В зале суда стоит мертвая тишина. Почему-то после того, как судья удалился для вынесения приговора, никто из присяжных не осмелился сказать и слова. Тэхен вытягивал шею, смотря на серьезного прокурора и явно расстроенного адвоката, нервно теребя потные пальцы. На его светлых брюках остались влажные следы от ладоней, на шее проступила испарина, и туго затянутый красный галстук оставил на коже след в тон себе. Подвернутые манжеты рукавов белоснежной рубашки обтянулись вокруг жилистых рук со вздувшимися от волнения венами. Идеально уложенные и залаченные волосы не имели почти никакого изъяна, кроме одной выбившейся пряди, упавшей на аккуратное ушко. Отросшие черные корни Тэхен давно не красил, решив вернуть естественный цвет, и сейчас его преимущественно пепельные волосы выглядели так, будто над ними долго и усердно работал профессиональный стилист, тщательно прокрашивая пряди именно так. На нижней губе выступила капелька крови, и наблюдавший всю эту картину Чонгук хотел немедленно слизать ее, но остановил бурный порыв, просто взяв любимого за руку. Они обменялись взглядами, и Тэхен заметно расслабился всем телом, бесшумно выдохнув.
Судья вернулся в зал спустя бесконечно долгие десять минут, и люди все синхронно встали, затаив дыхание. Полненький мужчина в годах неторопливо прошел на свое место и кивком разрешил всем сесть, тоже присаживаясь и открывая толстую папку с делом в самом конце, готовясь вынести приговор. Скованный наручниками заключенный так и не поднял головы, оперевшись локтями в колени; он на протяжении всего заседания не издал ни звука и не поднял взгляда, даже когда выступал беременный Сокджин, со слезами сообщая о своем положении и прося смягчить приговор, и Чонгук, который всеми фибрами души желал ожесточения приговора, демонстрируя побои на лице и всем теле.
Судья не спешил начинать читать приговор, громко дыша в повисшей тишине. Кажется, много ходить он не привык, и ему нужно было время, что начало действовать всем присутствующим на нервы. Тэхен чуть ли не подскочил с места, но остался сидеть в объятиях Чонгука, с виду спокойного, но тоже дрожащего от страха внутри. Джин, сидящий в первом ряду, переводил взгляд с судьи на Намджуна и продолжал промакивать слезы очередным бумажным платочком, каких сегодня он использовал немало.
ㅡ Ким Намджун, ㅡ монотонный голос судьи эхом отразился от массивных стен зала, и у всех четверых сердце чертыхнулось, споткнувшись, но тут же галопом побежало дальше, ㅡ за нанесение тяжких телесных повреждений, неоднократное изнасилование нескольких лиц, соучастие в насильственных действиях криминального характера, несущих угрозу жизни и здоровью людей, а также их имуществу, за кражи в особо крупных размерах, сбыт официально не зарегистрированного товара в особо крупных размерах, сбыт наркотических веществ в особо крупных размерах, незаконные перевозки, нанесение ущерба имуществу ряда лиц, убийства и деятельность криминального характера вы приговариваетесь к пожизненному заключению в колонии строгого режима тюрьмы Тэджон без права освобождения за внесение залога и пристойное поведение. Дело объявляется закрытым, решение суда обжалованию не подлежит.
Звонкий удар молотка. Широкая, счастливая улыбка тронула губы Тэхена, из глаз полились неконтролируемые слезы. Он широко раскрыл рот, прикрывая его ладонями, и чуть было не закричал на весь зал, накрытый волной неверия, счастья и ликования. На его глазах двое служащих вывели Намджуна из-за решетки и тут же увели через заднюю дверь, плотно захлопнув ее за собой. Это навсегда. Теперь это навсегда!
