Dynasties

Лезвие враждебно сверкнуло в лучах солнца. Сигюн выставила блок, и два металла столкнулись, едва не выпустив сноп искр. Рука Сигюн дрогнула, и Сиф это заметила: — Тверже! — крикнула она, отнимая свой меч и отходя на два шага. Грудь Сигюн поднималась высоко и быстро, Сиф была спокойна как никогда прежде. — Нападай, — велела воительница. Сигюн сделала глубокий вдох, собирая всю силу, что у нее была, в кулаках. Резко рванувшись, она напала на Сиф. Воительница играючи отразила ее удар, и Сигюн едва не взвыла от досады. Теперь была очередь Сиф нападать. Лезвие прошлось в нескольких миллиметрах от ее лица, и, хотя Сигюн знала, что ей ничего не грозит, сердце ее на короткие пару мгновений больно сжалось. Но этого замешательства было достаточно, чтобы Сиф успела ударить Сигюн по ногам, сметая ее с земли. Сигюн упала на спину. Земля выпустила из ее легких весь воздух, а солнце больно ослепило глаза. Где-то совсем близко протяжно прокричал орел. Сиф опустилась, поместив колени по обе стороны от талии Сигюн. Лезвие острым концом угрожающе ткнулось в нескольких сантиметрах от ее лица. Тяжело дыша, Сигюн подняла озлобленные поражением глаза на Сиф. Воительница отточенным движением убрала меч в ножны и протянула Сигюн твердую ладонь. Принцесса посмотрела на нее почти враждебно. Детское желание проигнорировать предлагаемую помощь и встать самой ядовито кольнуло грудь, но Сигюн отмела его и ухватилась за крепкую руку Сиф. Одним рывком воительница поставила Сигюн на ноги. — Нужно будет еще работать, — сказала Сиф, отступая от Сигюн и вновь вынимая меч. — Нет, хватит, — возразила Сигюн. — Я устала на сегодня. — Уверена? — Сиф выгнула бровь, настороженно выпрямляясь. Сигюн только кивнула, на ходу снимая с себя защитную амуницию. — Хорошо, — Сиф не стала настаивать. — Но мы можем позаниматься еще и вечером, чтобы спать крепче. Найдешь меня на стадионе, если захочешь. Сигюн снова кивнула больше для виду, чем из реального желания потренироваться вечером. Для себя она решила, что на сегодня из холодного оружия в ее руках больше не будет ничего, кроме столовой вилки. Сложив все вещи на оружейном складе и переодевшись в платье, она махнула Сиф рукой и зашагала к замку. День стоял дивный. Настолько дивный, что ее уже тошнило от этого. Неужели асов никогда не раздражает одна и та же погода? Сигюн подняла глаза, щурясь на солнце, пронизывающее своими лучами глубокую голубую пропасть. И хоть бы одна тучка пробежала. В Ванахейме было не так. Её тоска по дому в разы усилилась после вчерашнего письма, переданного ей через Хогуна. Это была весточка от отца. Он писал о делах в Ванахейме. Ему пришлось искать новых поставщиков пряностей и древесины из-за того, что прежние были уличены в проворачивании незаконных махинаций. Фьёльнир вот уже неделю пробовал на себе обязанности короля и выслушивал прошения народа. Он говорил, что помогать людям ему в радость, но после целого дня беспрерывного сидения на троне, зад становился плоским и квадратным. Сигюн смеялась и плакала одновременно. Отец говорил о королевских почтовых воронах, у которых начался брачный период, и они и день, и ночь кружили над замком, крича и выполняя сумасшедшие маневры в воздухе. А ещё рассказал, что в Ванахейме прошел праздник Семи лун. Так называли белую ночь, когда на небе семь лун выстраивались в ряд. Тогда и вольные народы, и городские жители выходили на улицы и в леса в венках из сочно-красной калины. В эту ночь никто не смел напасть, никто не смел обидеть, никто не делился на «диких» и «городских». Все были одним единым народом, что танцевал, взявшись за руки, под покровительственными взглядами семи лун. Отец писал и о том, что леди Хильд, ее старая, милая нянька, каждый день вспоминает о ней. И только в конце добавил, что он и сам безумно скучает и ждёт возможности свидеться… Каждый раз, когда Сигюн перечитывала письмо, по щекам против ее воли катились слезы. Она все сильнее и сильнее осознавала, как сильно соскучилась по отцу, брату и родным краям. От этого осознания в Асгарде становилось душно. Сигюн написала ответное письмо. Она рассказала, что привыкла к жизни «золотых» и даже нашла себе друзей. Про Локи она почти не писала. И вовсе не потому, что писать было нечего, а потому, что она не знала, как изложить свои мысли. Она не знала, что чувствует к Локи. Он определенно больше не был противен ей, но и до симпатии у них не дошло. Отношение к нему походило на качели, когда ей казалось, что «вот-вот, еще чуть-чуть и новая ступень», но все резко пикировало вниз в следующую секунду. Потому она ограничилась лишь одной короткой строчкой о том, что её здесь не обижают. Это должно успокоить отца. Не упустила она и рассказ об охоте, хотя о самой главной находке все же умолчала. Нести бремя таких знаний было тяжело. Хотелось поделиться со всеми о диковинном месте, спрятанном глубоко в горах, но это был не ее секрет. Сотни душ желали найти в этом месте покоя, и Сигюн была не в праве его нарушать. Засыпав отца множеством вопросов о том, как поживают Фрея, Хнос, Герсими и даже Герд, и попросив крепко-крепко обнять леди Хильд за нее, Сигюн свернула свое письмо, стараясь не залить его слезами и никак не выдав отцу то, как сильно и безумно тяжело ей находиться вдали от дома. Того самого, отчего дома, где шелестят кроны деревьев, где порой землю орошают ливни, где слышно лиру Фьёльнира, где звенит смех Хнос и Герсими, где Фрея заплетает ей косы, где Агвид мчится словно стрела, где ворчит на нее леди Хильд, где Герд оглядывает холодным взглядом и где обнимает папа. Засунув его в карман платья, она все искала хорошего случая передать письмо Хогуну. Почему-то ей не хотелось отправлять ее обычной почтой. Потому она решила вернуть письмо тем же путём, что оно и попало к ней. Хогуна она встретила во дворе замка. Он был одет в дорожные одежды, и Сигюн мысленно поблагодарила удачу за то, что она дала ей возможность передать письмо до отъезда воина. — Хогун! — окликнула она его, ускоряя шаг. Воин обернулся, зацепившись пальцами за широкий кожаный ремень. Когда Сигюн подошла к вану, он почтенно склонил голову, как делал каждый раз в знак приветствия. — Здравствуй, Сигюн! — Тор улыбнулся, и его щеки, наполовину заросшие золотистой щетиной, налились как молодые яблоки. Трудно было не улыбнуться в ответ. Он провожал Хогуна в путь, как делал по обыкновению. — Принцесса, — все также тихо и уважительно