Глаза Правды

«Ты готов?» «Знаешь, я не хочу опоздать на прослушивание, на которое убил столько времени». Эдд торопливо поднимался по лестнице, ведущей к квартире Тома, параллельно читая присланные им сообщения. Гоулд не видел смысла отвечать на них, ведь он все равно был почти у цели, а до непосредственного прослушивания оставалось больше двух часов. Спешка была ни к чему, но они оба спешили. Да, все должно было закончиться сегодня – все эти безумные приготовления, переживания и неопределенность. Оставался только один вопрос: пройдет или нет? Дорога до места, где будет получен ответ, занимала полчаса, если добираться туда на метро. На такси ни у одного из них лишних денег не было. Риджуэлл с самого утра заваливал Эдда письмами по электронной почте, нервно писал ему в «Инстант Мессенджер» и вообще с вечера настаивал на том, чтобы Гоулд заночевал у него на раскладушке, оставшейся с худших времён, и уж точно не смог случайно проспать, но Эдд вежливо отказался, аргументируя это тем, что Эдуардо и так использует хрупкое телосложение и внешность Гоулда как основу для создания глупых слухов о его ориентации, а подтверждать их не было никакого желания. На самом деле, причин отказаться было предостаточно. Гоулд не хотел вспоминать, как жил у Риджуэлла, когда ему было восемнадцать, какие ужасные вещи он увидел за весь тот год в целом. Ему хотелось верить, что сейчас все хорошо. Но почему-то раньше он чувствовал себя лучше – было здорово просто находиться наедине с другом все свободное время. Можно было общаться всю ночь напролет, а потом, ещё до рассвета, вставать и вместе бродить по пустым улицам города, окольными путями добираясь до университета Эдда. Ностальгия давала о себе знать. И Эдду это не нравилось. Вспоминать – опасное занятие для него, потому что прошлое должно всегда оставаться в прошлом, ведь оно затягивает. («Так что же я сделал не так?») Будущее – отдельная, страшная тема, которая давит на психику похлеще, чем проблемы настоящего. («Что будет, когда я умру?») (я не хочу умирать) К тому же, Гоулд не хотел, чтобы Том узнал, что по ночам Эдд истошно кричит и, дрожа и пряча лицо в руках, тихо плачет от своих кошмаров, вышедших на совершенно другой уровень за последнюю неделю. Тому хватило одного аргумента и усталого взгляда Эдда, который красноречиво выразил все остальные причины; Риджуэлл согласился. Но от этого меньше донимать Эдда не стал, а последний и не выглядел хоть сколько-то раздраженным из-за раннего пробуждения от звонков и вибрации уведомлений. Казалось, что Эдд поднялся задолго до первого «привет, уже шесть утра, ты в курсе?». Последнюю неделю Гоулд вообще искал любые причины для сокращения часов сна – он частенько оставался в университетской библиотеке до закрытия и корпел над проектом, уже сильно обгоняя составленный заранее план, сказал Мэтту, что на перекличке больше не желает спать и что Харгривз теперь может делать это каждый день вместо него. Мэтт не обрадовался, как предполагал Эдд, а с серьезным видом заявил, что тогда они оба будут бодрствовать. Во время освободившейся четверти часа они договорились вместе учиться мастерить оригами, или практиковаться в рисовании, или просто болтать. Дома Эдд наконец установил на ноутбуке хороший графический редактор и теперь работал в нем ночи напролет. Тени, залёгшие под его глазами, день ото дня становились все темнее, но ни Мэтт, ни Том не могли предотвратить это безобразие. Харгривз видел, каким испуганным выглядел его друг, когда проснулся после переклички неделю назад, и что он делал сейчас, поэтому Мэтт легко смог сложить два и два. Он понимал, что действия Эдда были довольно оправданны и логичны, но такое издевательство над собой тоже не было вариантом, так что Мэтт изо дня в день предлагал ему просто сходить ко врачу – тот наверняка прописал бы дельное успокоительное или даже снотворное, которое помогло бы ему. Харгривз пообещал пойти вместе с ним, если Эдд боится, но Гоулд отмахивался от него и продолжал настойчиво игнорировать проблему, стараясь просто забыть о том, какими реальными выглядели его сны, особенно первый, открывший эту самую череду бессонных ночей и гонок за бодростью. В ночь на воскресенье, день, когда должно было состояться прослушивание, Эдд лежал, накрывшись самым теплым и уютным одеялом в своей квартире. До того, как лечь, он заранее закончил все запланированные на выходные дела, проветрил гостиную, принял душ с самой приятной температурой, на которую только смог настроить кран, а ещё раньше он неплохо поужинал, специально закупившись едой заранее, – в общем, сделал все возможное для того, чтобы чувствовать себя прекрасно. Он не мог подвести Тома и ходить весь день полуживым. Не было никаких раздражающих факторов. Ринго даже было позволено спать вместе с хозяином, точнее, прямо в его руках, всего одну ночь. Мягкая шерсть и успокаивающая пульсация сердца. Тонкие белые пальцы Эдда, словно флуоресцирующие во тьме, тихонько гладили Ринго за ухом, перебирая каждую ворсинку кошачьего меха. Коты, они довольно приятные явления. Интересно, привязался ли к нему Ринго так, как сам Гоулд привязан? Наверное, нет. В этом плане собаки выигрывают битву, непрерывную и древнюю, как сама жизнь. Не завести ли и ему собаку, скажем, терьера или корги, чтобы хоть кто-нибудь любил его? Гоулд чувствовал, что его куда-то уносит. Казалось, все слегка кружилось, как иногда бывает, когда быстро проваливаешься в сон. Эдд внезапно обнаружил себя идущим по полузатопленному коридору. Он шел уверенно, словно знал, каким будет пункт конечного назначения, сколько времени и откуда он туда направляется. Прохладная вода капала откуда-то сверху, пополняя уровень той, что уже доставала Эдду по щиколотки, и звонкие «буль» звучали точно так же, как и протекающий кран в ванной комнате его дома. На груди Эдд ощущал приятную тяжесть, и хоть сейчас никакого Ринго не было видно, Гоулд знал, что он есть. Темнота вокруг, вязкая и аморфная, была темнотой его квартиры. Эдд без страха двигался вперёд, для верности ведя подушечками пальцев по стене, обитой деревянными пластинами. Эдд чувствовал, как мелкие занозы впиваются в его кожу, но незначительная боль вроде этой была предпочтительнее падениям в воду на каждом втором шаге. Скоро Гоулд добрался до тупика – коридорчик оказался не таким уж длинным, совсем небольшим, если полагать, что Эдд шел от самого его начала, но это будет, разумеется, ошибочным. Между стенами кто-то втиснул кресло. Оно было добротным и выглядело точь-в-точь, как кресло Тома. Точнее, это и было оно, потому что на нём, забравшись с ногами, чтобы не намочить их, сидел сам Риджуэлл, его хозяин. Он, казалось, не слышал, как Эдд, хлюпая водой в ботинках, брел к нему. Том перебирал струны гитары, сохраняя свой обычный равнодушно-унылый образ. Эдд слегка улыбнулся, отметив, что лицо Риджуэлла прямо сейчас было идеально. Ровный цвет кожи, выраженные острые скулы, мягкий и плавный переход от светлых тонов лба и переносицы к теням на щеках, подбородке. Падший ангел. Да, падший с небес. Там, наверху, он наверняка был местной рок-звездой, и он провозглашал хаос и смерть, и за это был изгнан из элитного, упорядоченного общества. Как