Останься со мной

      Прошло около двух недель с последних событий. Коробки из-под вещей были пусты, всё лежало на своих местах, а я уже начинал привыкать к жизни в этом доме. За всё время происходило много странностей, по типу скрежетов, неизвестных звуков и так далее, но меня это слишком достало, так что я просто не обращал внимания. Зато, Кот снова вернулся в норму и вёл себя как обычно. Правда часто шипел в пустоту посреди ночи. Иногда это раздражало.       Осаму приходил и просто сидел возле калитки, смотря всё так же вдаль. Даже стучался, но я не открыл. Пусть идёт к чёрту. Там его явно заждались.       Кстати, сомнения насчёт того, что это моя шизофрения, уж точно отпали ещё неделю назад. Этот идиот оставил на моей шее следы своего присутствия, из-за чего в магазине на меня часто косились и шептались. Мне, разумеется, плевать, но раз есть реакция, значит другие люди тоже это видят.       Да, возможно, я скучал. Скучал по псу, который влюбил меня в себя. Но несмотря на всё это, моя гордость и здравомыслие не позволяли заговорить с мумией. Таблетки, да и многие продукты совсем закончились, но ехать за ними мне было лень. Не хотелось совершенно ничего.       Утро было жаркое, но изредка можно было почувствовать приятный ветерок. Я и Кот лежали на разобранных качелях во дворе. Солнце, пока что, не мешало нам, так как ещё не поднялось достаточно высоко, из-за чего мы находились в тени дома. Мои глаза были закрыты. Я слушал шелест травы и пытался ни о чём не думать. Но, видимо, не на долго. Я почувствовал, как кто-то сел на край качелей. За этим последовало тихое мурчание моего кота.       — Так было хорошо, пока ты не явился. Уйди обратно. — промычал я.       — Наконец-то не игнорируешь.       Я недовольно сжал челюсть, повернув голову в другую сторону.       — Ты не сможешь бегать от меня вечно, Чуя. — голос Осаму был тихий и спокойный. Он лёг рядом, а я всё так же не собирался открывать глаза, пытаясь показать, что мне совершенно плевать.       Кот, по всей видимости, был очень рад его присутствию.       — Выключи свой пушистый вибратор. Он действует мне на нервы.       — Ты просто завидуешь, что твой вибратор любит меня больше, чем тебя.       Я тяжело вздохнул и открыл глаза. Небо было идеально чистое. Изредка пролетали птицы.       — Дай мне шанс объяснить.       Мои глаза снова закрылись.       — Я не понимаю, о чём мне можно говорить с призраком.       Дазай взял меня за руку, от чего я немного одёрнул её, фыркнув. Тогда, будто за один прыжок, он навис сверху и коснулся моих губ своими. Это было так нежно, словно меня поцеловал какой-то ангел. Ну, в его случае, аккуратный демон.       Опомнившись, я резко дал ему в нос и попытался вскочить. Видимо, это было ошибкой, так как в глазах потемнело и я плюхнулся обратно на качели.       Как только тьма в глазах начала рассеиваться, никого уже не было. Опять его штучки. Сколько можно. Кот вцепился в покачивающиеся качели, придерживая под лапой свёрнутую записку.       — Заодно с ним?!       Я быстро взял её из-под когтистых лап и развернул.       «Жду через полтора часа возле ворот. Если выйдешь и не будешь сопротивляться, больше не буду доставать тебя своим присутствием. P.s. Твои губы как всегда прекрасны~»       Недовольно бубня маты себе под нос, я взял Кота и ретировался в дом.       — Опять за своё. И к чему весь этот цирк? Как он смеет меня трогать?!       За пять минут до указанного времени, я сидел в прихожей, крутя свою шляпу в руках. Кот валялся передо мной, иногда тыкаясь головой в мою ногу.       — А надо ли мне разбираться в этом?       — Мр~       — А если я правда сошёл с ума? Или он убьёт меня?!       — Мяяяу!       — …       — Мрр-мяу!       Я тяжело вздохнул и встал. Разумеется, мне совершенно не полегчало от непонятных звуков пушистого идиота. Но надеялся, что это были слова поддержки на кошачьем.       