проговорил Хогун. — Господа, можно без формальностей, — торопливо сказала она, а потом вперила полный надежды взгляд в воина. — Я к тебе с просьбой. — Полагаю, я даже знаю с какой, — и без лишних слов Хогун протянул Сигюн раскрытую ладонь. Преисполненная благодарности, она вложила письмо в его руку, отчего-то страшно волнуясь. Она была так счастлива, что перед Хогуном не надо было оправдываться, просить его или что-то разъяснять. Было ли это глубокое уважение к правящей династии его родного мира или личная симпатия, но Хогун был всегда готов оказать бескорыстную помощь. Его рука с письмом проникла под его дорожное пончо. Он спрятал ее послание в нагрудном кармане своего одеяния, а затем прихлопнул то место ладонью, словно бы проверяя его сохранность. Тор тоже все понял и ничего не спрашивал. Вместо этого он предложил Сигюн проводить Хогуна в порт. Она согласилась не раздумывая. С необъяснимой ревностью она наблюдала, как Хогун поднялся на корабль, загруженный от носа до кормы, и оттуда помахал им смуглой жилистой рукой. Чем дальше отплывал корабль, тем мрачнее становился взгляд принцессы. Она сжала в кармане платья письмо отца и выдохнула. Она обязательно увидит его когда-нибудь. Еще не раз увидит. Так она себе пообещала. Так обещал и он сам ей. — Я вижу, тебя тревожит что-то, — сказал Тор после того, как они проделали весь обратный путь в задумчивой тишине. — Хочешь домой? — догадался он. — Хочу, — честно призналась Сигюн. — Очень хочу. — Я думал, Асгард тебе больше не претит, — Тор отвел глаза в сторону. Сигюн поняла, что её признание его укололо. — Не претит, — Сигюн обернула свою руку вокруг его руки чуть выше локтя, таким ненавязчивым жестом прося посмотреть на нее. Он повернулся к ней, и она улыбнулась ему. — Мне нравится Асгард. Просто… — она вздохнула. — Разлука с домом никогда не бывает безболезненной, а тоска не проходит по щелчку пальца. Вспомни себя, когда ты оказался в изгнании на Земле. Тебе ведь было неплохо там. Там была та девушка, были новые друзья, но ты хотел домой. Тор понуро кивнул. Ему нечего было на это ответить. — Я думала, что начинаю привыкать, но папа прислал мне письмо, и я поняла, что безумно скучаю. И самое ужасное и приятное одновременно — он тоже по мне тоскует. — Я понимаю тебя, — сказал Тор, когда они подошли к замку, но вместо того, чтобы зайти внутрь вместе, не сговариваясь, свернули в асгардский сад. — У нас не совсем похожие ситуации. Сейчас я нахожусь дома, но… Совсем в другом, далеком от нашего, мире есть человек, к которому я хотел бы вернуться. — Расскажи мне, какая она, — спросила Сигюн, прищурившись. — Твоя мидгардка. — Она… — казалось, у Тора было так много, чего он мог бы рассказать о ней, но, когда у него появился шанс озвучить эти мысли, они размелись в разные сторону, как упавший на пол бисер, и это ввело Тора в ступор. — Она замечательная, — выдал он, потерев макушку пятерней. — Умная, очень умная. Она красиво улыбается, а ещё у нее есть родинка на щеке, — и он указал на свою небритую щетину. — Как её зовут? — поинтересовалась Сигюн, невольно отметив про себя, что вся суровость вдруг пропала из образа громовержца. На ее место пришла улыбка. Та самая глуповатая улыбка, которая появляется на лицах по уши влюбленных людей и окрашивает щеки в нежно-розовый. — Джейн Фостер, — ответил Тор. — Вы бы подружились. Она такая… Такая… Ну, понятно, да? Сигюн улыбнулась и снисходительно кивнула Тору. О ее личностных качествах Сигюн ни капли не узнала, но прекрасно уловила отношение Тора к ней, и этого было достаточно. Она опустилась на скамью в тени широкой, пышной ивы. Тор остался стоять возле нее. Казалось, мысли его неслись так быстро, что он был просто не в состоянии оставаться неподвижным. — В общем, если я вдруг окажусь в Мидгарде, мне обращаться к ней. — Не знаю, как такое может быть возможно, — Тор хохотнул. — Но да, она всегда готова помочь и принять. Хотя… — он прищурился, — можно ещё обратиться к Тони Старку, Стиву Роджерсу, Наташе Романофф или… — Стоп-стоп, — Сигюн дернула его за рукав. — Хватит с того, что я запомнила одно имя. — Как скажешь, — Тор поднял ладони вверх. — Но они бы тоже понравились тебе. У меня хорошие друзья. — Ни секунды не сомневаюсь, — Сигюн невесомо улыбнулась ему и замолкла. Ива шелестела над ее головой. Сигюн казалась девочкой, спрятавшейся за юбкой своей старой няньки. Она вдруг вспомнила лютню, кудрявые пшеничные кудри, короткие, совсем не музыкальные пальцы, перебирающие струны, и сиплый, вечно смеющийся голос королевского барда. — У меня тоже был друг в Ванахейме. Его звали Эспен. Он был королевским бардом. У него совершенно не было предрасположенности к музыке, — Сигюн хохотнула. — Короткие пальцы и голос как у вечно простуженного. Но были неуёмная любовь к музыке и непрошибаемое упрямство. Он так любил музыку, что научился играть лучше тех, кто, казалось бы, рожден для этого, а пел так эмоционально, что всем становилось все равно на простуженный голос. Он часто пел мне «Балладу о трёх сыновьях». Я обожала эту песню. А до него её мне пел отец перед сном, когда я была совсем маленькая. — Напой мне, — вдруг неожиданно попросил Тор. — Что? — глаза Сигюн удивленно расширились. — Ну уж нет. — Почему? — искренне изумился Тор. — Эспену ты бы спела? — Я бы спела с Эспеном, — ответила Сигюн, сделав особый акцент на предлоге. — Я не пою одна. — Я могу спеть с тобой, — Тор пожал плечами. — У меня тоже голос не из лучших, тебе будет привычно. Сигюн посмотрела на Тора, а потом вдруг рассмеялась и поднялась с места. Она подошла к громовержцу и поправила пуговицы на его алой рубашке. — Ты не знаешь слов, — она посмотрела на него как на ребенка, хоть он и был выше и шире нее. — Как раз научишь, — снова нашелся, что ответить Тор. — Давай создадим тебе Ванахейм на пару мгновений. Мы находимся в саду, под ивовым деревом. Кругом зелень. И у тебя рядом есть плохо поющий друг. Она покачала головой, опустив глаза. — Этого мало для того, чтобы я решилась спеть. Она грустно улыбнулась и, хлопнув громовержца по плечу, вышла из ивового укрытия. И как только она покинула её тень, стремительной стрелой за свисающие ветви влетел Мьёльнир. — Кое-что я все же могу тебе предложить, — Тор тоже вышел на свет, раскручивая Мьёльнир на пальце. Чем быстрее вращался молот, тем буйнее становился ветер. Сигюн подняла глаза к небу и ахнула. Над их головами сгущалась, полнела, тяжелела сизая туча.

