Птички гордости

Послушайте-ка, а задумывались ли вы над такой простой вещью, как мечта? Мы же все мечтаем о чём-то, пусть даже совершенно несбыточном или, напротив, реальном и вполне достижимом. Но мы почему-то не улавливаем тот момент, когда мечта перестаёт быть мечтой и становится целью. Мы вообще считаем тех, кто мечтает о чём-то нереальном, сказочниками и бездельниками с раздутым воображением и самолюбием. В нашем меркантильном мире нет места мечтам. В нём нет места и надеждам, и вообще всему, что так или иначе делает нас людьми. Люди так часто оплакивают утраченные возможности, что топят в слезах то, что у них осталось, а ведь возможно, что у них осталось куда больше, чем они потеряли. И жизнь-то, между прочим, неспроста называется полосатой, потому что за каждой потерей непременно следует какой-то приход… Не, какое-то слово не очень: сразу пахнуло кадилом и тусовкой в рясах. Или, может, речь о весёлых веществах. Это был тест на то, православный ты или наркоман. А о чём мы говорили? А, ну да, о приходах. В общем, говорят же: «Нашёл — не радуйся, потерял — не плачь». Так вот, по-моему, это какой-то бред. Если вдруг я найду чемодан денег, я пропью как минимум половину, а если потеряю чемодан денег, то с горя пропью ещё и квартиру. Нет, ну правда! Вот и получается, что жизнь, как карточный шулер: никогда не проигрывает и всегда забирает вдвое больше, чем ей нужно. Бывают, надо сказать, и такие ситуации, когда нашёл что-нибудь, и кажется, что лучше б не находил, ей богу! А иногда осознание плачевности обретённого приходит через некоторое время, когда уже слишком поздно — женатые люди меня поймут. Короче, опять мы что-то слишком углубились в превратности этой паскудной жизни, неуклонно ведущей нас к реке Стикс. Но следует, впрочем, признать, что жизнь иногда — очень редко, понятное дело — дарит нам такие моменты, о которых хочется помнить даже после смерти. *** Мы же неминуемо возвращаемся к Марику, который в данный момент занят чрезвычайно важным и всецело необходимым для дальнейшего существования делом: он вырезает из куска брезента стильный комбинезон. Вообще-то ему очень повезло, что на обочине была припаркована старенькая газелька, кузов которой был перетянут брезентом, а то пришлось бы нашему герою и дальше гулять нагишом, благо хоть людей вокруг нет, но мало ли — вдруг появятся. Эта вероятность не давала Марику покоя. Не то чтобы ему было, чего стыдиться, а даже наоборот: он не прочь был бы и похвастать, и речь не о пузике, как вы понимаете, однако становиться звездой инстаграма ему не шибко хотелось. Марик с ужасом подумал, что придётся резать брезент ключом, но водитель газельки любезно прикрепил перочинный ножичек вместо брелока, чем несказанно облегчил Марику ближайшие пару часов жизни. Впрочем, резать брезент оказалось не так-то просто, поэтому, насилу откромсав более-менее квадратный кусок, Марик обмотался тканью, связал из подстилок на сиденья что-то отдалённо напоминающее лапти и гордо зашагал дальше, похожий на древнегреческого и слегка поношенного бога. Мобильник он постоянно сжимал в руке, надеясь, что хоть он не исчезнет. Конечно, дозвониться он ни до кого не мог, но в тот момент телефон стал единственным осколком того мира, который был потерян. Как спасительный маяк он мерцал своим экранчиком, давая крохотную надежду, что вот-вот раздастся счастливый звонок. Не важно, от кого: даже тёще или коллекторам Марик сейчас был бы рад. Потратив время на стильное облачение, Марик порядком утомился, вспотел и теперь уныло ковылял по обочине. Внезапно стоящий перед ним дорожный знак исчез. «Жуть какая. Разрази меня инфаркт…» — подумал Марик. Вдруг в воздухе повис еле уловимый тоненький свист, похожий на ультразвуковые помехи, но волосы на груди Марика уже хорошо выучили, кому этот писк принадлежит, а потому тут же встали дыбом. «Да сколько можно!» — через сбившееся от страха дыхание просипел мужчинка и принялся улепётывать через небольшое поле в лес. «На дороге точно сожрут, твари!» — крутилась мыслишка в голове нашего героя. Впрочем, решения, принятые