люблю совсем.

***

Нервная ночь. Природа молчит, почти не дышит. Нет ни ветра, ни каких-либо лишних звуков. Я стоял у окна и смотрел на далёкие одинокие звёзды. Где-то, далеко за ними, прячется от меня мой Макс. Сигарета дотлела до конца и обожгла мне пальцы. Я тяжело вздохнул, потушил её о подоконник и отправился в кровать, взглянув напоследок в старинное волшебное зеркало. Оттуда на меня посмотрела вечность старыми, мудрыми, но чертовски отчаянными глазами. Сон поглотил меня. Зеркальный мир — довольно странное зрелище. Стены, пол и потолок — всё было сделано из зеркал, отражающих меня самого, а по стенам были развешаны точные копии сотофиного зеркала, из которого на меня выглядывали другие люди, похожие на меня как… Как две снежинки: множество различий, но суть одна. Возле одного зеркала мне захотелось остановиться. Меня в ответ разглядывал мужчина гораздо старше меня, с короткими седыми волосами, морщинами гораздо глубже, чем у меня, но, бесспорно, этот мужчина был похож на меня гораздо сильнее, чем все предыдущие. Одет он был в дорогой костюм, кожаные туфли и разноцветные носки. В руках он держал… хм… наверное, это и называется «барабанные палочки». Так, это что, то самый Чарли Уоттс? И он — моя зеркальная копия? Чарли наконец перестал меня разглядывать и внезапно подался вперёд и шагнул мне навстречу. Я схватил его за руку и потянул на себя, а сам, зажмурившись, запрыгнул в зеркало.

***

Меня разбудила навязчивая мелодия звонка будильника. Я подскочил на мягком, но неудобном диване и начал шарить по комнате в поисках источника мерзкого звука. Громко орущий телефон лежал на столе в другом конце комнаты. Вдев ноги в тапочки и похрустев затекшей спиной, я вдруг осознал, что я — не я. Оглядев свои руки я подтвердил свою догадку. Обычные бледные морщинистые кисти рук. Никаких следов защитных рун или боевых шрамов. Рыбник, у нас получилось! В ответ тишина. Холодной волной накатило Осознание. Теперь Чарли Уоттс вынужден справлятся с моим Безумием и моим Иафахом в то время, как я… Ну, думаю, Сотофа знала, что делала. Наконец вырубив телефон, я упал обратно на диван. Телефон снова звякнул. Пришла смска. Судя по сохранившимся в этой голове воспоминаниям Уоттса, от жены. «Уехали с девочками в Барселону. Буду через месяц. Взяла немного твоих денег. С любовью, Ширли😘" Вспомнив, что месяц — это тридцать дней, я выдохнул спокойнее. Никакой жены, никакого супружеского долга и почти никаких проблем… Телефон снова звякнул. Человек был подписан как «Эта Сучка Бренда». Сучка Бренда писала, что если я не забыл, то сегодня вечером у нас выступление в баре у Майкла «И». Кто такой Майкл «И» мой ещё не до конца проснувшийся разум вспомнить не смог, а вот Сучку Бренду идентифицировал как немолодого смазливого мужчину, с которым мы играем в одной группе. Ответив, что я конечно же помню, но вспоминать будет гораздо проще, если мне напомнят адрес этого бара, я пошёл на кухню. Чистота и пустота. На подоконнике стоит пустая пепельница, окно приоткрыто, и шальной ветерок колышет белоснежную тюлевую занавеску. Я подошёл и выглянул на улицу. Утренний туман клубился у бордюров, в воздухе пахло рекой, редкие прохожие шли, не поднимая головы, кутаясь в пальто и длинные шарфы. Шумели машины, издалека доносились гудки теплоходов. Коалиция из моих собственных воспоминаний и воспоминаний сэра Чарли Уоттса определила, что мы находимся в Мире Паука, а именно в Лондоне, столице Великобритании. Телефон снова выдернул меня из меланхоличной задумчивости. «Сучка Бренда» обозвала меня старым склеротиком, но адрес всё-таки дала. Надо будет найти его до вечера, а то помимо склеротика заработаю себе славу топографического кретина.

***

В магистерской спальне царил полумрак. Солнце ещё не взошло, но птицы уже начали петь. Это и разбудило мужчину, лежащего на низкой, но чрезвычайно удобной кровати напротив старого пыльного зеркала с неглубокой трещиной по низу. Чарли поднялся и расправил плечи. Надо же, ничего не болит, не хрустит и не щёлкает. Как будто моложе стал… «Оклемался? — прозвучал голос в его голове. — Я уж думал до обеда проспишь.» — Мама!!! — завопил барабанщик. «Эй, тихо, тихо. Успокойся. Ты же помнишь, что тебе снилось?» Мужчина задумался, потом кивнул, и, судя по разгладившимся морщинкам на лбу, прозрел. — Я не дома, — кивнул он, отстранённо глядя в треснутое зеркало, — но где я? И кто ты? «Приятно познакомиться, — мурлыкнул голос, — я — Безумный Рыбник, альтер-эго твоей зеркальной копии, которой захотелось ненадолго махнуться с тобой телами, дабы найти своего несостоявшегося любовника в вашем грешном Мире.» — Так, хорошо. Рыбник — это понятно, наверное, что-то из твоего прошлого было связано с рыбой. А вот Безумным по доброте душевной не назовут. Ты опасен? Мы в тюрьме? Рыбник расхохотался. «Иномирный идиот! Но, надо отметить, довольно наблюдательный. Я был опасен. Немного. Просто… Пугал трактирщиков… И ел людей. Но это тогда было в порядке вещей, так что не пугайся. И мы не в тюрьме, а спальне Великого Магистра Ордена Семилистника, Благостного и Единственного, то есть, по счастливому стечению обстоятельств, в твоей.» — Батюшки, а с руками моими что?! «А, это? Защитные руны. Помимо всего прочего, твоя зеркальная копия, имя которой сэр Шурф Лонли-Локли, является единственным в Мире обладателем Перчаток Смерти, которые уничтожают всё, до чего докоснутся, кроме того, что покрыто вот такими вот затейливыми рунами, а именно: Защитные рукавицы, защитная шкатулка и руки хозяина.» — Ахренеть… — растеряно протянул Чарльз и снова откинулся на кровать, бездумно сверля сереющий с рассветом солнца потолок. «Вообще, — снова начал Рыбник, — я чрезвычайно хитрое, вредное и злобное существо, зацикленное на глупых шутках и разрушении. Но, так как ты у нас тут новичок и пробудешь здесь некое неопределённое количество времени, я, так уж и быть, поиграю немного в зануду и помогу тебе реабилитироваться. Колдовать-то ты хоть умеешь?» — Чего?! «А. То есть ты разговариваешь с голосом в голове, который сообщает тебе, что ел людей, что у тебя есть магический артефакт, способный разрушить всю существующую материю, и, самое главное, что у тебя есть любовник, за которым здешний ты помчался в другой мир, а ты удивляешься вопросу, умеешь ли ты колдовать? Что ж. Придётся делать это за тебя.» Скрипнула дверь. Барабанщик, ныне Великий Магистр, подорвался с постели и вскочил на ноги, плотнее запахивая домашнее лоохи. На пороге стояла миловидная старушка. — Оклемался? — Прищурившись спросила она. — Я уж думала, до обеда проспишь. «Нет, всё же это слишком для старого больного англичанина, » — подумал сэр Чарльз и упал в обморок.

***

Бар Майкла «И» был найден в тёмном закутке, ответвлённом от Оксворд-стрит, довольно оживлённой и шумной улицы, и имел название… «Город в Горах», «Town in the Mountains» — гласила надпись на неоновой табличке. На крыльце курил трубку полноватый рыжебородый мужчина с крайне суровым, но неприметным лицом и едкой улыбкой в кустистых усах. — Уже прибыли, сэр Уоттс? — он выдохнул пару колец сизого дыма. — Довольно рано, но это ничего. Бармен уже на месте. Не желаете чего-нибудь выпить? — Хочу сохранить голову трезвой сегодня, может, в другой раз. — Ну да, вы же у нас неделю выступаете. Курите? — Эм… Да, но я, кажется, забыл сигареты. — Нет проблем, уважаемый. В его руке будто бы сама собой материализовалась пачка сигарет. Я хмыкнул и принял одну, по старой памяти прикурив от пальца. Была его очередь хмыкать — после того, как у меня это не получилось с третьей попытки. — Так далеко от Сердца Мира у тебя это вряд ли получится, — хохотнул мужчина в усы, из-за чего у меня сигарета чуть не выпала из рук. — Не думал, что на старости лет встречусь с Безумным Рыбником в Мире Паука. Странная штука — жизнь. — Простите, а вы… — Хочешь сказать, что я ошибся? А кто в моём Кеттари куролесил, а? — Сэр Махи?! — Чшшш. Секретик. Между нами, могущественными угуландскими колдунами. — Мне Макс про вас рассказывал… — зачем-то сказал я, так и не удосужившись закурить. — И сэр Джуффин. — По-хорошему, должно быть в другой последовательности. Мы ещё с минуту простояли молча. Потом он не выдержал и протянул мне коробок спичек. Я благодарно кивнул. Засунув руки в карманы джинс, он зашёл в помещение бара. Жизнь, которая меня свела в такой интересный момент со старым кеттарийским шерифом, действительно — довольно странная штука.

***

— Какие же вы из Мира Паука все трепетные! — качала головой старушка, нависнув над еле разлепившем глаза Чарли Уоттсом. — Чуть что — так сразу в обморок! Мужчина поднялся на локтях и взглянул изподлобья на кружащуюся вокруг него женщину. В комнате было всё так же темно, но теперь ещё и прохладно: окно было раскрыто на распашку, и ветер доносил из сада аромат каких-то неизвестных, но притягательных цветов. — Извините, что я так нелицеприятно потерял сознание в вашем присутствии, но, леди, может быть вы мне объясните, что именно со мной случилось и как мне теперь быть? — Ишь какой хитровыкрученный попался! Не хуже предыдущего. Женщина отошла к зеркалу, провела длинными тонкими пальцами по трещине и покачала головой. Всё это время барабанщик просидел в растерянном удивлении. Наконец, он обернулась и торжественно произнесла: — Короче, мальчик мой, — на этой фразе Чарлз скептически поднял бровь: ничего себе мальчик, старше семидесяти лет, — понимать тебе особенно ничего не надо. Меня зовут леди Сотофа Ханемер, и я терпеть не могу возится с новичками-мальчишками, поэтому на мою помощь в своей работе не расчитывай. Надеюсь, что хотя бы левым боком ты с основами бюрократии знаком и сможешь подписывать и перекладывать бумажки. Как я поняла, к основам магии ты ни коем образом не причастен, поэтому в образовательном процессе, где ты — какой кошмар! — выступаешь в качестве учителя, тебе поможет твой знакомый — Рыбник. — Это тот псих в моей голове, который раньше ел людей? — Ой, — отмахнулась Сотофа, — их раньше не ели только отъявленные пацифисты или те, кто не мог этого делать в силу своей магической несостоятельности. Не переживай. Действуй по интуиции. Не забывай: тебя зовут сэр Шурф Лонли-Локли; ты — зануда, каких поискать; бесишься, если твоё имя произносят неправильно и пропагандируешь полезную дыхательную гимнастику. Ну-ка, сделай морду кирпичом. Ещё кирпичее. Так, сойдёт. Теперь дыши на шесть счётов. Ладно, если будешь делать это не так громко, почти не отличить. Не упоминай ничего, в наличии чего в этом Мире ты не уверен. Бога, чёрта, кино, публицистики и художественной литературы здесь нет точно. Коты и котята — большие животные размером с приличного пони. На небе можно писать стихи. Можно менять цвет облаков. Можно одним шагом преодолеть расстояние от одного материка до другого… Ну, основы положены, через час тебя ждут в кабинете послы из замка Рулх. И да, санузлы во всех зданиях находятся в подвале. Там же, где и бассейны. Бывай, я побежала. Странная леди исчезла из комнаты, оставив Чарли Уоттса сидеть и хлопать глазами. Главный вопрос, назревающий в его голове, был: «что я сделал не так в этой жизни, раз она решила послать меня сюда?» И чуть менее глобальный, но не менее актуальный: «Как, чёрт возьми, попасть в подвал?»

***

Сэр Макс лежал на старом скрипучем диване в незнакомой пустой квартире (которая, судя по всему, появилась только благодаря его вмешательству в здешнее мироздание) и невидящим взглядом сверлил серый, покрытый трещинами, потолок. На заднем фоне шумел телевизор, какой-то новостной канал. Говорили ведущие на английском, который Макс, конечно же, знал, но не до такой степени, чтобы вникать во все нюансы разговорной речи и понимать английский юмор, так сказать, в оригинале. В пепельнице дымилась третья за утро сигарета, и совершенно не хотелось ничего делать. Встать с этого допотопного исчадья ада, которое кто-то остроумный решился обозвать диваном, уже казалось непосильным трудом. Голоса ведущих сменились заедающими песенками рекламы. Макс закатил глаза и хотел было уж спрятать голову под подушку, как вдруг стандартная ксилофонная тарабарщина, сопровождающая рекламу каких-то ультрагипермегаполезных злаковых хлопьев, сменилась хитом всех времён и народов (по мнению одного особо дотошного до музыки Вершителя) — песней «Miss you» группы The Rolling Stones. Резко приняв вертикальное положение, он начал прислушиваться к задорному голосу диктора, сообщающему, что в баре «City in the Mountains» объявлена неделя Роллинг Стоунс, с их главными хитами, живой музыкой и незначительной платой за вход. Так же они обещали качественный алкоголь, разнообразные закуски и сексапильных бэк-вокалисток, которые после выступления непрочь поработать немного в другой сфере. Максову апатию как рукой сняло. Дело ли в бэк-вокалистках, или же в самих Роллингах, Макс не смог бы сказать даже под дулом пистолета. — В каждом городе первым делом необходимо прогуляться, — наконец начал он разговор сам с собой, — так почему бы нам, ребята, не прогуляться до Оксворд-стрит? Ребята, разумеется, с доводом основного Макса согласились, и, накинув пальто, все вместе выдвинулись навстречу классной музыке и голосистым девушкам. «И барабанщику, чей «дублёр» из другого Мира сводит тебя с ума,» — напомнил один из Максов. — Да-да, конечно, — хмыкнул Вершитель и затолкал такие мысли куда поглубже. Не затем он сбежал из любимого Ехо, чтобы даже тут этот чёртов Благостный и Единственный занимал всё его сознание. Громко хлопнула входная дверь.