***

— Мама. Локи очутился в царских покоях тихо. Фригг не расслышала его поступи. Она вздрогнула и едва не выронила из рук вышивку. — Локи, — она приложила руку в золотых браслетах на грудь. — Ты напугал меня. — Не может быть, — Локи хмыкнул. — Я всегда думал, что ты бесстрашна. — Если бы это было так, — она отложила вышивку и подошла к сыну. Золото вспыхнуло в её волосах, когда косые лучи солнца упали на них. Мать положила ладони на впалые щеки сына и ласково погладила четкие скулы пальцами. — Неужели ты все же решил прекратить изводить меня своей отстраненностью? — и она легонько прихлопнула его щеки, улыбнувшись. — Своего мнения о твоей лани и о том, что произошло, я не поменял, — сухо отозвался Локи. — Я пришел по другому вопросу. — Как хорошо, что у тебя все еще возникают вопросы, с которыми ты обращаешься ко мне, — она отошла от сына, сложив руки на животе. — Иначе совсем бы перестал меня навещать. — Не говори таких глупостей, — Локи неопределенно махнул рукой. — Ты единственный человек в этом замке, кого бы я никогда не перестал навещать. Фригг улыбнулась, но улыбка эта была полна тоски и грусти. — О чем же ты хотел спросить меня? Локи вынул из-за пазухи сломанный лук и протянул его матери. — Ох, — выдохнула она, трогая руками испещренное резьбой древко. — У меня не выходит починить, — он нахмурился. — Пытаюсь со дня охоты. — Естественным путём его уже не починить, — с сожалением сказала Фригг. — Я знаю, — ответил Локи. — Поэтому я пытался с помощью магии это сделать. Для заклинания восстановления материи у меня бы не хватило сил, — он машинально тронул браслеты, а Фригг, заметив этот жест, поджала губы. — Я попробовал с помощью восстанавливающего зелья, но он словно… — Отталкивает всякую магию? — закончила Фригг. — Да, — Локи согласно кивнул, посмотрев на мать. — Я думал идти в библиотеку, но затем понял, что быстрее будет узнать у тебя. Существует ли древесина, которая способна сопротивляться магии? — Да, — Фригг пощупала древко, рассмотрела разлом, тронула его пальцами, проверила на гибкость. — Если я не ошибаюсь, это лисса. Эта древесина имеет антимагические свойства. Её использовали, чтобы воин мог не опасаться за то, что его оружие заколдуют. Во времена войны ванахеймские войны делали из лиссы оружие и обереги, чтобы защититься от колдовства. В войну огромное количество лиссовых деревьев было пущено на материал, поэтому сейчас он является исчезающим видом. А в Асгарде их и подавно не росло. — Значит, восстановить его невозможно, — заключил Локи. — К сожалению, нет, — Фригг грустно улыбнулась, возвращая лук в руки сына. — Досадно, — она вздохнула. — Он смог бы еще долго прослужить, если бы с ним не приключилось… Кстати, что? — Он сломался, когда я и Сигюн спасались из обвала, который устроила твоя любимица, — голос Локи похолодел. — Мы могли погибнуть. Это так, к слову, — Локи неопределенно махнул рукой. — Не могли бы, — Фригг ласково пригладила лацканы его жилета. — Она знала, что делала. Так, значит, это лук Сигюн? — Фригг отошла от Локи, немного приподняла юбку светло-зеленого платья так, что такие же зеленые туфли-лодочки выглянули из-под подола. Одним движением она раскрыла двери балкона, впуская в спальню свежесть и цветочный аромат асгардского сада, во всей красе распластавшегося под окнами королевской спальни. — Будто бы ты не поняла, что этот лук принадлежал ей, сразу после того, как я вынул его из-за спины, — Локи нахмурился. Он не хотел поднимать эту тему. Не хотел разбираться в природе своего желания починить этот чертов лук и вообще говорить об этом больше ни слова. Мать это поняла и больше ничего не говорила, но на губах ее застыла такая довольная лисья улыбка, что сводило зубы. В конце концов, он не выдержал. — Это ничего не значит, — сказал он, поворачиваясь к матери лицом. Она стояла в солнечных лучах, и мелкие пылинки кружились вокруг нее, блестели как бриллиантовая россыпь. Он оставался в тени. Мать ему, кажется, не поверила, и улыбка ее стала шире. Локи подавил в себе внезапное желание затопать как маленький ребенок, недовольный тем, что все идет не так, как он того хотел. — Она была такая жалкая в тот момент, когда обнаружила, что он сломан. Я просто ее пожалел. — Что ж… — Фригг развела руками. — И все же это уже кое-что. Локи хотел возразить, но потом безразлично махнул рукой. — Какая теперь разница? — Локи с плохо скрываемой досадой повертел лук в свои руках. — Его уже не починить, а предлагать взамен какой-то другой из банального орешника… — Локи мотнул головой, вышел на свет, а потом посмотрел в сад. Казалось, он боролся с желанием швырнуть этот лук с балкона. — Есть и другие альтернативы, — Фригг тронула его за плечо. — Не одним лиссом миры богаты. Локи скептически хмыкнул. Мозг его судорожно перебирал известную ему древесину, но тут же отбрасывал, не находя в ней ни одного полезного свойства. Если, конечно, не напитать лук самостоятельно… Но мысли его споткнулись о внезапно скрывшееся солнце. Они с Фригг синхронно посмотрели на небо, что стремительно серело, грустнело и наливалось серебром дождевых туч. — Дождь? — Фригг удивленно вскинула брови. — Давненько в Асгарде не было дождя. — С тех пор как Тор хранит Мьёльнир, — не менее сбитый с толку Локи кивнул. Погода была всецело в руках громовержца. Он посылал локальные дожди на поля, в леса и горы, но над шпилями чертога всегда сияло солнце. Стоило Локи только задуматься о том, что послужило такой внезапной смене настроения брата, как поднявшийся ветер, нагнавший тучи, донес до него голос, смешанный с шелестом кустарников и беспокойным щебетанием птиц.

В краю средь гор и цветущих долин Текла река, исчезая вдали. Прекрасней не было страны, Где рождались баллады и сны. В дорогу звал глас таинственных гор. Три сына там покидали свой дом. Один был горд, другой — упрям, А третий был сердцем смирён.

Это был голос его жены. Неуклюжий, дрожащий, как хрусталь, но при этом мягкий и удивительно гармонично вплетенный в мелодию готовящейся к дождю природы. — «Баллада о трёх сыновьях», — Фригг узнала эту песнь и прикрыла глаза. Ветер шаловливо играл в её золотых кудрях, шевелил, ласкал умиротворенное лицо. — Очень старая песня. Её пела ещё моя бабушка. Локи невольно прислушался.

Слова Отца были грусти полны: «В любви моей вы росли, как цветы. Что ждёт вас там, в чужих краях? Да хранит вас молитва моя». И звучало в ответ Эхо горных вершин: «Сохраните богатство Души И Любви нескончаемый Свет!»

Она пела словно колыбельную. Словно сама она засыпала под эту песню много-много раз, словно росла на ней, словно она была ее сокровищем.

Прошли года, затерялись вдали. В краю средь гор и цветущих долин Встречал отец своих детей После долгих разлук и скорбей.

Локи сделал шаг вперед и вытянул шею, заглядывая в сад. Там, у ивы, Сигюн кружилась, поддерживая подол своего платья так, что были видны белые щиколотки и тонкие икры. Волосы её как кремовый водопад плескались за ее спиной. Она выписывала что-то вроде квадратов, словно кто-то незримый танцевал с ней. Отчего-то Локи явно ощутил незримое присутствие Фрейра. Лицо она обратила к небу. Горящий взгляд ждал. Ждал, когда первая капля ласково поцелует ее в лоб или щеку. И вот это случилось. Раздался рокот, а за ним грянул гром. Туча треснула и орошила первыми каплями землю, принцессу и старшего принца, что с улыбкой зажмурился от капель, щедро заливших его лицо.