же всё-таки качественно выполнена упаковка для души, изуродованные останки которой спрятаны внутри. Пусто внутри, так пусто, боже мой. Всеми забытое божество, которое потеряло свою истинную сущность и благодать – ему не о чем было думать, кроме как о своей потере, поэтому все его существование стало бессмысленным, ненатуральным, аморальным. Струны, схожая, тянущаяся изо дня в день мелодия, напоминающая о его былых... Былых ли? Воображаемых ли днях славы? Неужели он сочинил всю эту затейливую комбинацию боли из закорючек нот? Глупости, эта серая печаль продиктована его натурой. Он что-то тихо напевал себе под нос, почти шептал, словно кто-то мог его услышать, и он этого боялся. Слова вылетали невпопад, без тени рифмы или смысла, но приятно растягивались в сочетании с его низким, взрослым тембром: «Просыпайся быстрей, просыпайся быстрей, мне жаль, и ты это знаешь, я извинился сотню раз, так что просыпайся, ты, сонный ублюдок, просыпайся быстрей...» Что ж. Вполне в его репертуаре. Звучание на высоте, но где смысл? Тягучая агрессия и обволакивающая несуразица набора букв. Том резко поднял голову и посмотрел на Эдда, перестав играть. Он поджал губы и склонил голову набок, словно не ожидал увидеть здесь Гоулда. Наверное, песня предназначалась не для него, возможно, ему не стоило вслушиваться в нее. Не ему, не здесь, не сейчас. Эдд заметил, что отсутствие хорошего освещения странно сказывалось на Риджуэлле – было так темно, что даже глаза казались черными. «Святые небеса, – подумал Эдд, – они действительно черные». Гоулд отпрянул назад с оглушительным всплеском; через пару мгновений все стихло. Тома не было видно, но откуда-то с его стороны послышалось шуршание ткани – он двигался так, чтобы Эдд смог расположиться на освободившейся части кресла. – Вода не очень-то теплая, ты можешь простудиться, если продолжишь так ходить, – заметил Том, скалясь и обнажая белые острые клыки. – Так ты будешь садиться, Эдд, или мне заставить тебя сделать это силой? *** – Хватит витать в облаках, Гоулд! Сегодня, возможно, самый важный день в нашей жизни, – одной рукой Том нервно сжал лямку чехла, в котором сейчас лежала бережно упакованная гитара вместе с пачкой документов, необходимых для удостоверения личности и прочих формальностей. Другая рука ухватилась за локоть Гоулда с такой же нервозностью. Когда люди покидали вагон метро, быстро везущий их к пункту назначения, толпа фактически сносила Эдда своим потоком. Гоулду ещё не хватало думать обо всяких философских вещах, когда надо бы найти поручень и крепко держаться за него. Риджуэлл боялся того, что и его самого могут случайно зацепить и ненароком увести за собой – он был весь увешан разного рода украшениями, кольцами, чокерами – всем тем, что, по его мнению, могло принести ему удачу. Эдду не очень нравилось в это верить, но подобные мелочи заставляли их обоих успокоиться и почувствовать себя увереннее, а значит, в них не было ничего дурного. Кожей шеи Эдд чувствовал холод металлической цепочки, к которой была прицеплена миниатюрная подвеска в виде глянцево блестящей баночки колы. Единственная вещица, которую Гоулд действительно мог называть своим талисманом. Она не выставлялась напоказ, а пряталась в слоях ткани, где-то между футболкой, толстовской и тонким черным пальто, которое Торд забыл или нарочно оставил при переезде, а Эдду случайно подошло по размеру – не пропадать же добру, в самом деле. Сейчас, когда на осенние оттепели не приходилось рассчитывать, отвертеться было нельзя – показатели столбиков термометров день ото дня становились ниже, холодало, и одной зелёной кофты уже не хватало, так что приходилось кутаться в чужое пальто, пропитанное чужим запахом и сигаретным дымом. Бросил ли Торд курить? Что он делает, чем занимается сейчас? Думает, вспоминает ли о них? Когда они с Томом выбрались из душного вагона метро на улицу, им представилась возможность убедиться в том, что где бы ни был Ларссон и какой бы сволочью ни являлся, его пальто сейчас очень кстати. От места, где они оказались, до студии, которую арендовала на неделю группа, куда Том так страстно желал вступить, требовалось пройти ещё пару кварталов – минут десять неспешным шагом, если все пройдет благополучно, или до часу, если они случайно свернут не туда. И судя по тому, что в данный момент оба растерянно оглядывались по сторонам, стоя рядом со спуском в подземку, последний вариант подходил больше. Риджуэлл посмотрел на Гоулда и решил, что сегодня его помощник бесполезен. Ну что ж, почему бы и нет. Он заботился, готовил, помогал с делами, давал деньги в долг, если они у него были, и не требовал возврата, так что какое-то время Эдд вполне мог побыть просто беспомощной группой поддержки. Маленький отпуск для него, так сказать. – Пойдем, нам туда, – уверенно сказал Том и двинулся в диаметрально противоположном от нужного направлении, увлекая Эдда за собой. Гоулд в конце концов вывел Тома к нужному зданию, вовремя сориентировавшись в тот момент, когда Риджуэлл уверял его, что им осталось только пересечь надземный переход, которого там вообще не должно было быть. Эдд, которому Том вскользь шепнул «спасибо» на входе, довольно улыбнулся и залился краской. В помещении было не протолкнуться, и люди стояли в очереди, показывая паспорта на пропускном пункте. Том сглотнул, понимая, насколько мощной будет конкуренция, но продолжил медленно двигаться вместе с течением толпы. Эдду это медленное, стадное движение казалось знакомым – он будто совсем недавно стоял точно так же и ждал чего-то особенного. Их обшарили металлоискателем, спросили документы и пропустили к залу ожидания. Ярко-желтые пластиковые стулья неровными рядами теснились у стен, словно их только что туда сдвинули; к ним, как мухи, липли люди, сваливая на сиденья верхнюю одежду и музыкальные инструменты. Кое-кто переодевался прямо у них, не стесняясь стягивая свитера и надевая темные рубашки или рваные футболки. И девушки, и парни приводили себя в порядок, наносили грим или обычный макияж. Том выбрал один из шатких стульчиков, усадил на него Эдда и скинул на него все взятые с собой вещи. Парень за двадцать, разместившийся рядом с ними, спросил, есть ли у них черная помада. Получив от обоих отрицательный ответ, он разочарованно отвернулся. Эдд кивнул в сторону молодого человека, получившего помаду от соседей с другой стороны: – Странный малый, да? Том неопределенно пожал плечами: – Не знаю. Я вообще не подумал о том, что нужно как-то краситься или... Ну, посмотри, все вокруг... Эдд выглянул из-под кучи вещей на нем и вдруг понял, в чем дело: – Думаешь, будешь смотреться хуже на их фоне? Том молча кивнул, присаживаясь на корточки перед сидящим Гоулдом и заглядывая ему в лицо, в точности копируя Мэтта в этом. Эдд бодро улыбнулся, чуть обнажая мелкие белые зубы: как раз такой способ обычно помогал Мэтту, когда он чего-то боялся или просто нервничал. – Знаешь, Том, тебе не нужны всякие штуки для девушек, чтобы быть замечательным. Ты прекрасно поешь. Ты много готовился. Вспомни, в песне важен голос, а не то, во что ты будешь одет, пока выступаешь. Все эти люди вокруг просто хотят восполнить недостаток таланта атмосферной внешностью, вот