Птички гордости

      Дверь заскрипела, и Марик почему-то испугался. Он схватился за ручку, чтобы остановить этот скребущий по ушам звук, после чего облегчённо вздохнул, что означало абсолютный успех совершённого жеста. Вот только был ли в этом смысл? Ведь ему всё равно нужно попасть за эту скрипучую дверь. Зачем? А он и не знал зачем! Эх, была не была: Марик энергично взялся за ручку и тихонько стал толкать дверь вперёд. Дверь была самая обыкновенная, деревянная такая, — ну, как у в всех, в общем. Но открывалась она почему-то невероятно тяжело. И ещё этот мерзкий, звенящий в ушах скрип. Такой едкий и противный, как ключом по стеклу, как внезапный голос вашей тёщи ранним утром, когда вы только проснулись и были совершенно не готовы к её приезду.       За дверью была вода. Она потекла ручьём из темноты прямо через дверной проём. Марик достал непонятно откуда взявшуюся в кармане зажигалку — чирк! — и темнота озарилась слабеньким желтоватым светом. Это была пещера, своды которой уходили куда-то вверх — потолка не было видно, там была только тьма, которая давила отовсюду, будто бы стараясь потушить еле теплящийся огонёк. Воды было всего-то по колено, так что Марик пошёл вперёд, ступая очень опасливо, боясь, что вот-вот будет какой-нибудь обрыв или дыра, ведущая в другой грот. Часа через два, может, три, или даже через четыре — счёт времени в этой пещере напрочь терялся — стены стали раздвигаться, проход становился всё больше, и Марик вышел в большое помещение, громко хлюпая ногами в холодной воде.       Акустика здесь была что надо! Рай для оперы: если раньше было просто ни слова не понять, то теперь бесчинство гласных разносилось бы эхом для ещё пущей какофонии. В середине этого величественного грота в воде сияло пятно — это луч света пробивался с поверхности, как одинокий прожектор на огромной сцене. Наверх, в свете этого самого прожектора, вела верёвочная лестница. Марик обрадовался, что наконец выберется из этого кошмарного места, и весело захлюпал к лестнице.       Но внезапно по воде пошла мелкая рябь; послышался грохот, не сулящий ничего хорошего, стены начали трястись и посыпались откуда-то сверху мелкие камешки. Со свистом пронзая воздух, рядом с Мариком рухнул большущий сталактит — мужчина взвизгнул совсем не свойственным ему фальцетом и отскочил в сторону. Решив, что умирать в шаге от свободы он не намерен, Марик резво побежал к лестнице, однако стены снова тряхнуло. Марик плюхнулся в воду, успев увидеть, как лестница падает вниз, скукоживаясь в воздухе гармошкой. Он вскочил на ноги, подбежал к верёвочной змейке, которая была его единственным выходом, и уже приготовился издать крик обречённости, но услышал странный крякающий звук, потом шум и какие-то хлопки.       Из темноты к Марику что-то медленно подплывало. Это был лебедь. Откуда в пещере взялся лебедь?! Хотя чего уж тут спрашивать, если Марик зашёл сюда через дверь, как к себе в гостиную. Лебедь мерно покачивал своей длинной шеей и неторопливо поднимал широкие белоснежные крылья — как бы разминался перед полётом. Его оранжевый клюв был приоткрыт; и, обратив наконец своё царское внимание на трясущегося Марика, лебедь насмешливо загоготал.       Марик понял, что ничего страшного пока не произошло, и хотя путь на волю был отрезан, но возле него, по крайней мере, не мерзкая летучая мышь, которых он ненавидел, а милая беленькая птичка с завышенной самооценкой. Уже легче. Уже не обращая внимания на лебедя, мужчина начал было придумывать, как выбраться из этой дыры, но вдруг его кто-то больно ущипнул за ногу. Это был второй лебедь, который подплыл к нему сзади. Он вдруг зашипел, а потом прямо на глазах начал чернеть. Марик перепугался — вдруг у сумасшедшего лебедя какое-нибудь птичье бешенство или звериная чума. Но тут он вдруг понял, что лебедь-оборотень шипит не на него, а на того, второго лебедя, который белый и высокомерный. Он обернулся и увидел, что белый лебедь развернул своё пышное оперение, как боевое знамя, и тоже зашипел.       