Чертовщина

«Меня от тебя тошнит!»

      «Реакция организма на ненависть соулмейт-партнера. Возможная индивидуальная реакция может выражаться в разных симптомах. Наиболее часто встречаются такие симптомы, как тошнота, рвота, головокружение, потеря сознания, обмороки, головные боли, бессонница, аллергические реакции…»       – Как побочные эффекты дрянных препаратов, – цыкнул Тсукишима и закрыл вкладку.       В голове который день назойливо билась мысль, что если ничего не изменится в ближайшее время, придется искать другую школу. Очень сложно ненавидеть человека, если он не учится с тобой, ведь так? Тсукишима расчесавшейся крапивницей чувствовал волны ненависти, исходящие от Кагеямы. И, прекрасно зная свой мерзкий характер, – вообще-то здоровый защитный механизм от кретинизма мира, – ситуация явно не улучшится. А ждать указанного в конце длинного списка индивидуальных реакций летального исхода дураков не было.       – Может, ты с ним все же поговоришь? – в очередной раз подал блестящую идею Ямагучи.       Тсукишима даже огрызаться не стал, они столько раз это обсуждали, что Ямагучи и без повторения знал наизусть все вариации фразы «иди к черту».       Говорить с Кагеямой было бесполезно. Да что там, стоило им только пересечься взглядами, как Тсукишиму тут же скручивало от тошноты. Спасибо хоть обходилось без выблевывания внутренностей, по примеру Хинаты. Но, что-то подсказывало Тсукишиме, что это только пока.       Звонок с урока самоподготовки оторвал его от замусоленной дальше некуда мысли. Сердце болезненно толкнулось в груди – пришло время очередной тренировки.       Они с Ямагучи вышли из класса как раз вовремя, чтоб не пересечься с мелькнувшими в окне Кагеямой и Хинатой. Эти два волейбольных идиота, не замечая ничего вокруг, мчались наперегонки в клубную комнату.       Тсукишима сжал зубы. Их отношения… он знает, на своей шкуре прочувствовал, как влияет на соулмейта ненависть его партнера. И меньше всего на свете, он хотел бы узнать, что почувствует, если Король втрескается в Хинату. У него и так в каждом подсознательном движении сквозит восхищение напополам с гордостью. Тсукишима с болезненным вниманием наблюдает за всеми этими первобытными плясками и не хочет, но ждет, когда восхищение переплавится в обожание.       На него, Тсукишиму, Король ни разу так не смотрел. Честно говоря, при взгляде на него у Кагеямы в запасе имелось только два выражения лица: ненавидящее и недовольное. Возможно, по робкому замечанию Ямагучи, попридержи Тсукишима свой острый язык хоть на время, и ситуация в целом могла бы измениться. Но только кого он обманывает?       Тсукишима каждый раз грубо прерывает друга и погружается в ненавистную меланхолию. Кого он обманывает? Как бы ни отзывался он о Кагеяме – ничего не изменится. Так есть ли смысл?       Желудок свело подступающей судорогой. Тсукишима дико вскинул голову, обнаружив себя застывшим в проеме клубной комнаты. Напротив, на расстоянии вытянутой руки стоял Кагеяма и сверлил его тем самым ненавидящим взглядом.       Очки съехали на кончик носа. Тсукишима на автомате облизнул пересохшие губы и стер с переносицы испарину.       – Что, Король, язык не поворачивается попросить отойти вежливо? Или вежливость нынче не для плебеев?       – Тсукишима, – прорычал Кагеяма, подступая ближе.       Тсукишима сильнее побледнел. Тошнота сжала желудок, поднялась по пищеводу и неприятным комком встала в горле, норовя оставить на полу все съеденное за день. Не так уж и много съеденное, но все же с содержимым желудка Тсукишима расставаться не хотел. Он с трудом сглотнул комок и выдал паскуднейшую на своей памяти улыбочку. А кто сказал, что Тсукшима будет обращать внимание на гребаную индивидуальную реакцию?       – Тсукки, – Ямагучи дернул его за рукав и с невиданной до этого силой оттащил от дверного проема. – Извини, Кагеяма, проходи. Тсукки сегодня немного не в себе.       – Заткнись, Ямагучи, – тут же огрызнулся Тсукишима и незаметно облокотился на него. Ноги почти не держали.       – Все в порядке, Тсукки? – шепотом спросил Ямагучи, проводив настороженным взглядом сначала Кагеяму, а после и умчавшегося за ним Хинату.       Старшеклассников в раздевалке еще не было. Или уже. Тсукишима сглотнул набежавшую безвкусную слюну – предвестницу рвоты, и без сил опустился на кособокий стул.       – Не вмешивайся больше, – хотел бы он, чтобы прозвучало строго, но голос выдавал засевшую где-то в глубине усталость, – я сам справлюсь.       – Но ведь, – Ямагучи замялся, переступил с ноги на ногу и слегка сжал руку, которой все еще придерживал Тсукишиму за плечо, – но ведь ты не справляешься…       Тренировка красиво слилась в унитаз.       Тсукишима сплюнул желчь и нажал на кнопку смыва. В голове было звонко и пусто, твердый кафель пола холодил колени. Тсукишима отодвинулся от унитаза и устроился на заднице, прислонившись спиной к фанерной дверце кабинки.       Тренировка прошла ужасно. Он сам не понял, как выдержал ее до конца, но на последних минутах, с последним слитым ударом с паса Кагеямы, Тсукишима все же сдавленно извинился и сбежал в туалет. Желудок все еще сводило болезненными судорогами, но в отсутствии Короля, бунтующий организм понемногу успокаивался.       По вискам крупными каплями стекал пот, футболка намокла и неприятно липла, холодила и без того покрытую мурашками кожу. Нет, все же пора искать другую школу. Придется поговорить с мамой и братом. И ни в коем случае не вступать в волейбольный клуб. Иначе встречи на соревнованиях его окончательно добьют.       Дверь в туалет открылась, пуская кого-то из школьников. Тсукишима откинул голову и прикрыл глаза, еще пара минут, и он встанет. Еще пара минут.       – Хей, – послышался за дверью знакомый голос.       Тсукишима мысленно чертыхнулся и с силой приложился затылком о проклятую дверцу.       – Что, Король, проиграл в камень-ножницы-бумагу? – сорванным после получасового полоскания желудка голосом спросил он.       Тишина в туалете из настороженной переплавилась в озадаченную.       – В смысле? – переспросил Кагеяма, переступив с ноги на ногу.       Еще объясняй ему.       – В том смысле, что тебя могли заставить найти и проведать меня только таким способом. Скажешь, нет?       – Вообще-то нет.       Кагеяма насупился. Это было слышно даже по голосу. Тсукишима улыбнулся на обиженный тон, под защитой хлипкой дверцы он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы пустить на лицо что-то кроме ехидной усмешки.       – Тогда какими судьбами? Если я мешаю справить тебе малую нужду, то подожди, через две минуты меня тут уже не будет. Потерпишь?       – Я не за этим, – отмахнулся Кагеяма.       Чувствовалось, что он хочет, но понятия не имеет, как начать разговор. Но вот уж чему-чему, а этому Тсукишима помогать явно не собирался. После неудачной тренировки и объятий с унитазом зверски клонило в сон, и выслушивать от Кагеямы какие-то претензии, только чтобы снова стошнило, Тсукишиме совершенно не хотелось.       – Давай поступим так, – поднимаясь, миролюбиво предложил он, когда молчание за дверкой утомило вконец, – ты напишешь на листочке весь перечень имеющихся у тебя ко мне претензий и засунешь его себе в задницу, потому что ты меня достал!       Договаривал он уже в лицо Кагеямы, распахнув дверь и едва не засветив ею тому в лицо.       Кагеяма отскочил и состряпал свою «ты-меня-бесишь»-физиономию». Желудок сжался.       – Что тебе нужно? – устало спросил Тсукишима, чувствуя, как стекают с лица остатки краски. Голова закружилась.       – Я хотел поговорить.       – Да я уж вижу, что не потанцевать пришел.       