Одиссея капитана Ская

      Черной тенью Асока мчалась по темным улочкам и закоулкам. К груди она крепко прижимала небольшой сверток и постоянно оглядывалась, чтобы убедиться, что за ней не следят. Она давно ждала этого дня — субботнего полнолуния, именно так сказала вещая старуха. Если все пройдет удачно, ее счастье вскоре сбудется.       Домишко был низенький, даже Асока с трудом протиснулась в дверь. Внутри все было заставлено магическими масками и амулетами, сушеными обезьянами, лягушками и даже одним крокодилом — он-то и занимал больше всего места. А в центре всего этого восседала на табурете древняя чернокожая старуха, до того иссохшая, что она сама бы показалась очередной мумией, если бы не блестящие в свете глиняного светильничка глаза.       — Пришла, — проскрипела старуха.       — Да, бабушка Тальзин. Я принесла все, как ты сказала.       — Давай. — Асока развернула сверток, и старуха придирчиво оглядела содержимое: несколько золотых монет, пригоршню мелочи, связку сушеного мяса, связку табака и костяной амулет. — Хорошо, — кивнула старуха. — Но сперва скажи, чего ты хочешь.       — Я хочу… — Девчонка прижала руки к груди. — Я хочу, чтобы он всегда любил только меня одну и больше никого! Чтобы он вернулся ко мне…       — Зачем тебе этот белый мужчина? — сурово спросила бабка. — Разве тебе мало других?       — Я не хочу других! Я люблю его! — горячо воскликнула несчастная Асока. — А он бросил меня и теперь никогда не вернется. Прошу тебя, попроси луну и субботу, чтобы он вернулся…       — Так… Глупая ты, глупая. Зачем женщине любить? Пусть белые мужчины любят и сходят с ума, а ты крути ими и знай бери с них звонкую монету! — Она попробовала золотой на зуб. — Я сама так делала, когда была молода. Ну да ладно, помогу тебе.       Старуха разожгла на железном подносе костерок и принялась бросать в него щепотки трав, оторвала клок шерсти от ближайшей мумии, туда же отправилась чешуйка крокодила.       — Так… Мне нужна какая-нибудь вещь этого человека, а еще лучше — волосы или кровь.       — У меня есть! — Асока вытащила из-за пазухи грязный, скомканный клочок ткани, в которой капитан Эни Скай, возможно, сумел бы признать свой потерянный правый манжет. В тряпку была завернута прядь светло-русых волос.       Старуха взяла ткань и волосы и тоже кинула их в огонь. Пламя затрещало и ярко вспыхнуло, и в этой вспышке обеим женщинам показалась человеческая рука со странно сложенными пальцами.       Ведьма забормотала что-то, а Асока скрестила на груди руки, крепко зажмурилась и принялась перебирать имена всех духов, обращаясь к каждому с просьбой: «Пусть он всегда меня любит, пусть он всегда будет со мной, пусть он никогда не посмотрит на другую!» В комнатушке, которая и так-то не благоухала, стало совершенно нечем дышать, едкий вонючий дым окутал бедную Асоку, а она все ждала, что из этого дыма к ней выйдет, как живой, ее любимый Эни. Но ни луна, ни суббота не удостоили ее видения.       — Все, — сказала наконец старуха. — Вроде получилось. Ну, жди через месяц-два своего капитана, никуда он от тебя не денется.       — Правда? — Асока не смела поверить своему счастью.       — Правда, правда. Когда это я кого обманывала?       Асока торжествующе взвизгнула, поблагодарила бабку и умчалась прочь на крыльях любви. «Ну все, Эни, попался! Что может быть сильнее субботнего колдовства, да еще совершенного в полнолуние вещей женщиной? Теперь ты мой, мой, мой навеки!»       А довольная старуха Тальзин спрятала монеты, повесила на стену мясо и табак, оторвала листок и принялась жевать. Хорошо жить на свете старикам и старухам, пока есть такие вот молодые влюбленные дуры!       И все же ведьме не давал покоя огненный призрак руки. Что может означать этот жест: большой палец между указательным и средним? А, неважно. Сама она отнюдь не дура, чтобы верить в колдовство.