на эмоциях, редко приводят к положительному результату, и очень скоро Марик осознал, что ветки, колючки и прочие лесные радости — это совершенно не асфальт, а потому его модельные лапти быстро придут в негодность. Сидя на пеньке, Марик пытался перевести дыхание и разглядывал свою уже успевшую порядком ободраться импровизированную обувь. «Если выживу, письмо Путину напишу!» — сердито думалось Марику, когда он вынимал занозу из пятки. — «Пусть ответит за это всё! Без него-то тут точно не обошлось». Крамольные мысли прервал шорох между деревьями. Марик вздрогнул. Затем послышался хруст, скрипнула ветка. «Нашли инопланетные отродья!» — решил Марик и бросился наутёк. Надо сказать, что приморские леса коварны, ведь берега в этой местности неровные — холмистые, а потому среди раскидистых грабов и клёнов легко можно угодить в небольшой овражек, куда Марик, естественно, и провалился, оглянувшись посмотреть, не оглянулась ли кровожадная расплывчатая субстанция, чтоб посмотреть, не съедобный ли он. М-да, готов спорить, что более странной пародии на песню Леонидова вы, пожалуй, не видели. Марик прокатился по прелой прошлогодней листве и пропахал носом сырую овражную землю. Было, как бы это сказать, несколько дискомфортно, однако наш герой мужественно притих и вжался в дно оврага в надежде, что уродливое нечто его не заметит. Вопреки ожиданиями нечто не только заметило его, но ещё и разразилось писклявым хохотком на верху оврага. «Нет бы просто сожрать, так ещё и потешается!» — от ужаса и горя Марику в голову лезли дурацкие мысли. — Какой большой и какой глупый! — сквозь смех, пропищал жуткий пришелец. — Ни один пришелец не смеет меня оскорблять! — не помня себя от страха, возмутился Марик. Он поднялся, отряхнулся и с огромным усилием заставил себя повернуться, чтобы взглянуть страху в его оскаленную пасть. На него сверху смотрела белокурая девочка пяти лет в спортивных штанах, ярко-жёлтой футболке и запредельно стильных розовых кроссовках. — Если ты пришелец, прикинувшийся ребёнком, то знай, что это подло, — насколько это было возможно сурово сказал Марик, облегчённо выдохнул и вылез из оврага. — Я за тобой бежала, боялась, что не успею, — весело заговорила девчушка. — Ты что здесь делаешь, девочка? — недоверчиво спросил Марик сквозь одышку после тяжёлого подъёма из трёхметрового овражка. — Гуляю, — гордо заявила девочка. — Ладно, тогда удачи, — Марик выпрямился, ещё раз глубоко вздохнул и повернулся уходить. — Стой! — Что? — Ты что? Бросишь меня одну в лесу? — серьёзно спросила девочка. — А ты что здесь, одна? — недоумённо посмотрел на неё Марик. — Да, — ответила девочка и опустила глаза. — А где мама с папой? — Не знаю. — Ну прекрасно! Теперь ко всем моим несчастьям добавился милый и бездомный ребёнок! А жизнь-то налаживается, а? — подмигнул он девочке. — У меня есть дом! — возмутилась девочка. — Я очень рад за тебя. И почему же ты не дома тогда, раз он у тебя есть? — Потому что я люблю гулять. — Прекрасно! И что мне теперь с тобой делать, гуляка? — Я пойду с тобой, — радостно ответила девчушка и замерла в ожидании одобрения этой гениальной идеи. — Иди за мной и не отставай, — сдался Марик. — Надо вернуться на дорогу. Уже темнеет, а я видел в газели топор — хоть костёр разведём. Надеюсь, те твари уже улизнули оттуда. — Твари, — радостно поддакнула девочка. — Так, чтобы больше я не слышал от тебя этого слова! — сурово пригрозил Марик. — Какого? Твари? — с непосредственным видом переспросила девочка. — Меня ожидает ад, — Марик обречённо провёл ладонью по лицу и зашагал в сторону недавно оставленной газельки. *** На южное побережье опустился вечер. Солнце уже полчаса как скрылось за горами, подступавшими в некоторых местах почти вплотную к дороге. На обочине росли кипарисы, мужественно сдерживающие поток угарных газов, от которых, если бы они попали в лес, зайчикам и белочкам было бы не особенно угарно. Над тёмно-сиреневым небом неспешно поднималась луна. Смеркалось. Всегда хотел это написать. Именно так: смеркалось, и точка. Вообще парцелляция