Огонь.

      Сегодня я решил оторваться по полной, поджигая целый ряд зданий. Мне нравится этот запах дыма, угарного газа, который я вдыхаю в себя, чтобы наконец-то задохнуться. С каждым разом моё сердце впадает в бешеную лихорадку, а чувство повышенного риска, вперемешку с адреналином, щекочит мои нервы. Разжигать огонь — истинное удовольствие. Заливаешь всё бензином или каким-нибудь горючем веществом, а потом... Достаточно зажечь спичку и с иронией бросить её вниз, как огонь уже полыхает у твоих ног. Незабываемое удовольствие, которое хочется повторять и повторять. При виде огненных языков моё тело начинает возбуждаться, гореть дикой страстью. Я готов пойти в самую глубь огня, чтобы он поглотил меня, заставил почувствовать всё то, что я никогда не испытывал ранее. Я не боюсь его. Не боюсь того, что он может сжечь меня заживо, ничего не оставив, кроме пепла. Он — мой брат.       Будильник начинает трезвонить на всю катушку, тем самым выбешивая меня. Он единственный из всей моей семьи, кто поднимает меня с утра пораньше. Остальные уже шесть лет как забили на моё существование. А я и не обижаюсь, мне так даже лучше. Хоть никто не достаёт тебя, не мешает заниматься своим делом, а главное — для тебя не существует правил, которые выполняют остальные члены семьи. Ты живёшь в гордом одиночестве, спускаясь на землю только ради того, чтобы поесть, сказать что-либо, а потом плавно свалить.       Встав с кровати, я оделся и пройдя по усыпанному различным мусором, полу, спустился вниз. Я живу в домике на дереве, который я соорудил специально для себя. Туда я никого не пускаю, кроме своего брата и сестры. Ну и родителей, конечно. Тут я делаю всё, что хочу: врубаю музыку на полную мощность, играю на гитаре, смотрю «PLAYBOY» и другие совсем не детские каналы, курю и так далее. Пусть мне и шестнадцать, но мне наплевать на эти запреты, типа «алкоголь продаётся только людям достигшие восемнадцати лет». Да я уже в одиннадцать лет знал, что такое наркота и как ею колоться. Родители, как я уже сказал, за мной не следят: сейчас они спасают жизнь моему брату, у которого лейкемия. Они яростно утверждают, что ждут его выздоровления, хотят, чтобы он поправился. Только я так не думаю. По-моему они просто-напросто ждут, когда он умрёт, чтобы наконец-то отдохнуть от всего этого геморроя.       Я уже был в кухне. Никого. Ларри наверно, спит, а мачеха охраняет его сон, ведь вчера вечером у него опять хлынула кровь из рта. Такое часто бывает у людей, которые болеют лейкемией. Лейкемия... Когда я его произношу, то чувствую у себя во рту слабый привкус куриного яйца. Мерзость.        — Ты уже встал? — за спиной раздался голос брата.       Если честно, то он мой неродной брат, а сводный. Моя мама умерла, когда мне было пять лет. А потом отец нашёл себе другую женщину, у которой был сын. Ларри старше меня на два года. У него раньше были длинные волосы, которые я так хотел отрезать, а лучше сжечь. Но сейчас это всего лишь лысая башка, с куриными мозгами.        — Отъебись.       Я не люблю смотреть на брата. Это жалкое создание, которое уже опустило руки, совсем меня не интересует. Он ничтожество, повисшее на шее родителей и сестры. Мне порой хочется разукрасить его личико, да так, чтобы потом следы остались на всю оставшуюся жизнь. Бесит эта безвыходность, скупое молчание и мученические сцены. Я не любитель критического реализма, но только так я могу описать всю свою «ненависть» к этой амёбе. Это существо сосёт кровь из Эшли, получая все необходимые вещества, чтобы хоть как-то продлить жизнь. Зачем всё это, ведь он даже не доживёт до своей свадьбы? По крайней мере, я так думаю. А бедная девочка должна страдать, засыпая с болью в голове и прочими побочными эффектами.        — Почему ты меня так не любишь?       «Да потому что ты моральный урод, придурок» — хотел съязвить я, но промолчал. Лучше сидеть в домике на дереве, ибо когда я прихожу в дом, то тут же начинаются неприятности. Тц...       На удивление, все сегодня рано встали, так же как и я. Сегодня воскресенье, а завтра понедельник... Жизнь однообразна. За столом завязался разговор между мачехой и отцом. Я не обращал на них внимания — больно надо. Ларри просто сидел за столом и сверлил меня взглядом, а Эшли как всегда витала в облаках. Ничего нового.        — Той ночью кто-то поджёг ряд зданий, которые находятся недалеко от леса, — сказал папа. Бедный, ведь он не знает, что это я сделал.       Мой отец — пожарный. Я разжигаю, а он тушит. Я убиваю — он спасает. Па-ра-докс. Когда я заканчиваю своё дело, то мне, вместо того, чтобы насладиться пылающим зданием, приходится уносить ноги. Жалко, но что поделать. Зато ухожу красиво.       Выйдя из-за стола, я направился к выходу. Не, это не из-за того, что папа сказал. Это из-за того, что Ларри так и не сводил с меня глаз... Пф, уёбище.