Он обошел связующего по дуге и склонился над раковиной. В ладони полилась прохладная вода. Пока Кагеяма переваривал его очередную реплику, Тсукишима успел умыться, сполоснуть рот и вдосталь напиться. Если Кагеяма не родит какую-нибудь блестящую мысль прямо сейчас, то Тсукишиму ждет очередная встреча с унитазом.       – Говори уже, мне идти нужно.       – Я тебя ненавижу.       А Тсукишима думал, что больнее быть не может. Он с силой вцепился в края раковины, расплескав воду, и уставился на отражение Кагеямы. Головокружение усилилось, а вместе с ним и до этого бывшее почти незаметным нытье в висках. Сердце заколотилось о ребра с такой силой, что Тсукишима всерьез испугался того, что его сейчас накроет паническая атака, а Король – обычный волейбольный идиот, и не сообразит, что нужно сделать.       Мысль сдохнуть на не слишком-то чистом полу школьного туалета отрезвила. Тсукишима сглотнул подкатившую к горлу желчь и повернулся. Блефовать – так до самой смерти.       – Меня это должно как-то задеть?       – Какой же ты упрямый идиот! – выпалил в сердцах Кагеяма, подступил вплотную и заключил Тсукишиму в объятия, прижавшись горящей от злости щекой к его, только запавшей от усталости и пергаментно-белой.       – Кагеяма? – Тсукишима безуспешно пытался вернуть в голос сбежавшую ехидцу.       – Заткнись и дай мне тебя спасти.       – Не нуждаюсь, – тут же холодно вскинулся он и попытался отстраниться.       Но Кагеяма не дал. Толкнул Тсукишиму к раковинам и упер руки по обе стороны от упрямца.       – Я, – он прочистил горло и серьезно уставился в бескровное лицо, – я не мастер красиво говорить, как вы. Просто хочу сказать, что ты трусливый, упрямый идиот, раз не решился подойти и поговорить. А про то, что я тебя ненавижу, я соврал. Хотел проверить, правду ли говорит Ямагучи.       «Убью паршивца», – промелькнуло в голове. Тсукишима прислонился поясницей к раковинам и скрестил руки на груди.       – Проверил? Доволен? Может, отстанешь теперь от меня? Мне ни ты, ни твоя гребаная жалость никуда не уперлась. Можешь просто не обращать внимания. Я скоро переведусь, и тогда можно будет все благополучно забыть. Лично я буду счастлив, если все закончится.       – Ты меня не слышишь? – прорычал Кагеяма, прижимаясь ближе.       Тсукишима прижал ладонь ко рту и лихорадочно начал вспоминать дыхательную гимнастику, чтоб не стошнило прямо сейчас.       Кагеяма поменялся в лице.       – Прости, – он тронул разделяющую их ладонь, и от резкой перемены в голосе Тсукишима распахнул глаза. – Это не жалость. Я не ненавижу тебя, правда. Если бы ты сказал мне сразу, а не начал зубоскалить, все могло бы обернуться по-другому.       – А сейчас? – сдавленно спросил Тсукишима, все еще прикрывая пальцами рот. Тошнота отступала.       – А сейчас, придется очень постараться, – серьезно заключил Кагеяма, нахмурился, что-то обдумывая, и, кивнув своим мыслям, отнял ладонь Тсукишимы от лица, – для меня вся эта тема с родственными душами – темный лес. В моем сердце есть место только волейболу. Но, в общем, я готов постараться.       «Постараться что?» хотел переспросить Тсукишима, но не успел, Кагеяма снова неловко обнял его и прижался губами к холодной щеке.       Сжатый судорогой желудок начал постепенно расслабляться. Тсукишима прикрыл глаза, принимая поражение. Как же легко обмануть физиологию. Как же легко обмануть всю воздвигнутую в культ соулмейт-тему.       Просто притвориться, что волейбольный идиот Кагеяма Тобио любит его. Просто поверить. Просто сделать вид. Если Кагеяма прекратит смотреть на него с ненавистью, а этот ответственный исполнительный ребенок точно прекратит, все кругом будут счастливы.       Останется только как-то договориться с истерзанной гордостью. Но с этим, Тсукишима повернул голову, подставляя под неуклюжий поцелуй дрожащие губы, с этим он разберется позже.       Вот через пару минут. Честное слово.