Красивейший из королей

Они дважды меняли взмыленных от бешеной скачки лошадей на загодя оставленных в неприметных местах, отпуская уставших на волю случая и в расчете на то, что те уведут погоню по ложному следу, хотя бы на некоторое время, жизненно необходимое беглецам каждым играющим на руку мгновеньем. Солнце поднялось уже высоко, но в лесу, могуче раскинувшемся не на мили, а на дни пути вокруг, все еще казалось, что утро только наступает. Проделав часть дороги по руслу широкого ручья, вниз по течению, они изменили первоначальное направление, которым, по крайней мере сперва, должны будут направиться преследователи, что станут переворачивать каждый камень в поисках настолько ценного пленника, чтоб сохранить свои и без того повисшие на жалком волоске жизни. Чем дальше король и рыцарь углублялись под кроны деревьев, почти полностью закрывающие давно посветлевшее небо, тем проще отваживающимся зайти столь далеко путникам становилось потеряться, но второй явно знал заранее изученное направление, которому следовал с уверенной точностью. Вскоре он и сам заговорил об этом, после того, как придержал своего коня, заставляя его перейти на шаг, оставляющий не такие отчетливые отпечатки копыт, и Ричард последовал его примеру, жалея, что нельзя и дальше мчаться сломя голову, наслаждаясь этой буквально физически ощутимой свободой, которую, казалось, можно пить пьянящими большими глотками, досыта. — Ища, где бы на первое, самое опасное время, укрыться, я набрел на это место случайно, если честно, когда заблудился. — улыбнулся ему юноша так мило и настолько смущенно, что Ричард так и не сумел выбрать между желанием громко расхохотаться, наплевав на лесное, раскатистое, могущее их выдать эхо, и склониться к нему, ухватить за руку, подтянуть к себе и целовать так долго, как он никогда прежде никого не целовал, передавая ему с этим поцелуем всю свою душу. А еще… Ему вдруг пришло в голову, что они с ним одни… Совершенно одни! Впервые. Не души больше рядом или где-то поблизости. Здесь и сейчас были лишь они двое… Судя по тому, как вдруг вспыхнули щеки юного рыцаря, о том же самом подумал в это же мгновенье и он. Почему-то мигом закопошился, опустил взгляд, не удержался и быстро глянул на него вновь, в робкой надежде, которой слишком страшно отдаться целиком, покраснел еще гуще, и, спрыгнув с лошади, продолжил старательно рыться в седельной сумке. — Ваше величество… — опять он за свое! Нет бы хоть столь полюбившимся «Мой король» назвал! Ну и чего, во имя неба, его храбрый рыцарь вдруг испугался снова, разве он не сказал уже, что его любит? Неужели мог всерьез подумать, что разлюбил или жалеет о вырвавшихся тогда, на пороге верной смерти, словах, что хотел бы их забрать обратно? Милый глупый мальчик… — Собаки не должны взять ваш след, прошу вас, оставайтесь в седле, а я сейчас кое-что сделаю, это быстро, и мы сразу продолжим путь, тут уж недалеко. — Не стоит волноваться, мы так оторвались, что не догнать, и отыскать надо очень постараться. — успокоил его Ричард, понимая, что глядит на него настолько откровенно влюбленным взглядом, что ему самому стало не по себе — от новизны этого ощущения и страха перед оным на краткий миг, как всякого не может немного не пугать все неизведанное. А уже в следующий за этим, весь обратившись в некий ураганный порыв, его возлюбленный, в несколько быстрых, широких шагов, оказался у его ног, покрывающим его теперь испачканную грязью, загрубевшую стопу жаркими, страстными столь же, сколь раньше, поцелуями, орошая ее хлынувшими вмиг слезами, и трепетно гладя щиколотку задрожавшими пальцами. Да что ж с ним таким будешь делать… едва не заплакав от избытка чувств за ним следом… — Милый мой мальчик… Прекрати. Прекрати немедленно, не то с лошади слезу! Они перекинулись малость ошалелыми взглядами, прямо как в один из моментов их самой первой встречи, и, не сговариваясь, негромко засмеялись, став в этот момент еще друг к другу ближе. И стало совсем тихо… Так спокойно на душе и отрадно-легко на сердце! Между ними случилось сейчас так много, притом, что, на первый взгляд, не произошло, ничего особенного. Украдкой переглядываясь, испытывая даже от этого какое-то совершенно исключительное удовольствие, они оторвались друг от друга — рука Ричарда, которой он с лаской гладил юношу по совсем выгоревшим за уходящее лето льняным волосам, одиноко осталась висеть в воздухе, когда тот с величайшим трудом отстранился от него, чтобы, преодолевая себя и свое желание так и остаться, что грозило невосполнимой потерей времени, и поднялся на ноги. Отчего королю сразу стало холодно… Ненадолго, ведь его возлюбленный тут же пылко припал к его руке, и не отпускал его ладонь из своих так долго, как только мог себе позволить, прежде чем торопливо вернулся к прерванному занятию — обернул копыта лошадей кусками выделанных шкур и обвязал их веревками. Теперь их путь, который рыцарь проделывал пешком, уменьшая вес своего коня, лежал в гору, или, скорее на возвышенность, усыпанную глубоко ушедшими в землю, щедро заросшими серебристым мхом, покрытыми