***

К восьми часам вечера бар наполнился шумной и пьяной толпой, сигаретным дымом и лёгким джазом из больших колонок, расположенных по обе стороны от сцены, закрытой красным бархатным занавесом. — Как в опере, право слово! — сострил какой-то выпивоха за барной стойкой. Майкл И, хозяин бара, а по совместительству ещё и бармен, только ухмыльнулся в усы. Старый кеттарийский шериф любил хорошие сюрпризы. А кто их не любит? Поэтому выступление живых, всамделищных, роллингов он решил оставить в секрете. Просто «Вечер Rolling Stones», этих тематических вечеров по всему Лондону пруд пруди: то битлы, то Элвис Пресли, то, на кой-то чёрт, Алла Пугачёва… Ну Роллинг Стоунс, ну подумаешь, но музыка-то хорошая, тем более за вход — сущие копейки. Почему бы не пойти. Примерно так думала большая часть сегодняшних посетителей. Тем не менее, время неминуемо отсчитывало минуты, и на часах уже было восемь пятнадцать. Под начинающиеся возмущения толпы пресловутый джаз умолк. Все взгляды устремились на сцену. Туда шаткой походкой вывалился сильно немолодой лохматый человек с гитарой и тлеющей сигаретой в зубах. Не вышел. Вывалился. Так как у самых кулис он споткнулся о какой-то проводок и рухнул плашмя на скрипучие доски помоста. Однако, ни сигарета, ни гитара не пострадали. Инструмент он вовремя поднял над головой, а саму голову с зажатым между зубов бычком запрокинул назад. Поднявшись под громкий свист и улюлюканье, он выпрямился, тряхнул вихрами и вдарил по струнам. С первыми аккордами культовой песни «Satisfaction» гул из зала удивлённо стих, а занавес начал подниматься. Виляя бёдрами, ближе к краю сцены вышел самый что ни на есть настоящий Мик Джаггер, за барабанами сидел Чарли Уоттс, а рядом с ним тёрся Ронни Вуд. Эмоции били через край, люди, кинулись обниматься, не веря своему счастью. Кто-то даже выбрался на танцпол, решив утанцеваться вусмерть уже в начале представления. Никаких драк. Никакого мордобоя. Только не в «Городе в Горах» под присмотром рыжебородого колдуна из другого Мира. Удостоверившись, что сюрприз удался, вышеупомянутый колдун вышел на улицу, прихватив трубку и кисет с табаком. Моросил дождь. Уже который день стояла такая непонятная и неуютная погода, которую и дождём-то можно назвать только с большой натяжкой: как будто кто-то очень настойчиво обрызгивает Туманный Альбион из пульверизатора. Возле входа, затравленно глядя на двух высоких мордоворотов в чёрных костюмах и отчаянно копаясь в карманах куртки в попытках найти там хоть что-то, отдалённо напоминающее кошелёк, а не зонт, сковородку или блок «Винстона», стоял промокший и злой Макс Фрай. Вдоволь налюбовавшись этим воистину забавным зрелищем, Махи отлепился от стены и сказал: — Они не настоящие. — Что?! — от неожиданности из рук Макса на асфальт упал невесть откуда взявшийся фарфоровый чайник, но не разбился, а продолжил своё мирное существование под пристальным взглядом сэра Аинти. — Охранники — не настоящие. Я их для красоты поставил. Просто видел, что здесь так принято. — Махи?! — Нет, Нуфлин Мони Мах! Пошли. Ребята, он со мной, — чисто для приличия кинул кеттариец воротилам. Те переглянулись, кивнули и расступились, пропуская растерянного Макса внутрь прокуренного шумного помещения. — Ну ничего себе! — присвистнул он, зацепившись взглядом за сцену, когда уже уселся за барной стойкой. — Они тоже, ну, того, не настоящие? — Музыканты? Самые настоящие. Настоящее не найдёшь. Иллюзии так самозабвенно играть не умеют. А людям нужна естественность, нужны эмоции. — Зачем? — Здесь развернулась брешь в Мироздании. Надо залатать. А как это сделать, если не простым человеческим счастьем? Не дожидаясь ответа, всесильный колдун и демиург, а по совместительству лондонский бармен среднего достатка, отошёл от нашего озадаченного Вершителя и принялся натирать до блеска стеклянные стаканы, изредка принимая заказы у тех немногих, кто ещё был заинтересован в выпивке. «Вото это да, — подумал Макс, — Rolling Stones дают благотворительный концерт в фонд восстановления мирового равновесия. Надо будет потом рассказать об этом Шурфу… Ах, да. Если будет это наше с ним совместное потом.» Перед его носом возник бокал виски со льдом. — Сейчас не самое время киснуть, — буркнул Махи. — Особенно тебе. Наслаждайся. Макс кивнул и бросил ещё один взгляд на сцену. Не более чем случайностью оказалость то, что клочёк реальности, который Максу посчастливилось урвать своим зрением, оказался барабанной установкой. То и дело пряча и отводя взгляд, он наблюдал за свободными, выверенными, точными и плавными, как кардиограмма мертвеца, движениями рук барабанщика, за его идеально прямой спиной, за невозмутимо спокойными чертами лица, за седыми волосами, которые он то и дело сдувал с вспотевшего разгорячённого лица… «Это безнадёжно…» — проскулил один из внутренних Максов. Остальные с ним тихо согласились.

***

Выход Ричардса на сцену можно было назвать воистину фееричным. Впрочем, это вполне вписывается в его амплуа. Как и умение раскачать толпу посредством трёх вступительных аккордов. Как выглядит моё амплуа, мне сегодня пришлось вспоминать долго, мучительно, однако сие действо принесло неплохие результаты. Мне, как оказалось, нужно просто быть слегка человечнее и не заикаться о магии. И вообще, лучше молчать. Барабанщики бит-групп традиционно не должны быть остроумными. Я молчал и улыбался на протяжении трёх песен, пока на исходе четвёртой в зал не вернулся Махи, приведя с собой промокшее и продрогшее существо в лёгком пальто, со всклоченными светлыми волосами и, почему-то, в солнечных очках. Я не мог его не заметить. Собственно, только благодаря ему я здесь. Не сбиться мне помогла только моя хвалёная выдержка и холодная мнимая невозмутимость. Я незаметно наблюдал за ним: их короткий разговор со старым кеттарийцем, его тоску на лице и пристальное внимание к сцене. Хотя последнее было неоднозначно: скорее это он наблюдал за мной, однако старался делать вид, будто это не так. Возможно, на него так действует наша с Чарли внешняя схожесть, кто его знает… Тем не менее, в нашей музыке он словно слушал одни барабаны. А я? Что я? Ради него я был готов отдаться музыке полностью. Руки сами помнили, каково это, но вот душе это всё было в новинку. Сердце пускалось в пляс — отбивало выжженные азбукой Морзе на подкорке ритмы; по венам, казалось, вместо крови бежала раскалённая лава; я словно помолодел лет на двести. Хотелось любить и целовать весь мир. Я был пьян музыкой… Вот что значит настоящее искусство. В последнем перерыве я подозвал Мика и попросил об одном одолжении. — «Come on»? Ты серьёзно, Чарли? Это старьё? — Мы тоже старьё, однако в почёте. Ну что тебе станется? Я уверен, Кит ещё помнит, как это играется. Рони умный парень, сориентируется… — Но зачем?! — Ностальгия замучила, — положа руку на сердце, с придыханием ответил я, и тут же добавил, — детство в жопе заиграло. Да мало ли причин! Так споём? — Ох, ну разве я могу тебе отказать? — Джаггер театрально заломил руки и закатил глаза. — Но учти, за тобой должок. Сам знаешь, как я терпеть не могу исполнять наши старые песни. — Мик, я тебя обожаю! — Эй, иди в зад, Уоттс. Одним обожанием ты от меня не отделаешься. Выпив залпом полбутылки воды (или что он там ещё пьёт во время выступлений), он сообщил ребятам о последней песне в нашем номере, снова вышел в центр сцены, и концерт продолжился. Когда наступило время моей песни, зал замолк в недоверии. Потому что про то, как Джаггер ненавидит петь старые песни было известно не только мне, но и, кажется, вообще всем. И тут на тебе — такое, как выразился сам исполнитель, старьё. Причём перепетое. Вскоре зрители снова ожили, загалдели и снова порывались начать танцевать. Недвижимым остался только Макс. Теперь он неотрывно смотрел на меня. Мы встретились взглядом, он вспыхнул, но глаз не отвёл, причём радужка его переливалась с серого в зелёный и оранжевый. Это было заметно, так как очки он поднял на лоб. В конце концов, Макс не выдержал и отвернулся к барной стойке, бросив на меня последний беглый взгляд и сбросив зеркальные щиты обратно на глаза. Я улыбнулся загадочной улыбкой Моны Лизы и доиграл эту песню (нашу с ним песню!) всё с таким же неубиваемым энтузиазмом. Переведя дух и переодевшись, я уже не надеялся встретить его в толпе. Однако он сидел на том же месте, меланхолично покачивая стакан с остатками алкоголя и талым льдом. Разрываясь между желаниями пойти домой выспаться и завести беседу, я всё же подошёл к барной стойке и сел на соседнее место. — Ма…йкл, намеси что-нибудь безалкогольное, пожалуйста. — Эх, Чарли, Чарли… Люди в барах обычно нажираются в стельку, а не пьют газировку через трубочку, — проворчал он, — но желание клиента — закон. С этими словами он ушёл в другой конец стойки и принялся звенеть стаканами, как мне кажется, больше для вида, потому как через пару минут передо мной водрузили роскошный бокал с прозрачной слоистой жидкостью бело-сине-зелёного цвета, а Максу вручили новый бокал со льдом и крепким золотисто-коричневым алкоголем. Вершитель сидел немного скованно, старательно не глядя в мою сторону. — Никогда не пойму, — самопроизвольно вырвалось у меня, — зачем при таком тусклом освещении надевать солнцезащитные очки. — Люди обычно пугаются моих глаз, — ответил он, не поворачиваясь. — Да? И что же в них такого страшного? — Они меняют цвет. — Это не страшно. Это необычно и интересно. — Да? — спросил Макс, обернувшись и сняв очки. — И какого они цвета сейчас? В полумраке питейной блеснули два рубиновых глаза. По моим сведениям, это означало, что Макс сейчас слегка напуган и немного смущён. — А вы не знаете? — я решил ему подыграть. — Конечно не знаю, здесь же нет зеркала! Ну так какого? — Красные, с малиновым отливом. И чем дольше я с вами разговариваю, тем больше малиновыми они становятся. Это зависит от вашего настроения? Что значит малиновый? — Я не знаю. Никогда не задавался этим вопросом. — Отчего же? По-моему это занятно. — А кому это надо? Определять моё настроение по цвету глаз? — Ну, вы могли бы развлекать дам, меняя своё настроение, предсказывая следующий. — Дамы от этой моей особенности чуть ли не в рассыпную разбегаются! Кстати… А вы почему?.. — Почему не разбежался? Потому что я не дама. — Ну, это весомый аргумент. Но спросить я хотел не это. Почему вывообще со мной заговорили? — Захотелось простого человеческого общения. Тем более, вы так увлечённо сверлили сцену взглядом, что я не удержался. — Я не сверлил! — запротестовал он, но я смерил его взглядом. — Это что, было так заметно? — Немного. Да. — Просто выходя сегодня из дома я даже думать не смел о том, что попаду на ваш концерт. Я с детства люблю вашу группу. Особенно ценю вашу игру! Это нечто необыкновенное! Умопомрачительное! Ума не приложу, как спустя столько лет вы не растеряли всю эту жизненность, бьющую из ваших песен чарез край! Он так увлёкся, что глаза его начали ненять цвет. — Теперь они сине-зелёные, — сказал я отстранённо, пропуская мимо ушей комплименты, которые предназначались, по сути, не мне. — Они? — Ваши глаза. И правда, довольно необычно. Он смутился и отпил содержимое своего бокала. Глаза снова начали окрашиваться в малиновый. — Да, как я успел подметить, они меняют цвет в зависимости от вашего настроения. И я точно теперь знаю, что означает малиновый. Прошу вас, не смущайтесь. Синий вам явно больше к лицу. Он повернулся ко мне и звонко захохотал.

***

Чарльз Роберт Уоттс стоял напротив зеркала в кабинете и увлечённо рассматривал своё лицо. Расправлял морщинки, хмурился, играл бровями, поднимал чрезвычайно отросшие волосы, безрезультатно пытался завязать их в хвост… Рыбник следил за этим всем. Молча. А вот леди Сотофа, уже минуты две назад появившаяся за его письменным столом и так и не удостоившаяся внимания, молчать больше не могла. — По обыкновению наш Великий Магистр после окончания рабочего дня идёт в книжный, спальню или на крышу с бокалом вина. Находиться в рабочем кабинете и при этом не работать, по его мнению, дурной тон. — Почему-то мне не хочется смотреться в то зеркало, которое с утра было в спальне. А на своё лицо посмотреть хочется ужасно! Давненько я не был таким молодым! — Молодым? — удивилась ведьма. — Наш Шурф всем мозг вынести успел, какой он стал старый! — Да что вы! Такое лицо у меня последний раз было лет пятнадцать назад! Не так давно, конечно, но гораздо лучше чем… Чем то лицо, которое теперь носит ваш Великий Магистр! Представляю, как он сейчас недоволен. — Я, кстати, забрала зеркало из твоей спальни, — спустя короткую паузу сказала леди Ханемер и, помолчав, добавила. — Оно больше не работает. — А должно было? — А Магистры его знают! Может, и не должно. — Я же попал сюда с его помощью? Я смогу вернуться обратно? — Вернёшься! Куда ты денешься! Колдунья рассмеялась и исчезла. Чарли вздрогнул с непривычки, а после снова отвернулся к зеркалу, переберая исписанными шрамированными пальцами свои седые длинные волосы.

***

— Хочу отметить, что вы пьяны как сапожник. Вам, наверное, следовало бы вернуться домой. — Да… — икнул Вершитель. — Наверное, надо. — Я мог бы вас довезти, — я заискивающе взглянул ему в глаза. Следовало бы знать, где сейчас живёт мой незабвенный, чтобы после его можно было найти. И уговорить его вернуться домой. — Это было бы неплохо… Но… Есть небольшая проблема. Малююююююсенькая такая проблема… Только обещайте, что не будете смеяться. Обещаете? Ну хорошо… Так вот… У меня, кажется, нет дома. Вот такие пироги, — он развёл руками и шально улыбнулся. — Не смеётесь? Вот и правильно. Нечего тут смеяться. Плаааакать хочется. Ну конечно! Откуда у него здесь дом? — И вам совершенно некуда идти? — Получается, некуда. То есть, с утра, возможно, и было куда, но сейчас есть большая вероятность что этого места просто нет. — Как нет? — Ну, оно появилось, потому что мне тоже надо было где-то появиться, а потом исчезло за ненадобностью. Вывод родился сам собой: Макс нажрался до такого состояния, что уже не боится выдать свои тайны и сойти за психа. Ему повезло, что я — это я, и не стану акцентировать на этом внимание. Махи в дальнем углу барной стойки усмехнулся и закатил глаза. — Тогда позвольте вас пригласить переночевать сегодня у меня, — отпускать его такого в мир мне не хотелось совершенно. — У… У-у вас?! — Не смотрите на меня так напуганно, я не сделаю с вами ничего аморального и противозаконного. У меня довольно большая квартира не так далеко отсюда, а жена уехала в отпуск с подругами. Поэтому вы никого не потесните. Не на улице же вам спать, в самом деле! — Не на улице… Что ж, к чёрту всё! Поехали!