И первый сын возвратился домой: «Гордись, отец, — я великий герой! Вся власть моя, и в этом суть На крови я построил свой путь!». Второй привёз золотые дары: «Смотри, отец, я могу все миры Купить, продать и слёзы всех Превратить в серебро и успех!». И звучало в ответ Эхо горных вершин: «Разменяли богатство Души Ради славы и блеска монет».

С каждой строчкой голос ее нарастал, становился громче, увереннее. Она словно срасталась с дождем, улыбалась, ликовала. Одежда её тяжелела, но это будто давало ей второе дыхание. Она порхала как пташка, а ее мокрые крылья-рукава готовы были вот-вот поднять ее над землей. Но тут она резко остановилась и вытянула вперед руки, подставляя их каплям. Её пальцы дрожали, но вовсе не от холода. Она смотрела на них как завороженная и не переставала ласково петь:

А третий сын на коленях стоял: «Прости, отец, я великим не стал. Смиренным был, врагов прощал». А отец с теплотой отвечал: «Душа твоя и добра, и чиста. И пусть богат ты и знатен не стал, Но ты хранил любовь мою. Я тебе свой престол отдаю!».

Локи вытянул руку вперед. На ладонь капнули несколько капель. Они приятно холодили кожу, и Локи вдруг понял, что тоже безумно соскучился по дождю. Сигюн вдруг засмеялась как ребенок. Она подбежала к Тору, потеряла по пути свою туфлю, быстро намеренно скинула другую и, взяв его за руку, закружилась вместе с ним босыми ногами по траве. Последние строчки она напевала особенно торжественно. И это была уже не колыбельная. Это была обращенная к Тору благодарность. И только тогда Локи по-настоящему вслушался в слова. Нет, не просто благодарность. Утверждение. Предсказание скорого, неизбежного будущего, где Локи был тем самым «недостойным» сыном.

И звучало в ответ Эхо горных вершин: «Кроток сердцем и духом смирён, Верный сын унаследовал трон!».*

