Медведь

— Почему вы его бьёте? — до Намджуна доносится голос молодой особи. Совсем незрелой, возможно она даже не сможет выносить потомство, но этот странный голос все равно чётче всего остального добирается до разума.       Он даже перестаёт кричать. — Перейдём к следующей лаборатории, это закрытый сектор, — этого голоса Намджун не слышал, но он уже бесит, потому что уводит обладательницу незрелого голоса. — Да вы чёртовы изверги. Вы хоть знаете, что один пост и в интернете пойдут не самые хорошие слухи, — Намджун успокаивается и теперь может открыть глаза. Наверное, потому что его перестали бить током. Теперь он видит за приоткрытой дверью кабинета много людей, они все пахнут человеческим потом и перхотью, приятный запах молодых людей, во взрослых особях он чует ещё и гниль. — Хорошо, раз уж мы обещали рассказать вам все, то прошу, пройдите в процедурный кабинет, мы вам покажем нечто удивительное.       «Как в цирке» – думает Намджун и хочет закатить глаза. Рядом застыл его мучитель, ждёт приказ и не понимает стоит ли мучить животину на глазах у детей. — Это образец «ноль пять ноль». Он был создан искусственным оплодотворением, путем скрещивания клеток медведя и человека. Данный экземпляр находится в разработке и проходит проверку на устойчивость. Нужно обязательно выяснить условия перевоплощения для безопасности других людей.       Намджун видит, как одна девушка закатывает глаза и одними губами передразнивает слово «разработке» и сжимает губы. Это вызывает у Намджуна ухмылку. Он уже и забыл, что иногда люди могут выражать разные эмоции, и они выглядят восхитительно. Девушка хмурит брови, фыркает, возмущается себе под нос и переводит взгляд на Намджуна.       Смотрит не сквозь, не как на грязь или опасность, а как на такого же как они, с жалостью и сожалением. Намджуну приходится отвернуться, потому что пульс до странного участился, хотя он не зол, его голова внезапно начала под кожей нагреваться, а наверху появились медвежьи уши, которые он тут же прижал к голове. — И в каких случаях он перевоплощается? — Можно на это посмотреть? — Он становится намного больше? — Как происходит перевоплощение обратно в человека? — Как трансформируются его кости? — Вы в курсе, что эксперименты как над человеком, так и над животным, противозаконны? — голос самой разумной девушки среди любопытных глупостей других особей снова Намджуна выбивает из колеи. Вот так, лёжа на кушетке и прикованный руками и ногами, его будто подбрасывает уже второй раз. Странное ощущение, после которого хочется не крушить и вырасти в размерах, а, наоборот, уменьшиться.       Тишина наступает мгновенно после этого вопроса, другие молодые особи смотрят на девушку озлобленно, Намджун чует неприязнь с их стороны и низко рычит. Это отрезвляет всех, а мужчина, который их привёл, хлопает в ладоши. — Если вам так интересно, я отвечу на многие вопросы, просто показав, как происходит процесс перевоплощения?       «Вот чёрт, да вы заебали» – думает Намджун. «Вы думаете, это так просто – из одной сущности прыгать в другую? Между прочим, кости больно сдвигаются, позвоночник потом ещё неделю болит, а сожрать вас хочется немеренно».       Конечно, никто не спрашивает Намджуна, его просто снова бьют током. Обычные будни, он даже привык, только на этот раз на него пялятся, это противно, но одни глаза его успокаивают. Точнее, они пробуждают в нём странные чувства, потому что он не может оторваться от них. Ему сочувствуют? Он знает этот взгляд, однажды он уже видел от одной медсестры, она зашивала рану на его бедре, которая не хотела регенерироваться. — Увеличивай заряд, он так и будет терпеть.       Говорит, сука, спокойно и так же бездушно его мучитель выполняет приказ. Больно. Намджуну нечего сказать об этих пытках, такое можно понять только когда испытаешь на себе, так что больно до дикости. Перевоплощаться от такого не просто трудно, невозможно, а тупые люди продолжают. — Блять, да хватит! — рявкает он. Он говорит с ними в редкие моменты, просит ещё реже, но в этот раз он не может больше выдерживать на себе один единственный сожалеющий взгляд. От него снова хочется скукожиться. Его отцепляют от оков, такие сдавят ему конечности.       