***

Мозг Вершителя перестал варить почти сразу же, как только к нему подсел Чарли Уоттс собственной персоной и завёл разговор о цвете его глаз. Когда спустя сорок минут тот пригласил его к себе домой, крышу снесло окончательно. Слегка покачиваясь, словно под штормовым ветром на яхте, сэр Макс вышел из бара старого кеттарийца под ручку с именитым барабанщиком и вообще ни разу не элегантно плюхнулся на заднее сидение серебристого седана неопознанной модели, буркнув, вероятно, слова благодарности за галантно открытую ему дверь. Ехали они, почему-то молча. Макс включил программу «стесняемся непонятно чего и смущённо молчим», а вот молчание его водителя, с точки зрения Вершителя, было неправильным. Почти весь сегодняшний вечер именно он был инициатором всех разговоров и буквально клещами вытягивал из застенчивого Макса слова, а теперь молчал и напряжённо думал. «Как бы он не передумал тебя к себе домой пускать!» — подал гениальную идею торжествующий в одиночестве внутренний Макс. Макс наружний внял и немножечко запаниковал. — Интересно, а о чём вы думаете… — как бы невзначай спросил пассажир. — Да так, о разном. Честно говоря, я привык разговаривать сам с собой, но последнее время не очень получается. — Я вам мешаю? Или вы сами с собой ссоритесь? — Нет. Просто у моего внутреннего гения кончились подсказки как дальше жить. И приходится выкручиваться самостоятельно. — Рано или поздно надо начинать. — Определённо. Какой-никакой — новый жизненный опыт. Макс хохотнул. — Знаете, вы очень похожи на одного моего друга. Причём как внешне, так и логикой мышления. Тот тоже за «новый жизненный опыт» готов душу продать. И свою, и мою, и вообще любого, кто под руку повернётся. Хотя, если знать его поверхностно, кажется самым консервативным в мире человеком. Чарли ощутимо напрягся и бросил беглый взгляд в зеркало заднего вида. — Ну уж не приувеличивайте. Вряд ли любовь человека к чему-то неизведанному может толкнуть его на риск окружающими его людьми. — Ууууу… Его-то? За милу душу! И толкнёт, и придержит в добавок, чтоб обратно не лез. — И часто он рисковал… Вами? — Не знаю. Не уверен. Как мне кажется, мною уже кто только не рисковал. Возможно, я создан только с этой целью. Если что-то где-то случилось — меня в первые ряды обороны, а как разделить со мной радости жизни, так «иди в пень, я занят»; «Катись отсюда, я устал», или же просто «Рррррр». Вот я и сбежал. — Ну да, если бы на меня кто-то нарычал, я бы тоже сбежал. — Да дело не в рыке! Просто полтор месяца! Полтора месяца, Чарли, я бился над тем, чтобы вытащить его куда-нибудь, придумать что-нибудь интересное… Ведь обещал же… А он… Я понимаю, что не со зла, но обидно, как-то… — Возможно, он и вправду был занят… — задумчиво протянул барабанщик, паркуясь на стоянке возле небольшого двухэтажного домика. — Возможно. Да, так оно и было. Да и сейчас, наверное, так оно и есть. Спит два часа в сутки от силы, ест только если ему напомнить, только читает и работает. И изредка пьёт дорогое вино. Раньше он был женат на прелестной поэтессе, но из-за новой должности с ней развёлся. Теперь он женат на своей работе. Он замечательный человек. Я рад, что судьба свела меня с ним. Но… Я устал быть мимолётным отвлечением от круглосуточной бюрократии, что царит не только в его кабинете, но и в жизни в целом. Макс в расстроенных чувствах вылез из машины и, не без помощи своего нового собеседника, добрался до входной двери. Как он очутился на диване, он так и не вспомнит.

***

Надо же! Мимолётное отвлечение от бюрократии! Да моя жизнь целиком и полностью состоит из него! Тем не менее, вот мы здесь. В ином неприветливом мире, он тихо сопит на диване, а я пью чай и смотрю в окно на мутную чёрную ночь чужого города. На небе тучи, звёзд совсем не видно. А жаль. Где-то вдалеке гремит гром, облака пронзает вспышка молнии. На мгновение в помещении становится светло, как днём. Слышно, как через стенку Макс заворочился и задушено пискнул. Видимо, снятся кошмары. Снова тихий писк. «Шурф!» Дожили. В кошмары к нему теперь прихожу я. А ведь я хотел, что бы всё было по-другому…

***

Макс мог бы сказать, что его разбудило солнце. Но нет. Плотные серые тучи застелили небосвод, поэтому, скорее всего, Макса разбудило осознание, что по-хорошему это самое солнце сейчас уже должно находится в зените. Состояние его было такое, какое и должно быть с утра после хорошей попойки: голова — «бо-бо», во рту — «бя-бя», а сам он находится в незнакомой комнате, хорошо хоть полностью одетый и без следов бурной ночи на нежной коже и в не менее нежной памяти. — Где ж меня вчера черти носили? — спросил он у потолка. Потолок укоризненно молчал. Есть подозрение, что он с ним вчера успел поругаться. Найдя ванную комнату буквально в двух шагах от своего изначального места дислокации, он поблагодарил всех богов за то, что ему не пришлось шариться по всей квартире с вероятностью наткнуться на неизбежных хозяев. Хотя, возможно, эта квартира появилась как и предыдущая, просто потому что ему тоже надо было где-то появиться. Однако ванная отличалась подозрительной обжитостью, сочетающейся с педантичной чистотой. Зубная щётка в упаковке, вытащенная из Щели Между Мирами, и литры прохладной воды на дурную голову скрасили похмелье как нельзя лучше, и в коридор он вышел уже почти живым человеком. Оживая с каждым новым шагом, он спустился вниз, вспоминая по ходу, какой чуднóй сон ему снился: пил в баре законсперированного Махи Аинти вместе с Чарли Уоттсом. Приснится же такое! На трезвую голову такого не уви… — Мама! Вышеупомянутый Чарли сидел за столом и мерно помешивал ложечкой чай, не создавая при этом ни единого лишнего звука. — С добрым утром! Вы уже встали, это хорошо. В холодильнике мышь повесилась, не мешало бы сходить в магазин, но оставлять вас одного в незнакомой квартире было бы слишком… Негостеприимно с моей стороны. Могу предложить вам чай. — А… Кофе нет? — Мммм… Попробую поискать. Но говорю сразу, что готовить я его не умею. Получается чёрная, на половину подгоревшая, на половину выкипевшая гадость, которую отказываются пить даже подруги моей жены. — Ничего! Я нормально его варю. Наверное, это единственное, что я в принципе умею готовить. Ну, может ещё макароны сварить могу. Или пельмени. На крайний случай, сосиску в микроволновке разогреть. Из яичницы получаются чёрные угольки, из мяса… Да, впрочем, они же. Вообще всё, что из моих рук попадает на сковородку становится чёрными угольками. — Самокритично, — ответил Чарли, открывая и закрывая верхние ящики. В конце концов он с победным видом выудил из-за полчища банок пакет молотого кофе и протянул его Максу. — Спасибо. И… Извините. — За что? Вы уже что-то умудрились сломать? — Нет, ещё пока не успел. Просто, я вчера был чрезмерно пьян и мог наговорить много всякой ерунды. Макс отыскал взглядом джезву и водрузил её на газовую плиту. Началось таинство кофеварения. — Терпеть не могу кофе из автоматов. И из кофемашин тоже недолюбливаю. А кофе растворимый — это вообще надругательство над искусством. Кофе должен быть сварен с любовью: к напитку, к себе, к тому, кому ты его варишь да и вообще ко всему миру в целом. Самый вкусный кофе я пил в Городе в Горах… Нет, это не тот бар, в котором мы вчера были. Это просто самостоятельный город, на окраине которого есть кофейня для приезжих. Я жил там некоторое время. И меня там научили варить настоящий кофе. Правда, сейчас я такой сделать не смогу, нет подходящих ингридиентов, но сама суть того кофе… На сколько один мой друг не любит этот божественный напиток, но даже он однажды выпил две чашки моего варева почти ни разу не поморщившись. — Это тот самый друг, который очень на меня похож и о котором вы вчера рассказывали по дороге? Чёрт. Не удержался. Рассказал. Макс опустил руки и повернулся к барабанщику, глядя глазами побитого щеночка. — И много я вам рассказал? — Не очень. По вашим рассказам я понял только, что вы с ним поругались из-за того, что он был слишком занят работой. И что в целом он неплохой человек, но… И ещё с десяток «но», опровергающих вышеизложенную гипотезу. — Ни в коем случае! Никто ничего не опровергал. Он такой хороший человек, что вам, наверное, даже и не снилось! Многие знакомые называют его «идеальным», и до знакомства с ним я думал, что они изрядно преувеличивают, но при встрече я обнаружил, что так оно и есть! Непоколебимый, целеустремлённый, умный, любознательный и просто чертовски трудолюбивый. Понятия не имею, что он нашёл во мне, в тупоголовом разнузданном лентяе, однако мы с ним умудрились продружить… Лет пятнадцать? Уже и не вспомню, сколько именно. И вот пару дней назад человек-скала, сгусток холодной расчётливости и стоицизма, сорвался на меня. Подумать только! Я вывел из себя самого невозмутимого в мире человека! Не впервые, конечно же, но вот так чтоб совсем — такого ещё ни разу не было. Не думайте, что я этим горжусь. Мне с ним было… Хорошо. Уютно. Вот знаете, бывают такие люди, с которыми хорошо просто потому, что они есть. С ними не то, что говорить, с ними молчать так приятно! Как будто на своём месте. И голову на место поставит, и откусит её в воспитательных целях, выслушает, поддержит, поймёт, объяснит твои поступки, которые сам объяснить не в состоянии даже самому себе… А с моей стороны только… «Хей, я пришёл сломать твой распорядок дня, распланированный до милисекунды, сожрать твой обед и загрузить своими проблемами! И я смертельно обижусь, если ты мне откажешь…» Даже не удивительно, что я ему надоел. — Вы в этом уверены? Макс сел за стол и с минуту молча смотрел в свою кружку. Потом откровенно загнанно посмотрел на собеседника и ответил: — На сто процентов могут быть уверенны только дураки. Во мне ещё теплится надежда, что я ему нужен вот хотя бы для того, чтобы отвлекать от дел. Но как говорил один мудрый человек, он же Майкл И, мой давний знакомый: «надежда — глупое чувство». Вот и разрываюсь я, дурак, между двух огней: быть глупцом, потому что уверен в своей ненужности, или быть им же, только по другой причине. Барабанщик задумался. На лице была написана внутренняя борьба. Вот только написана она была врачебным почерком, поэтому Макс не смог бы даже приблизительно определить, что же творится в душе у этого удивительного человека. — Я думаю, — наконец сказал тот, — что вряд ли он стал бы вас терпеть пятнадцать лет, если вы ему смогли надоесть. Если человек неинтересен другому человеку, то это, как правило, вскрывается в самом начале общения и он бы погнал вас в шею уже максимум через полгода. Воможно, ему сейчас так же плохо, как и вам. Раз вы сказали, что мы с ним очень похожи, то я бы на его месте уже как минимум сутки искал способы попросить у вас прощения за то, что сорвался. — Возможно, вы правы. Пустая кружка опустилась на стол в звенящей тишине. — Я, наверное, пойду, — сказал Макс. — Куда? — Попробую найти квартиру. Либо ту, в которой жил ещё вчера, либо попробую снять новую. — Без денег? — Да, это будет трудно, но не невыполнимо. Я что-нибудь придумаю, не волнуйтесь. В прихожей Макс нашёл своё чёрное пальто, вычещенное, высушенное и отпаренное. — Спасибо вам за приют, было приятно с вами пообщаться. — Хочу заметить, что вы так и не назвали своего имени. Макс потоптался на пороге. — Фрай. Просто Фрай. Как надпись на бутылке лимонада. Он поклонился, сняв воображаемую шляпу и вышел под проливной дождь, доставая из-под полы пальто длинный красный зонт с вылетевшей спицей. — До свидания! — Надеюсь, ещё увидимся, сэр Фрай.

***

«Благостный ты мой и Единственный! — незнакомый голос выдернул сэра Чарльза из постели. — Ты куда дел моего лучшего работника? До него ни дозваться, ни докричаться невозможно. Мы же договаривались, что голову ты ему будешь откусывать только в моём присутствии, не хочу пропустить этот торжественный момент победы Макса над твоим хладнокровием.» Пока Магистр в непонимании хлопал глазами и в красках представлял кровавую церемонию расправы над бедным Тайным Сыщиком, в разговор вступил Рыбник. «С прискорбием вам сообщаю, что он сбежал.» «Постой, незабвенный, я чего-то не догоняю. Откуда сбежал? Почему сбежал? Кто его поймал? Он у нас был под стражей?» «Нет, он просто сбежал. Из Ехо.» «Вот это номер! А он не забыл, что он проиграл мне сто лет своей жизни в карты? Ты его искать не собираешься?» «Как раз всецело занят этим делом. Мелифаро и леди Ханемер согласились помочь.» «Мелифаро и Сотофа? Вот это я понимаю тандем! Как вернёте, сообщи. О причинах сего безобразия хочу услышать от него лично.» — Рыбник… — позвал псевдо-Шурф, когда голос Паачтеннейшего Начальника наконец покинул многострадальную невыспавшуюся голову. — А ты уверен, что он его ищет? «Ха! Да от него ещё ни один Вершитель живым не уходил!» — Ой! Так вы его ищите, потому что всё-таки хотите откусить ему голову?! «Нет, дубинушка, ты и вправду поверил?! Мы его ищем, потому что любим. Кто-то больше, кто-то меньше… А у Шурфа на него вообще бзик. Поэтому он его найдёт и вернёт в целости и сохранности. Не исключено, что ещё целее, чем был. Не парься. Хотя… Вот в бассейне тебе отпариться не мешало бы. Шуруй вон, немощный, в подвал. А потом за работу.» — Снова?! «А что ты хотел? Так из адекватных людей делают машины для убийства… Тьфу-ты, то есть прилежных бюрократов.» — А это не одно и то же? «В твоих мыслях есть рациональное зерно, юный падаван…» — Кто?! «Ученик джедая. Из ваших же, между прочим, фильмов. Считай, что джедай — это я.»