***

Дождь еще лил, когда Сигюн вошла в замок. Тор пообещал, что он не отзовет его до самой ночи. Довольная как сытый чибис, Сигюн направилась к своим покоям, чтобы сменить мокрую одежду, высушить волосы. Из-за дождя сумерки раньше сгустились над Асгардом, и слуги торопливо принялись зажигать факелы в коридорах. Встречая Сигюн, они машинально кланялись, получали ответный кивок и провожали её настороженным взглядом. В одном из коридоров, который заканчивался гигантским аркообразным окном, небо прорезала молния, почти ослепив Сигюн. Она остановилась, вспомнив точно же такое окно в тронном зале отца. — Погода сегодня разбушевалась, — тихий бархатистый голос послышался позади нее. Сигюн обернулась. Локи, одетый в простую рубашку с объемными рукавами и жилет, держался за ручку двери. Он хотел войти, но, увидев Сигюн, не смог пройти молча. В свободной руке он держал книгу, старую как сам Асгард. — Почему мне кажется, что ты приложила к этому руку? — Интересно, как? — она весело подняла брови. — Я погодой не повелеваю. — Зато Тор повелевает, — ответил Локи. — И он находился рядом с тобой, когда пошел дождь и ты начала исполнять свои ритуальные пляски. Глаза Сигюн удивленно расширились, а Локи не сдержал победной улыбки, однако было в этой улыбке что-то горькое. Сигюн почти кожей почувствовала, что Локи тщательно скрывает от нее обиду. Это озадачило Сигюн. — Что и требовалось доказать, — и он уже хотел было дернуть ручку, но голос Сигюн, которая решила продолжить разговор, остановил его. — Это всего на один день, — она снова посмотрела на небо. — Завтра с утра всё станет так, как прежде. Наверное, многие недовольны таким внезапным изменением погоды. Обычно люди не любят дождь. Даже я этим грешила когда-то, пока не лишилась его. Не зря говорят, что мы не ценим, что у нас есть, пока этого не потеряем. — Асы переживут, — сухо ответил Локи. — На мой взгляд, им не помешает иногда переживать встряски. Хотя бы в виде внезапного дождя, — и он бросил быстрый взгляд окно. — Уверена, они не разделяют твою позицию, — взгляд Сигюн упал на книгу Локи. — Приятно читать в такую погоду. — Читать приятно в любую погоду, — ответил он, будто невзначай переворачивая книгу так, чтобы Сигюн не увидела обложку, но маневр этот был запоздалый. — «Оружие и придание ему магических свойств», — озвучила Сигюн название книги, и Локи побежденно выдохнул. — Интригующе, — она сузила глаза. — Но, надеюсь, ты не создаешь за этой дверью оружие, которое способно уничтожить ядро планеты, например? За иронией Сигюн скрывала свои настоящие опасения, и Локи это явно чувствовал. Он кисло усмехнулся. — Нет, но спасибо за идею, — он внимательно осмотрел Сигюн. — Пойдёшь доложишь моему отцу, что его сын снова проворачивает подозрительные делишки? — он усмехнулся, но было в этой ухмылке что-то горестное. Сигюн вскинула на него яростный, наполненный обидой взгляд. Да как он смеет? Она ни разу не прибегала к Одину с жалобами, ни разу не пыталась стравить двух родственников, хотя с их уровнем взаимопонимания сделать это было бы проще простого, и он смеет предполагать, что она побежит «стучать» на супруга сейчас? Недовольство в ней раздулось, как воздушный шарик, но Сигюн не позволила ему лопнуть гневной тирадой. Вместо этого она сказала всего лишь одно единственное слово: — Нет. Локи стало не по себе. Он снова оглядел Сигюн с ног до головы. Она была похожа на рассерженного дикобраза, готового выпустить иглу из своей спины прямо Локи в глаз. Тогда он схватился за дверь, дернул ручку, и Сигюн решила, что он сейчас захлопнет дверь за своей спиной, но Локи отошел, словно пропуская ее вперед. Сигюн удивленно подняла брови, но замешательство длилось недолго. Забыв про мокрое платье и все еще влажные волосы, движимая любопытством, она вошла в просторный кабинет. Он содержался в идеальном порядке. От пола до потолка его заполняли полки с самыми различными склянками, ампулами, графинами и чашами. Окон не было, но дождь отчего-то было слышно особенно громко. У стены стоял стол с горелкой и несколькими котелками. И хотя они были вычищены, было видно, что ими пользовались не единожды. В самой середине кабинета тоже располагался стол, но на этот раз большой и дубовый. Аккуратно сложенные свитки лежали у края слева, догоревшая свеча в подсвечнике, залитым плавленным воском — справа, а в центре лежало два блестящих кинжала. И, конечно, книги. Много книг. — Так вот как выглядит логово колдуна, — Сигюн прошла внутрь комнаты, тронула резную спинку стула. Взгляд её прошелся по полкам. — Это всё яды? — она нахмурилась, почувствовав, как холодок пробежался по спине. Дверь хлопнула за спиной Локи, и Сигюн невольно вздрогнула. Она в первый раз осталась наедине