Надев шляпу, я быстро вышел из дома и направился в сторону забора.       «Может, если разберусь с этой скумбрией, проблема решится и со звуками?»       Осаму стоял за калиткой. Первое, что я заметил, это его повязка на правом глазу. Не знаю, как давно она появилась, ведь не смотрел на него всё это время. Похоже он сильно нервничал. Удивительно, что с его носом всё было в порядке, хотя, вроде, я довольно сильно врезал ему на качелях. Или может я как раз попал в глаз?       Я вышел и закрыл за собой ворота.       — Новая мода? Или выбрал вилку?       — Очень смешно. — Осаму быстрым взглядом пробежался по моей одежде.       — Не нравятся шорты? — усмехнулся я.       — Нет, мне просто интересно, почему они все разные. В тот раз горчичные, сегодня красные. По настроению?       — Да. Сегодня настроение «хочется въебать тебе больше, чем обычно».       — Пошли.       — С какой стати я должен?       Он молча повернул налево, параллельно засунув руки в карманы. Всё было предельно ясно. Хочу ответов — надо идти.       Мы шли минут пять, и как только наши дома скрылись за поворотом, скумбрия решил продолжить диалог.       — Ладно. Давай расставим все точки над i.       — Мы вроде обсуждали дело, а не то, что ты обожаешь.       — Что?       — Что?       Мы остановились, посмотрев друг на друга.       «Он тупой, как хорошо.»       — Я хотел сказать, — продолжил мумия, двинувшись дальше, — что это очень запутанная история в и одиночку я объяснить тебе её не смогу. А даже если смогу, то позже на мне это скажется. — он помолчал, — Уже сказалось.       Я молча смотрел на него, ожидая продолжения.       — Мы идём к моему старому другу. Думаю, он сможет объяснить тебе.       — А, понятно. — проговорил я, поправив шляпу, — Пытаешься переложить ответственность на кого-то ещё? Тоже друг призрак?       — Пытаюсь остаться со зрением.       Мой взгляд ещё раз упал на повязку. Меня слегка передёрнуло, но я старался не подавать виду и не спрашивать.       — Не волнуйся, мне не вырвали глаз. — Осаму усмехнулся, коснувшись пальцами бинтов. — Пока что.       Наш путь был не близким. Мы зашли на какую-то серую старую улицу, где, по всей видимости, проживали в основном пожилые люди. Одни из таких сидели на креслах качалках и молча провожали нас взглядом. Точнее, меня. Я давно заметил, что здесь почти нет людей. А если и есть, то ну очень уж они странные. В их взгляде невозможно было прочитать ничего. Совсем. Пустые сосуды, доживающие свои последние дни в этой глуши. Я машинально подошёл ближе к Дазаю.       — Боишься стариков, Чуя? — усмехнулся он, приобняв за плечо.       Я недовольно взглянул на руку, но смахивать не стал. Точнее, начал задумываться, как это будет выглядеть со стороны. Спиной я чувствовал их взгляд. Пристальный, изучающий, вводивший в противное чувство тревоги. Тут забинтованный резко свернул налево, от чего я даже пошатнулся.       — Поверь, в этом месте лучше идти так.       Дорога проходила между заборами двух участков. Над ней были темные ветви деревьев, а под ноги то и дело попадались камни. Как только солнечный свет совсем пропал, со всех сторон начал слышаться какой-то шёпот. Иногда даже казалось, что ко мне тянутся костлявые руки.       — Осаму, мать твою.       — Тихо. — проговорил он, продолжая медленно вести меня. Тут мы завернули направо и дорога превратилась в лестницу, которая вела вниз к старой железной двери.       — Ну нет. — сказал я, пытаясь убрать его руку. — Я не пойду туда. Сейчас ты убьешь меня, я превращусь в чупакабру и буду ходить как ты.       — Не неси бред, Накахара.       — Ага, сказал мне призрак.       Осаму вздохнул и спустился со мной, постучав несколько раз в дверь. Раздался глухой звук. Через пару секунд ручка медленно повернулась и дверь плавно открылась, будто приглашая зайти в темноту.       — Дальше сам. — сказал Дазай, отпустив меня.       — НУ НЕТ! — я крепко схватил его руку, — Либо ты идёшь со мной, либо я ухожу!       Тут кто-то резко схватил нас и затащил внутрь. Дверь захлопнулась. Было абсолютно темно, а в нос дало спиртом, какими-то травами и запахом грызунов. Меня толкнули и я сел на стул, покрытый каким-то грубым мехом. Резкий фиолетовый свет ослепил меня.       — Оу, извините, господа. Лампочка шалит.       Мои глаза открылись. Я сидел на стуле прямо перед тёмным деревянным столом, на котором были какие-то бумаги, ручки, статуэтки черепов каких-то грызунов и другая странная жуткая атрибутика. Напротив меня стоял ещё один стул, но намного больше моего. Такая расстановка была похожа на комнату для допросов, которую усердно украсил сумасшедший травник. Чего только не было на стенах. Ловцы снов, ящики с книгами, какие-то пробирки, листья, плакаты. Казалось, будто на стене не было самой стены. Я начал оборачиваться, судорожно ища глазами Дазая. Он сидел сзади справа от меня. Устроившись на диване возле стены, мумия всем своим видом показывал, что часто бывал тут раньше. Его было еле видно из-за освещения. Кстати, за его спиной я смог разглядеть какой-то большой ковёр с узорами. Единственным освещением в этой комнате была как раз одна фиолетовая лампочка над столом, которая оказалась тусклой. По крайней мере не такой яркой, как при включении. Её свет доставал максимум до сидящего Осаму, а остальные углы комнаты были тёмные. Возможно, был и другой свет, но это мне было уже неизвестно.       — Долго же вы шли.       Я резко посмотрел вперёд. На большом стуле, на расстоянии вытянутой руки, сидел мужчина лет сорока в белой ушанке. Похоже, он успел беззвучно повернуться, пока я не видел. У него были чёрные слегка растрёпанные волосы, касающиеся его плеч и чёрный плащ с мехом, накинутый на белую рубашку. Его тёмно-фиолетовые глаза, которые из-за такого же освещения словно горели, смотрели прямо на меня, а ухмылка напоминала такую же ухмылку, как у Дазая.       — Очень интересный экземпляр, — говорил он, не отрывая от меня взгляд, но, по всей видимости, обращаясь к скумбрии. — Мне только интересно, зачем ты привёл его ко мне?       — Ты прекрасно знаешь.       — Я то знаю. — протянуто усмехнулся он, облокотившись на спинку стула, — Я всё знаю. А ты сам?       Я повернулся в сторону Осаму, а тот в свою очередь смотрел в другую.       — Ах, да, где же мои манеры. — он встал, будто рассматривая меня ближе. — Фёдор Достоевский. К Вашим.       — Это конечно всё очень здорово, Достоевский. — перебил его я, — Но мне нужны ответы.       Он хмыкнул, открыл ящик стола и достал оттуда пыльную папку.       — Осаму Дазай, двадцать лет. Рано закончил школу и поступил в университет. Причина смерти: самоубийство.       Я снова обернулся в его сторону. Суицидник улыбнулся, пожав плечами.       — Оздоровительное самоповешение.       Закатив глаза, я развернулся назад. Достоевский протянул мне досье.       — А дальше, пожалуй, сам.       Я взял в руки листы бумаги и мои глаза забегали по строчкам.       «Семейное положение: не женат. Семья: Мать — Пропала; Отец — мёртв; Мачеха –?; Остальные родственники — Не найдены.»       Я поднял взгляд на Фёдора. Тот в свою очередь наконец отвёл от меня взгляд.       — Дазай, выйди.       Осаму, будто ожидая этих слов, быстро исчез. И только сейчас я почувствовал эту тишину.       Достоевский заметно расслабился, протягивая мне конверт:       — Ты даже не представляешь, куда попал, Накахара.       Я пропустил тот факт, что он знал моё имя. Кажется, меня уже нельзя было удивить.       — У этой истории очень сложное содержание. И если ты скептик, то она покажется тебе бредом.       Я взглянул на русского.       — Видишь ли, рыженький. Ты связан с этим местом не просто так. — он забрал папку со стола и убрал обратно в ящик. — Жил-был мальчик с отцом в большом двухэтажном доме.       — Ты серьёзно? — хмыкнул я.       — Мать мальчика пропала, когда он был ещё ребенком, — не обращая на мои слова внимания продолжал он — Но они не отчаивались и жили вдвоём, забыв про все ссоры и бытовые заботы. Мальчик обожал отца, ведь он был единственным человеком, который понимал его и принимал во всех сферах жизни, чем многие люди похвастаться не могли. Но тут появилась женщина, которая купила дом за забором. Она проявляла к отцу мальчика заметный интерес и часто приходила в гости. Годы шли, мальчик стал парнем, а соседка наконец добилась своего и начала встречаться с его отцом. Даже вскоре поженились. — Достоевский поднялся, начав расхаживать туда-сюда — В один прекрасный день, отец отправился в командировку и не вернулся. До этого момента, женщина уже давно подозревала его в измене. И что думаешь? Конечно внушила себе, что он уехал со своей «шлюшкой» строить новую жизнь. Тем временем, сыну пропавшего мужчины позвонил телефон. Ему сообщили очень плохую новость, после которой он повесился. Тело так и не нашли, а дом начали много раз продавать. Заделали подвал, перестроили. А женщина совсем сошла с ума. Начала наблюдать за соседним домом, проделала тайные ходы, чтобы в один прекрасный день отомстить человеку, который увёл её объект зависимости. Но ей нужен был кто-то, кто будет заманивать его к ней.       — Какой-то бред, не думаешь? — проговорил я, снова перебив Фёдора.       — Раз тебе не интересно, можешь идти и терпеть привидений дальше.       — Ладно-ладно.       Достоевский посмотрел на меня пару секунд, сел обратно, после чего продолжил:       — Сумасшедшая обнаружила труп сына возлюбленного. Женщина решила прибегнуть к чёрной магии и воскресить его, чтобы тот заманивал людей из дома. Так и получилось. Но она просчиталась. Наведя порчу на душу приёмного сына, она продала свою. В итоге прошло много лет, она стала похожа на скелета с кожей, но всё ещё не может умереть из-за сделки с духами. Поэтому требует своего «раба» заманивать к себе людей живущих рядом. Разумеется, мужа среди них она ни разу не встретила, а просто съедала влюблённых в Дазая идиотов.       Я смотрел на рассказчика, тряся ногой. Не знаю, от стресса или от постепенного осознания происходящего.       — Дазай влюблял меня в себя, чтобы заманить?       Достоевский посмотрел мне в глаза.       — Освободи его, Чуя. Душа не должна страдать на земле. — он пододвинул фотографии.       — Да почему я? Раз ты его видишь, значит жил в том доме?! Так почему блять я?! Ты знаешь намного больше!       Он резко встал, серьёзно смотря мне в глаза. Пододвинул конверт, намекая открыть. Я неуверенно взял его, разорвав бумагу. В конверте были две фотографии. На одной была разбитая, явно перевёрнутая несколько раз серая машина, лежавшая на обочине. На второй был Дазай, которому на вид лет восемнадцать, мужчина, похоже, его отец и женщина. Фотография была старая и мятая, а на краю виднелись капли крови. Сзади было написано карандашом «Любимые». Сердце словно резануло осколком стекла.       — Последнюю нашли в салоне отца перед его смертью. Осаму видел эти фотографии. И это не то, что ЕМУ нужно. Это нужно именно ей. Не будет её, твоя скумбрия освободится.       Стул резко опустился назад, а меня будто сильно потащили к двери. Я только успел зашипеть от неожиданности. Достоевский появился передо мной.       — Знаешь, почему не я, Накахара? — он поправил мою шляпу, по видимому одновременно пряча в неё фотографии. — Я любил его. Абсурд, правда? Такой гениальный человек, как я, поддался такому глупому чувству. Но ОН меня не любил. Я остался жив, просто потому что был умнее.       Дверь открылась и меня ветром приглашало на выход. Я поддался и вышел за пределы этой странной квартирки.       — Тебя он ей ни за что не отдаст. Даже если будет страдать сам. Вот в чем наша разница. Дверь захлопнулась.