***

Помню, как некоторое время назад, когда я встретил того маленького Макса и узнал его полное имя, он попросил меня никогда не называть его так. Это память о прошлой жизни, которую он мечтает забыть. Теперь глядя на удаляющегося в тумане улицы сэра Фрая, я терзался протеворечивыми чувствами. Я не знал, что именно сделает сейчас Макс. Вернее, догадывался, но не мог быть полностью уверен ни в одном из вариантов дальнейшего развития событий. Он либо будет искать квартиру в Лондоне и останется здесь жить навсегда, либо сбежит обратно в Ехо, где уже есть сэр Шурф, и проживёт с ним припеваючи до конца своих дней. Как я понял, ни один из вариантов не включает именно меня в роли меня, и поэтому мне от этого так неприятно. Время уже перевалило за полдень. «Сучка Бренда» снова напомнила мне, как старому склеротику, что вечером Майкл ждёт нас на том же месте, только, судя по всему, будет аншлаг. Также Мик надеялся, что хозяин бара додумается содрать с посетителей денег побольше, чем вчера, иначе он с нами до конца жизни не расплатится. Напоминание о вечернем концерте пришло как нельзя более вовремя, потому что к сэру Аинти у меня ещё вчера скопилось множество вопросов. Тот, как и вчера, пыхал трубкой возле входа в пустующий бар. Заприметив меня издалека, он приветственно помахал мне рукой и указал кивком головы внутрь помещения. Я прошёл внутрь и устроился за барной стойкой. Спустя пару минут шериф наконец соизволил завершить свою курительную церемонию и спустился в плохо освещённый зал по скрипучим деревянным ступенькам. — Ну здравствуй, Истина. Как я понял, сегодня ты пришёл сюда не репетировать. — Вы правы, сэр Махи. Позвольте задать вам несколько вопросов. — Вот. Старую детективную закалку никакими орденскими званиями не вышибешь. И чем я провинился перед Миром Стержня, раз за мной пришёл чуть ли ни весь Тайный Сыск в полном составе? — У меня вопросы чуть более личного характера. Как вы могли вчера заметить, мы с сэром Максом пришли сюда порознь, причём он меня совершенно не узнал. — Не томи же, джуффинов прихвостень. Всё вокруг да около. Есть вопросы — задавай, нет — чеши к барабанам. — Хорошо. Что вы забыли в Мире Паука? — Грубостью на грубость? Не подстать сэру Невозмутимости в твоём лице. Что ж, здесь, в Лондоне, образовалась немаленькая такая дверь в Хумгат. Просто не дверь, а ворота. И если её насильно не удерживать закрытой, Мир Паука имеет все шансы схлопнуться. Просто провалиться в Коридор Между Мирами и не вернуться обратно. — Как такое вообще могло произойти? — Очень просто. По другую сторону этой двери пытались протиснуться в неё, как в маленькую щёлочку, дабы не оставить никаких следов. — Вот оно как… — протянул я, сопоставляя факты. — Интересные дела. — И мы, конечно же, оба догадываемся кто это был. — Он это сделал совершенно случайно. Честно. От меня сбежать пытался. — Ну нихрена ж себе! Ты его сожрать пытался или поцеловать? — Успокоить. — А, ну это тоже может возыметь такой эффект. — И… Что вы делаете с этой дверью? — Держу. И ремонтирую. Предвосхищая все твои вопросы, это делается так же, как и многое другое в мире магии — простым человеческим счастьем. Поэтому я и собрал здесь недельное высокооплачиваемое турне популярной группы, заранее заложив чуть ли ни под каждую табуретку кристалы спокойствия. А под сцену, наоборот, — увеселения. Но вчера благодаря вам дело пошло даже лучше, чем я планировал: сэр Макс, которому выпала честь побеседовать с самим Чарли Уоттсом — генератор счастья, какой он есть. Поэтому, если сегодня выпадет возможность, уболтай его до вурдалаков перед глазами, но чтобы раз в полчаса он выдавал свой истеричный хохот. — А он придёт? — Придёт, куда он денется! — хохотнул кеттариец и водрузил передо мной бокал вина. — За счёт заведения. Не смотри на меня так осуждающе, Рыбник, ты это заслужил. Вообще, если Макс даже очень сильно захочет уйти отсюда, у него мало что получится. Невозможно держать закрытой только одну дверь, связывающую одно место с другим. Сейчас все двери между Ехо и Миром Паука надёжно заперты и охраняются моими ручными зверюшками. Джуф рассказывал, что я очень любил в своё время коллекционировать хумгатскую живность? Так вот, многие из них чрезвычайно полезны! — А они его не сожрут? — я не на шутку перепугался, но спросил это лишь с чувством лёгкой заинтересованности и почти невозмутимым лицом. — Нет, они добрые. Но страшные, как сон алкоголика. За это я их и люблю. У тебя кончились вопросы? Это хорошо. Поэтому дай мне спокойно держать этот мир и работать. Чеши к барабанам. Он повторил эту фразу во второй раз. Видимо, она ему очень понравилась, поэтому я не смог отказать ему в такой маленькой радости и «учесал» за кулисы.

***

Макс честно пытался найти квартиру. Вернее, сначала он пытался найти деньги, чтобы найти квартиру. Под конец Щели Между Мирами стали попадаться в таких местах, в которые в уравновешенном состоянии он руку бы не засунул никогда. Но отчаяние имело место быть в его маленькой черепушке, поэтому в качестве временного места жительства кошелька стали выступать и дупла деревьев, и парковые скамейки, и даже мусорные пакеты. На этот рискованный поступок он решился только под конец, и то выбрал помойку в самом тёмном переулке. Денег не было нигде. Кошельки попадались только старые, дырявые и, что самое обидное, пустые. Лазать в поиске средств к существованию было бы гораздо проще в карманы, причём, желательно, не свои, а чужие, но, как рассудил Макс, не гоже блюстителю порядка в одном Мире этот порядок нарушать в другом. Под конец дня он, злобный и уставший, бродил по улице, из мнимого дома на которой он выходил вчера утром. Дома, как и ожидалось, не было. Даже закуток, в котором он стоял, исчез бесследно. Тем не менее, нарезать круги по Трисс-стрит он не переставал. Через час бессмысленных скитаний, с головой, забитой тяжкими думами об их с Шурфом взаимоотношениях, он решил на всё плюнуть, вернуться домой, поговорить как взрослые люди, попросить прощения за свою истерику и выслушать муторную лекцию о полезности применения практики откусывания головы к нерадивым Вершителям, нещадящим душевного здоровья их лучших друзей… «Друзей! Мне твоё «друзей», между прочим, как серпом по яйцам и молотом по темечку, » — осуждающе взбрыкнулся сегодняшний ответственный за все максовы поступки голос. — Да иди ты! Лучше хоть так, чем совсем никак. Макс сосредоточился. Встал перед каким-то магазином. Закрыл глаза. Представил Ехо. Шагнул и… И услышал навязчивую мелодию какого-то второсортного бутика. «Эвоно как! Это что ещё за новости? Ты, дружочек, часом, не попал под Бич Магов?» Офонаревший Макс в трёхсотый раз за день сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда неопознанный блокнот в розовых единорогах. Не разучился. Это уже хорошо. Чисто для приличия он побродил по магазину, сделав совершенно серьёзное лицо, даже будто бы записал что-то в новый блокнот, после подошёл к двери, представил Ехо, на этот раз глаза не зажмуривал. Сначала он действительно увидел темноту Хумгата, но потом она резко пошла рябью (если эту метафору вообще уместно употреблять к слову «Хумгат», он же синоним слова «ничего») и на месте Коридора Между Мирами снова виднелась чуть мутноватая Трисс-стрит. Выскочив из бутика как ошпаренный, он понёсся к старому кеттарийцу, в надежде, что хоть тот сможет что-то объяснить. И, желательно, по-возможности, успокоить. За неимением личного платочка для выплакивания слёз в лице сэра Шурфа, приходилось довольствоваться единственным знакомым существом, более-менее разбирающимся в магии. Насколько Макс уже мог усвоить, эти грешные старые кеттарийцы, за исключением, разумеется, леди Сотофы, совершенно не умели успокаивать. Окончательно запутать? Посеять зерно сомнения? Аккуратно помешать ложечкой ту кашу, что скопилась в его не очень умной голове и добавить специй в виде новых, не самых приятных фактов, чтобы была поостей? За милу душу — обращайтесь, коль есть такая необходимость. Но за душевным равновесием — это не к ним. Это к Шурфу, который сейчас, как назло отгорожен от всех попыток Макса упасть в его объятия и рыдать пару дней не переставая. «Шууурф! Ну почему всё в моей жизни так хреново?! Почему я не могу просто подойти к тебе, обнять и поговорить?!» — мысленно взвопил Вершитель, возведя очи к небу. Очки, как назло, потерялись ещё с утра, поэтому весь мир мог лицезреть скопившиеся в его потемневших от отчаянья глазах слёзы. Солёная гадость! Когда он успел себя так распустить?! «Макс?! То есть, потому что перед тем как срываться в другой Мир в состоянии аффекта, желательно выслушать советы довольно-таки опытных колдунов, » — набатом прогремел менторским тоном голос того, к кому только что были обращены все молитвы одного конкретно взятого не-совсем-человека. «Шурф, Грешные Магистры, это вообще как?! Что случилось?! Я хочу домой! Но не могу… Разучился, что ли?» «Не беспокойся об этом, Макс. С тобой всё в порядке. Просто своим прыжком между Мирами ты немного их оба поломал. Джуффин и Махи сейчас занимаются этим, не переживай, рано или поздно всё будет в порядке, но в ближайшие дни путь из Мира Паука в Мир Стержня закрыт для всех. Я бы хотел отправится за тобой, но не смог. Просто знай, что всё хорошо.» «А как мы с тобой сейчас говорим?» На другом конце надолго повисла пугающая тишина. Макс уже в шестой раз мысленно откручивал себе голову за то, что вообще задал этот вопрос. Возможно, этим он сломал связь между Мирами окончательно, и теперь им не удастся поговорить вовсе. Но внезапно Шурф откликнулся. «Миры стоят вплотную друг к другу. Это облегчает телепатическую связь, но затрудняет физическую. Мы можем связываться иногда, но не слишком часто. Почему-то я уже практически вижу, как ты вспотев привалился к стене, из последних сил тужишься продолжать разговор.» «Вот вообще ни разу! Просто забыл, что это входит в мои привычки. Я так рад тебя слышать, Шурф! Но… Что мне делать всё это время?» «Постарайся отдохнуть и веселиться. Сэр Халли сказал, что Миры можно починить с помошью сильных положительных эмоций.» «Ой, Шурф, мне тут что-то не до веселья. Мне, представляешь, жить негде. Вчера дом был — а сегодня уже нет!» Снова наступила тревожная пауза. Вообще, по-хорошему, тревожной она не была. Просто Максу казалось, что каждое слово, что он говорит, — последнее. А самого главного он так и не сказал. И не скажет. Только лично. Глаза в глаза. «Тебе Сотофа что-нибудь рассказывала о зеркальных копиях?» «Ну, да. Только в общих чертах. А это здесь при чём?» «Попытайся найти мою. Он тебе точно не откажет.» Насколько наш сэр Макс тугодум, но даже в его разуме в этот момент наступило прояснение. Чарли. Чёртов Чарли Уоттс — зеркальная копия Шурфа. Поэтому он обратил внимание на Макса. Поэтому с ним так приятно вести разговор. Поэтому он беспокоился насчёт его дальнейшей жизни… «Знаешь, Шурф, я, кажется, уже нашёл.» Так и не дождавшись ответа, радостный Вершитель побрёл в сторону «Города в Горах», решив завести чуть более тесное знакомство с именитым земным барабанщиком.

***

— Чего остановился, Благостный? — спросил Махи, когда я снова вышел в зал. — Это просто невероятно! — потрясённо сказал я. — Если из-под барабанной установки выполз таракан, это не такое уж знаменательное событие. — Мне Макс только что прислал зов. Наговорил много ерунды, пожаловался на плохую работу Коридора Между Мирами и отсутствие места жительства… Как будто бы не он пару дней назад убегал от меня в истерике! — Такое уж существо, этот твой Макс, — равнодушно пожал плечами Махи, — много истерит, но быстро отходит. — Не вижу никаких оснований называть Макса моим… — А вот я — вижу. Тебе никто раньше не говорил, что Мелифаро у вас — не уникум? Я тоже в какой-то степени Страж. Не такой универсальный, правда, но весьма сносный. И я очень отчётливо вижу эту фиолетовую фигню, что тянется от тебя к нему. Но это не важно, — Махи быстро пресёк мою попытку излияния праведного гнева по поводу вмешательства в мою личную жизнь. — Больше меня интересует, что ты ему ответил и как объяснил отсутствие выхода в Хумгат и замечательную работу Безмолвной речи. — По большей части я сказал правду. По крайней мере, о причине невозможности попасть отсюда в Ехо. — И, дай-ка угадаю, ты ему успешно набрехал, что сейчас сидишь в Ордене и печалишься об его уходе, но ничего не можешь поделать, поэтому посоветовал найти здешнего себя и полностью ему довериться? — Вы подслушивали? — Эх, молодёжь! Если бы я за тобой подслушивал, я бы не тратил своё время за разговорами. Я всего лишь предположил, но догадка моя оказалась верна. И когда же ты собираешься открыть все карты? — Не думаю, что в ближайшее время смогу сделать это. — Зря ты это затеял, Лонли-Локли. Когда он всё поймёт, тебе же будет хуже. — Вы же не поможете ему пока понять? — Не люблю влезать в чужие интрижки. Разбирайтесь сами, любовники хреновы. По грозному взгляду кеттарийца я понял, что разговор окончен. Я, хоть и никогда не был знатоком человеческих душ, и сам прекрасно понимал, что поступаю плохо. Но, как бы странно это не звучало, я не мог найти в себе силы открыто взглянуть Максу в глаза и просто поговорить. Тем более, обо мне он отзывался… Ну да, впрочем, хорошо, но с некоторой долей обиды и грусти. Скорее всего, он немного умолчал, и надоел не он мне (по его скромному мнению), а я ему. Вернее, не конкретно я, а его попытки завладеть моим вниманием. Всё могло бы быть гораздо лучше, если бы я так не трусил перед своими чувствами…