С души будто свалился огромный камень. И Тэхен вовсе не чувствовал вины. Он понимал, что теперь будет спокойно жить, теперь ни ему, ни Чонгуку ничто не угрожает. Хосок сможет родить и воспитать ребенка в мирных условиях, ему тоже ничто не будет мешать. Все они теперь в безопасности, с голубым небом над головой и полными карманами уверенности в завтрашнем дне.
Тэхен ни капли не жалеет, что сдал Намджуна во второй раз. Может, в чем-то его отец и прав: иногда следует больше думать о себе, если хочешь быть счастливым или хотя бы просто живым. Не идти на крайние меры сразу, конечно, как делал он, но если требует того ситуация, то сделать все ради себя. Может, мысли эти еще будут тревожить какое-то время, но он обязательно обсудит все с Чонгуком, получит совет и еще большую уверенность, что поступил правильно, а заодно и еще раз расскажет ему о своем прошлом во всех подробностях.
С того дня, как Намджуна приняли, прошло всего пару недель. Ничего толком не изменилось, оправиться никто не успел. Сокджин Тэхену не звонил, не появлялся на глазах. Даже сегодня на суде они перекинулись единственным взглядом, и больше омега на него не смотрел. Тэхен знал, что ему стыдно, и твердо для себя решил, что Джина все-таки не оставит. Ну, успел он привязаться, полюбить, а у него еще такая тяжелая история, как оказалось, тоже ребенок на плечах, отсутствие денег. Тэхен давно простил его, еще в тот день, когда они возвращались с Чонгуком домой после гонки.
Говоря же о Чонгуке, то тот еще тоскует по Чимину. И тоска эта вряд ли когда-то пройдет. Альфы всегда будет не хватать, как какой-то очень важной части души, органа, без которого жизнь уже неполноценна. В любом случае серые краски рассеются, и снова выглянет солнце, однако как раньше уже никогда не будет. С этим Чонгук смирился и продолжает жить. У него есть Тэхен, которого он целует и обнимает каждый вечер, но не больше. Пока что. Пока просто не готов: не может он позволить себе развлечения с омегой, пока друг его не освоился там до конца. Да и Тэхену не до этого, он тоже много от чего не отошел и все эти дни переживал о суде Намджуна. И, конечно, Хосоке.
Хосок оправляться не начал, но думал об этом и делал первые шаги. Он начал больше есть, соблюдать постельный режим и каждое утро делать зарядку, чтобы ребенок развивался внутри здоровым и не было проблем с родами. Омега старался быть позитивнее к вещам, утешая себя мыслями, что Чимин ушел не совсем ㅡ он оставил ему частичку себя, своего малыша, ㅡ и когда-нибудь они встретятся снова, через много-много лет. Хосок будет хранить ему верность и больше чем уверен, что никогда никого так не полюбит и тем более не выйдет замуж. Чимин его единственный на веки вечные, его миссия теперь ㅡ это вырастить и воспитать ребенка, а там уже можно со спокойной душой возвращаться к любимому, снова соединившись с ним в другом мире.
Тэхен все же думает, что проблем ни с чем не возникнет. И если эти недели их всех тревожил не составленный приговор, то сейчас у омеги в голове тараканы плясали от счастья. Теперь, он думал, все они пойдут на поправку и смогут жить спокойно. Хосок родит, точно родит. Чонгук будет рядом с ними. Будет любить его, Тэхена, его сына, Хосока, и маленького малыша, своего родного племянника. Пусть и не по крови, но по душе они все точно родственники. Жаль, что отца этого ребенка уже нет в живых.
Из здания суда Тэхен вышел под руку с Чонгуком. Они не разговаривали, просто одаривали друг друга счастливыми улыбками и взглядами, отворачивались и смеялись. Тэхен смущенно прикрывал рот с квадратной улыбкой, а Чонгук с наслаждением наблюдал за ним, желая видеть только эти губы, эту улыбку целую вечность. Поведя его к ламбо, с которой, кстати, все тоже закончилось благополучно, альфа вдруг остановился и обхватил старшего за плечи, убрав его руку от лица, открывая его полностью своему взору. Улыбка сменилась удивлением, и все равно выражение это было прекрасным. Чонгук смотрел и не мог наглядеться, а потом просто поцеловал Тэхена, крепко прижав его к себе. Омега снова заулыбался, и на этот раз Чонгук не позволил ему скрыть это, взяв обе его руки в свои, поднеся к своему лицу, и обдал их теплым дыханием, в котором чувствовалась только нежность и забота.
