На игре

      Браслет лёг на стол: — Можем расходиться, Альфред не приплывёт. Похоже, захват настолько ошалел от недостатка энергии, что не смог даже спустить корабли на воду.       Панда, однако, не спешил расставаться со своим. — Вы считаете, что война уже закончилась? — Много видел горячих войн. По мне, и не начиналась. — На всякий случай предлагаю воззвать с благодарностью к духам предков, чтобы те не послали новых напастей.       Ван Яо – ужасный перестраховщик. Впрочем, его это не раз спасало. Всё равно Иван мысленно закатил глаза. — На духов надейся, а сам не плошай, хотя, почему бы и нет? И как это надо сделать? Эй, духи предков, взываю к вам с благодарностью?       Панда вздрогнул, эхо гулом прокатилось по полупустым коридорам башни. По крайней мере, теперь он понял, о чём Иван. Понял и усмехнулся. — Так вы призовёте скорее Конфуция. Восстав с земли, он убежит к тому же Сингху, ибо здесь его потревожил, будет рассказывать, рёв ужасного дракона. Мы привыкли взывать более гуманными методами. Например, трёхчасовой медитацией в позе журавля во славу предка Гуан-Ци. — Трёхчасовой? Может, у вас на это терпения хватит, но не у меня. Неужели у вас национальная привычка — растягивать дело на несколько лишних часов?       Панда отвёл взгляд. Намёк понят. Наверное, они обсудят сокращение рабочей недели в ближайшем будущем. — Вы правы, здесь нужно что-то иное. Возможно, подойдёт практика прикосновений. Она призовёт снизойти на нас милости Дао Ен и Нгшоу Лян, которые увидят нашу связь союзников.       Мозговые извилины отчаянно заелозили, пытаясь вспомнить, кто эти двое. Видимо, давно дело было, ибо на экран мыслей вылазил только шиш. Потому Иван позволил панде взять дело в свои руки. Как ни странно, потребовалось не много. Ван Яо отставил на стол чашку с чаем и заставил взяться правой рукой за свою правую руку. — Повторяйте за мной.       Он заставил в очередной раз убедиться, что китайский язык сложный донельзя. К счастью, в этот раз ничего не исправлял. Иван как раз исправно повторял по памяти длинную фразу, как вдруг Ван Яо быстрее рассерженного медведя приблизился к нему и поцеловал в губы. Прикосновение ошарашило и возмутило, но ошарашило больше, посему, пока Иван соображал, на что только что дал согласие, Ван Яо отстранился и тыльной стороной ладони вытер рот. — Гораздо лучше последствия духовной связи, нежели физической. Однако и они вряд ли помогут. — Помогут от чего?       Панда грустно улыбнулся: — От неотвратимого будущего. Стабильное процветание приводит к тому, что нация вымирает. Предки называли это парадоксальным законом мироздания. — Чьим законом? — Всей цивилизации. — А что, если я не захочу ему следовать?       Включилось детское упрямство? Нет, злость на всех и вся пополам с расчётливостью. Если осторожно, то всё можно. — Это ваше право, товарищ Брагинский. Или обязанность. Рядом с вами начинаешь сомневаться во всём, казалось бы, фундаментальном и несокрушимом. Однако поэт, владевший мудростью древних, говорил: Посмотришь ли вдаль, Обернёшься ли к небу — Завтра далеко.       Знакомые слова. — Я слышал подобное от Хонды. Кстати, он уже получил своё? — А что, простите, он должен был получить? Если только мою подпись в своей капитуляции, но до этого ещё дней шесть, как минимум. Если, конечно, он не предпочтёт ей выполнение долга самурая. — Меня иногда забавляют его традиции. Мёртвый, конечно, принесёт больше пользы, чем живой. — Смотря кто и когда. — Ван Яо ещё раз глянул на экран и качнул головой. — Кажется, товарищ Брагинский, вы всё-таки оказались правы. С меня причитается. — Ну что вы, для нас это бесплатно. Моды, к счастью, пока не научились требовать хлеба и зрелищ в обмен на свою работу, а УБИ не так уж и много. Это слишком ценная и хрупкая военная единица, чтобы набирать их в солдаты. Гораздо выгоднее использовать обычных стрелялок. — Кто вообще придумал этих УБИ? — Альфред. И сначала они были предназначены, чтобы делать полноценными инвалидов, потом — для актёров, которые хотели выполнять все трюки самостоятельно, а после быть актёрами захотел весь Свет.       Тьма, если называть вещи своими именами. — Неудивительно, что чуть позже они сделали инвалидами полноценных людей. Лекарство помогает больным, но может отравить здоровых.       Как ни странно, эти слова сопровождались пристальным взглядом. На что он намекает?

