Глава 4. Платочек
— Маша! Ма-ша! Почему-то жена не отзывалась, и Марику пришлось выходить из ванной босиком. Как все мужчины, он нередко забывал взять в душ тапки, или полотенце, или бельё, а потом истошно звал супругу, как беспомощный котёнок, забравшийся на высокое дерево. Мария Аркадьевна — очень красивая и мудрая барышня — всегда хмурила свой маленький носик и, назидательно ворча, несла супругу предмет его терзаний. Однако сегодня что-то случилось — любимая жена не пришла на помощь, и теперь Марик жамкал мокрыми пятками по ламинату в направлении спальни. В коридоре Марик на секунду остановился и, выпучив глаза, вжался в стену: возле трюмо стоял большой белый лебедь и ковырялся клювом в открытом ящике. Можно только представить степень удивления, в которое был повергнут мужчинка. Он поспешил в комнату. Около кровати лежала Мария Аркадьевна в какой-то странной позе: она как будто сидела на полу, а грудью легла на кровать и заснула. Вокруг летали перья — на кровати прохаживался взад-вперёд чёрный лебедь и рвал клювом подушку. Марик схватил с полки томик Достоевского и швырнул в лебедя, а затем подбежал к супруге. Развернув Марию Аркадьевну, он увидел детское лицо, на которое вдруг упала тень. Марик поднял голову: над ним возвышался чёрный лебедь, он распустил крылья и готовился напасть, но вместо этого он вдруг раскрыл клюв и противно завизжал, как-то не по птичьи. Мужчина закрыл уши, но терпеть этот мерзкий писк было решительно невозможно, перепонки перегружались, и Марик рухнул на пол. Последнее, что он смог увидеть, — это второго, белого лебедя, который тащил в комнату аптечку из ящика. Затем страдалец окончательно потерял сознание…***
Марик проснулся от уже успевшего порядком осточертеть писка. Осознав, что сейчас может произойти, он быстро пришёл в себя после глубокого сна и тут же повернулся к Маше — девочки не было на сидении. «Разрази меня инфакрт!» — Марик посмотрел вперёд и увидел, как огромная расплывчатая уродина висит в воздухе прямо перед кабиной, а рядом стоит Маша. — Стой! — крикнул Марик и выскочил из машины. — Ах ты, мразота инопланетная! Давай, сожри меня, а ребёнка не тронь! — с этими словами наш герой встал между девочкой и «инопланетной мразотой». — Подожди! Я сама! — крикнула из-за его спины Маша. Она обошла своего спасителя, который уже был готов упасть в обморок от страха, и робко сказала: «Ты страшный, уходи!» Неведомое нечто повисело ещё секунду, а потом внезапно завизжало очень тонко и пронизывающе. Уши Марика не смогли этого вытерпеть, и он отключился, повалившись на асфальт.***
Когда он пришёл в себя, дорога была пуста, исчезла даже газелька. Солнце давно встало и как раз собиралось нанести Марику серьёзные ожоги. «Да что ж это за чёрт такой?! — подумалось нашему бедолаге. — Теперь даже до города добраться не на чем! Долбанные летающие медузы, сраный полтергейст — что дальше, нашествие инопланетян?» Бедолага даже не мог сообразить, что включённый на ночь мотор израсходовал бы остатки бензина. И вдруг выражение его измученного лица сменилось паникой: «Маша!» — Маша! Ма-ша! — исступлённо крикнул Марик. — Где же ты? Неужели и ребёнка не пощадили. Уроды, что это за уроды? Я не понимаю. Не понимаю, что тут происходит. Постояв ещё минуту на дороге, Марик зашагал дальше. Стоило бы заметить, что до города оставалось ещё довольно долго, а измождённому тяжкой участью мужичку требовалось срочно восполнить жировую массу, в растрате которой виновны многоразовые забеги на короткие и средние дистанции. А что делать? Лучше потерять сексуальное, вызывающее вихрь эмоций пузико, чем жизнь, не находите? Все эти сильные, накачанные в спортзалах люди меркнут перед харизмой, перед этим обаянием простого пивного пузика. Вот она, правда жизни, мол, не всё то золото, что накачано гантелями. Да только что тут рассуждать? Знаете, читатель ведь не может увидеть всей красоты, которую описывает автор, он может лишь представить её в меру своей фантазии, а она у многих имеет вид скудный и весьма потрёпанный. Наш герой, прошагав несколько километров, теперь сидел на автобусной остановке и с видом свирепым и алчным маслал себе бутерброды из той снеди, что ему удалось добыть в придорожном магазине. То и дело он подбирал слюнку, норовившую выпасть изо рта и намочить то божественное блюдо, какое девчонки обычно делают на уроках труда в десять лет и гордо кормят им ничего не подозревающих мальчишек. На минуту Марик отвлёкся от организованного им конвейера по заготовке провианта, потому что вспомнил, как они с Марией Аркадьевной любили наделать бутербродиков и улечься на диван, чтобы долгие часы, не отрываясь, смотреть идиотские сериалы, от которых, знаете, слюнка текла уже не от голода, а от крайней степени отупения. Суть ведь была не в них, не в этих глупых историях с клишированными героями, а в том, чтобы лечь на диван вдвоём, укрыться одеялком и наесться до отвала, а потом просто сидеть и переваривать, как два питона переваривают кучку съеденных кроликов. Эх, вот бывает же у людей жизнь! Бывает…***