Такой взгляд Чонгука всегда смущал Тэхена. В силу своей природы альфа смотрел прямо и в упор, без скрытых намеков, подтекста, он всегда был открыт и, конкретно в ситуации с Тэхеном, не скрывал своего восхищения. Это льстило, но омега заметил, что именно так Чонгук смотрит лишь на него и только. Вот и сейчас, залившись краской, Тэхен сжал губы в линию, сдерживая улыбку, и отвел глаза куда-то в сторону, подальше. Выражение на его лице тут же поменялось, став озлобленным и холодным; все оно напряглось, проступили желваки, и между бровями появилась складочка. Чонгук проследил за взглядом омеги и увидел выходящего из здания суда Джина, держащего руки в замке и безуспешно пытающегося согреть их. Тэхен бросился к нему, не сказав Чонгуку и слова и проигнорировав его вопросы, летящие следом.
Сокджин заметил омегу, когда тот уже был совсем рядом. Он остановился, переминаясь с ноги на ногу, и глянул на него снизу вверх полными слез глазами. Они были словно у ребенка, который крупно провинился и теперь боялся в этом признаться. Джин давно раскаялся и знал, что Тэхен его не простил, а сейчас подошел к нему, наверняка, чтобы окончательно унизить и отпраздновать свою победу. Но на удивление младшего, Тэхен крепко обнял его, прижав светлый затылок к своему плечу, и мягко поцеловал в кончик уха, когда Джин безудержно расплакался. Он слышал, как бьется тэхеново сердце, как тяжело он дышит, и чувствовал, как дрожали его руки. Такой жест явно дался ему не просто, но значить мог только одно: он простил, он простил ему все и не держал зла. И все еще любил.
ㅡ Что бы ни случилось, я всегда буду рад помочь тебе, хорошо? ㅡ прошептал Тэхен, отстранив омегу на вытянутые руки от себя и, как только тот кивнул, чмокнул его в лоб, снова закутав в свои объятия.
Они простояли так еще несколько минут, после чего быстро попрощались и разбежались, но Тэхен все равно успел перенять тепло сокджинова тела и замерзнуть, как только оказался вдали от него. К Чонгуку и машине он подошел, потирая свои плечи и спустив рукава рубашки на запястья, и альфа, не медля и с улыбкой, снял с себя черное длинное пальто и накинул на сжавшиеся плечики, крепко обнимая. Он посадил его в ламбо, и они сорвались с места с визгом шин, полные счастья и сладостного послевкусия от суда.
🌌🌌🌌
Осень выдалась на удивление холодная, не такая, как всегда, причем было только самое ее начало. Солнце не светило, как несколько дней назад, в пасмурном небе все чаще появлялись крупные стаи птиц, летящих в сторону юга. Тучи висели над угрюмым городом двадцать четыре часа в сутки, и лишь проливной дождь делал небольшие перерывы.
Людей почти не было. Редкие велосипедисты и компании юношей с фотоаппаратами, ищущие красивые локации среди истинно осенней природы. Ветер гнал воду реки, делая поверхность ребристой. Некогда светлая, теперь она потемнела, казалась бездонной и опасной, вовсе не манила подойти и потрогать, но так идеально вписывалась в окружающий пейзаж, что, казалось, лучше места на земле не найти.