***

— Ребята, я к Махи. Мордовороты переглянулись и расступились. В баре было жарко и темно, артисты ещё не начали своё выступление, из колонок невесомо играл саксофон. Макс заметил, как его знакомый болтал с кем-то возле сцены. Как выяснилось по приближении, это был сам хозяин заведения. Лицо шерифа было серьёзно и недовольно, в то время как музыкант излучал спокойствие и невозмутимость. — Майкл, вы совершенно бессовестный человек, — воодушевлённо начал Макс, с крейсерской скоростью пробираясь к беседующим людям, — раз не сказали мне всего ещё вчера. Но об этом поговорим позже. Чарльз… Если вы не против, могу ли я ещё некоторое время пользоваться вашим гостеприимством? — Конечно! — лучезарно улыбнулся барабанщик. — Всё моё гостеприимство в вашем распоряжении. — Не буду вам мешать, — крякнул Махи и растворился в разношёрстной галдящей толпе. — Извините, конечно, но могу ли я надеятся, что наши оношения станут чуть более дружескими и можно будет убрать из речи этот официоз? — поинтересовался Чарли, провожая взглядом рыжую макушку хозяина бара, под конец фразы переведя взгляд на Макса. Тот разве что не подпрыгнул радостно. — Ну разумеется! Мне почему-то казалось, что вам, то есть тебе, так удобнее… По старой памяти, наверное. Чарльз хмыкнул, а в голове у Макса пронеслись первые годы знакомства с тогда ещё Мастером Пресекающим Всё и Вся: каменная рожа, хитровыкрученные предложения, ни грамма эмоций, холодность и точный расчёт. За прошедшее время разве что каменная рожа стала чуть менее каменной, а холод сменился свежим ветерком ранней весны — вроде бы и зябкий, но уже чувствуется, что ещё чуть-чуть, и вдарит летняя жара, после которой в шкале температур стоит разве что адское пекло. Хитровыкрученность предложений никто не отменял. Генератор наиточнейших формулировок почти никогда не сбоил, но потому-то они и точные, что в одной фразе был умещён весь смысл бытия. Конечно же, сей генератор от воли хозяина мало зависел, поэтому предельно чёткой и конкретной была вся его речь. Добавить к этому страсть к поэзии, и всё это скрашивается столь же неукоснительными всевозможными метафорами, эпитетами и прочими заковыристыми фигурами речи. К тому же, если брать в расчёт его начитанность, на каждые десять слов приходится по три цитаты из источников разной степени древности, популярности, но неизменной достоверности. — Ничего страшного. Если встречаешь двух очень похожих людей долго приходится привыкать, что имеешь дело с совершенно другим человеком. — Уо-о-о-о-оттс! — душераздирающий вопрль из глубины закулисья нарушил мерную беседу. — Ещё три минуты и бит-группа перестанет быть таковой, так как я начну петь без своего барабанщика! — Я не твой барабанщик, Мик. Пора запомнить, — буркнул он в сторону сцены, а потом снова обратился к максу. — Дождёшься меня сегодня? — Куда ж я денусь? — он светился от счастья, внезапно для себя осознав, что жизнь не такая уж плохая штука, даже если поначалу кажется, что всё идёт не по плану. Концерт получился даже лучше, чем первый. Макс, уже не погружённый в свою тоску по Ехо и оставленному в разрозненных чувсвах Шурфу, даже несколько раз выбирался на территорию, не занятую столами, чтобы потанцевать, но спустя пару песен возвращался обратно к угрюмо молчащему Махи. После третьей вылазки вспотевший и изрядно перевозбуждённый Вершитель наконец решил завязать разговор с не-по-канону-мрачным кеттарийцем. Ну, то есть ему показалось, что он завязал разговор, а на самом деле он просто установил неотрывный зрительный контакт, периодически хмуря и вопросительно приподнимая брови. — Твоя Безмолвная Речь со мной почему-то работает только в одну сторону. Иначе я не могу объяснить то состояние твоего лица, которое преобладает над всеми остальными уже минут пять. — Вы стали говорить прям как Шурф! — Бытует мнение, что так до тебя проще доходит, —Аинти усмехнулся в усы. — Так будешь объяснять, почему ты назвал меня бессовестным или нет? — А то сами не знаете! — Знаю. Но когда я вчера не сказал тебе о том, что Мир Паука разваливается по твоей милости, я всего лишь навсего берёг твою психику. Вот это новости! Оказывается, уроженцам Кеттари не так уж и начхать на ментальное здоровье психованного Макса. — Не смотри на меня так удивлённо. Мне это самому было бы не на руку. Ты был в таком раздрае, что мысль о твоей полной повинности разрушила бы тебя, а заодно и этот бедный многостродальный Мир в одночасье. Не затем я тут блюду порядок и дисциплину, чтобы самолично же всё разрушать. В Кеттари живёт удивительно практичный народ, как ты уже мог заметить. — Ну теперь, конечно же, моя душа спокойна. А то я уж было начал подумывать, кому из нас следует обратиться в Приют Безумных: то ли у меня глюки, то ли у вас крыша поехала. Хвала Магистрам — всё обошлось, — Макс хотел было облегчённо расхохотаться, но внезапно нахмурился и бросил недоверчивый взгляд в сторону собеседника. — Так. Стоп. То есть я прям совсем виноват? Именно я? И почему, в таком случае, вы ещё не открутили мне голову? — Без неё тебе будет довольно трудно заглаживать свою вину. — И что же мне делать? — Чувствовать. Желательно, что-нибудь хорошее. Радость, любовь, счастье, светлую тоску… — Шутите?! В Мире Паука?! — Ну, некоторое время назад ты был безмерно счастлив, общаясь с вон тем седовласым мужчиной. А чуть позже резво отжигал под эту какофонию, что в этом мире принято называть музыкой. Тебе не надоело себя обманывать? Ты слишком предвзято относишься к этому Миру, сэр Макс, хотя другие миры, будь то Шамхум или бывшее пристанище Лойсо Пондохвы, нравились тебе любыми. Ты ведь уже знаешь, что никогда не жил здесь, если не брать в расчёт период после Тихого Города и пару раз, когда ты случайно попадал сюда во сне. Этот мир ничего плохого тебе не сделал, всё это было заложено в твою пустую голову моим старательным учеником. Ты простил это Джуффину, что стоит тебе простить и бедный, ни в чём неповинный Мир? Забудь старые обиды и полюби его хотя бы в четверть так же сильно, как любишь Ехо. Ему это сейчас надо. Особенно, — он строго посмотрел на Вершителя, так что у него по спине расползлись позорные мурашки, — от тебя. Махи замолчал и пошёл урезонивать не в меру шумных посетителей в дальнем конце зала, а Макс остался сидеть, как сидел, с раскрытым ртом. Ну вот и что теперь делать? Как можно искренне полюбить то, что когда-то всем сердцем ненавидел? С серыми стенами и пустыми людьми… Стоп. Сэр Макс, давай начистоту, кто назвал этих людей пустыми? Джуффин? Ты сам? Кеттарийцу ты уже давно привык не верить на все сто процентов, а свой смятенный ум ты переубедить уж как-нибудь, да сможешь. Возможно, здесь бесчестных негодяев и больше, чем в Ехо, но здесь есть… Да тот же Чарли! С которым почти так же приятно, как с твоим незабвенным Лонли-Локли, с той лишь разницей, что он не Шурф. Если ты, сэр Макс, завтра пойдёшь по всему городу искать не деньги, а хороших людей, с десяток точно наберётся! Так, Макс решил для себя, что он во что бы то ни стало заставит себя полюбить этот грешный Мир. И нужно было с чего-то начать. Музыканты затихли, отдыхая перед финальным заходом (как внезапно успело наступить десять вечера, Макс так и не заметил). Вершитель перевёл взгляд на сцену. Сэр Чарльз помахал ему рукой. Публика загалдела, и стала махать в ответ, считая что этот приветственный жест предназначался именно ей. Макс и сам сомневался, что правильно истрактовал поступок ударника, но неуверенно поднял руку и качнул ей из стороны в сторону. Улыбка на лице Чарли дала понять, что Макс всё понял верно.

***

— Ума не приложу, как в таком чудесном месте может который день подряд идти такой противный дождь! Макс шёл рядом, сильно жестикулировал и дважды чуть не выколол мне глаз острой спицей какого-то невнятного зонта. Мы решили пройтись сегодня пешком: просидев в баре до половины двенадцатого, мы пришли к выводу, что духоту ещё одного замкнутого пространства (то бишь автомобиля) ни один из нас точно не вынесет, тем более, что до моего дома тут всего рукой подать. Таким образом мы шли уже двадцать четыре минуты, а до дома было ещё идти и идти. Но мы были не против. Чем-то эта импровизированная прогулка напоминала старые добрые времена, когда Макс провожал меня с работы в мой старый дом на Левобережье. — Нет, ну вот только представь, сколько я здесь, он идёт не прекращаясь! Я, конечно, знал, что в Лондоне с погодой кранты, но что бы до такой степени!.. — А ты сам откуда? — спросил я первое попавшееся, что пришло в голову, чтобы поддержать разговор. Однако это немудрёный вопрос вызвал неловкую паузу. — Из Одессы, изначально. Потом из Берлина, потом из Вильнюса, а в самом конце из… — он долго думал, говорить ему или нет, но в итоге почти прошептал на выдохе, — Ехо. — Никогда не был силён в географии, — я дал себе звонкого воображаемого подзатыльника за тот бессмысленный, но щекотливый вопрос. Но маска «в меру серьёзного, в меру беспечного» обитателя Мира Паука сидела на мне, как влитая, даже не пошатнувшись. Дааа, следовало меня называть Мастером Держащим Маски, а не Мастером Пресекающим в годы моей службы в Сыске, пусть она и подходит больше сэру Кофе. Настоящих-то масок у него всего две: добрый дядюшка обжора-балабол, коим он является в Ехо, и невыносимо сварливый аристократ, которым становится выезжая за его пределы. — Даже припомнить не могу такого названия. Там красиво? — Очень! — На что похоже? — на кой чёрт тебе эта информация, Шурфушка, не скажешь? — Из всех городов, где я бывал, он больше похож на Вильнюс. И люди почти такие же. А вообще, если проводить аналогии не с другими местами, а, скорее, с ощущениями, то это как нырять в бассейн с разноцветными мягкими шариками, на дне которого плавает акула. Это как достать звезду с неба, радоваться и обжигать руки, но не отпускать ни за что на свете. Это как влюбится в самого прекрасного, но безразличного к тебе, человека на свете, но любить беззаветно, отчаянно, хоть в омут за ним с головой, и довольствоваться той долей ласки, которую он готов тебе предоставить. — Я, кажется, тебя понял, — задумчиво ответил я, стараясь не пересекаться с ним взглядом. Он сильно удивился, но, на удивление тактично, промолчал. Вместо этого он спросил. — Тебе когда-нибудь удавалось любить целый Мир, который тебе противен? Внутри меня что-то сжалось и похолодело. Неужели он так о Ехо? Он его не любил? Всё это было просто потому, что «надо»? Потому что Джуффин его на это «запрограммировал»? Тогда понятно, почему он сбежал. И почему так не хотел возвращаться к нам из Кофейной Гущи. — Вот, например, мне нужно срочно научиться это делать, — тем временем продолжал щебетать Макс беспечно. — Я срочно должен полюбить этот грешный Мир, иначе я тут свихнусь! Честное слово! Я уже привык любить только то, что любится. Я уже не слушал его чересчур самозабвенную речь, а сердито корил себя за то, что мог подумать так о моём Максе. Только дурак мог усомниться в том, что он любит что-то искренне. Неискренне он просто не умеет. —…природа ни ахти, про погоду вообще молчу! А менталитет? Не у конкретного народа, а вообще, в целом… И за что его можно любить? — Некоторое время назад ты назвал этот город чудесным, — заметил я, возвращаясь в реальность. Выходить из неё без последующего краткого пересказа разговора от Рыбника очень неудобно. — Да? — он неверяще обернулся ко мне, а потом задумался. — Хм, да. Ну так в хорошей компании любой город чудесный! — Ну тогда за что ты полюбил этот свой Ехо? «За магию!» — крупными буквами читалось у него на лице. Но так по-крупному палиться он был пока не готов. Меня почему-то очень смешила эта игра в незнакомцев. Этакое «табу» на разговоры о волшебстве и других мирах. Макс усердно думал, и с каждой новой мыслью просветление подкрадывалось к нему всё ближе и ближе. Прозрел он спустя тяжкие три минуты молчания и ответил, почему-то очень невесело. — За друзей, которых у меня не было здесь. — Но теперь хотя бы один друг у тебя здесь имеется, — я не удержался и горделиво вскинул бровь. Макс сначала оторопел, видимо, примеряя этот жест на хорошо знакомого ему «сэра Шурфа Лонли-Локли», а потом улыбнулся, и, казалось, он светился счастьем прямо изнутри. Фиолетовым таким счастьем.

***

«Ааааааааа, мама!» — примерно такой была реакция сэра Макса, когда он, после того как Чарли заверил его, что будет его другом, окинул небрежным взглядом свою тушку ниже уровня плеч. Он светился. Вернее, у него сейчас светилось только сердце, но велика беда начало. Нонсенс! Сэр Уоттс либо ничего не видел, либо, в свойственной всем англичанам манере, предпочёл не акцентировать на этом внимание. Незаметным жестом, будто бы он застёгивал (и без того застёгнутые) пуговицы на пальто, он потрогал эту импровизированную иллюминацию. Руке в ореоле света сразу стало тепло и уютно. В воздухе почему-то запахло морем и горячим песком после дождя, книжной пылью, бергамотом и неуловимым запахом какого-то диковинного свежеприготовленного блюда. В ушах загудело, послышались тявканье лисы, ритмичное дыхание и монотонный голос, зачитывающий стихи. Макс поспешил убрать руку, и еле удержался, что бы не простонать разочарованно, когда нахлынувшие бурным потоком положительные эмоции разом свернулись и ушли, оставив лишь лёгкое покалывание на кончиках пальцев. Барабанщик тихо рассуждал на тему современной поэзии и «бесталантных писак» со всего мира, что каким чёртом решили окрестить себя поэтами, при всём этом перекладывая «это убожество» на «такую же убогую музыку» и в итоге мы имеем то, что имеем, а именно современную эстраду. Он не видел этого. Того, что здесь было. И было ли? Просто невозможно оставаться невозмутимо-равнодушным, когда при тебе начинает светится загадочный мужик с туманным прошлым, а потом буквально всё зримое пространство заполняют звуки и запахи… «Шурфа,» — услужливо подсказало подсознание. Мммда… Замечтался, называется. Если от его подавляемых желаний скоро все внутренние органы флюорисцировать начнут, будет вообще полный конец обеда. «А вдруг это опасно?» — не унималось подсознание. Что-то, что веет таким уютом и связано с нашим драгоценнейшим Мастером Пресекающим Дальнейшее Развитие Отношений? Ой, да брось. Шурф не может быть опасным. «Ты сам-то хоть понял, что сказал? Давай разберём по словам. Шурф. Не может. Быть. Опасным. Веришь?» «Для меня — не может, » — отрезал Макс и завершил внутренний диалог. Они уже подходили к дому.

***

Макс всерьёз заинтересовался этим своим свечением. Долго его разглядывал и стрелял в меня глазами, мол, может я объясню, что с ним. Потом полез туда рукой. Это он зря, конечно. Я еле удержался на ногах от внезапного чувства эйфории, как снег на голову свалившегося на меня от этого примитивного действия. Макс замер. Пространство вокруг нас заполнилось различными звуками и запахами. Кофе, сигаретный дым, бальзам Кахара и ветер с Тёмной стороны. Звонкий смех, перебор гитары, тихое сонное сопение. Интересно, что сейчас ощущает и слышит он? Поймёт ли он то, о чём я не смел даже заговорить с ним? Или же сочтёт это случайностью? Он резко убрал руку, я поспешил возобновить разговор примерно с того места, где мы закончили. Он внимательно слушал и даже хмыкал в правильних местах, только время от времени косился на свою нервно подрагивающую руку. Когда мы дошли до дома и устроились на кухне (он — с кофе, я — с чаем), Макс внезапно спросил: — Хочешь, я научу тебя играть в крак? Не поперхнулся чаем я только потому, что не умею. Я изобразил заинтересованность, мой друг всё понял без слов. — Это такая карточная игра. Скорее на удачу, чем на умение. Я в этом деле профи. Ну так, научить? — Было бы неплохо. В краке я не силён настолько, насколько это вообще возможно. Когда я под властью Рыбника в Кеттари продул все наши деньги, помню, Макс очень сильно удивился тому, что я чего-то не умею. Поэтому сейчас упустить шанс научиться играть в крак от самого ученика великого пройдохи Джуффина с моей стороны было бы кощунством. Карты он незаметно выловил из Щели Между Мирами. Колода была прямиком из Ехо и, судя по его недоумевающему взгляду, прямо из кармана его лоохи в Мохнатом Доме. Как и принято, на них были изображены Тайные Сыщики, Мятежные Магистры, самые выдающиеся из правителей, включая нашего и предыдущего Гуригов. Пиковым тузом был я в орденской мантии (раньше на этом месте изображали Нуфлина, но он, похоже, всем уже так осточертел, что, видимо, общество сочло мою рожу несколько более приятной). Примечательно, что трефовой шестёркой тоже был я, только в одеждах Ордена Дырявой Чаши и с головой какого-то бедолажки в руках. А червовым вальтом я был в виде Истины на Королевской Службе. Думаю, если бы я попал на Арварох, не приминул бы приписать это маленькое достояние в свой длиннющий титул. Макс был червовым тузом, Джуффин — бубновым, Лойсо — трефовым. Короли, как им и следовало, были королями… Так, впрочем, можно было бы перебрать всю колоду, но не думаю, что это было бы так интересно. Но вот там на кухне я ими загляделся основательно. Причём долго и любопытно вертел я себя любимого в современном варианте. Макс интропретировал этот жест по своему. — Я же говорил, что вы похожи, — самодовольно хмыкнул он. — Должно быть, он довольно значимая фигура, раз его на картах печатают… — безэмоционально ответил я, погружённый в процесс разглядывания условного изображение лиса на моём плече. — Значимая! Ха! Да он почти король! — И после этого ты возмущаешься, что он отдаёт всё своё время работе? — Я не возмущаюсь, — он смутился и бережно провёл кончиками пальцев по моему изображению. — Я скучаю. И не только сейчас. Всегда. Даже если мы только что попрощались, хочется… Позвонить и сказать какую-нибудь глупость, просто чтобы послушать, как он будет меня отчитывать. Или раздобыть где-нибудь редкий экземпляр интересной книженции, чтобы заманить его к себе вечером «на чашечку чая». Последнее время даже это не работает. Он грустно вздохнул, глядя на карту. Я уже дал себе смачную затрещину за то, что, оказывается, заставлял моего Макса так тосковать по мне. — Да что же мы всё это, уже второй вечер и всё об одном! — преувеличенно весело сказал он. — Давай я расскажу тебе правила. Играть будем… Ну, на деньги я не могу за отсутствием таковых, поэтому будем на раздевание! Это почти как покер… Через два часа, когда двенадцатая партия грозилась завершиться моей победой, Макс торжественно возложил напротив двух моих Гуригов двух тузов — себя и меня. — Могу согласиться на ничью, — смесь азарта, гордости и смущения на его лице была непередаваемо притягательна. — По правилам ты победил. Я печально вздохнул и снял с себя последний правый носок. Итак, на мне остались только трусы и обручальное кольцо, которое не снималось. Макс же распрощался только с джемпером, ремнём и левым ботинком, которые небрежно валялись позади его стула. Сдаётся мне, это он так пытался поддаваться. Мои же вещи были сложены ровной стопочкой на подоконнике. Радости эта гармоничная кучка, однако, не придавала. — У тебя почти получилось, — решил он меня подбодрить. — Можем завтра ещё раз попробовать. Ну чего ты? Надо же из-за такой фигни расстраиваться! — Я не расстроен. Я просто недоумеваю, как это получилось. Я следовал всем инструкциям, которые ты мне предоставил, я изучил механизм работы игры, но ни на шаг не приблизился к победе. — Глупости! Для новичка это очень даже неплохо! Я вообще в начале своей карьеры шефу месячное жалование проиграл! — Держу пари, что теперь ты у него часто выигрываешь. И причём делать это во всём городе можешь только ты. — Не, ну там ещё Сотофа есть… Но ей он точно поддаётся!