Марик понурил голову, бросил тоскливый взгляд на недоделанный бутерброд и задумчиво произнёс: — Зачем я здесь? — Чтобы сделать мне покушать, — улыбнулась Маша. Марик оторопел и выронил бутерброд, который держал в руке. Ему даже показалось, что он хрюкнул от неожиданности. Маша сидела с другой стороны лавочки и мило улыбалась. — Боже, дитё! Живое… Живое и тёплое, — Марик вскочил и погладил девочку по голове. — Ты где была, Маша? — спросил он, приняв вновь серьёзное выражение лица. — Не знаю, — смутилась девочка. — Меня та страшная штука проглотила, а потом я в лесу оказалась, пошла по тропинке и вышла сюда, а здесь ты сидишь. Задумался ещё о чём-то. Наверное, о чём-то хорошем — улыбаешься. А я кушать хочу, — Маша посмотрела на бутерброды и по-детски наиграно и алчно облизнулась. — Кто я такой, чтобы морить ребёнка голодом? Идём кушать. Но если ещё раз такое учудишь, у меня будет разрыв сердца и бутерброды будешь сама себе делать, поняла, детёныш человека? — строго спросил Марик. — Угу, — совершенно не понимая, что такое «учудить» и кто такой «детёныш», кивнула Маша. Неизвестность всегда пугает. Пожалуй, нет участи страшнее, чем незнание. Кроме формул по алгебре — тут незнание, скорее, благо. И сейчас Марик здорово струхнул, потому что он вдруг осознал свою беспомощность. В случае опасности, которая, несомненно, таилась ещё впереди, он не сможет защитить ни себя, ни Машу. «Бедная, бедная девочка, — думал Марик. — И куда же делись её родители?»***
Страх — естественное проявление инстинкта самосохранения. Так что не трусишка, а просто очень осторожный человек, и не надо тут — глупцы-храбрецы! Мы ведь все чего-то боимся. Раньше Марик очень страшился потерять своё сексапильное пузико. Видимо, поэтому он и забросил абонемент в спортзал, который ему подарили коллеги — мутные личности, которые, несомненно, устроили такой подарок для насмешки. Впрочем, вы видели когда-нибудь прозрачных коллег? Все они мутные. А мы, конечно же, молодцы в сравнении с ними! И несмотря на всю их мутность, Марик дорожил своим авторитетом, расположением со стороны этих людей (особенно начальства, чего уж греха таить). Теперь же Марик боится потерять Машу. Боится больше никогда не увидеть жену, не вернуться домой и пасть жертвой кровожадных летающих медуз. Согласитесь, достойная перемена страхов. Город уже виднелся впереди и немного внизу. Марик и Маша шли по горной дороге, которая пролегала над побережьем. Какой вид! Мечта романтика. Марик нервничал. Он не был романтиком и хотел одного: чтобы эта катавасия закончилась, и тогда он вернётся домой, обнимет жену. Эх, где же она сейчас? Вдруг её сожрали эти мерзкие твари. Хорошо хоть ребёнка пощадили. Марик взглянул на девочку. Маша плелась рядом, уже порядком уставшая, но виду старалась не подавать. «Сколько же она натерпелась наверное — бедное дитё», — думал Марик. — Смотри, платочек, — вдруг сказала Маша и наклонилась подобрать находку. — Зачем он тебе? — Буду вытирать слёзки. — Ты плакать что ли собралась? — с некой тревогой в голосе спросил Марик. — Сейчас нет. А потом да. — И чего ж тебе плакать? — Ты меня бросишь. И уйдёшь. Вот тогда и буду плакать, — решительно заключила Маша. Марик остановился, присел на колено перед Машей и сказал: — Машунь, ты чего? До тех пор, пока не найдём твоих родителей, я тебя ни за что не брошу. — Честно-честно? — Честно-честно, Машунь. Я тебе обещаю, — Марик поднялся, и они зашагали дальше. — Ну вот, растрогала меня тут, сам сейчас реветь буду — дай-ка мне свой платочек. Взяв в руки платок, Марик пришёл в ужас. Он вдруг начал истошно оглядываться и шевелить губами. — Маша! Этот платочек… Он просто валялся на дороге? — в панике спросил он у девочки. — Ну да, — ответила ничего не подозревающая девочка. — Это платочек моей супруги, Марии Аркадьевны. Я его помню. Она его везде с собой носит. Я как-то капнул на него чернилами для принтера — она так огорчилась, что даже врезала мне подзатыльник. Чернила-то не отстирываются. Вот и пятнышко тут, видишь? — Да, — ответила Маша, глянув на платочек. — И что теперь? — Нам надо в город. Тут больше некуда идти, значит и она туда пошла. Или её насильно увезли. Надеюсь, что это не так. Марик ускорил шаг. — Не торопись! Я же ещё маленькая, — возмущённо крикнула Маша. — Ты без меня всё равно не справишься. — Прости, Машунь. Догоняй, — Марик притормозил, и они вновь зашагали по дороге рядом. Марик взглянул на свою маленькую спутницу и улыбнулся, подумав: «Какой милый и не по годам смышлёный ребёнок!»