Лепестки с сакуры давно облетели, оставляя голые, кривые ветки мерзнуть на ледяном ветру, режущем нежную кожу. Не спеша плывущая дымка облаков создавала ощущение огромной сигареты, что тлела где-то высоко в небе, а до сюда долетали лишь ее раскатистые клубы дыма. Витиеватые, темно-серые на фоне облачного пасмурного неба, где мелькали редкие черные точки ㅡ птицы, ㅡ сменяясь огромными стаями.
Редкий стук медленно идущих каблуков разбавлял почти полную тишину, даря ей загадочность и даже долю романтичности, ведь ступающие рядом ботинки на высокой подошве не издавали ни звука, и их дуэт смотрелся божественно, хотя, может, и чуточку нелепо. Черное бархатное пальто доходило ниже колен, скрывая собой нежные брюки кремового цвета и идеально выглаженную рубашку с красным галстуком. А его хозяин шел рядом, приобнимая человека в своем пальто за плечи, и ему совсем не было холодно в одной мягкой черной рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц, и джинсах с высокой талией в тон. Грудь песочного цвета покрывалась мурашками от каждого порыва ветра, но все равно Чонгук не ощущал озноба и не спешил возвращаться к машине, идя в ногу с Тэхеном и согревая его замерзшие плечи.
Омега держал руки у лица и то и дело выдыхал на них, так как в карманах чонгукова пальто было не так тепло, как ему хотелось. Руки у него мерзли всегда, а ситуациях, когда он волновался, их еще и нельзя было согреть, так что Тэхен знал, что его попытки безуспешны, но все равно продолжал предпринимать их, лишь бы чем-то занять себя и не идти в таком неловком молчании. Он изредка поглядывал на серьезного Чонгука, который наслаждался прекрасными видами, открывающимися перед ними на набережной реки Хан, и не делал ни намека, что собирается ответить на тэхенов взгляд. Это раздражало. И альфа это знал.
Как только Тэхен отворачивался и надувал щеки, Чонгук смотрел на него, едва ли сдерживая смешок, подступающий каждый раз. Так играть он мог вечность. Подглядывать за омегой так забавно: можно увидеть задумчивость, удивление, даже обиду. Тэхен так прост душой и не скуп на эмоции, так открыт и честен, так по-детски впечатлителен, и как же сильно это нравится Чонгуку, что несмотря на все пройденные им жизненные этапы, этому с виду опасному мужчине удалось сохранить любознательность и того маленького мальчика из детства в душе. Тэхен даже не подозревает, как он прекрасен, как может удивлять и восхищать, он просто не понимает, насколько ценен для Чонгука.
И этот вопрос мучает альфу давно. Просто он редко думал об этом. В последнее время возможностей особо не выдавалось, после ссоры уж тем более: тогда он не думал ни о чем. А потом Намджун, Чимин, снова Намджун, гонка, Хосок, суд... все так закрутилось, что не было времени ни на раздумья, ни на близость. Зато сегодня, пока Тэхен обнимался с Джином, к Чонгуку снова вернулись те неприятные мысли о подлинности и достоверности их чувств, их отношений. Что говорил ему Тэхен, нужен ли он ему на самом деле, или все это так, не серьезно.
Чонгука мучает все это уже давно. Еще с того момента, когда Тэхен назвал его ребенком. Он усомнился в подлинности чувств альфы, но сам-то? Сам-то он говорит правду или просто ведет умелую игру? Чонгук пытается убедить себя в первом, но все равно что-то не дает покоя. Что-то, как говорится, не то, что-то неладное. Из головы не выходят слова Тэхена во время их последней близости, которые тогда как-то сильно ранили, но Чонгук был слишком уставший и быстро уснул, а на утро просто забыл обсудить эту тему, после чего возможности так и не представилось. Наверное, потому сейчас он и привез Тэхена сюда. Именно сегодня, потому что сегодня ㅡ это день, когда будет решено все.
ㅡ «Все проходит, и любовь пройдет». Твои слова? ㅡ впервые за прогулку нарушил тишину Чонгук и резко остановился, схватив Тэхена за локоть и повернув к себе. Выглядел он так серьезно, поджал губы, что ранка в их уголке закровоточила.