глубокими выщерблинами камнями. Из-за еле проходимого, густого кустарника, ветви которого молодой человек раздвигал с предельной осторожностью, чтобы не надломить не одной даже случайно; такого высокого, что заросли могли потягаться со средней величины деревьями, открывшийся на вершине Ричарду вид немало его поразил, увидеть руины древнего замка он готов не был. Значит вот откуда те камни, что усеивали путь наверх. — Боюсь, с этим местом связано что-то очень плохое, иначе бы жители ближайших деревень давным-давно растащили все для строительства своего жилья, или заселили разбойники с большой дороги. Расспрашивать местных я не рискнул, тем более, что далеко не каждый мог об этом что-нибудь припомнить. Но, мой король, если и стоит чего-то бояться, так не бесплотных духов прошлого, а опасности во плоти, что следует за нами по пятам! — Ты меня убедил. — важно кивнул Ричард, пряча улыбку. — Я вам сейчас такое покажу! — живо заалел его возлюбленный от радости из-за похвалы, мальчишка мальчишкой, так, что Ричарду стало капельку стыдно, что тот принял все за чистую монету, тогда как пошутил он в гораздо большей степени. — Я нарочно стал искать чего-нибудь в таком духе, как… помня о… про ту секретную дверь, помните?.. Как о многом было это воспоминание, в мгновение ока потянувшее за собой вереницей все остальные о той невероятной ночи! Ожило буквально, давно отзвучавшее, сказанное тогда уходящему остающимся. Стало сложно говорить непринужденно, и рыцарь просто показал свою находку, сродни чуду для них в данный момент. Ровным счетом ничем неприметный, казалось, естественный с виду холм среди других таких же, скрывал в себе средних размеров железные ворота, могущие пропустить не только человека, но и быка, и лошадь; спрятанные в разрушенной почти до основания, полностью скрытой травой и другими растениями, обвалившейся стене, или чем это нагромождение валунов могло быть прежде, пока не превратилось в бессистемную каменную груду, что бывают в нетронутой человеком природе. Выложенная искрошившимися булыжниками тропа подземного хода шла под уклоном. Не видно было не зги, но у входа лежал припасенный юношей ранее факел. Ах, ну конечно, как он не сообразил сразу! В замки перед нашествием вражеских войск стекаются люди со всей округи, стараясь захватить побольше добра, от которого напрямую зависит жизнь, в случае, если осада затянется. Старики и дети, женщины, оставались в стороне от места, где могли только мешать, ничем не помогая. Никакой дверцей с секретом это прежде не было. Выйти предстояло туда, где прятались и до них. Тропа вывела их к низине в плотном окружении наверняка неприступных с обратной стороны скал. Или же напротив, некогда превративших надежно служившее укрытие в смертельную ловушку, когда их исхитрились преодолеть? Ничто вокруг не давало никаких подсказок, видимыми глазу были несколько практически рассыпавшихся невысоких сооружений, и все на этом, не искореженного и брошенного оружия, не костей. Что бы здесь не произошло, случилось это давным-давно, и все вобрала в себя земля. Но перво-наперво Ричард увидел живую воду небольшого озера, а почувствовал ее обонянием, отвыкшим от этого запаха, что есть лишь там, где осталась до недавнего времени его свобода - еще когда факел перестал быть нужным. Вторые ворота рыцарь, тщательно заперев за ними первые, оставил не закрытыми и солнечный свет, маняще сияющий впереди всеми надеждами на лучшее разом, заставил обоих беглецов непроизвольно ускорить шаг. Ричард спешился, и наслаждался не ставшим привычным влажно-ледяным камнем темницы под ногами, уже когда ступал по булыжникам, почувствовав же мягкость живой земли… Так он не радовался, и когда вернулся и спустился с корабля на сушу, на прибрежный песок, все равно свою родную - землю. Совсем недолго радовался… Пусть и зная уже, что, воспользовавшись его отсутствием, которого потребовала война с Ирландией, подлецы-предатели разожгли братоубийственный мятеж в их же собственном доме, Англии! А, все еще остающийся безымянным для него, его верный возлюбленный, где в тот день возвращения домой был он, как он мог его не видеть, все то время, когда тот был с ним рядом? — Ваше величество… — вернул его в себя любимый голос, слегка запинающийся от волнения. — Умоляю, простите за жалкую скромность того, что мне приходится вам предлагать… Если пожелаете, есть вино, и хлеб, и солонина… и… яблоки… — совсем стушевался юноша на последнем. Чуть было не добавив, что не своровал их из чьего-нибудь сада, за все честно заплатил, что стало бы совсем уж дуростью. Ричард повернулся к нему, не вполне понимая, о чем тот сейчас говорит, и как вообще можно думать про такие смешные мелочи, сам думая при этом о том, что тот, кто припас тут эти вот самые яблоки и одежду для него, понимал ведь, что сам же, вероятнее всего, сюда не вернется. На этом, плача и смеясь, Ричард просто обнял его, крепко-крепко, не находя слов тому, что чувствовал всем быстрее забившимся сердцем, и что описывалось одним-единственным, уже сказанным им ему, при расставании, словом: «Люблю».