Его ещё пару раз бьют током, будто из вредности. Дело в том, что Намджун может перевоплотиться в любой момент, но добровольно не собирается это делать, потому что процесс болезненный и изнуряющий.       Сейчас он это делает почти сам. Сжимает губы и просит у тела сил закончить это поскорее. Видит, как интересно молодым особям смотреть; наверное, забавное зрелище, так что он снимает рубаху, что являлась единственной одеждой до колен и стискивает зубы, чтобы не кричать. — Отойти всем на шаг назад. Приготовь ошейник, — кивает мужчина напарнику и тот умелым движением прицепляет медведя за шею, что тот хочет тут же сделать шаг, но воет.       Намджун тяжело дышит. В теле медведя ему легче, он хотя бы может размять лапы, пощёлкать пастью, но ещё лучше то, что он чует.       Чует каждого по отдельности, всех стоящих в этой комнате определяет калейдоскопом запахов. Ему нравится именно один во всей толпе, он ему приглянулся ещё человеком, такой приятный, домашний, нежный. Так пахнет девушка, которая его защищала, она пахнет хвоей, опилками, речкой и химикатами своего дешёвого шампуня. Люди постоянно пихают в себя всякие дерьмо, а от этого медведь чихает. — Какой большой. — Можно потрогать?       Эти молодые особи лезут к нему без спроса, Намджун фыркает и скалится, потому что он вообще-то грозный и откусить их головы может спокойно. Но нет, руки в его шерсти, на морде, кто-то даже лезет в пасть.       Всё. Достало.       Намджун раскрывает рот, с силой рыча на недоносков, потому что он не игрушка. — Ударь его током, чтобы успокоился. — Не надо, — просит девушка и выходит вперёд. Намджун может её цапнуть, если хочет, но лишь с благодарностью лижет выставленную вперёд ладонь. — Смотри, ты его защищаешь, а он возьмёт и откусит руку. Всем отойти от эксперимента, достаточно, идём дальше.       Строгий голос говорит о серьёзных последствиях, если его не послушаются, а Намджун делает шаг вперёд и тыкается мордой в шею девушки. Он нюхает, чтобы запомнить. У него прекрасная память на запахи. Он хочет поблагодарить, но медвежий язык так не умеет, так что из лёгких вырывается кряхтение. — Ты чудесный, «ноль пять ноль», — говорит она и прислоняется к его большой морде. Не боится, а наоборот – трепетно прижимается, будто он хрупкий, словно он действительно может сломаться.       «Ты тоже чудесная» – думается ему, когда он видит, как девушка уходит. Его сердце снова сжимается, а сам он теряет в росте, отказываясь ниже. Видит перед собой руки, пять пальцев и понимает, что впервые перевоплощение обратно в человека произошло безболезненно.

* * *

      Надрез, ещё один. Люди думают, что ему не больно, поэтому Намджун кричит, скалится, от боли у него слезятся глаза, а руки натягивают жгуты, которыми его связали. — Глубокие порезы регенерируются плохо, — докладывает мучитель, у которого на плече написан номер «семнадцать». Намджун уже выучил здесь всех, мучители пронумерованы непонятно зачем, там снизу есть буквы, но их он с трудом разбирает. На образование в этом месте они не тратятся, поэтому приходится самому выкручиваться, помогают женские особи в основном, это до странного удивляет, потому что каким-то образом, видимо, у людей пол влияет на доброту. Намджуну хотелось бы самому больше узнать о людях, ему ничего не рассказывают с самого детства; всё, чем он живёт – болью и тягой изучать что-то новое.       Ему приносит полная женщина иногда учебники, это так сложно, ведь за столько лет он изучил лишь цифры и алфавит, но писать так и не в силах, читает только по буквам, безумно медленно и коряво. — А если ему отрезать конечность? — мужчина в белом халате без номера, он воняет настолько резким запахом, что Намджун уже давно понял, что он поливает себя дополнительной вонью из химикатов, чтобы казаться привлекательнее или заглушить мощный запах пота, который не перекрывает даже ведро чужого аромата.       