***

      После заключения котракта дела пошли на поправку. Нет, осваивать бюджет никто не стал. Просто после окончания официальной части Брагинский попросил его задержаться, вручил код и попросил приглядеть за Татой. Увидев удивлённый взгляд, быстро пояснил: — Нервы до добра не доводят. Адрес пришлю днём. Приехал бы сам, да занят. Это дня на три, не больше.       Эдуард обругал с головы до ног, но разобрался в три часа, стоило сказать, что это для госпожи Арловской. Райвис чуть не увязался за ним, аргументируя, что можно сэкономить на гиде, так как он эти места знает, как свои пять пальцев. К счастью, Эдуард выручил и тут, сунув медицинскую карту и тихо посоветовав оставить его дома. Это был первый раз, когда они решили объединиться против Райвиса, но того требовало дело.       К тому времени, как Торис домчался до больницы, Наташа успела немного прийти в себя, но встретила невидящим взглядом и стиснутыми до белых костяшек пальцами. Не реагировала ни на какие слова, и лишь когда обнял, уткнулась лбом, закрыла глаза, сипло попросила: — Прочитай вслух, — и протянула измятый кусок туалетной бумаги в красных пятнах. — Может, не надо? Тебе надо отдохнуть, поедем ко мне, — попробовал отговорить Торис, подозревая, что это за послание, но Наташа подняла голову и посмотрела в упор: — Прочитай вслух. Пожалуйста.       Пальцы немного подрагивали, когда он разворачивал записку. Большинство слов приходилось угадывать, ибо кровь размыла неизвестно откуда взявшиеся чернила, лёгшие не очень-то читаемыми буквами. «Тата, Ты не представляешь, как я рада, что увидела тебя. Меньше всего я хотела, чтобы ты запомнила свою сестру в образе бездушного УБИ, однако обстоятельства складывались против меня, и я медленно, но верно теряла надежду. Если бы я могла вернуться в прошлое и изменить своё решение, я бы ни за что не поддалась на уговоры Джонса, но жалеть об этом уже поздно, равно как и что-то менять. Моя участь решена, и я хочу только одного — умереть в своём собственном теле. Феликс или кто-то другой, если он в последний момент откажется от меня (сильно сомневаюсь, отказ от такого стоит дороже самой процедуры), ничего не получит. Если не захотите заниматься моим погребением, то просто дайте предоставившему это письмо мой старый рабочий костюм — я хочу, чтобы меня похоронили в нём. В любом случае знай: я люблю тебя и никогда не перестану любить. Софи. P.S. Иван, Я знаю, что очень сильно тебя обидела, поэтому… прости, если сможешь. Просто прости и сбереги, пожалуйста, Тату. Меньше всего я хотела бы встретить тебя — или её — по ту сторону жизни ещё как минимум лет сто.»       На удивление, Наташа выслушала без слёз. Но стоило замолчать, тяжело вздохнула, и во вздохе явно послышался всхлип. — Это моя вина. Я вырубилась, наивно посчитав, что прилечу за ней утром, но проспала до обеда. Когда я примчалась, её… Почему главмедмод не посчитал нужным ей сообщить?       Она снова замолчала. — Всё будет хорошо, — начал успокаивать Торис, — здесь хорошие моды, они не дадут ей отойти в мир иной. — На самом деле, наше учреждение занимает всего лишь сто двадцать девятое место в рейтинге лучших медицинских учреждений, а, соответственно, смертность у нас больше и количество умерших в стенах составляет в среднем шестьдесят восемь человек в год.       Наташа подозрительно обмякла. Торис еле успел её подхватить. Если бы не она, он бы высказал всё, что думает о модах вообще, решившему нарушить их уединение медмоду. Тот отреагировал более чем спокойно и моментально поинтересовался: — А мадмуазель у вас на руках, как я понимаю, Наташа Арловская? У меня для неё есть новости. — Плохие? — обречённо спросил Торис. — Почему же, хотя… Ладно, раз главный генератор драмы обезврежен, говорю без обиняков. Жизнь Софи Черненко вне опасности. Конечно, реабилитация потребует времени, ещё она будет обязана пройти курс у психиатра…       Дальше Торис не слушал. Свалившийся с души камень помог найти силы дотащить Наташу до дивана и в грубой форме потребовать от медбота выполнения его непосредственных обязанностей. Тот понял свою вину и укатил быстрее ветра.