и всё. Но если тебе так важно выглядеть красиво, то я взял для тебя расчёску, – Эдд вытащил из кармана толстовки небольшой гребень. Риджуэлл благодарно принял его из рук Эдда, явно почувствовав себя лучше. Внезапно народ заволновался, громко загомонил и засуетился: старший брат одного из членов музыкальной группы, которого громко окрестили официальным представителем, вышел с рупором и списком на середину зала и начал свою речь, время от времени поглядывая на свою руку, видимо, с записанными подсказками: – Итак, я приветствую каждого, кто приехал сюда для того, чтобы стать частью нашей веселой и дружной компании! На меня была возложена ответственность приглашать людей по одному, чтобы они опробовали свои силы в пении в комнате прямо за моей спиной и смогли добиться определенного успеха. Пожалуй, начну с самого начала: Алан Адамс, вы можете заходить. Алан отделился от толпы, а официальный представитель вежливо проводил его до входа в соседнюю комнату. Когда дверь за обоими закрылась, все продолжили заниматься своими делами как ни в чем не бывало. Том быстро зачесал волосы набок, попытался разгладить складки футболки руками, впрочем, безуспешно, а Эдд достал гитару из чехла, протянул ее Риджуэллу. Наконец тот, почувствовав себя готовым ко всему, придвинул ещё один пластиковый стульчик и сел рядом с Гоулдом. – Как думаешь, тебе разрешат пойти со мной и посмотреть? – задумчиво протянул Том, косясь на Эдда, словно оценивая, достоин ли он такой чести. – Не знаю. Спросим у того парня, который заводит людей внутрь, – Гоулд повел рукой: официальный представитель как раз выпроваживал расстроенного Алана Адамса и выискивал в толпе Бёрнса. – Я не хочу волноваться ещё и по этому поводу, Том. – У тебя есть другие причины волноваться? – грубовато бросил Риджуэлл. Он никогда не понимал, что люди иногда переживают не только по поводу его, Тома, проблем. Эдд не хотел портить ему настроение, поэтому постарался сдержать ответную колкость. Но «эгоист» явственно проскочило в его мыслях, и Гоулду стало стыдно за то, что он такой плохой друг. Действительно, Том сейчас нуждается в поддержке больше, чем он, всё-таки долгий стресс, все дела. Риджуэлл в данный момент просто не способен думать ни о чем другом, он взволнован и взвинчен, ему вполне можно простить секундную резкость. Эдд примирительно улыбнулся: – Я ничего такого не имел в виду. Хотел сказать, что понятия не имею, пропустят ли меня. Мне бы хотелось, честно. Просто не хочу строить догадки, если тут все шансы пятьдесят на пятьдесят. Том кивнул, показывая, что понял. Они посидели молча. Эдд расслабился, глядя на людей, которые совершенно не обращали на них никакого внимания. Отсутствие агрессии – это ведь так замечательно. Гоулд больше не знал, о чем ему говорить с Томом. На любой вопрос он получал предложение, состоящее из одного-двух слов, и к тому моменту, как список дошёл до Риджуэлла, Эдд был уверен, что разговаривает с роботом – настолько запрограммированные и сухие ему выдавали ответы. Услышав свое имя, Том тут же встрепенулся, подскочил, вцепился в руку Эдда и потянул его к двери. Гоулд не сопротивлялся – так синяки на запястье от железной хватки Тома будут чуть меньше, чем могли бы быть, если бы он попытался вырваться и идти самостоятельно, рядом. – Вы выступаете вдвоем? – спросил у них представитель группы, который при ближайшем рассмотрении показался Эдду достаточно приятным человеком. – Нет, я хотел бы посмотреть на... Ну, понимаете, это мой друг, и... – Гоулд, запинаясь от неловкости, попытался сказать, что хочет поглядеть на выступление друга, но у него не очень-то получалось. Молодой человек пытался слушать его, не улыбаясь, и от этого Эдд весь покраснел. Он не очень любил говорить с незнакомцами, потому что сначала стеснялся что-то им сказать, потом смущался того, что путал слова, а затем стыдился этой появляющейся улыбки поддержки. Кто-то считал его потуги на членораздельную речь милыми, и этого Гоулд никак не мог понять. В конце концов Том перевел то, что он пытался сказать, и официальный представитель кивнул. Затем его губы снова тронула улыбка, на сей раз извиняющаяся, и он произнес: – Мне очень жаль, что так вышло, но меня попросили впускать только участника, никаких семьи, друзей, девушек, парней, рожающих жён и тому подобного. Том выглядел так, словно перед ним встал вопрос вселенского масштаба – быть или не быть, избить прямо сейчас того, кто осмелился не пускать Эдда на его, Тома, выступление, или же отпеть уже наконец и покончить с этим. Гоулд по сжимающимся кулакам друга понял, что тот склоняется к первому, и Эдд резко затараторил, что, мол, ничего страшного, и он мог бы только мешать. Представитель, тоже почуявший опасность, сказал, что займет и присмотрит за «малогабаритной группой поддержки», по его же словам. Когда Том наконец согласился и вошёл внутрь, оба облегчённо выдохнули, переглянулись и весело улыбнулись друг другу. – У твоего друга тот ещё характер, я вижу, – молодой человек махнул рукой в сторону закрывшейся двери. Эдд робко кивнул. – Колин Редмэйн, к вашим услугам, – Гоулду протянули руку. Эдд ее осторожно пожал. – Эдвард Гоулд. Но Эдвардом меня никто не называет, так что просто Эдд. Рад познакомиться с вами, Колин, – Эдд чувствовал на себе оценивающий взгляд, которым обычно обмениваются незнакомые люди при первой встрече. Это всегда было неловко, но, видимо, сегодня он прошел проверку, потому что Колин довольно дружелюбно произнес: – Если не Эдвард, то тогда логичнее перейти на «ты», тебе не кажется? – Эдд ответил положительно. С этим он поспорить не мог, да и, впрочем, не собирался. Без официальных обращений создаётся ложное чувство близости, открытости, но именно благодаря этому становилось проще преодолеть смущение и попытаться стать друзьями. Гоулд не считал новых приятелей чем-то плохим, напротив, свежие лица разбавляли чувство одиночества и брошенности, которое время от времени охватывало Эдда. Почему бы не попробовать? – Что ж, мне бывает сложно начинать разговоры, да я и не очень силен в этом деле, – начал Колин, разглядывая заинтересованное белое личико Гоулда. Особое внимание привлекали зеленые глаза, совокупность вкраплений глубокого, насыщенного оттенка и более светлых тонов. – Так что я начну с простого. Та тема, с которой я точно угадаю, раз уж выступаешь не ты, а твой приятель, точно так же, как мой брат, а не я. Знаешь, мне ужасно надоел рок. Когда Том наконец вышел, сияя белозубой улыбкой и своими металлическими украшениями, Эдд, к удивлению Риджуэлла, не встречал его и не бросался на него с поздравительными объятьями. Гоулда не было и у горки с вещами, оставленной на пластиковом стульчике. Том набросил куртку на плечи и с душевным удовлетворением затолкал гитару в чехол. Чёрное пальто, которое теперь носил Эдд, лежало здесь же, поэтому Риджуэлл взял его с собой. Не удержавшись, вдохнул запах воротника. Сигареты все ещё чувствовались, даже доставляли некоторый дискомфорт, но их запах явно неоднократно пытались вывести – чувствовался стиральный порошок, дешёвый, с каким-то цветочным ароматизатором. Он плохо улучшал ситуацию, но вот ещё один, еле уловимый в душном воздухе толпы аромат