добавляет тексту загадочности, согласитесь. Вечерело. Воздух остывал. Полуденный зной остался в прошлом. Стало посвежее. Чувствуете загадочность? Нет? Вот и я не чувствую. Брешут, стало быть. Но на улице действительно стало заметно свежее и даже немного зябко, если долго сидеть без движения. Оранжеватые блики от костра ходили по дороге, по полосатому как сама жизнь защитному ограждению и по одиноким кипарисам, торчащим через каждые пять метров; а где-то далеко внизу плескалось вечернее море, и ветерок приносил от него запах соли. Марик подложил в костёр ещё палку, и языки пламени рванулись вверх, выбросив несколько искорок. — Красиво, — мечтательно сказала девочка. — Костёр как костёр, — ответил Марик, поглядев несколько секунд на пламя. — Тебя как зовут, дитё? — Маша. — Так что же ты здесь делаешь, Маша? Больше никого нет, а ты здесь? — Неправда, — девочка покачала головой, — ты ведь тоже здесь. — Ха! Ну да, — Марик усмехнулся и сел на ещё не остывший асфальт, опершись спиной на колесо газельки. — Есть хочешь? — Хочу, — застенчиво призналась Маша. — А вот с этим у нас проблемы, — Марик со вздохом поднялся и пошёл к кабине в надежде, что водитель любил перекусить и у него осталась какая-нибудь снедь. Найти удалось только начатую пачку чипсов. — Боюсь, ничего другого нет, Маша, — с грустью сказал Марик, вернувшись к костру. — О, хрустяшка! Давай! — Маша протянула руки и в следующую секунду уже запихнула в рот целую жменю жаренной картошки, облитой химикатами. — Что ж, на отца года, конечно, не тянет, но, похоже, у меня получается, — проговорил себе под нос Марик и усмехнулся. — Кажется, ребёнок доволен. Эй, ребёнок! Ты довольна? — спросил он уже громко. Маша утвердительно покачала головой, силясь прожевать чипсы. «Чёрт-те что, на самом-то деле! А ведь ещё и завтра нужно будет что-то есть. Надеюсь, доберёмся до города», — подумалось тогда Марику. Сперва путники планировали заночевать в кузове газельки, но потом справедливо рассудили, что лучше спать у костра. Хотя днём было уже по-летнему жарко, майские ночи ясно давали понять, что лето ещё не наступило. И вот, подбросив в костёр побольше толстеньких обрубков, которые горят медленнее, Марик устроил себе и маленькой Маше спальные мешки из того же брезента, что был на нём. И вот, уставшие и замученные, они наконец улеглись спать. — Смотри, — сказала вдруг Маша, указывая в небо, — там луна. — Ага, она освещает путникам дорогу ночью, как фонарик-ночник, — решил Марик поддержать детскую беседу, как видел это иногда в фильмах. — Врунишка! Это же планета такая, только маленькая, а Земля её притягивает и не отпускает — вот она и кружится вокруг нас, — разоблачительным тоном пролепетала Маша и засмеялась. — Кажется, кто-то слишком много умничает, — улыбнулся Марик. — Зазнайка! — Врунишка! — Зазнайка! — Врунишка! А знаешь, что там за точечки на Луне? — Это кратеры от метеоритов. — Опять врёшь! Это же слёзки. Луна плачет от того, что её Земля не отпускает погулять. — Зато у тебя, смотрю, с прогулками полный порядок, — ответил Марик. — Спи давай! — Ладно, — Маша немного покрутилась и наконец затихла. «Ну слава богу! Заснула, вроде как», — подумал Марик. — Мне холодно, — вдруг послышался канючащий шёпот. Затем Маша встала, взяла свою «постель», положила на нервно цокнувшего в этот момент Марика и улеглась рядом, свернувшись калачиком, как маленькая кошечка. — Ну блеск! — закатив глаза, возмутился шёпотом Марик, а потом погладил девочку по голове и тоже улёгся поудобнее. Прошло несколько минут, и тут Марика осенило. Он громко воскликнул: «Какой же я идиот!» Мужичок вскочил на ноги, залез в кабину и завёл мотор. Затем он включил обогреватель, откинул сидение и пошёл за Машей — девочка уже крепко спала. «Разрази меня инфаркт!» — Марик выругался зловещим шёпотом, а потом аккуратно взял Машу на руки и перенёс в кабину, а сам сел за руль и наконец благостно захрапел с чувством выполненного долга и стойким осознанием того, что завтра им не придётся идти в город пешком. А где-то в небе продолжала плакать обиженная Луна.