Решив, что у него нет времени наблюдать птичий спарринг, Марик решил оставить лебедей наедине и удалиться искать выход, однако воздух внезапно наполнился шумом тысячи крыльев и со всех сторон полетели на несчастного Марика большие чёрные лебеди. Они ожесточённо шипели и гоготали, как зловещие маньяки в предвкушении кровавой расправы. Марик в испуге закрыл голову руками и присел. Лебеди накинулись на белого лебедя, и под своды пещеры полетели белые перья, величественно переливаясь в одиноком луче, бьющем с потолка. А на фоне слышались птичьи крики и взмахи сильных крыльев, молниями отлетающие от стен и разносящиеся эхом.       Стены продолжали подрагивать, и внезапно через отверстие, из которого пробивалась в пещеру свобода, хлынула вода. Марик поднял голову, и последнее, что он увидел, несущийся на него огромный поток…       Глаз открылся; в широкий зрачок ударил утренний свет, и он уменьшился до своего обычного размера — если только ты не наркоман. Проснувшись, Марик резко дёрнулся и сел на кровати. Солнце пробивалось в комнату через единственную брешь в обороне между двумя задвинутыми шторами и попадало аккурат ему в лицо — Марик прищурился. «Разрази меня инфаркт! Чёрт-те что приснилось!» — пронеслось у него в голове не без должного облегчения. Он почесал щетинистую щеку, напоминавшую наждачную бумагу — будучи женатым человеком, он по-прежнему ленился бриться каждый день, за что периодически получал нелицеприятные комплименты от своей супруги. Проходя мимо зеркала, он всмотрелся в своё худое лицо с уже начавшими проступать морщинами; и, в очередной раз пощупав пока небольшое и чрезвычайно колоритное пузико, в голове вновь возникла еле уловимая идея начать бегать по утрам, но, как это случается каждое утро на протяжении уже лет пяти, мысль эта улетучивалась во время водных процедур, или, самое долгое, она могла теплиться до завтрака, но не более того.       «Ма-ша! С добрым утром, жена!» — пробасил муж, но ответа не последовало. «Если она уже ушла на работу, то я, стало быть, проспал!» — в тревоге подумал Марик и метнулся в кухню к часам. Стрелки показывали без одной минуты семь. «Странно. Надо позвонить ей», — решил мужчина и, почёсывая пузико, направился в комнату — тапки звонко хлябали по линолеуму до самого ковра.       — Аппарат вызываемого абонента выключен или находится…       — Девушка, идите вы к чёрту! — Марик положил трубку и крепко задумался, в какой подвал или лес отправилась его жена ранним утром. Вдруг его внимание привлёк значок непринятого сообщения. Номер не определился, а в самом сообщении говорилось следующее: «Одевайся и иди! Это твой путь!»       «А вы шутник, Леонид Аркадьевич!» — усмехнулся Марик. — «Хотя с чего бы тебе писать мне сообщения? Ты же самовлюблённый индюк без капли юмора — типичный начальник. Что-то неладное творится!» Он натянул помятые штаны, оставленные вчера на стуле, и такую же помятую рубашку. Это тоже показалось ему странным, так как его супруга терпеть не могла помятую одежду, а потому каждое утро гладила и приговаривала всё те же нелицеприятные комплименты, которые Марик расценивал философски и считал неотъемлемой частью семейной жизни. Причесав свою стильную стрижку, которая никак не вязалась с его рабочим прикидом, помятый модник выключил свет, захлопнул дверь, но тут вспомнил, что забыл взять мусор, и, обильно выругавшись, снова достал ключ из барсетки.       