стоил того, чтобы задыхаться от сигаретного привкуса в горле снова и снова – он был кисло-сладким, абсолютно ненавязчивым и осторожным. Том очень любил этот запах, он часто его ощущал на старых книгах по научной фантастике, причем только на них, так пахло кресло в гостиной его квартиры, то, что рядом с окном. Риджуэлл редко ходил в гости к Гоулду, к слову, он и был-то у него всего один раз, когда Эдд позвал его и Мэтта отмечать появление своего собственного жилья. Именно тогда Том обратил внимание, как здорово пахнет в этой маленькой студии. И тогда в голове Риджуэлла смесь свежего воздуха после дождя, пыльных листов старых книг и какого-то лёгкого одеколона обрела свое название и стала гордо именоваться запахом Гоулда. И он, черт возьми, перестал ощущаться из-за того, что желающих участвовать, кажется, ещё чуть прибавилось. Том, держа пальто в охапке и намереваясь отчитать Гоулда за то, что решил потеряться в такой неподходящий момент, пробирался к выходу. Эдда наверняка просто оттеснило потоком людей, это с ним может случиться запросто. Он ждёт его с нетерпением где-то у выхода и мёрзнет от холодного воздуха, врывающегося внутрь из-за входной двери. Может быть, ему даже пришлось выйти на улицу. Тогда бедняга вообще простудится. Нет, такого нельзя было допустить – и Том активнее распихивал толпу локтями. Эдд действительно обнаружился у выхода, но не один. Гоулд, кутаясь в свою толстовку, оживлённо болтал с официальным представителем, который сейчас должен бы искать новую находящуюся в списке кандидатуру. Вот Эдд легко засмеялся, рукой убирая назад чёлку, лезущую ему в глаза. Риджуэлл попытался вспомнить, когда Гоулд так открыто и тепло смеялся в его, Тома, компании, и не смог. Это почему-то подействовало на нервы. Риджуэлл подошёл ближе и молча передал Гоулду пальто. Разговор тут же прекратился, и от этого Том с удовлетворением, за которое его почти неощутимо кольнула усталая совесть, чуть улыбнулся. Колин Редмэйн вспомнил о своих обязанностях и с явным сожалением прощался с Гоулдом. Со словами «было бы здорово, если бы ты написал мне, или, наоборот, я тебе» Колин достал бумажку из кармана, – Том узнал в ней список приглашенных – перевернул ее лицевой стороной вниз и вопросительно поглядел на Эдда. – Я могу дать номер телефона, если у тебя есть, чем можно записать. Том, может, ты взял ручку? – Риджуэлл скрестил руки на груди и отрицательно мотнул головой. Ещё чего. – Не волнуйся, у меня есть своя. Диктуй, Эдд, – Гоулд по памяти назвал нужную комбинацию цифр, и Редмэйн, поблагодарив его и на прощание махнув рукой, убежал. Том тут же услышал звучный и протяжный голос Колина, зовущий какого-то нового человека. Эдд надел пальто, и вместе с Риджуэллом они покинули помещение. – Ну, как все прошло? – соизволил поинтересоваться Гоулд, когда они по памяти шли обратно к станции метро. – Замечательно, – буркнул Том себе под нос, пнув маленький комочек слякоти, который тут же развалился, не прокатившись и фута. Гоулд расстроенно и сочувствующе заглянул в донельзя удручённое лицо Тома. – Боже, не может же быть все так плохо! Я уверен, ты накручиваешь себя, – Эдд, видимо, воспринял эту угрюмость как саркастичное выражение полного провала, вовсе не осознавая своей черствости. Черт, Гоулд даже не понял, как сильно обидел его таким наплевательским отношением! Ну, нельзя ведь быть таким эгоистом, в самом деле. – Да я не о том, Гоулд. Раз уж ты не пошел со мной, то мог бы хотя бы подождать меня, никуда не уходя, – Эдд был как маленький ребенок. Он на самом деле был мелким придурком, который ничего не понимает и готов плакать по пустякам. Гоулд осторожно попытался тронуть его за плечо, но Риджуэлл лишь резко дернулся и сбросил руку. И Гоулд захотел закричать от такой вопиющей несправедливости: – Том, о чем ты? Я ждал тебя, ждал! Тебе не понравилось то, что я разговаривал с Колином? Но ведь это нормально для людей – общаться, тем более мы никому не мешали, просто стояли в стороне. Возможно, тебе было неприятно подождать пару минут, пока я закончу разговор, но, послушай, нельзя бросить человека, ни слова ему не сказав – развернуться и убежать – это не невежливо, а просто странно. Я не забывал о тебе ни на секунду, Том, ты ведь мой лучший друг, и понимаешь ты или нет, но я очень люблю и волнуюсь за тебя. Я не сделал ничего дурного, так за что ты на меня злишься? – Эдд старался говорить четко, но голос у него дрожал, и Гоулд запинался через каждое слово. Когда Эдд озвучил дело так, Том и сам перестал понимать, что на него нашло. В самом деле, он неплохо выступил, и Гоулд все так же переживал за него, так почему бы наконец не расслабиться и не дать ситуации вылиться в нужное русло самостоятельно? Но для этого надо было переступить через свою гордость, попросить прощения и пригласить отпраздновать почти победу в кафе. – Может быть, мне стоит уйти, Том? – Эдд приблизился к точке кипения, и ему в голову ненавязчиво пришла лёгкая и логичная мысль. Риджуэлл замер. Нет. Том хотел думать, что это все пустые слова, что Гоулд блефует, но он знал, что если Эдд захочет уйти, то уйдет, и этого нельзя было допустить ни при каких обстоятельствах. Иначе он может не вернуться, вдруг подумав, что из друзей ему хватит и Мэттью Харгривза. – Эдд, прости, – очень тихо пробубнил себе под нос Том, но его тут же охватила паника: Гоулд то ли не услышал его, то ли проигнорировал. Он медленно сунул руки в карманы пальто, ссутулился и побрел в сторону, откуда они пришли, шаркая ботинками по асфальту. Сейчас Эдд до ужаса напоминал Ларссона, когда тот уезжал. Убирался из их жизни навсегда. Возможно, дело было в пальто. А может быть, в том, что Риджуэлл собирался сейчас сделать. Когда Ларссон вытащил на улицу свой единственный чемодан с вещами, и настало время прощания, Торд решил, что лучший способ оставить в людях память о себе – накричать и оскорбить каждого из друзей. Все трое чем-то его не устраивали, и Ларссон не особенно следил за своей речью. В момент обливания бранью Тома Эдд врезал Торду. Это было здорово, по мнению Риджуэлла. Потом Том думал, что и сам Ларссон, наверное, это оценил. Гоулд, который был много тоньше и слабее Торда, нашел в себе силы поставить синяк распоясавшемуся норвежцу. Правда, затем он многократно извинился, мол, крышу ему снесло, не хотел и все дела, чем подпортил произведенное впечатление. Эдд провожал Ларссона до самого аэропорта, чуть ли не вис на нем, хоть Торд всячески пытался от него отделаться. Сейчас Риджуэлл проделывал то же, что и Гоулд когда-то. Он бежал за ним. И догнал. И крепко схватил руками за плечи, чтобы не смог выбраться. – Гоулд... Эдд, я не хотел вести себя так, – попытка вырваться со стороны Гоулда не увенчалась успехом. – Стой! – Эдд нехотя поднял глаза и поглядел на Риджуэлла. Щеки Гоулда пылали, глаза блестели, губы беззвучно произносили слова – он словно был сильно болен и бредил. Эдд и сам чувствовал себя наголову больным, потому что крепкие пальцы Тома обжигали его даже сквозь два слоя одежды. Он готов был злиться, он был готов рыдать, он был готов, не знаю... Крепко обнять Риджуэлла, только бы он перестал быть таким эгоистом. Он был готов на все ради того, чтобы Том на