с мужем после полуудачной охоты на золотую лань. Неделя прошла с того момента. — Не всё, — Локи положил книгу на стол и подошел к полкам. Он заложил руки за спину и с видом заядлого коллекционера оглядел свое богатство. — Но яды преобладают. Сигюн обняла себя руками. Ей было и жутко неуютно, и непреодолимо интересно одновременно. Закусив губу, она пробежалась глазами по полкам. Взгляд зацепился за маленькую склянку с серебряной жидкостью внутри. Создавалось такое ощущение, что в пузырек влили жидкий металл. — «Лунная капля», — прочитала Сигюн название. — Занятная вещица, — Локи усмехнулся и взял пузырек с полки. — Обеспечивает мгновенную, уродливую смерть, — он откупорил склянку и махнул рукой над горлышком, швыряя пропитанный ядом воздух прямо в лицо Сигюн. — Чем пахнет? Сигюн глубже втянула воздух. Нос приласкал удивительно приятный, цветочный запах. Она ни за что бы не подумала, что нечто смертоносное может так красиво выглядеть и так приятно пахнуть. Как Сигюн ни старалась, не смогла определить, что именно это был за цветок, но точно знала, что этот аромат был ей знаком. Этот запах неразрывно ассоциировался у Сигюн с весной, цветением и жизнью, как бы абсурдно сейчас это ни звучало. — Это сирень, — сказал Локи, когда понял, что не дождется от супруги ответа. Сигюн едва не удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу с сокрушенным возгласом: «Ну конечно!». — Что он делает с теми, кому не посчастливилось отравиться? — Чаще всего его добавляют в напитки. В еду его замешать крайне сложно, да и сильный запах сирени вызывает подозрение. А вот в вине… Он может затеряться в обилии цветочно-фруктовых запахов. Другая отличительная особенность — осадок. Чаще всего, человек понимает, что отравлен, когда допивает напиток до дна, но делать что-то уже слишком поздно. Его органы начинают разлагаться, кожа синеет, потом зеленеет, лопаются капилляры, кровь и пена изо рта… — Локи глянул на Сигюн и замолк. Он огласил ей неполный список, но, увидев, как она побледнела, решил на этом остановиться. Он закрыл пробку и поставил пузырек на место. — Яд действенный, противоядия от него не существует, да и смысла нет его изготавливать: принять все равно не успеть. Но заметить его крайне просто, оставляет кучу следов и действует неаккуратно. Если бы я хотел кого-то отравить, его бы я не выбрал. Локи сказал это таким будничным тоном, что Сигюн невольно поежилась. Доводилось ли ему использовать на ком-то яды? Или он все же говорил, основываясь на свои теоретические знания? Хотелось бы, чтобы второе, но предчувствие подсказывало обратное. — А это что? — спросила Сигюн, взяв в руку один из пузырьков. Жидкость в нем была удивительно красивая: светло-сиреневая, с перламутровым отливом. — «Шепот нимфы», — Локи прищурился, глядя на то, как его жена заинтересованно бесцеремонно вертела пузырек в руках и рассматривала переливы смертельно опасного яда. Однако, скрепя сердце, он ничего не сказал. В конце-концов он сам пустил ее к себе. — Как поэтично, — Сигюн улыбнулась. — Похоже на небо ранним-ранним утром. Когда рассвет только-только занимается. А чем он пахнет? Я не умру, если понюхаю? Большим пальцем она поддела пробку, но Локи аккуратно, касаясь только одним мизинцем, отодвинул ее палец от крышки. — Пахнет мятой и розой, но вдыхать я не советую. Он вызывает галлюцинации. Перед отравившимся появляется образ нимфы или того, кого он любит, но кого уже нет в живых. И этот образ нашептывает, поселяет в его сознании навязчивую идею о том, что можно воссоединиться с ним, но только нужно покончить с собой. Тот, кто слаб умом, выполнит просьбу сразу, тот, кто посильнее, будет сомневаться. Но если продолжать травить, он тоже поддастся. Способ изощренный, но слишком непредсказуемый. Я бы не стал его применять. — А что бы стал? — Сигюн вернула яд на место. Локи усмехнулся. Казалось, он дожидался этого вопроса. — Ты как сорока, сразу же обратила свое внимание на что-то, что блестит. Сигюн прищурилась. Отчего-то ей стало обидно после этих слов, но виду она не подала. — Но хороший яд, — продолжал Локи, — не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха, ни осадка и действует мгновенно. Он неуловим, — Локи вытянул руку и достал пузырек с виду заполненный самой обычной, прозрачной водой. И только желтоватая бирка с загадочным словом «Призрак» выдавала, что все не так просто. — И что же он делает? — спросила Сигюн, сглатывая. Ее взгляд был прикован к маленькой склянке, что держал в своей руке Локи. — Поражает мозг, — сухо ответил Локи. — Отравленный даже не успевает понять, что умирает, — он вернул яд на место и, потеряв интерес, отошел к своему рабочему столу. — У тебя здесь собраны все яды? — спросила