Намджун искренне не понимает, зачем люди берут чужой запах и пытаются присоединить к себе, зачем они пытаются обмануть друг друга? Так же они никогда не найдут никого по следу. — Не думаю, что сработает. Клетки не смогут регенерироваться из пустоты. — Можно попробовать отрезать палец, — предлагает воняющий мужчина, критично разглядывая Намджуна. — Отрезать, присоединить обратно и посмотреть, будет ли обратно срастаться конечность.       Намджун из-за своих мыслей только сейчас вникает в разговор. Обычно его не волновали эти процедуры, потому что независимо от вида эксперимента было одинаково больно, но в этот раз это уже похоже на безумие. — Вы совсем с ума сошли? — ему мешают клыки, они такие большие, что рот не получается закрыть, но при сильной боли они появляются всегда неосознанно и постепенно уходят, это обычная реакция, когда нет иного выхода, кроме как отпугнуть людей своим видом, только жалко, что они не реагируют на это. — Отрезай, только безымянный, другие пальцы нам ещё нужны. — Нет! Да только посмей! — Намджун чувствует в груди неизбежность, такое чувство появляется реже всего; сердце стучит сильно, болит и сжимается, в животе всё воет и переворачивается, учащается дыхание и хочется уйти во что бы то ни стало.       Он ощущает себя закованным в своём теле, не просто здесь, привязанным к стулу, а заложником в клетке, в душе, в голове. Его мозг требует уйти, а он не может всё никак объяснить, что уйти он не в силах, привязан, как ни крути. Мозг посылает сигналы бежать, а Намджун не может даже встать, поверить, что сейчас ему отрежут палец. Он живой, в конце концов, дышит и реагирует, ему будет больно, он лишится пальца, а номер «семнадцать» подбирает самый подходящий инструмент. — Слушай, неужели ты просто это сделаешь? — Намджун пытается дышать ровнее, состояние его тела ему не нравится, потому что уже даже воздуха не хватает, в горле удушье и ощущение близости смерти. Намджун ещё хочет жить, а поэтому успокаивает своё тело, ведёт внутренние переговоры одновременно с диалогом с этим парнем. — Ты обычно не такой разговорчивый, боишься? — ухмыляется «семнадцать», он держит в руке что-то очень острое на вид, острее, чем клыки Намджуна. — Боюсь? — Намджун переспрашивает. У него всегда была проблема с эмоциями. Многое из того, что он испытывает, как-то называется, но он не понимает, что это такое и почему тело так реагирует. По его мнению, можно объяснить всё, но как отличить злость от досады? Радость от удивления? Как при одних и тех же признаках люди видят разные эмоции? Намджун научился у людей определять их по запаху, но свои так и не знает, как называть. — Страх, ты испытываешь страх, «ноль пять ноль» . Это видно по твоим глазам.       Глаза – ещё одна странность его тела, почему-то там многое что-то могут увидеть, прочесть, но Намджун смотрел в зеркало, там нет ничего, кроме зрачков, век, ресниц. Его лицо типичное, сам он пытался что-то увидеть в чужих глазах, но не видел ничего нового. — Не отрезай палец, он не зарастёт, — Намджун дёргает руку ещё раз, дышит уже ровнее, а то, что человек медлит, его спасает. Обычно с ним не говорят, ему ничего не объясняют, а просто выполняют приказ. — Почему ты так уверен? — У меня на ноге шрам; когда мне порезали слишком глубоко, пришлось проводить даже операцию, а потом зашивать рану. Она не срослась, и неужели ты думаешь, что палец волшебным образом приклеится? — Ну, у людей иногда пришивают обратно, пальцы прирастают. — А чем я отличаюсь, м? — Намджун смотрит наверх, в глаза этого безымянного семнадцатого номера. — Я сейчас перед тобой с такими же ногами, руками, головой, говорю с тобой, испытываю боль и эмоции. Ты медведю попробуй лапу отрубить и пришить, получится?       Человек мотает головой, поглядывает на свою руку с инструментом и опускает её. — Меня убьют, понимаешь? Если я не выполню приказ, то вылечу с работы, не отдам долги, и мне перережут глотку.       «Неужели все люди такие дикие?» – думается Намджуну. Он каждый раз узнаёт что-то новое, и чаще всего новости не радуют. — Хочу ягод, — вздыхает Намджун, прикрывая глаза и откидываясь на спинку. Он растопыривает пальцы и старается дышать глубоко, ровно, сдержанно. Главное – не думать, переключить мысли в другую сторону, иногда это помогает. — Надоели со своим мясом. — Раньше я думал, что ты не умеешь разговаривать, — семнадцатый номер складывает инструмент, он звякает уже далеко, поэтому Намджун открывает глаза, смотря на человека, который стоит в стороне и сжимает губы, глядя на целую тележку с инструментами. — Укуси меня, — вытягивает руку, а Намджун отшатывается назад, хмуря брови.       Он не понимает, зачем ему кусаться. Клыки у него не для такой худой руки, да и челюсть потом немного побаливает, потому что у людей крепкие кости, мало мяса и кожа эластичная. Он может сломать кость, но укусить – нет. — Я тебе волк, чтобы кусаться? — Просто укуси, я скажу, что ты озверел, и они больше не будут пытаться это делать, одичавший ты им тоже не нужен.       Намджун хмыкает, смотрит на чужую руку и сжимает губы. Он не любит запах человеческой кожи, кровь всегда ужасного вкуса, а мясо горькое. Он не ел людей, но кусал поначалу часто. От злости, от безысходности, потому что хотел вырваться, но не получалось ни разу. Его быстро приучили, что кусаться лучше при крайних мерах, потому что в ином случае будет очень больно, не дадут еды и воды. Особенно за воду обидно, Намджун без неё не может.       Прикинув в голове, что пара дней страданий лучше, чем вся жизнь без пальца, Джун кусает. Его клыки обратно выросли от злости и воспоминаний, но прикусывает несильно, даже без крови. Останется огромный синяк, но пока этого хватит, чтобы оставить след от пасти. — А ты аккуратный, — семнадцатый номер хмыкает. — Надеюсь, больше не увидимся.

* * *

      У него есть место, где он спит. Там кровать, которая для его роста немного маловата, но и такой хватает. Стол железный, прикованный к полу, а рядом стул не менее удобный. Жёсткий, тяжёлый, прямой. У него нет личных вещей, даже книги забирают, когда находят. Запрещают содержать что-то лишнее, привязываться, хранить. Его комната похожа на коробку. — Слушай, — Намджун не знает, как зовут эту женщину, которая каждый день приходит в его комнату и убирается. Она почти никогда с ним не говорит, но испытывает жалость, это ощущается по запаху и небольшим подарочкам в виде книжек для детей. Женщина вздрагивает, оборачиваясь к Намджуну, который стоит, заламывая пальцы.       Он сам с ней не разговаривал почти никогда, только разве что короткое «спасибо» под конец. Он не особо любит разговоры, использовать слова ему каждый раз казалось так глупо и бессмысленно, когда его никто не слушал, но разговор с тем семнадцатым номером помог, так что медведь решает продолжить тактику. — Да, Намджун? — она зовёт его по имени, это вызывает улыбку.       Ещё одна интересная эмоция, которую совсем невозможно контролировать. У Намджуна редко рот растягивается, раньше он думал, что это неосознанный оскал и пытался спрятать, но потом узнал, что такой бывает улыбка. Это делает приятно людям вокруг и говорит о том, что тебе что-то понравилось. Намджуну нравится, когда его называют человеческим именем. — К нам недавно приходили молодые особи, их было много, и им показывали это место. Ты не знаешь, кто это? — Студенты, пришли на практику. Им провели экскурсию, расписались в бумажках и выгнали. Больше они не придут, не беспокойся. А что?       Намджун не знает, почему спросил, просто он до странного постоянно возвращается мыслями к тому дню, не может забыть чьё-то тёплое прикосновение, голос, который защищал его, который жалел. Его назвали чудесным, в конце концов! — А, всё понятно. Неужели кто-то понравился?       «Какого чёрта? Как они понимают, o чём я думаю?» – Намджун пугается, потому что молчал, он ничего не сказал, так как эта женщина узнала? — Не пугайся, ты покраснел, вот и всё, — она смеётся, взбивает подушку с новой наволочкой и идёт к двери, по-доброму посмеиваясь. — Я попробую узнать побольше об этих студентах.       Это даёт Намджуну надежду. Он хочет внезапно очень много бегать, залезть на дерево, хочет топать ногами и не прекращает улыбаться. Медведь трогает своё лицо, улыбку, свои красные щёки и совсем не понимает, что с ним происходит на этот раз.