самом деле понял, за что он извиняется. Риджуэлл должен был понять, что не так. Но он не хотел. – Послушай, не хочешь сходить со мной пообедать? И как Эдд мог отказать? Он вздохнул, грустно улыбнулся и безвольно произнес слова прощения. Хоть извинялся Риджуэлл, Гоулд знал, что на самом деле побежден он сам. И когда Том начинал разговор как ни в чем не бывало, Эдда снова снедало неприятное ощущение, будто он забыл о чем-то важном. *** Возвращаясь домой очень поздним вечером, если не ночью, Эдвард Гоулд чувствовал себя замечательно. Тома он оставил у дверей его квартиры: Риджуэлл, заметив, что уже достаточно темно, вновь напомнил Эдду о сложенной на балконе раскладушке и о том, что будет только рад, если Гоулд останется. На сей раз отказ дался Эдду с трудом – он сильно устал, да и, не считая дневной инцидент, все прошло очень здорово, и Гоулд не хотел, чтобы это заканчивалось. Они отметили окончание суматохи куском пиццы, затем поехали гулять по центру города, время от времени заходя в торговые центры, чтобы согреться. Сначала Эдд пил колу, Том – дорогой ананасовый сок из небольшой стеклянной бутылки, но в какой-то момент оба перешли на пиво. Учитывая то, что они пили в границах разумного, у обоих лишь поднялось настроение, но не более. Было бы логичным теперь остаться у Риджуэлла и продолжить празднование – поиграть в видеоигры, глянуть сериал или что-нибудь наподобие этого. Но Гоулд решил, что если он останется у Тома, то завтра не захочется идти в университет, а прогуливать занятия в начале года не стоит. Какая-то его часть разочарованно заныла, зато совесть осталась чиста, когда Эдд с улыбкой брёл по улицам. Но, заходя в свою квартиру, Гоулд понял: что-то не так. Точнее, он знал, что именно было не так – дверь была закрыта только на верхний замок, а не на два сразу, как Эдд привык делать, покидая дом. Мысль о грабителях Гоулд сразу отмел – тогда все было бы нараспашку. А вот у Мэтта Харгривза были ключи от студии Гоулда, но он ими пользоваться не привык – в его богатом доме входные двери захлопывались автоматически, а большая часть других запиралась кем-то вместо Мэттью, и потому тот часто забывал, что в квартире Эдда два обычных замка. Он или ещё внутри, или заходил в надежде застать Гоулда дома, но не дождался его. Зайдя внутрь и отгородившись от света из подъезда, Эдд погрузился в полную темноту. Он смутно вспомнил о своем сне и поспешил нащупать выключатель дрожащими пальцами. Жёлтый электрический свет, безопасный и обычный. Небрежно сбросив обувь, даже не потрудившись развязать шнурки, Гоулд снял пальто, повесил на пластиковый крючок, примотанный клейкой лентой прямо к стене, толстовку комком бросил на пол. Откуда-то из мрака гостиной вынырнул Ринго и, в привычной манере приветственно обнюхав и потёршись боком о ноги Гоулда, он спокойно свернулся в ещё теплых складках зелёной кофты. Было тихо. Квартира пустовала. Никакого Мэтта. Эдд первым делом зашёл в уборную, как следует умылся. Тёр руки мылом до тех пор, пока кожа не заболела, и только потом задумчиво остановился. Гоулд не замечал за собой такой чистоплотности раньше. Как можно крепче закрутив кран и небрежно проведя тыльной стороной ладони по махровому полотенцу, Эдд вернулся в гостиную, снял футболку для улицы и натянул домашнюю. Привычно пробежался взглядом по комнате, перекусил, почувствовал себя никчёмным. Убирая за собой посуду, решил разобрать вещи на столе. Рутина, рутина, рутина. Гоулд, перекладывая рисунки в разные кучки, никак не мог решить, что ему нравится, а что нет. Старые, уже кажущиеся корявыми и нелепыми, было выбрасывать жалко. Вот здесь – небрежный набросок пальцев Тома и струн. Там – неизвестно как уцелевшее при переезде тщательно выверенное изображение Торда. Гоулд помнил, как сильно он старался. Торд Ларссон стоял, устало привалившись к кирпичной стене, курил и мечтательно смотрел куда-то вверх. Кажется, Эдд хотел подарить ему этот рисунок, но забыл. Может, отослать по почте? Нет, неизвестно, где он сейчас. Может, сбежать самому? Если оба будут неизвестно где, то фактически они будут в одном месте и обязательно встретятся. На одной из самых высоких стопок, полностью состоявшей из Тома в разных положениях и с разных ракурсов, Эдд обнаружил бумажку с запиской: «Никак не могу забыть про случай с книжкой. Заходил в четыре, думал, ты уже вернёшься. Слушай, я тут посетил парочку мест, где ты мог быть. Есть новости про Руби Хилл. Надеюсь, эта записка не затеряется, а если затеряется, то я все равно все расскажу тебе завтра на занятиях. Прости, я забрал салфетку с номером Руби. Мэтт». *** Как назло, Мэттью Харгривз не пришел на первую пару. На вторую тоже. Во время перерыва после третьей, на которой, кстати, ни один веснушчатый рыжий парень, сидящий рядом с Эддом, не объявился, Гоулд решил пройтись по коридорам и размять ноги. Он порядком устал, потому что никто не отвлекал его от учебы и умственной деятельности глупыми шутками. Но лишь выйдя из аудитории и пройдя с десяток метров, Эдд успел пожалеть о том, что вообще сунулся сегодня на занятия. Его грубо схватили за плечи и развернули к себе. Воспалённые карие глаза, сердитые, пропитанные неприязнью, землистая кожа, грязные волосы, рубашка мятая, недельной давности. – Плохо выглядишь, Эдуардо, – это должно было прозвучать резко и надменно, прямо как в фильмах, но Эдд выдохнул фразу тихо, дрожащим голосом, почти сочувственно. Эдуардо действительно плохо выглядел. – Мне нужны мои десять фунтов назад, гомик. Прямо сейчас. Иди и доставай их откуда хочешь, хоть из задницы своей. Мне все равно. – Но ведь я занимал у тебя только четыре... – шесть фунтов разницы! – Проценты накапали. Это бизнес, идиот, – пожал плечами Эдуардо. Эдд был готов вернуть долг, тем более, для этого у него появились деньги, но наглость Эдуардо просто выбешивала – он не должен был так себя вести. Гоулд, усилием заставив себя смотреть прямо в лицо неприятному собеседнику, неуверенно проговорил: – Нет, я не буду возвращать тебе десять вместо четырех. Это... Это ужасно нечестно. – Как скажешь, – Эдуардо удивительно легко согласился. Кажется, он даже попробовал улыбнуться. Получилось не очень. – Но попытаться стоило. В любом случае, тогда я должен показать тебе кое-что. Просто хочу, чтобы ты понял, почему мои, скажем так, проценты так высоки. Идёт? Эдуардо не выглядел опасным – скорее, усталым, побитым жизнью. Он сутулился, держал руки в карманах, сумка с книгами нелепо болталась на плече. Эдду было любопытно узнать, что же случилось. Гоулд решил, что раз уж он встал со своего места в аудитории, то раньше окончания перерыва он туда не вернётся. И отправился за Эдуардо по коридорам. Они вышли на улицу, и Эдд немного насторожился. Гоулд растирал кожу от холода, а Эдуардо вел и вел его куда-то. Лишь около западного крыла, на задворках университета, попав в маленький хозяйственный дворик со множеством коробок и дверей с надписями «служебный выход» и «опасно», Эдд забеспокоился достаточно сильно. – Так что ты хочешь мне по... – Эдуардо медленно опустил руку на кудри Гоулда. Эдд прервался на полуслове, абсолютно сбитый с толку. Рука мягко зарылась во вьющиеся волосы. Эдд чувствовал себя очень