Тэхен сразу понял, о чем он спрашивает, и растерялся. Конечно, это его слова, но он вовсе так не думает! Тогда он просто был потерян, он просто не знал, что делать и как поступить, и потому ляпнул какую-то чушь, о которой и не думал. Он же не знал, что Чонгук услышит и примет так близко к сердцу.
ㅡ Чонгук-и, ㅡ начал он тихо, ласково, и у альфы разлилось по телу ни с чем не сравнимое тепло: так его умел звать только Тэхен, только он, и уже само это обращение кричало о безграничной любви в его сердце, ㅡ знаешь, тогда... я был в отчаянии. Я понимал, что мне придется отдать тебя Намджуну и навсегда забыть просто потому, что только так ты остался бы жив, ㅡ Тэхен вырвал свою руку и резко отвернулся, отходя от Чонгука на несколько шагов, к перилам, что отделяли тротуар набережной от спуска к реке.
Альфа уверенно шагнул следом за ним, но увидев, как Тэхен смахивает слезы, приостановился и едва ли нашел в себе силы идти дальше. Теперь он чувствует себя полным идиотом оттого, что спросил Тэхена об этом, вскрыл старую рану, усомнился в нем и его чувствах. Он позвал его, нежно приобняв за плечи, и придвинулся вплотную к его спине, кладя руки поперек плоского живота, которые омега тут же накрыл своими.
ㅡ Я пожелал тебе счастья, ㅡ продолжил Тэхен слегка дрожащим от слез голосом; ветер сдувал их с его лица и терзал нежную кожу щек, заставляя омегу морщиться, но все же больше от боли, терзающей изнутри, ㅡ я попрощался с тобой в ту ночь, подумав, что это конец. Я надеялся, что любовь твоя угаснет, и ты... ㅡ Тэхен начал расходиться, а дрожь в его голосе перерастала в истерику.
Осознавший все Чонгук рывком повернул его к себе и впился в соленые алые губы настойчивым, но осторожным поцелуем, прося молчать и ничего больше не говорить. Все понятно, все ясно без слов. Чонгук просто дурачок, спросил зачем-то то, на что ответ был очевиден. Тэхен любит его, конечно любит, в чем сомнения? Все и без слов понятно...
ㅡ Тэ, запомни одну вещь, всего одну, ㅡ взяв хрупкое лицо в свои ладони, Чонгук уперся в омежий лоб своим и с выражением детского нетерпения и восхищения на вдохе проговорил: ㅡ Ничто не вечно. Абсолютно ничто. Кроме нашей любви.
Тэхен закивал, поджав губы, закивал, заплакав, закивал, согласившись. Он прошептал заветные три слова, закрыв глаза, касаясь чонгукова лба своим, чувствуя его горячее дыхание на своих губах и держа его теплые руки в своих ладонях. Они продолжения друг друга. Одно целое. Люди, сведенные самой судьбой, те, чей союз закреплен свыше неведомыми силами. Об этом свидетельствует и татуировка на предплечье Тэхена, которую он умело прятал и покажет только сегодня ночью во время такого личного и желанного события, и их тонкое понимание друг друга, их мелкие переглядки и неописуемые чувства внутри. Их любовь, что вечнее самой вечности, крепче крепкого, глубже бездонного.
Ветер гнал воду на реке, делая черную гладь ребристой и острой, словно лезвие бритвы; последние птицы, эхо от крика которых разлеталось в тишине, спешили на юг, обнаженные ветки сакуры готовились принять морозный иней; тучи снова сгущались над огромным городом. Все погружалось в осень, становилось с каждым днем все старше. Жизнь текла своим чередом, в спешащем и медленном темпе. И все кричали птицы, и лил дождь. И ветер тревожил черную водяную гладь.
Ничто не вечно, кроме нашей любви.