***

«Сэр Чарли Уоттс — поразительный парень! — думал Макс, калачиком сворачиваясь на диване в гостевой комнате, после того как в прямом смысле догола раздел вышеупомянутого сэра игрой в свой любимый крак. — Он как будто не от мира сего. Или просто я уже отвык от людей Мира Паука? Но клянусь всеми богами, что-то мне подсказывает, что в начале моей жизни в Ехо, я казался своим коллегам примерно таким же. Он не удивляется городу Ехо, в котором я якобы жил, не спрашивает, что за «крак» такой… Он просто пустил меня в свой дом на бессрочное существование, в конце концов! При желании это, конечно, можно объяснить их с Шурфом «зеркальным родством», но вот к примеру тот же Лонли-Локли, прежде чем пустить меня в своё личное пространство, долго принюхивался и прислушивался ко мне. Да и дружба наша, честно говоря, началась по моему незнанию традиций Мира Стержня. Сдаётся мне, что он вообще изначально не планировал со мной дружить. И уж только потом всё само собой завертелось, и ему от меня теперь не деться. Ну, только если я снова куда-нибудь не сбегу. И если вернусь. Чарли говорит, что если мы с ним дружили пятнадцать лет, и он ещё не открутил мне голову, то я ему не надоел. И никогда не надоем. Враньё. Шурф любит нечто необычное и интересное. А я уже давно в его сознании из «человека-загадки» преобразовался в «открытую книгу», после стольких-то обменов Ульвиара! Я уже давно понял, что он от меня что-то скрывает. Прячется, не договаривает, умалчивает. И это ещё и Истина! Что он прячет внутри себя? То, что я ему уже как собаке пятая нога, но в глаза он мне этого говорить не хочет? Совесть мучает? Возможно, я поступлю правильнее, если останусь здесь, с Чарли. Не в его доме, конечно, а просто рядом. Тем более, он почти такой же, как и Шурф, только ему я ещё пока не осточертел…»

***

Кошмары в смятенном разуме нашего Вершителя — гости, не сказать, чтобы совсем уж частые, но отнюдь не редкие. Во многих умных книжках пишут, что кошмары приходят из-за плотного ужина, низкой температуры в помещении, высокой температуры тела, отравления, недоедания, дневных переживаний… На последнее ещё можно было списать часть неприятных максовых снов, но в основной своей массе он должен быть благодарен за них двум милым леди из своего подсознания: совести и интуиции. Именно благодаря их работе сегодня ночью он ворочался и стонал, как безумец в больничной палате. Жар подключился уже во время сего действа, привнося в и без того не самое прекрасное самочувствие горячечный бред и желание поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Он и сам не смог бы сказать, когда он встал и на кой чёрт попёрся по квартире в поисках хоть единой живой души. О том, чтобы вспомнить, что он вещал, речи не может идти вообще.

***

Выпив ещё чашку кофе, Макс уполз на второй этаж спать. Я же поколобродил ещё полчаса и ушёл в спальню. Сон не шёл, поэтому я просто лежал и сверлил взглядом потолок, иногда отвлекаясь на часы. В темноте времени на них было не разобрать, потому что зрение обитателей данного мира не приспособлено к ночному видению. Однако не увидеть то, что дверь в комнату открывается я просто напросто не мог. Сверкнула молния и, в лучших традициях кино, осветила дверной проём. Вместо маньяка с топором или кровожадного привидение там стоял (кто-бы-мог-подумать) Макс. Трясушийся и вздрагивающий, заспанный, с закрытыми глазами, он немедленно юркнул ко мне в постель и вжался в меня всем своим телом. Всхлипывал что-то нечленораздельное, пытался придвинуться ближе. Удивлял тот факт, что всё это время он спал. Он был горяч, как печка. — Ну вот, — почти ласково прошептал я, — промок. Нагулялся под проливным дождём в лёгком пальто, сэр Вершитель? И что мне теперь с тобой делать? — Любить, — он сонно буркнул и завернулся плотнее в одеяло. — Ооох, когда я перестану это делать, небо рухнет на землю. Я обнял его, и положил руку на горячий лоб, пытаясь снять жар. Спустя две минуты он перестал трястись, а после и вовсе мирно засопел. А я и сам не заметил, как умудрился заснуть, спрятав своего Макса в плотном коконе рук. Как-то само собой мне удалось разделить его сон. Мир Пляжей. Кто бы удивился. Макс сидел у кромки воды и строил песочный замок. — И снова ты, — сказал он, не оборачиваясь. — Да сколько ж можно-то? Оглядев свои руки, я понял, что в сны идёт не человеческон тело, а сущность, поэтому руны были на месте. Хорошая такая у сэра Макса на меня реакция, ничего не скажешь. — Макс, я, конечно, прошу прощение за то, что ввалился в твоё сновидение без разрешения, но будь добр, объясни свои слова. Как я понял, я появляюсь здесь уже не первый раз, по твоему мнению, однако, я только что заснул, и не имел возможности до этого тебе присниться. Он наконец соизволил обернуться и посмотрел на меня холодным прищуром серебряных, как у Джуффина глаз. По спине пробежал холодок. Неплохой из него получился ученик, перенял почти все повадки Кеттарийского Охотника. — То есть ты — не глюк? — просканировав меня, спросил Вершитель. — Нет, а должен был быть им? — Ох, Шурфушка, нет конечно. Просто я сплю уже пару часов, и ты, точнее мой глюк в виде тебя, имел удовольствие мною подкрепиться раз шесть уж точно! — И ты не смог определить, наваждение я или нет? — Понимаешь, в чём загвоздка… — сказал он, и полез в Щель Между Мирами за сигаретой, дабы потянуть паузу. Нет, ну чем не Чиффа? — В последнее время мои наваждения во снах преобрели пугающую естественность, если говорить понятными тебе словами. А если говорить по человечески, то я чувствую их рядом с собой в точности так же, как и тебя! — Это нехорошо, констатировал я, присаживаясь рядом. — Да это просто конец обеда, как нехорошо! Я чуть в штаны не наложил, когда ты, то есть глюк, в первый раз меня укусил! Потом-то я уже понял, что это не ты, но укусы от этого менее болезненными не стали. — Прости. — Ну ведь это же был не ты! Или это «прости» относится к тому, что ты сейчас тоже начнёшь мной обедать? Ну уж нет. Сейчас как плюну! — В мои планы ни в коем случае не входило употреблять тебя в пищу. Мне казалось, мы это уже давно обсудили. — Ладно, верю тебе пока что. Сам знаешь, какой я недоверчивый, когда дело касается наваждений. — Да уж, помню, — я позволил себе усмехнуться, на что Макс снова одарил меня прищуренным взглядом. — Сам такой же. И не смотри на меня, как Джуффин на Мятежных Магистров, это, знаешь ли, неприятно. Сам начинаю ощущать себя будущим обедом. — Вот, теперь я тебе верю! — он улыбнулся и посмотрел в небо. — Одного понять не могу, зачем ты сюда припёрся? — Удостовериться, что с тобой всё в порядке. Мне, знаешь ли, не всё равно. Тем более, ты в этом Мире. Тем более, я послужил причиной твоего временного заточения. — Совесть мучает? — хмыкнул Макс. — Не без этого, — я вздохнул и пожал плечами. — К тому же, ты давно не присылал Зов. Я… Соскучился? — Ээээ, нет, дружище. Оправдывать свои внезапные визиты простейшим словом «сосукучился» — только моя прерогатива. А ты уж, будь добр, придумай что-нибудь своё. — Что ж, ладно. В таком случае мне показалось, что тебе может понадобиться моя помощь. Ты там, случайно, не заболел? — Всё возможно. Особенно с такой погодой, что царит там у меня третьи сутки кряду. — Промок и не высушился? — я укоризненно посмотрел на это бессовестное чудовище, которое отвёло взгляд и сделало вид, что старательно лепит ракушку к замку. — Можешь не отвечать, сам знаю, что да. Понимаю, если бы Мелифаро оказался тут, и не имел возможности пользоваться Очевидной Магией. Но ты! Макс, в конце концов, ты мог бы достать какое-нибудь сушительное устройство из Щели Между Мирами! — Ты лечить меня пришёл, или нотации читать? — Ты прекрасно знаешь, что я без этого не могу, — я развёл руками, после чего положил одну из них Максу между лопаток, а вторую ему на лоб. — Ты такими темпами не доживёшь до того дня, когда Коридор Между Мирами Стержня и Паука снова начнёт нормально функционировать. И это будет очень прискорбно, поскольку у меня уже сейчас чешутся руки оторвать тебе голову за эту твою рисковую выходку с побегом. — Ну так отрывай! Чешущиеся руки — важный аргумент. Тем более, что во сне она, я надеюсь, быстро отрастёт обратно. — Если она быстро отрастёт, это не научит тебя уму-разуму. А так, будешь её потихоньку заново выращивать, холить и лелеять, может поймёшь наконец, какая это ценная в обиходе вещь… — Вещь? — В твоём случае, это именно она. — Знаешь, в моём Мире был анекдот. Даже не анекдот, присказка: голова дана, чтобы её причёсывать и на ней бантики носить. Так вот. Мне она даже в этом смысле бесполезна! — Насколько я знаю, ещё ты в неё ешь. А вот вернёшься, подарю тебе набор бантиков и расчёску. Книжки тебе дарить бессмысленно, это я уже понял, твоей голове от них прока — мётрвый ноль. Так пусть хоть красивой будет. — И оторванной? — Точно. Поставлю её у себя в кабинете, и сам буду ей косы заплетать, — без тени улыбки огласил я свои намерения. — Тебе это я доверить не смогу — уж больно ты безответственно подходишь к вопросам личной гигиены и внешнего вида. — Знаешь, я уже начинаю завидовать этой своей гипотетической голове. — Да? И почему же. — Столько внимания от Великого Магистра, ещё и халявный доступ к лучшей камре в Соединенном Королевстве. А секретов абсолютной конфиденциальности сколько подслушать можно? Закачаешься! — Дались тебе эти секреты. Ты и так их если не первым, то вторым узнаёшь. А в остальном — у тебя разве не так? Недостаток внимания от Великого Магистра? Ты давай, к Хельне сходи и поинтересуйся у неё на досуге, сколько внимания уделяется ей. А она, прошу заметить, моя жена, хоть и бывшая по долгу службы. — А послушникам своим ты отдаёшься больше, чем нам обоим вместе взятым. И самозабвеннее. — Я не могу им не отдаваться. Они, если ты забыл, мои ученики. И отказать им я не могу… — По тому же долгу службы! — немного раздражённо бросил он, вырываясь из моих рук. — Ты совершенно прав. А долг этот я отдаю Джуффину, так как ему я, в отличии от некоторых не особо удачливых в краке Вершителей, должен не каких-то там сто лет своей жизни, а все триста. — Ой! — Вот именно, что «ой». Конечно, почти половину я уже отработал, но ещё одну половину он властен надо мной целиком и полностью. Он всё-таки мне жизнь в своё время спас. Не все, Макс, такие как ты — великодушные. «Ну спас и спас, подумаешь. И ты меня спасёшь, как время будет. А надо ещё, так зови. Примчусь быстрее Йохлимского ветра.» Разве не так? — Так. И у тебя — так. А кеттарийцы — народ практичный. Если есть возможность поиметь бесприкословного раба — они её не упустят. — Скажем так, не совсем бесприкословного. Вот, к примеру, ты уже который день прохлаждаешься в отпуске, в который шеф тебя не отпускал. А я, к твоему сведению, довольно долго «топал ножкой», как потом это окрестил сэр Халли, когда он решил сделать меня Великим Магистром. Причём топал так громко и истерично, что многострадальная стена его кабинета снова пошла трещинами. — Но ведь Магистром он тебя всё же сделал. И я, рано или поздно, вернусь. Оооой, уже сейчас чувствую, как он мне методично обрывает уши за дырку в Мире и самовольную отлучку. — Ты к нему попадёшь только через меня. И, что-то мне подсказывает, уже без ушей. — Ага! И без головы, которая будет стоять у тебя в кабинете, ухоженная, причёсанная и с дюжиной косичек, как у шиншийских принцесс. Макс захохотал и проснулся. Я проснулся вслед за ним.

***

К своему сильному удивлению, сэр Макс по пробуждению обнаружил себя отнюдь не на диване под клетчатым пледом, в который он так старательно вчера укутывался так, чтобы были равноценно укутаны и ноги, и плечи. Разлепив глаза он почувствовал тихое дыхание в шею и тяжёлую руку поперёк груди. Да он и сам хорош: вцепился в этого господина, как в спасательный круг, и напускал ему слюней на плечо. Когда Макс попытался аккуратно выбраться из-под давящей конечности, сэр Уоттс приоткрыл сонный левый глаз и буркну что-то наподобие «с добрым утром». — Извини, что разбудил. Ещё и ночью небось припёрся. В повседневной жизни я так-то ночами не маньячу, просто… Не знаю, наверное, кошмар приснился. — Да. Тебя кто-то ел. — И не единожды, — Макс скривился от воспоминаний о том, как Шурф кусал его в плечо и отрывал кусками мясо от живота и бёдер. — Врагу не пожелаешь таких реалистичных кошмарищ. Хвала Аллаху, что всё закончилось. — Сэр Фрай, вы не откажите мне, если я попрошу вас сварить мне кофе? — Конечно же нет, сэр Уоттс! Самому сейчас кофе необходим как воздух! Кстати. У тебя звонит телефон.