странно. Гоулд стоял, ничего не понимая, растерянно глядя на Эдуардо, который как будто был где-то далеко и старался не думать о том, что он делает. Пару секунд он будто на что-то решался. Гоулд рассчитывал на какое-то признание в смертельной болезни как минимум и ждал. Тут взгляд карих глаз, прежде отстранённый, сосредоточился на лице Эдда. Эдуардо вдруг скривился в гримасе отвращения и сжал руку, до того мирно покоившуюся где-то в кудрях, цепко хватая волосы Гоулда у самых корней. Эдд даже не успел вскрикнуть – он уже лежал на асфальте, а Эдуардо со всей силой и ожесточенностью, на которую только был способен, бил его головой об пол. В ушах звенело, в висках шумела кровь. «Извини, но мне-очень-нужныденьгипрямосейчас» – доносилось до Эдда откуда-то издалека. Он не понимал смысла слов. Все произошло очень быстро, и никто при всем желании не смог бы помочь Эдду. За пару минут Гоулд предпринял только одну попытку закричать, после чего Эдуардо особенно сильно приложил его головой. Больше Эдд не сопротивлялся, замерев на месте, и Эдуардо смог снять со спины поверженного должника портфель. Из ценного в нем был только кошелек и телефон. Банкнот, хоть и мелких, на вид было немало. С продажей телефона возникло бы слишком много проблем, и Эдуардо подумал, что лучше всего было бы оставить его на месте... Но тут же сунул в карман. Лишь приведя себя в относительный порядок, распихав купюры по карманам и спрятав телефон, Эдуардо обратил внимание на лежащего Гоулда. Он ведь не умер, нет? Эдуардо не считал себя плохим человеком и, тем более, убийцей. Он даже простил бы Эдду дурацкие четыре фунта, если бы сам не задолжал гораздо более крупную сумму. Естественно, того, что он взял у Гоулда, ему не хватит, но любые возможности получить хотя бы парочку фунтов Эдуардо ценил на вес золота. Где-то в глубине души он знал, что такой заработок неправилен. Голос совести подсказывал, что нужно было не поддаваться секундному порыву ярости из-за отказа, а спокойно объяснить, что Эдуардо просто любит играть на деньги, и в этот раз он проиграл, причем по-крупному. Гоулд наверняка помог бы ему. А сейчас тому была обеспечена как минимум головная боль. Эдуардо проверил затылок Эдда – и на подушечках пальцев остались отпечатки крови. Из-за накатившей паники Эдуардо метнулся головой к груди Гоулда и не смог понять, дышит он или нет. Проведя мучительные доли секунды в ожидании, Эдуардо всё-таки ощутил лёгкое дыхание. Облегчение нахлынуло так же быстро, как и внезапный ужас. «Ну его к черту», – подумал Эдуардо и вновь достал сворованный телефон, открывая список экстренных контактов. Первой строкой стоял «Мэтт», второй – «Том», потом шли номера служб спасения. Ослепительный в своей идеальности Мэтт целыми днями ошивался рядом с Гоулдом. Мэттью абсолютно точно знал Эдуардо и с легкостью смог бы узнать его голос. Он не подходил. Скорая помощь тоже – они могли бы заинтересоваться, кто это им позвонил, и почему он не дождался приезда машины. Оставался некий Том. Эдуардо понятия не имел, кем он мог быть. Брат, наверное, хотя «Томас Гоулд» звучит довольно глупо. Нажав на кнопку вызова, Эдуардо слушал гудки довольно долго. За время ожидания он успел придумать себе образ Тома: звонкий голосок вроде того, что был у самого Эдда, такие же вьющиеся волосы, как у него. Глаза не зелёные – они наверняка были уникальной чертой только Эдда. Скорее, карие или серые. При всем этом, если Том и был братом Гоулда, то наверняка старшим. Голос, неожиданно раздавшийся в трубке, не соответствовал ни одному из ожиданий Эдуардо. Хриплый, грубый, неприветливый. Ничего похожего на Эдда. – Чего трезвонишь, Гоулд? У тебя ведь занятия ещё не кончились, или это я что-то напутал? Случилось чего? – под конец фразы Эдуардо смог услышать что-то вроде участия. Этот поможет Эдду, причем наверняка без участия полиции. Все в наилучшем виде, с вишенкой в коктейле. – Гоулд? Эдд? Я не слышу тебя. Эдуардо испугался, что Том сбросит вызов, поэтому, поспешно откашлявшись, произнес: – Алло? Здравствуйте. – Кто это? – здесь Эдуардо понял, насколько большой была разница между тем, как Том говорил с Эддом и с ним. Его как будто окатили ледяной водой. – Меня... Впрочем, неважно. Я прошу вас как можно скорее приехать в университет, где обучается Эдвард Гоулд. В данный момент он находится за левым, западным крылом здания, в хозяйственном дворике. Ему требуется ваша помощь. – Так дайте ему телефон и пусть сам расскажет, что надо сделать, – в словах Тома сквозила неприкрытая паника. – Что вообще происходит, с кем я говорю? – Приезжайте. Левое крыло. Сейчас, – четко повторил Эдуардо практически по слогам и разорвал связь. Считая свою совесть почти чистой, он, приподняв Гоулда над землёй, оттащил его с прохода и спиной привалил к каменной стене. Телефон с неохотой вложил в ладони Эдда, рюкзак с книгами поставил так, чтобы Гоулд не заваливался набок. Быстро глянув по сторонам, будто боясь, что таинственный Том со своим сердитым голосом вдруг появится из ниоткуда, Эдуардо бросился бежать. Сегодня же вечером он устроится на подработку курьером с почасовой оплатой и постарается забыть о произошедшем. *** – Черт!.. Почему никто из них не берет трубку? – Том шел по знакомым улицам, через каждые пару метров срываясь на бег и вновь заставляя себя замедлиться. Он набирал Эдду, надеясь, что хоть тот странный и очень подозрительный парень ответит, но из динамика раздавалась только запись автоответчика. Мэтт был недоступен. Том давным-давно не видел Харгривза, примерно со времён отъезда Торда, но Риджуэлл вполне мог предположить, где сейчас Мэтт и чем занимается. Отсыпается в своей огромной современной комнате, родителям сославшись на головную боль. Когда они перестали снимать дом на общие средства, так как без Ларссона этих средств ни у кого просто не осталось, Харгривз смылся к своим маме с папой в особняк. А Том и Эдд выкручивались, как только могли. Вчерашним вечером Харгривз наверняка просто переборщил со своей наркотической отравой. «С жиру бесится. Когда он за Гоулдом приглядывал, от него хоть польза была. Эдд ведь мелкий совсем, его любой дурак может избить до полусмерти. А Мэтт высокий, да и статус в универе поддерживает. С ним Гоулда не трогают. Да только что с этого взять, если сегодня оба идиота куда-то влипли?» – сердито думал Том. Мимо него проехал автобус. Заметив, что подсвеченный номер маршрута был подходящим, Риджуэлл рванул со всех ног за ним. До остановки Том добрался чуть живым, с болью в боку и бешено стучащим сердцем. Ввалившись внутрь за секунду до того, как автоматические двери захлопнулись, Риджуэлл плюхнулся на свободное сиденье рядом с окошком и сделал вид, что забыл об оплате билета. На всякий случай ещё раз набрал Харгривза. Обрадовало то, что вызов пошёл, а не отозвался сообщением о нахождении абонента вне зоны доступа. Том ждал до упора, и его настырность была наконец вознаграждена сонным «Алло-о?». – Мэтт, где ты? – Риджуэлл сразу перешёл в наступление. Харгривз протяжно зевнул. – Том, ты, что ли? Я дома. Только-только проснулся. – Сейчас половина третьего. Это я так, к слову. Казалось, Мэтт был ужасно удивлен. Том будто вживую видел, как сейчас