Спускаясь по лестнице, Марик уже предвкушал себе, как вечером будет выяснять у жены, куда это она отправилась посреди ночи, отключив телефон. В сердце теплилась надежда, что жена решила закрутить какой-нибудь романчик, ведь в таком случае совесть, грызущая мужа за ту невинную интрижку с практиканткой Еленой, наконец успокоится.       «А где моя машина?!» — в душе Марика будто что-то оборвалось. Парковка возле дома была совершенно пуста. Эта «шестёрка» досталась ему большим и упорным трудом — он выиграл её в карты у алкоголика Семёна с седьмого этажа, который хотел оспорить эту победу, однако умер с перепоя на следующий день. В общем, эти ржавые жигули были дороги Марику больше как трофей, нежели как транспортное средство.       Полиция тоже не отвечала. «У них там что, вечеринка с моей женой?» — улыбнулся Марик, по достоинству оценив придуманную у себя в голове шутку. — «И где все?»       Действительно, двор был совершенно пуст. Не было дворника — седого, но моложавого старичка с куцей метлой; никуда не спешил сосед Валера, по обыкновению намывающий свою новую машину чуть не каждое утро — Марик любил подшучивать над ним, приговаривая, мол, новые кроссовки тоже попервам каждый день чистят. Даже наглого и чрезвычайно располневшего за последний год Барсика из соседнего подъезда нигде не было видно, хотя этот толстяк всегда грелся на солнышке, растянувшись на бордюре и вселяя в Марика надежду, что с его пузиком не всё ещё потеряно.       Марик совершенно опешил от своей беспомощности в этот непонятный момент, но его панику прервало нечто. Водянистый сгусток непонятной субстанции возник из-за угла его дома и, издавая какой-то ужасный писклявый визг, ринулся на и так перепуганного мужичка. От страха у Марика похолодело сердце, а волосы на груди стали дыбом, настолько вытянувшись, что разгладились даже мелкие складочки на рубашке.       Неведомая уродина преследовала его до шлагбаума, через который бедный Марик перемахнул со скоростью самого ловкого паркуриста; он пробежал стометровку через двор на золотой значок, хотя до этого задыхался, подымаясь по лестнице, уже на третьем этаже, мотивируя это тем, что за последнее время он изрядно прибавил в весе. Теперь одышку как рукой сняло, а бодрость кипела в Марике, словно у того зайчика из рекламы батареек. И хотя чудовище уже не преследовало его, он бежал со всех ног и остановился только у соседнего дома. Обернувшись, он увидел алчный сгусток, который только что пытался его сожрать, хотя это неточно, но вероятнее всего, и нервно сглотнул — в его душе всё больше нарастала паника.       «Может, я просто ещё сплю? Такое же бывает — вроде как сон во сне!» — Марик отчаянно щипал себя за все части тела, но ничего не менялось. Он остался один в этом городе, полном каких-то… тварей, или это были пришельцы, может, неудачный эксперимент военных. Уже собираясь впасть в крайнюю степень отчаяния, мужчина вдруг услышал знакомую мелодию. «Боже мой! Это же телефон!» — первая хорошая новость за это жуткое утро.       «Ты должен идти, Марк! Соберись с мыслями и иди», — сказал спокойный мужской голос в трубке, после чего пошли частые гудки. «Нет! Подожди! Что это за срань пыталась меня укокошить только что? Слышь, ты! А ну отвечай!» — в исступлении кричал Марик в трубку, прекрасно понимая, что звонок уже был прерван. «Да что ж это за день такой! Чёртов бред, да и только!» — сумасшедшие глаза бегали туда-сюда; Марик присел на лавочку, расстегнул верхнюю пуговицу своей помятой рубашки и обречённо добавил: «Разрази меня инфаркт…»

***