***

Номер неопределён. Занятно. — Да? — спросил я заспанно. — Уж не чаял услышать твой голос, дружочек! — бодро проговорил в трубку знакомый, но такой несвоевременный, голос. — Это что ж это вы, господа, делаете, а? И Сотофу подключил, молодец. — И вам хорошего утра… Шеф. — Хорошего, хорошего, бессовестный. Ну хоть не делаешь вид, что не узнал, на том спасибо. А вот Рыбник твой — актёрище! Только прокололся в одном моменте. — Интересно было бы узнать, в каком? — Он мне сообщил, что исчезновением нашего драгоценного Макса уже занимаются Сотофа и Мелифаро, а ты бы предпочёл вернуться к работе в Ордене. Я готов был поверить в то, что вот-вот ты попросишь меня что-нибудь придумать с Иафахом, пока ты нашего страдальца вызволяешь из очередной задницы, а ты — бац — и на работу. Очевидное враньё. Ай-ай-ай, такая Истина, а так бесталантно брешет. Ну и где вы, бездельники? Я бросил взгляд на Макса, топчущегося в дверях. — Здесь. — Правильный ответ. Но не полный. — Раз у меня есть телефон, как вы думаете? — Ууу, голубчик. Много что можно подумать. Я грозно зыркнул на Вершителя, тот засмущался, прикрыл дверь и пошёл вниз по на кухню. — На максовой мнимой родине. — Вот это его занесло! А что так долго? — Вам Махи ещё не сообщил? — Знаешь ли, сэр Шурф, мы не имеем привычки болтать по вечерам за чашечкой камры и обсуждать сплетни Межмирья. — Очень даже зря, потому что вы пропустили довольно занимательное событие, такое как попытка этого Мира раствориться в Хумгате. И пока Махи заделывает дверь, мы не можем вернуться. — А через другой Мир транзитом — никак? Ты давай мне, зубы не заговаривай. Эти твои муримахские остолопы, конечно, изрядно потрепали тебе нервы, понимаю, отдых в хорошей компании необходим, но отлынивать от работы на столь долгий срок – кощунство с твоей стороны, о Благостный и Единственный. — Я вас понял, сэр. Как только удастся уговорить Макса, мы вернёмся домой. — Подожди. Что значит «удастся уговорить»? — Ему тут… Понравилось. — В Мире Паука?! — Не без помощи Махи… И моей. — Уговаривай давай, пропагандист пацифизма. Я вас жду. Мне нужна моя Ночная Задница. Желательно, ещё вчера. Джуффин бросил трубку. Ну что ж. Придётся сегодня сосредоточится на серьёзном разговоре, которого я так избегал. Макс на кухне уже разливал чёрный ароматный напиток по кружкам. — Нет ничего лучше горячего кофе по утрам, особенно в такую холодину! Представляешь, я вчера успел простыть, пока шлялся весь день в поисках временного пристанища! Надеюсь, что я тебя не заразил, потому что это на мне всё как на собаке заживает, а вот тебя вылечить — довольно продолжительный и трудоёмкий процесс. Ты что не пьёшь? — Надо собраться с духом. — Очень даже зря ты так о моём шедевре! Я даже для себя так ни разу не старался. Глядеть на театрально обиженную моську Макса не было сил, поэтому я аккуратно поднял чашку и сделал глоток. Как меня не перекосило, тот ещё вопрос, потому что крепкий кофе мне всё больше и больше начинает напоминать яд. Как же хорошо, что яды на меня не действуют! Вывод: от «временного пристанища» души пристрастие к определённому виду пищи не зависит — во всём виноват менталитет. — При всём моём уважении к тебе и этому напитку, мне всё же больше по душе чай. — Ты сам просил, между прочим. — Да, и ты неплохо постарался. По крайней мере, это — один из лучших кофе, что я пробовал за свою долгую жизнь. — Потому что у Франка ты готовил вкуснее. — Но яд — он яд и есть. — Всё бы вам моим кофе поплеваться… — пробурчал горе-кофевар, но в уголках его губ промелькнула тень улыбки. Болтать с таким Максом, уютным, домашним, почти круглосуточно, не отрываясь от грешных отчётов, а именно тогда, когда нам обоим этого хочется, было очень притягательно. Наверное, я смог бы жить здесь, с ним наплевав на свой Орден и на Джуффина в первую очередь, не выдав ни единым действием своей истинной сущности, но так нельзя. Макс завоет от тоски здесь на исходе второй недели, а так не пойдёт. Но можно же хотя бы напоследок побаловать себя этими непринуждёнными разговорами и задушевной близостью? Решено. Сегодня после выступления у Махи я с ним поговорю начистоту. И пусть потом делает со мной что хочет. Хоть голову отрывает и косички на ней плетёт.