Харгривз полулежит на своей широкой постели прямо в рубашке и брюках, медленно соображает, что должен быть в университете, и постепенно вспоминает вчерашний вечер. Том сосредоточился на проплывающих за окном домах, чтобы не пропустить нужную остановку и дать Мэтту прийти в себя. Много времени ему не потребовалось. – Я вчера обещал Эдду рассказать кое-что очень важное для него, – осторожно начал Харгривз. – Это Эдди попросил тебя поискать меня? Том поморщился от приторного «Эдди», но решил не выплескивать страх и раздражение на единственном пока доступном союзнике. – Скорее не он ищет тебя, а я его. Ты как, можешь быстро добраться до университета? Я по дороге расскажу подробности. Очевидно, Мэтт кивнул, забыв, что разговаривает по телефону. В динамике послышался шум, будто Харгривз, вставая, разбудил ещё кого-то. Нечётко раздалось тихое ругательство. Женский голос что-то пробормотал в ответ. – Выйду на улицу – перезвоню. Подожди минут пять. Как спалось, Ха... – связь оборвалась. Черт бы побрал Мэтта с его девушками. Том заметил, что подъезжает к высокому и мрачному зданию университета, и, как только двери начали открываться, спрыгнул прямо на ходу. Риджуэлл знал это место: в прошлом он бывал здесь много раз, хоть и заходил внутрь лишь однажды. Но ему и не нужно было бродить по кабинетам. Том, не раздумывая, бросился влево, к западному крылу. Заглядывая в каждый закуток, минут через десять он наткнулся на Эдда. Тот медленно брёл вдоль стены, бессмысленно глядя куда-то себе под ноги. Одной рукой он тяжело опирался на кирпичную кладку, другой – волок портфель по земле. Пальто на нем не было, рубашка порвана в нескольких местах и испачкана. Нетрудно было догадаться, что произошло. Ограбили. – Эй, Гоулд! – Том подбежал к Эдду. Тот поднял взгляд на Риджуэлла, чуть улыбнулся в знак приветствия. Оказалось, что щеки Эдда были мокрыми от слез. Том сделал вид, что ничего не заметил, пока Эдд вытирал их тыльной стороной ладони. – Как себя чувствуешь? – спросил Риджуэлл, стягивая с себя кожаную куртку и заворачивая в нее Гоулда. Повезет, если он не сляжет с температурой завтра или послезавтра. – Голова кружится. В сон немного клонит, – сказал Эдд. Он осторожно убрал волосы с затылка, и Том увидел, что кожа там кое-где покрыта мелкими частыми царапинами, из которых сочилась кровь, клок волос выдран, виднелись темные, налитые кровью синяки. Хоть и не было ничего серьезного, раны выглядели неприятно и опасно. – Поедем в больницу? У тебя может быть сотрясение. Эдд отрицательно покачал головой. – Не хочу лишних проблем. Просто зайду в аптеку, куплю обеззараживающее. Если что-нибудь случится, я пойду в травмпункт. Обещаю. – Как хочешь, – Том пожал плечами. Увидев, что Гоулд жив и в относительном порядке, Риджуэлл потерял к нему интерес. – Тогда я домой пошел. Сюда скоро приедет Мэтт, будет с тобой возиться. Больше ничего не нужно? – Нет. – Сколько у тебя забрали? – Не очень много. Я брал деньги только на обеды, всего на пять дней. – Ясно. Кто их забрал? – Эдуардо. Я тебе о нем говорил пару недель назад, но ты вроде бы не слушал. – Я помню, кто это, – на это Эдд удивлённо вскинул брови, но ничего не сказал. В проёме стен показался запыхавшийся Мэтт. В руках он нёс чёрное пальто. – Привет-привет, Эдди, Том. Почти вся компания снова в сборе, да? Я тут по дороге заскочил в гардероб, забрал твои вещи, Эдд, – тараторил Харгривз, набрасывая поверх куртки Тома ещё и пальто. Подумав секунду, Мэтт снял с себя шарф и тоже намотал на Гоулда. Теперь тот походил на низенького эскимоса. – Ну как, все нормально? Куда идём? – Я иду куда угодно, но не в больницу. Том – домой. Судя по всему, он собирается избить Эдуардо, – хоть Риджуэлл и попытался отрицать слова Эдда, это прозвучало не очень убедительно. В конце концов он, видимо, решил перевести тему и просто небрежно сказал: – Короче, Гоулд. Мы живём рядом, не забывай. Если что-то будет нужно – крикнешь, и я прибегу. Про «крикнешь» – это я так, образно. В общем, ты понял. Бывай. – Том повел плечами от холода и, привычно сунув руки в карманы, быстрым шагом удалился. Эдд узнал произнесенную им фразу: Риджуэлл буквально процитировал Мартина из книжки. Вернулось привычное раздражение. Зачем же говорить, что ничего не знаешь про этот рассказ, если сам отчего-то выучил его наизусть? В любом случае, каким бы странным человеком ни был Том, и каким бы безразличным ни хотел казаться, Эдд точно знал, что ему не все равно. Пока что этого было достаточно. Возможно, скоро Гоулд захочет узнать честные ответы на свои вопросы, но пока о книге думать не было сил. – Ну что, ты идёшь ко мне домой, там мы посмотрим, что с тобой, и, если все будет нормально, я рассказываю тебе все новости. Идёт? – Мэтт, не дожидаясь ответа, закинул рюкзак Гоулда себе на плечо, ухватил Эдда за локоть и потихоньку повел его прочь с территории университета. Отвечая на немой вопрос Харгривза, Гоулд во всех подробностях рассказал обо всем, что произошло в его отсутствие. На словах об Эдуардо Мэтт поморщился. – Так глупо с его стороны вести себя настолько агрессивно. Ты ведь можешь обратиться в полицию. – Но я не собираюсь, Мэтт. У меня украли от силы двадцать фунтов, телефон оставили при мне, ещё и позвонили Тому, чтобы он приехал и помог, – Эдд достал из кармана мобильник и продемонстрировал Мэтту исходящий вызов. – Были бы хоть какие-то серьезные травмы, но у меня голова уже почти не кружится, просто чуть гудит. В подтверждение своих слов Гоулд высвободился из рук Мэтта и продолжил идти самостоятельно. Шаги его были нетвёрдыми, неуверенными, Эдда чуть шатало из стороны в сторону. Харгривз дал Гоулду пройти ещё немного и вновь взял его за плечо, чтобы тот не упал. Мэтт продолжил говорить, отводя внимание Эдда и не давая снова вырваться из хватки. Не хватало ещё, чтобы Гоулд потерял равновесие и ударился головой второй раз. Тогда его в любом случае придется тащить в больницу, хочет он того или нет. – Я не пойму, с чего ты защищаешь Эдуардо? Он же постоянно создаёт тебе проблемы в универе, ещё и обзывается. Сейчас он избил тебя, да так, что ты не можешь нормально идти. Не будь тряпкой, соберись и заяви на него, – Мэтт строго поглядел на Гоулда. Тот, вторя Харгривзу, так же строго посмотрел в ответ. – Сам ты тряпка, Мэтт. Не хочу и не пойду, ясно? Вечно Эдд проявлял свою независимость в неподходящее время. Иногда он как будто забывал, что уже прошел через подростковую стадию, и заново отыгрывался на Харгривзе. Мэтт раздражённо закатил глаза. Лучше бы был так серьёзен в чем-нибудь другом, а не перечил в очевидной ситуации. Ведь большую часть времени Гоулд легко поддавался на уговоры, не спорил, так что с ним происходило в остававшиеся редкие моменты? – Тогда я ничего тебе не расскажу про мисс Руби Хилл, – Харгривз сразу пошел с козырей и сыграл на любопытстве и заинтересованности в судьбе этой женщины Эдда. Как он и ожидал, Гоулд вмиг поник и протянул: – Ладно, я что-нибудь решу с Эдуардо. – Честное слово? – улыбнулся Мэтт, уже зная, что он в очередной раз победил маленького пугливого человечка по имени Эдвард Гоулд. – Честное, – обречённо сказал проигравший. Они молчали всю дорогу до парадных дверей дома четы