Сигюн, тоже отходя от полок. — Все, что мне известны, — ответил Локи, усаживаясь в кресло у стола. — Но есть ещё. Уверен, что в коллекцию прибудет дополнение рано или поздно. Сигюн снова неприятно поежилась. Локи этого будто не заметил. Он взял кинжал в руку, проверил равновесие, остроту клинка, а затем, оставшись довольным, выдвинул ящик стола. — Чем ты сейчас занимаешься? — Сигюн неуверенно оперлась руками о край стола, гадая, рассердит ли Локи ее любопытство или он в хорошем настроении. — Почему ты хочешь знать? Нет, все же хорошим его настроение не было. — Ты же сам пригласил меня сюда, — ответила Сигюн. — К тому же я, вроде как, жена и должна знать, чем занимается мой муж в свободное время. Локи иронично хмыкнул. — Готовлю массовое истребление, разве не видно? — он посмотрел на кинжалы, затем кивнул на полки, заполненные всевозможными ядами. — Локи, — Сигюн вздохнула и покачала головой. Раньше такие слова, произнесенные из уст мужа, напугали бы ее, но сейчас она не восприняла их всерьез. Если бы он действительно хотел причинить кому-то вред, полки бы давно были пусты, а клинки обагрила бы кровь. Она поняла, что больше совсем не боится Локи. — Уже много лет я работаю над созданием оружия для себя, — все же ответил Локи. Сигюн выгнула бровь. — Кинжалы хороши, но… — он небрежно бросил клинок на стол. — Такими и смертные пользуются. Это не Гунгнир, не Мьёльнир и даже не Хофунд и ценного в них только то, что они выкованы из лучшей стали. Даже твой лук, — Локи прищурился. — Дерево лиссы. Ты знала, что он не может быть подвержен магическому воздействию? — Знала, — со вздохом сказала она. — Но что теперь говорить о его способности противостоять колдовству, если он не смог противостоять обвалу? — Тем не менее, — из открытого ящика Локи вытащил еще один пузырек, гораздо больше чем те, что использовались для ядов. Жидкость в нем была темно-синяя. — Сейчас нужда в магическом оружии еще больше возросла, — он тронул свои браслеты. — И какими свойствами ты хочешь наделить кинжалы? — Это ты узнаешь, если у меня получится, — уклончиво ответил Локи. — Надеюсь, их магические свойства ты будешь проверять не на мне… Локи в ответ лишь лукаво улыбнулся и открыл пробку заранее приготовленного зелья. Они сидели в кабинете Локи до самой ночи. Тор к этому времени уже отозвал дождь. По инструкции в книге они пытались пропитать клинки зельем. Лезвия шипели, как разозленные кошки, бурлили, нагревались и вновь охлаждались. И вот, когда настало время последнего шага, кинжалы затряслись, заскакали на месте, как сумасшедшие. — Что-то не так, — Локи нахмурился, а потом глаза его быстро расширились от осознания. Он среагировал молниеносно. Схватив Сигюн за плечи, он заставил ее сесть на колени и утащил под стол. И в следующую секунду лезвия треснули как перегретое стекло и разлетелись в стороны. Сигюн поняла, что если бы не быстрая реакция Локи, она бы была изранена. — Снова провал, — шепнул Локи, прислоняясь затылком к ножке стула. В отличие от Сигюн, он оставался совершенно спокойным и, казалось, не испытал никакого потрясения. Словно бы он не в первый раз уже прячется под стол, предчувствуя скорый взрыв. Разочарование — единственное, что виднелось на его бледном, аристократично очерченном лице. Поймав себя на том, что ей тоже грустно от его неудачи, Сигюн подумала, что хотели они того или нет, но лань сделала свое дело. Она больше не боится его, он больше не огрызается (во всяком случае меньше, чем обычно) и даже понемногу пускает ее на «свою территорию». Что если у их союза все же есть шанс? Нет, не на любовь. Разумеется, до этого чувства им никогда не дорасти, Сигюн даже не надеялась. Но взаимоуважение. Вдруг когда-нибудь они научатся друг друга ценить и уважать? Может, даже станут союзниками, друзьями? — Время позднее, — Локи отвлек ее от раздумий. Только сейчас Сигюн поняла, что он тоже смотрел на нее, и поспешила отвернуться. — Тебе пора в свои покои. Не приказ, не попытка выгнать, просто замечание. Сразу же после его слов она вдруг почувствовала, что и вправду сильно устала. Сигюн кивнула и выбралась из укрытия, Локи вылез следом за ней. Она хотела подобрать осколок, но, прежде чем успела наклониться, Локи ногой откинул того в сторону, и он проскользил на несколько метров вправо от Сигюн. — Поранишься, — угрюмо ответил он на вопросительный взгляд Сигюн. — Я сам. Она согласно кивнула и выпрямилась. Принцесса развернулась и подошла к двери. Уже находясь одной ногой в коридоре, она остановилась и посмотрела на Локи. — Я уверена, что у тебя получится создать оружие, которое ты хочешь, — тихо сказала она. — Гунгнир, Мьёльнир, Хофунд… Все они придают сил своим хозяевам, но ты, как я слышала, способен перебить