***

— Признавайся честно, что ты с ним делал всю ночь? — спросил у меня Махи, хитро прищурившись, как только я вошёл в бар. Появился я там, вопреки своему обыкновению, не чуть позднее полудня, а около шести часов вечера. Людей всё ещё почти не было, если не считать мило воркующую парочку, сидящую за столиком возле сцены, которая пришла, видимо, заблаговременно, для того чтобы никто до них не занял вакантные места. Я прошёл до стойки и непонимающе посмотрел на кеттарийца. — Что вы имеете ввиду? — А то, сэр Шурф, что Миру до равновесия остался один благотворительный концерт и пара искренних улыбок. Вчера из твоего Вершителя оптимизм бил ключом, прерываясь, кажется, только на отвлечёнрые мысли о вечном. — Ничего противоестественного я с ним не делал. Сначала он пытался научить меня играть в крак… — Ну-ну. Это тебя-то? В моём Кеттари трактирные завсегдатаи до сих пор вечерами вспоминают твой триумф. В обратную сторону, разумеется. Сэр Горатта Шитаром после дюжины партий с тобой купил себе новый дом на берегу реки. Это так, если тебе интересно. — Хочу заметить, что тем, кто играл после этого с Максом повезло меньше. — Это точно! И неужели у него старая добрая карточная игра вызвала столько удовольствия? — После он уснул. И я имел наглость ему присниться. — Тогда это многое объясняет. Кстати. Мне сегодня звонил один интересный человек… — Мне он тоже звонил. От него даже в чужом теле в другой реальности не скроешься. — Ну так, моя же школа! Я думал, ты с его пинка здесь ошиваешься. А ты и ему врал, получается? Я промолчал. Глупо говорить очевидные вещи. Особенно, если тебя за них уже отчитывают. Махи только покачал головой. Удивительный человек, этот кеттарийский шериф! Всё понимает, никому не мешает, но если что-то действительно не так, удушит одним взглядом. Думаю, тот взгляд, что был адресован мне, вряд ли можно назвать удушающим. Поэтому я молча пошёл за барабаны. Свой последний концерт я должен запомнить надолго. Запомнил. Ричардс чуть не сжёг сцену, Мик чуть не сжёг Ричардса. Взглядом, правда, но даже рядом с установкой жареным запахло. Играли всё вперемешку: и старое, и новое, и своё, и перепетое. Публика неистовствовала, Махи улыбался в свои рыжие усища, Макс пил кофе, чёрный, как душа грешника. Завершив выступление композицией «The Rain Fall Down», так сказать, в честь остаколебавшего всех вечного дождичка, музыканты, как и многие посетители, начали медленно разбредаться. Я же устроился на привычном месте, только вот Макса нигде поблизости не было. Я адресовал кеттарийцу вопросительный взгляд. — Вышел твой незабвенный воздухом подышать. Минут двадцать назад. Я кивнул и поспешил к выходу. В спину мне прилетело ворчливое кряканье: — Через заднюю дверь. Вылетев во двор, я почувствовал неладное. Крейсерским шагом я пересёк двор и остановился как вкопанный. Макс без зонта, в распахнутом пальто стоял под проливным дождём, который так невовремя решился наконец пойти в полную силу, облокачиваясь на мокрое старое дерево и нервно перебирая из руки в руку тлеющую сигарету. — Ты снова промокнешь и простудишься, — как-то само вырвалось у меня. — Переживу, — буркнул он, разглядывая дым от своей сигареты. — Зачем переживать что-то, чего можно было просто избежать? — Новый опыт, — он истерически хохотнул и дрогнул плечами. — Новый опыт, от которого я ни в коем случае не смею отказаться, каким бы он ни был. Видимо, это заразно. — Заразился бы ты рассудительностью и практичностью, цены бы тебе не было, — клянусь, этот отчаянный тон голоса Макса начинал меня раздражать. И дыхательная гимнастика мне теперь, почему-то, совершенно не помогает. — Тем более, простуда — не такой уж и новый опыт, если ты утверждаешь, что переболел ей ещё сегодняшней ночью. — А можно болеть по разному! Можно вылечиться одним единственным прикосновением, а можно неделю валяться под одеялом, бредить и лихорадить! До второго варианта я пока ещё ни разу не доходил. Вот возьму, и буду теперь полностью игнорировать первый способ всеми правдами и неправдами! — Тогда ты будешь очень сильно расстраивать тех, кому ты дорог. — А кому я дорог? Тебе? Не смеши! Мы знакомы три дня! Шурфу?.. Если бы я был ему дорог, он бы был здесь, со мной, а не отговаривался по Безмолвной Речи и в снах, дескать, я по тебе скучаю, но, будь добр, посиди ещё чуток в далеке, я как раз хотел от тебя отдохнуть, а тут такой повод! Он с силой ударил по дереву, обрушив на свою горемычную голову всю накопившуюся на листьях воду, и взглянул в непроглядную тьму двора. Всё бы ничего, но по классике Ницше (которого я знал ещё с натасканных Максом в Мир Стержня книжек), тьма взглянула на него в ответ. Страхолюдская такая тьма. Чешуйчатая и шипастая, метра три в высоту, на погнутых задних лапах и с адским пламенем в безэмоциональных красных глазах, постепенно начинающая приобретать свои формы от пристального взгляда Вершителя. Интересно, это так выглядят сны алкоголика по мнению сэра Махи Аинти? Послать Зов кеттарийскому шерифу было сложнее, чем жонглировать камнями Холоми, прыгая на одной ноге. Однако я это сделал и получил незамедлительный ответ: «Чего тебе, самоубийца, только быстро.» «Не могли бы вы описать внешность ваших любимцев из Хумгата.» «Мальчик, Хумгат на то и Хумгат, что там никто никак не выглядит. А мои ребята в населённый Мир попасть не могут, специализация у них не та.» «Спасибо, буду иметь в виду.» Пока я выжимал из себя соки дружеской беседой с Махи, эта тварюга успела подползти к Максу на пару несмелых шагов. Рассудив, что если это не «условно безопасные» подопечные кеттарийца, то данная рычащая субстанция может оказаться недоброжелательно настроенной, я, не дожидаясь, пока Макс сообразит, что надо что-то делать, прищёлкнул пальцами и запустил в зверюгу убийственно-белый Смертный Шар. Тварь взревела и повалилась навзничь. Макс наконец-то пришёл в себя. — Шурф… — Вот видишь, Макс. Выходит, не всё так ужасно, как ты себе представлял. Я подошёл к нему и нерешительно обнял со спины. Он недоверчиво оглядел мои руки и, чуть повернув голову, на грани шёпота сказал. — Всё это время это был ты. — Я. — И ничего мне не сказал! — Прости, у тебя была не слишком адекватная реакция на моё имя, поэтому я побоялся раскрывать все карты сразу… — Господи, сколько я ерунды тебе наговорил! — казалось, он меня вообще не слушал… А, нет, слушал. — Постой, ты сказал «побоялся»? — Да. Что ты снова убежишь. — Но ведь Хумгат… — Только между Ехо и Миром Паука. Ты мог в любой момент убежать в другое место… — И об этом ты тоже молчал?! — Но я не смог бы попасть туда вслед за тобой. Понимаешь, я сейчас — почти тот же Чарли Уоттс, только в одной его голове уживаются сразу две памяти: обо мне, как о колдуне из другого Мира, и обо мне, как о местном барабанщике. Я сейчас не в силах даже сигарету от пальца подкурить, о том, чтобы шастать по разным Мирам, и речи быть не может! — Но ты ведь только что… Как?! И вправду — как? Ответ один. — Ты моё Сердце Мира, Макс. И, прости, я снова использовал твою силу чуть выше нормы. Он наконец повернулся ко мне лицом. Долго и пристально изучал меня, а потом уткнулся в плечо и разревелся. — Дырку надо мной в небе! Шурф, я такой идиот! Я тебе все нервы вытрепал! Я не хотел… Вернее, хотел, но как-то машинально. Я просто… — Я уже слышал. Не надо повторять. Но… Макс, ты серьёзно не обижаешься на меня за то, что я… Бессовестным образом пытался втереться тебе в доверие от лица совершенно чужого человека? — Ну и что? Ты был рядом, Шурф, понимаешь, рядом. А я, дурак, всё истерики тебе ходил закатывал. Шурф такой, Шурф сякой, беспринципный трудоголик… — Макс, прошу, прекрати. — Я всего лишь хочу сказать, что ты не такой. Ты самый важный мне человек. А я эгоистичная истеричка. — Знаешь, друг мой, — шокированно произнёс я, гладя его по всклоченной мокрой голове, пытаясь успокоить, — мне иногда кажется, что я тебя не достоин. — Уж прости, но именно такого меня ты и достоин. Терпи и бери, что дали. Я отстранил его от себя и высушил одним прикосновением. Всё-таки горячечный бред от этого нерадивого птенца мне не прельщает даже в виде нового опыта. — Пойдём домой? — спросил я, снова пряча его собой от дождя. — В Ехо? — Куда захочешь. — А что будет здесь, после того, как мы уйдём? — Ничего особенного. Сознание Чарли через Коридор Между Мирами возвратиться в его тело, а моё — в моё. Но для этого ты должен в Хумгате крепко держать меня за руку и верить, что я — это именно я. Ты же веришь? — А как иначе-то? Так хорошо мне бывает только с тобой. А вообще, Шурф, мы можем пойти не в Ехо, а, скажем так, на разведку в какой-нибудь другой Мир? — Надеюсь, не на постоянное место жительства? — Нет! Ну хоть одним глазком заглянуть? — Я когда-либо был способен тебе в этом отказать? — я потрепал его по волосам и протянул ему руку. Он ослепительно улыбнулся и переплёл наши пальцы. — Нам не нужна какая-нибудь дверь? — Дверь? Ах да, дверь… Зачем она нам. Помнится, ты рассказывал, что сам когда-то был дверью в Хумгат. Так почему бы нам не вспомнить про это твоё занимательное свойство? Тем более, в бар я возвращаться больше не хочу. Куда ты хочешь отправится? — Даже не знаю. Но я точно знаю как минимум три места, в которые я не хочу. Макс понимающе кивнул, прикрыл мне глаза ладонью, и с тихим выдохом мы провалились в Хумгат. Сначала Хумгат был просто Хумгатом, если, конечно, к этому удивительному магическому явлению применима характеристика «просто». Потом из двери, несомненно принадлежащей Ехо, вылетела искорка и полетела к нам. Я почувствовал, что точно такая же сейчас отделяется от меня, и, как только она вылетела, понял, что исчезаю. Что я больше никто: ни Чарли, ни Шурф, ни Рыбник. Я уже начал растворяться в темноте Хумгата, как вдруг почувствовал стальную хватку Вершителя на своей руке. Искра, что вылетела из Ехо со всей скоростью влетела мне в грудь, а та, что вышла из меня, понеслась обратно в Мир Паука. Внутри меня будто бы произошёл взрыв, после которого мгновенно наступила идеальная гармония. Я — снова я. И это прекрасно. На секунду я вспомнил, что недавно нас попросили доставить в Ехо дракона. А ещё я давно хотел посмотреть на горы. Почему я об этом подумал именно сейчас, я понять не успел, так как нас с огромной скоростью начала притягивать одна из дверей. Как только мы осмыслили себя на твёрдой земле, нас тут же обдуло ледяным ветром, а в морду прилетела не одна дюжина снежинок. Я открыл глаза. Мы обитали на заснеженной равнине, расположенной в кольце высоких разноцветных гор. Красиво, не поспоришь, но уж больно холодно. Сразу сообразив, что если мы здесь задержимся, то замёрзнем насмерть, я наслал на себя и на Макса согревающие и высушивающие чары. — Итак, — сказал он, оглядываясь по сторонам с нескрываемым восхищением в глазах, — знать не хочу, чьему желанию мы обязаны этим прекрасным местом, но я доволен. — Правда? — с недоверием спросил я, так как даже сквозь тепло от заклятья я чувствовал холод ветра. — А тебе не нравится? Это же снег, Шурф! Столько снега! В Ехо такого нет! А после того противного дождя, так вообще сказка! Он повалился на снег, зажмурился, захохотал, затем открыл глаза, резко замолчал и уставился в небо немигающим взглядом. — Шурф. — прошептал он на выдохе. — Шурф, это неописуемо… Это… Так красиво! — Ты сейчас снова промокнешь, замёрзнешь и заболеешь, — укоризненно проворчал я. — А ты меня высушишь, согреешь и вылечишь. И себя заодно. Я взглянул на него недоумённо, а он вдруг дёрнул меня за полу магистерской мантии, в которой я здесь оказался, и повалил на снег рядом с собой. Сначала я зажмурился, а потом, открыв глаза, увидел ясное бирюзовое небо, по которому, словно звёзды, летели снежинки, которые ветер сдувал с гор. Озноб мгновенно пропал, осталось лишь чувство восхищения, заполняющее всё сознание. — И правда. Красота. — Я же говорил… Он нерешительно положил свою руку поверх моей и чуть сжал пальцы. Я повернулся к нему. Абсолютно счастливый, лохматый, воодушевлённый, он порождал в моём сердце бесконечный поток эмоций, начиная от нежности, заканчивая безграничной любовью к своему немного придурковатому, отчаянно-безрассудному и до невозможности искреннему существу. Он поймал мой взгляд и повернулся, вопрошающе заглядывая мне в глаза. Я просто пожал плечами и склонил голову к плечу. — Ты сказал, — прошептал он, чтобы не спугнуть это чувство уюта, обволакивающее нас, — что цвет моих глаз зависит от настроения. Какой он у меня сейчас? Что это значит? — Золотой. Спокойствие и счастье. — И ты можешь знать, что я чувствую, просто посмотрев мне в глаза? — Не всё. Я ещё не разобрался с некоторыми оттенками. Бирюзовый и фиолетовый ставят меня в тупик. — Ещё одна неразрешимая загадка для любителя неразрешимых загадок! Когда узнаешь, скажешь мне? — Непременно. Я ещё раз взглянул в его золотые глаза, и меня посетила одна невесёлая мысль, которая тут же решила вырваться на волю. — Не понимаю, как ты можешь быть таким искренне-спокойным рядом со мной? — Ты о чём? — он приподнялся на локте и нахмурился. Глаза стали окрашиваться в голубой — активный мыслительный процесс. — После того, как я напал на тебя в Иафахе… — Забудь об этом! — Макс, я безумец. Псих, который делает вид, что держит всё под контролем. Я могу сорваться в любой момент в свою бездну безумия и потащить тебя за собой. Я сделал это однажды. Я тебя обидел. Я не могу ручаться, что не сделаю этого вновь, потому что это от меня почти не зависит. Единственное, что я могу сделать, это снова нацепить на себя маску «Мастера Пресекающего» и обрубить все эмоции, но… — Но я буду против и тебе самому это не нравится, — выдохнул он, потирая переносицу, при этом его глаза начали окрашиваться в карий — моральная усталость. — Шурф, я знаю, что ты никогда не сделаешь мне плохо, и в этот раз ты пытался меня остановить от необдуманного поступка, ты хотел не обидеть меня, а помочь. А я — дундук — психанул и громко хлопнул дверью в другой Мир. Во всём, что произошло, виноват только я, мой эгоизм и недостаток внимания. Не меняй себя, бога ради. — Один, всё же, пунктик в себе мне придётся изменить. — Какой? — (зелёный — любопытство). — Нужно переставать быть таким трудоголиком, про которого даже при рассказе чужим малознакомым людям сначала говорят о том, что он трудоголик, готовый за что-то новенькое продать гипотетические души своих близких, а потом уже — что он хороший друг. — Хах, это точно. Глаза его снова стали золотыми, и он расслабился и лёг обратно в снег. — Макс, а у тебя есть мечта? Не такая вершительская, «хочу и будет, желательно, прямо завтра», а на всю жинь? — Я… — он погрустнел, покраснел, побледнел, и глаза стали малиновыми — смущается. — Когда придёт мой смертный час, я хотел бы умереть на руках любимого человека. И не смотри на меня так осуждающе, — буркнул он, отворачиваясь. — Это конкретный человек? — Д-да, — заикаясь, кивнул он. — И я знаю, что хотеть этого — слишком по-свински с моей стороны, так как какие бы он чувства ко мне не испытывал это обязательно сбудется — раз, это будет для него сильная моральная травма — два. Но ничего не могу с собой таким эгоистичным поделать. Я уже умирал, Шурф. Несколько сотен раз. И в одиночестве, и в обнимку с красавицей, и в обнимку с чудовищем. Но с ними, как и в одиночестве, я не мог… Уйти самим собой. Мне нужен именно этот человек… А вообще, забудь. Это место просто не создано для того, чтобы говорить здесь о смерти. Давай просто… Помолчим. Это лучше, чем скорбные речи. Он отвёл глаза и устремил взгляд в небо. Молчание и вправду лучше любых бесед. Когда знаешь, о чем поговорить с человеком, — это признак взаимной симпатии. Когда вам есть о чем вместе помолчать, — это начало настоящей дружбы. Кажется, я где-то это читал. Возможно, даже у Макса… Тем временем его рука снова вернулась на мою, и осторожно поглаживала выпуклости рун. Ч-чёрт… Макс, что же ты со мной творишь?! Интимный момент прервал истошный вопль какого-то зверя прямо с неба. Макс вздрогнул и сел, ища взглядом нарушителя спокойствия. Крик повторился, и мы увидели, как со стороны фиолетовой горы к нам стремительно приближается дракон. Огромный и фиолетовый. — Шурф, ты тоже это видишь, да? — Если ты имеешь ввиду большого чешуйчатого гипотетически огнедышащего змия, то да. — Нам конец? Если мы сейчас умрём, шеф нас убьёт! Я не стал ему говорить, что это взаимоисключающие положения, завороженно глядя на дракона, уже идущего на посадку. Он сел в паре метров от нас, звучно гаркнул, после чего принюхался и склонил голову на бок, как заинтересованный пёс. Макс вскочил первым, протянул мне руку, помогая подняться, и поспешил к змею, видимо, для себя каким-то способом определив, что не опасен. — Шурф, а он хорошенький! Ты смотри, почти как кот! Вершитель уже чесал его за ухом, когда я подошёл. — Добрый такой! И симпатичный! Давай его заберём? — Ну, для начала, хочу напомнить, что нам надо его забрать, потому что так просил шеф. Однако, не думаю, что будет легко спрятать его в пригоршню… — Слушай, а как ты думаешь, дракон может пролететь через Хумгат? На этом слове это фиолетовое чудо повело ухом и заинтересованно выгнуло бровь. — Я не уверен. И это опасно… Макс, что ты творишь?! — Залезай! — скомандовал он, усаживаясь на услужливо предоставленной шее чудовища. — Будем проверять! Я ещё раз окинул эту картину взглядом, прикинул, что падать с летающего существа будет довольно больно, но всегда есть возможность уйти из полёта Тёмным Путём или, ещё лучше, сразу в Хумгат, но, увы, без презента леди Сотофе. Всё равно Макса с него уже не ссадить никакими увещеваниями, посему я уселся впереди и приказал Максу крепче держаться за меня. — Ну что, дружок, прокатишь нас до Ехо? — шепнул я на ухо дракону. Он заурчал, расправил крылья и, пару раз взмахнув ими, взмыл в небо, начиная нарезать круги для разгона вокруг гор, которых здесь было бесчисленное количество. И чем выше мы поднимались, тем сильнее сжимались пальцы Макса у меня на рёбрах. — Всё в порядке? — крикнул я за спину. — Да… нет… не знаю! Я вспомнил, что, вообще-то, боюсь высоты! А мы сейчас… В общем, это считается «порядком»? — Ничего не бойся. Думаешь, пока я рядом, я позволю тебе упасть? Он ничего не ответил, но его хватка начала понемногу слабеть. Дракон уже летел довольно быстро и высоко. — Пора! Нам нужно в Ехо! Змей заурчал, сильно взмахнул крыльями и устремился прямиком в небо, которое внезапно сменилось темнотой Хумгата, а затем стало обычным небом над Хуроном. — Мы дома!!! — Радостно закричал Вершитель, всплеснув руками, забывшись, что в данный момент летит на огромном ящере. — Ой, мамочки, высоко-то как!!! — Вниз не смотри, — прикрикнул на него я. — А куда смотреть? — спросил он непонимающе. И вправду, куда можно смотреть, если впервые в жизни тебе удалось полетать на драконе, а ты боишься высоты? — Не знаю. Смотри на дракона. Или на меня. Он замолчал, а спиной я почувствовал его внимательный взгляд, устремлённый мне в затылок. — Между уникальным магическим существом и мной, ты всё же выбрал мой профиль, — заметил я, как бы невзначай. — Не насмотрелся ещё? — Дракон тоже снизу. — Придётся лечить тебя от боязни высоты методом дракона. — Э-э-это как? — Будем с тобой на нём летать иногда. Для профилактики. Как на Пузыре Буурахри. Только ты — спереди. — Ты меня решил в гроб вогнать?! — Нет, я решил лишить тебя возможности отговариваться от посиделок на крыше Иафаха твоим страхом высоты. — Бессердечный, меркантильный, ужасный!.. — Макс, знаешь, сколько раз за свою жизнь я успел выслушать все эти комментарии в свой адрес? От того же сэра Мелифаро, когда я учил его колдовать. Только ты забыл упомянуть «угрюмый», «безэмоциональный», «зверствующий» и «бескомпромисный». И, в дополнение ко всему прочему, извратить мою фамилию до неузнаваемости. — А вот это не надо! — заржал Макс. — Как бы он твою фамилию ни каверкал, узнать её можно всегда. Я лишь устало вздохнул, когда на переферии призывно замаячили башни Иафаха с гордо развевающимся бело-голубым флагом. — Мальчик, нам туда! — обратился я к понятливому зверю. Может быть мне это показалось, но вышеуказанный зверь кивнул и, ускорившись, устремился к резиденции Ордена. Покружив, для приличия, над замком, он пиземлился аккурат возле явного входа, где девочки Сотофы уже отпаивали упавших в обморок дежурных своими секретными настойками. Сама же главная ведьма стояла, скрестив руки на груди, следя за тем, как я слезаю с дракона и спускаю вниз Макса, судорожно цепляющегося за мои руки. Странно, как он вообще умудрился на него залезть без посторонней помощи. Как только наши ноги коснулись земли, рядом с Сотофой появился Джуффин. — Незабываемое возвращение блудного сэра Макса. Акт девятый*. Надеюсь, не последний. И что юбилей мы будем праздновать не скоро, — он перевёл глаза на наше средство передвижения. — Симпатичная зверюшка. Где нашли? — Да есть такое местечко… — замялся Макс, — я понятия не имею, как оно называется, но там много гор, много снега и очень-очень холодно! — С тобой, сэр Макс, мы позже поговорим. Хотя, то, что тебе не влетело по первое число от Махи уже чудо. Чуть не схлопнуть два Мира одной истерикой! И Шурф хорош: вместо того, чтобы сразу же сообщить мне побежал за старинным, запрещённым, между прочим, ещё до введения Кодекса, зеркалом и ускакал в бессрочный отпуск! Если бы ты не был важной государственной фигурой, я бы откусил тебе голову! Дракон, кажется, вырос в размерах, закрыл крыльями нас с Максом и яростно начал раздувать наздри. — Тише, — я погладил его по внутренней стороне крыла. — Это наш друг. Он так шутит. Он успокоился, внезапно стал размером с котёнка и уселся мне на плечо. Макс удивлённо захлопал глазами, я сделал вид, что так всё и должно быть и обратился к Сотофе: — Леди Ханемер, вы, кажется, просили дракона. И мы его принесли. Точнее, он нас принёс, но это формальности. — Я не могу у вас его забрать, — она улыбнулась и развела руками. Мы с Максом переглянулись и одновременно спросили: — Это почему? — Потому что это ваш дракон. А Джуффин обещал мне показать своего, — Сотофа заметила непонимание на наших лицах, но вместо объяснения просто махнула рукой. — Это долго объяснять. Но этого дракона нашли вы, и теперь он именно ваш. Общий. Уже придумали имя? Мы снова переглянулись и хором, улыбаясь, ответили: — Чарли! Змей довольно заурчал и перепорхнул на плечо Вершителя, потираясь своей рогатой головой о максову шею. Все засмеялась. ______________ * автор посчитал «незабываемыми» возвращения после: 1)убийства Кибы Ацаха в Кеттари 2)исчезновения из Хурона после инцидента с зелёными водами ишмы; 3)полугодового исчезновения Макса из Ехо с его приключениями в образе доперста; 4)поездки к родственникам Хельны; 5)Тихого Города; 6)покатушек на поезде с Агатой; 7)спасения Шурфа от «тумана» в части «Сквозь Тьму»; 8)после поцелуя Шерин-Ширен-Шан в части «Сновидения и сновидцы». *** Сэр Уоттс стоял в кабинете Начальника Малого Тайного Сыскного Войска и уже готовил оправдательную речь, что он вообще ни при чём, он старый больной человек из другого Мира и вообще, сейчас бы лучше пил чай у себя дома, чем разбирал какие-то непонятные документы в каком-то непонятном Ордене. Пристальный взгляд и молчание того самого начальника речи готовиться основательно мешали, поэтому он сдался и посмотрел в глаза Джуффину. Шеф уже было открыл рот и приготовился отчитывать, правда, больше Рыбника, чем несчастного барабанщика, как тот взял и исчез с хлопком прямо у него из-под носа. Чарли не увидел, но почувствовал, как проносится сквозь тьму, и сразу же очутился под проливным дождём во дворе какого-то бара. Что самое обидное — без зонта, который он, кажется, оставил в машине. Чарльз вспомнил, что было здесь, пока его телом владел Лонли-Локли, и улыбнулся воспоминаниям о сэре Максе. Он был забавным. Если бы Чарли не было под восемьдесят и у него не было бы жены и дочери, он бы, возможно, этим юнцом тоже бы заинтересовался. Хотя нет, бред, он был бы ему неплохим другом, но ничего больше. Кивнув своим мыслям, он облокотился о ствол большого дерева, достал из кармана сигарету и, не найдя спичек, не заметил, как прикурил от огонька на своём же пальце. — Уо-о-оттс! — послышался крик Бренды. — Уоттс, мать твою за ногу! Снова сбежать решил? Ты нас динамишь с пьянкой уже третий день! — Ни в коем случае! Сегодня выпивка с меня, ребята, — выпуская дым и выходя на свет, сказал он. — Жена уехала в отпуск, друг уехал домой… Можно считать, что я сегодня полностью свободен! — Ну, неужели! — эмоционально всплеснул руками Мик. — Я думал, этот белобрысый хрен с тобой до гроба. Где ты его вообще раздобыл? — Да так, старый знакомый… — Старый? — ухмыльнулся Ричардс. — По нему не скажешь. Кстати, — он указал на сигарету, — ты, кажется, бросил лет двадцать назад? — Да? — Чарли удивлённо уставился на тлеющий бычок, — А, ну, да. Завтра снова брошу. Гитарист недоверчиво хмыкнул. — Ну ладно, ладно, — примирительно замахал руками Ронни, — что вы набросились на человека, который обещал нам алкоголь?! Тем более, зная нашего Чарли, это будет нечто сверхизысканное, в отличие от пива, которым нас два дня подряд поил Мик. — Мне виски! — встрял Кит. — Вы — как хотите, а мне виски! — Ну виски так виски, — пожал плечами барабанщик и направился внутрь бара. Компания музыкантов двинулась за ним.