Харгривз. В тот момент, когда Мэтт собирался открыть калитку, она распахнулась самостоятельно, и из нее выскочила девушка в тонкой ветровке, зимних сапогах и шарфе. «Странноватое сочетание» – подумал Эдд при взгляде на ее вид в целом. Соломенные волосы, очень пышные и взлохмаченные, торчали во все стороны из-под вязаной шапки с оленями. Курточка, надетая на ней, была расшита стразами и явно не подходила по размеру – слишком мала. Острые колени белели между черными сапогами на каблуках и розовыми бриджами. Гоулд постарался сдержать смех, не забывая о том, что сам прямо сейчас в огромной рокерской кожанке Тома, бывшем пальто Торда, а на лице и шее у него намотан шарф Мэтта. – Привет, Ха... – начал было Мэтт, но девушка его перебила. – Мэттью Харгривз, что бы ты мне вчера ни подсунул – ЛСД, ещё что-нибудь, – мне не понравилось. Не понимаю, как ты можешь жить так все время – ничего не соображать ни во время, ни после приема. Будь ты хоть сто раз богатый красавчик, ты просто идиот. Мы расстаёмся, – быстро выпалила она явно заготовленную реплику и, даже не заметив присутствие Эдда, ретировалась, сердито цокая каблуками об асфальт. Мэтт беспечно пожал плечами, мол, странные девчонки нынче пошли. Он поспешил войти внутрь, скрывая красные от стыда щеки. Одно дело – когда Эдд, его единственный хороший друг, догадывается о существовании наркотика. Гоулд, возможно, даже мог увидеть его пару раз «в том состоянии», когда жил у него. Но то было с год назад. Совсем другое дело – стать свидетелем того, как прямо сейчас его бросает девушка из-за зависимости. «Боже мой, Эдди ведь услышал об ЛСД» – вертелось в голове у Харгривза, пока он шел ко входу в само здание. Теперь все подозрения, расплывчатое и смутно пугающее «наркотик» сократилось до одного конкретного препарата. И Эдд будет, обязательно будет смотреть укоризненно. Может быть, перестанет с ним разговаривать на пару дней. А, возможно, больше не захочет дружить с ним совсем. Мэтт увлекся своими невеселыми мыслями и вспомнил вспомнил о том, что Гоулду тяжело идти, только когда сам добрался до крыльца. Эдд пересёк лишь половину гравийной дорожки. Мэтт хотел было броситься помогать, но Гоулд, заметив это, лишь махнул рукой в сторону двери: «Пока я иду, лучше открывай замок или что там такое. Не переживай, не свалюсь» – крикнул он. Кажется, Эдд решил отложить нравоучения и лекции на потом. Харгривз вздохнул и послушно начал возиться с кодовым замком, вспоминая пароль. В дом они вошли одновременно. Каменные полы, влитые в стену узкие гипсовые колонны – родители Мэтта очень любили дешёвые трюки. Эдду всегда было неуютно находиться в этой части здания. Оба сняли обувь и верхнюю одежду (Гоулд решил оставить на себе кожаную куртку, потому что не хотел ходить в драной рубашке), и Харгривз, бросив портфель Эдда в угол, отправил Гоулда в жилые помещения, а сам побежал на кухню за аптечкой и обедом. На одной из маленьких лестниц, которой Эдд решил воспользоваться как кратким путем, ему встретилась пожилая домохозяйка. Она работала здесь довольно давно, не грешила ни плохим исполнением обязанностей, ни воровством, а потому, очевидно, проработает ещё очень долго. – Доброе утро, Эдд. Опять заселяешься к нам? – Нет, мадам, – вежливо ответил Гоулд. – Мэтт позвал меня ненадолго. – Жаль, – ответила старушка с искренним сожалением. – Ты благотворно действуешь на его дурной характер. Надеюсь, Харгривз-младший сам тебя не испортит. – Спасибо за участие, мадам. Мэтт, держащий в охапке целую кучу разных вещей, силуэтом промелькнул наверху. Видимо, он уже закончил с делами на кухне и воспользовался другой лестницей. Заметив его, домохозяйка сказала: – Что ж, кажется, тебе пора. – Да, мадам. До свидания. Женщина кивнула в ответ. Всё-таки этот молодой человек был очень вежливым. Эдд с Мэттом расположились в третьей комнате по коридору: гостевой. Точнее, если бы чета Харгривз была достаточно гостеприимной и приятной в общении, в этой комнате бы останавливались гости. А так негласно эта небольшая комнатка была собственностью Эдда. Здесь ещё оставались следы пребывания его-восемнадцатилетнего: там – забытая книжка по научной фантастике, на стене висит плакат с тремя ведьмами из нового сериала, в шкафу на верхней полке – безразмерная домашняя футболка с Сейлор Мун. В девяносто седьмом, два года назад, когда показ закончился, Торд купил четыре таких на всех, но приглянулись они только Эдду и самому Ларссону. Одна из двух полученных Гоулдом футболок до сих пор носится им, другая осталась у Мэтта, оставленная при переезде. Гоулд так и не понял, где именно он ее потерял. Эдд хорошо помнил свою жизнь здесь, в этом самом месте. Каждую неделю в субботу и воскресенье, когда мистер и миссис Харгривз стандартно уезжали в загородный домик отдохнуть от сына, Мэтт устраивал в доме вечеринки. На одной из первых он, по какой-то злой иронии, и приобрел свою зависимость. Во время шумных посиделок Эдд предпочитал отсиживаться в этой комнате. В первой по коридору, пустующей спальне взрослых, и в соседней с ней, спальне Мэтта, то и дело раздавались скрипы, сдавленные возгласы. Гоулд предпочитал засыпать, закрывшись на ключ, подперев дверь стулом, завернувшись в одеяло и включив собственную музыку в наушниках. Гоулд частенько устраивал небольшие баррикады на ночь, так как боялся, что Мэтту под чем-то может прийти в голову заглянуть к нему. Харгривз по утрам упрекал его за подобные предосторожности, но Эдд ничего не мог с собой поделать. К счастью Гоулда, какое-то время спустя Мэтт сократил количество «посиделок с друзьями», как он выражался, до одной в месяц. Видимо, именно это домохозяйка и называла благотворным влиянием. С тех пор Харгривз снова стал как-то приятнее и проще. Мэтт отвлёк Эдда от его воспоминаний. – Думаю, начнем с того, что подлатаем тебя. Давай-давай, не бойся, – он усадил Гоулда на кровать, рядом ссыпал все, что принес. Среди всех скляночек и баночек Мэтт с трудом отыскал ватные диски и перекись. Он сунул их Эдду. – Подержи, сейчас воду принесу. Мэтт управлялся со ссадинами неумело, явно боялся сделать больно или навредить. Они потратили много времени, пытаясь сообразить, какие именно лекарства им нужны, как их применять, зачем это, как это и так до бесконечности. В итоге Эдд с щекой, измазанной в зелёнке, с цветными пластырями на локтях и спине, с мокрыми от воды и перекиси волосами на затылке, получил разрешение от Мэтта пообедать. – Так ты мне расскажешь что-нибудь про Руби или нет? – спросил Эдд, сидя уже внизу, в столовой, и ковыряясь вилкой в запечённой с яблоками курице. – А, точно! – воскликнул Мэтт с набитым ртом. – Я нашел, в каком именно клубе ты развлекался. Это было не так уж и сложно, учитывая бесплатный вход, дату и твои предпочтения в музыке. Съездил туда днём, пока было мало народу, поговорил с тамошними девчонками... – Харгривз театрально медлил. Он просто развлекался. – И? – нетерпеливо спросил Эдд, намеренно поддаваясь правилам владеющего крупной мастью игрока. – Руби Хилл умерла в ночь с тридцатого на тридцать первое число прошлого месяца, как раз когда ты был в клубе, попав в аварию. Тебе очень повезло, что ты не сел с ней в машину в ту ночь, Эдди.