отряд обученных ледяных великанов, используя всего лишь обычные кинжалы. Это тоже кое о чем говорит, — она несмело улыбнулась. Локи посмотрел на нее. Он ничего не сказал ей, но Сигюн показалось, что он улыбнулся в ответ. Незаметно, одними глазами, которые обычно глядели на мир и населявших его существ так холодно. — Спокойной ночи, — пожелала она, кивнув на прощанье. Он снова промолчал, но кивнул ей в ответ. Тогда она окончательно вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. До спальни она добиралась в приподнятом настроении. Оказавшись в покоях, она сразу же почувствовала чужое присутствие. — Уна, это ты? — с порога спросила Сигюн. — Как хорошо, что ты здесь, — на ходу расплетая косу, сказала она. — Поможешь мне справиться с волосами, они все спутались после дож… Но в спальне не было Уны. Окно было распахнуто, прохладный, пропитанный влагой воздух раздувал легкие занавески. У изголовья кровати, словно на жерди, сидел орел с белыми, слепыми глазами. — Что за.? — Сигюн нахмурилась, предчувствуя неладное. — А ну кыш! — она махнула рукой, намереваясь прогнать наглую птицу. — Улетай, ну же! Орел не сдвинулся с места. Сигюн посмотрела по сторонам, ища что-нибудь, что могло бы спугнуть птицу. На столе стоял тот самый злополучный канделябр. Однажды он уже послужил ей и, вероятно, вот-вот послужит еще. Она взяла его со стола, но, когда вернулась, чтобы спугнуть орла, его на спинке уже не было. Подумав, что он все же вылетел в открытое окно, Сигюн подошла к нему и закрыла. Мысленно она удивлялась тому, как эта птица вообще умудрялась летать, ничего не видя. Развернувшись, она собиралась вернуть свое «оружие» на место, но, не успев сделать и шага, ахнула и выронила его. Звук упавшего предмета раздался в спальне почти оглушительно громко. Сердце Сигюн поднялось к горлу и забилось там как сумасшедшее, мешая вдохнуть. Перед ней стояла ведьма. В том, что она была именно ведьмой, Сигюн не сомневалась ни секунду. Она была чернокожей. Её темные волосы были заплетены в крошечные косички. Ожерелье из камушков и костей обхватывало ее шею, ложилось в ложбинку на груди, длинные серьги касались плеч. Её руки были исписаны золотыми узорами и рунами. Слепые, белые глаза особенно сильно выделялись на темном, сурово-спокойном лице. — Кто ты? — охрипшим голосом спросила Сигюн. Что-то мешало ей завопить, прося помощи, и броситься наутек, хотя каждая клеточка ее тела почти умоляла об этом. — Моё имя Миджиси, — голос у ведьмы был пленительно спокойный, тихий. Говорила она, сильно смягчая согласные, что указывало на то, что она родом из Муспельхейма. — А ты, — она сделала шаг к Сигюн навстречу, — просившая помощи принцесса. — Что? — Сигюн недоуменно нахмурилась. — Я не… — Рыжая девочка, — не дала ей закончить Миджиси. — Она пришла в Потерянный город и просила помочь принцессе-перевертышу. Глаза Сигюн расширились от понимания. Она просила Уну найти для нее незарегистрированного мага, который мог бы помочь ей справиться с обращениями в мышь. Неужели она нашла? Неужели эта маленькая рыжая девочка сумела найти того, кто всеми силами старается сделать так, чтобы его не обнаружили? Волна нежности захлестнула Сигюн, но тут же отхлынула, когда она глянула в слепые глаза напротив. Принцесса напряглась. — Хм, — ведьма хмыкнула. — Принцесса не знает, чего она хочет? — она чуть приподняла юбку своего платья и плавно обошла Сигюн словно пантера, кружащая вокруг жертвы. Она молчала, внимательно наблюдая за Миджиси. — Нехорошо, белянка, — ведьма тронула ее волосы, отчего в ее руке они казались еще белее. — Каждая моя секунда здесь опасна для меня. Твой муж рыщет, — она понизила голос до шепота, граничащим с кошачьим шипением. — Чует всё, как ищейка. Ведьма смотрела на нее. Именно смотрела и, казалось, хоть ее взор и был затуманен, она видела намного лучше, чем любой другой человек, находящийся в этом замке. Жуткие мурашки рассыпались по телу Сигюн от осознания этой истины. — Если захочешь, белянка, — она выпустила ее волосы. — Я буду ждать тебя под старой ивой на Валькирском озере. Мужу скажешь лишь половину лжи. Если соврешь во всем, он сразу уловит. Назови верное место, но соври о цели. Никто не должен знать обо мне, — и она приложила палец к своим сочным губам. — Завтра, до полудня, — она ступила грубым ботинком с множеством ремешков и застежек на край окна. Раздался оглушительный хлопок. Вихрь закружился вокруг Миджиси, делая ее невесомой и легкой. Ее кожа обросла перьями, нос вытянулся, руки взметнулись вверх. В мгновение ока она вновь обернулась орлицей и, сделав мощный взмах крыльями, выпорхнула в окно навстречу влажной, свежей, шелестящей ночи. * Использован текст песни Татьяны Шиловой «Баллада о трёх братьях».