Осколок звезды

Северийну титул был пожалован за «за особые заслуги» перед короной, и очень малое количество людей при дворе, а тем более за пределами его, знали, в чем же заключаются эти заслуги. Терялись в догадках, откуда вообще взялся загадочный лорд Северийн, не у него же спрашивать. Лорд внушал всем своим мрачным и угрожающим видом – лучше держаться от него подалее. Высокий, с широким разворотом плеч, здоровенный, больше походил на армейского вояку, чем на советника короля, но лицо не носило печати тупого самодовольства и самоуверенности, присущих воякам, если бы не вечно мрачное его выражение, оно бы даже казалось красивым, и да, носило черты аристократов. В общем и целом Северийн казался придворным весьма загадочной и опасной личностью, выскочившей откуда-то как черт из табакерки года два-три назад, да так и оставшейся при дворе. Меж тем сам Северийн мысленно усмехался про себя, ловя на себе осторожные взгляды на приеме, устроенном для посланников из Леды, прекрасно зная, какое впечатление производит, и весьма этим был доволен. Он не собирался окунаться в придворный гадюшник, влезать в их сплетни, разборки, у него была совсем другая задача и цель. Сейчас одна из ниточек, ведущих к далекой цели, ничего не подозревавший герцог Хиршва, красивый молодой аристократ, обольстительно улыбался одному из придворных, украдкой тиская его и подталкивая в затененный угол. Северийн поморщился – вот же неугомонный кобель. Перетрахал уже полдвора, не разбирая, женский пол или мужской, с другой половиной передрался на дуэлях, и все неймется. Как заведенный, право слово. Хотя нет, это слово не совсем подходило, Северийн подозревал, что дело в том самом осколке звезды, который они с Высшей так долго искали, и, кажется, нашли. Высшая магичка ордена Трии не зря его сюда внедрила, кажется, им повезло. Вот только… только делать первый шаг Северийн медлил, и все приглядывался к герцогу, воплощавшему собой тип аристократического бездельника и прожигателя жизни. О нет, ему совсем не было жаль Хиршву, тот не вызывал у Северийна ничего, кроме раздражения и досады, хотя нравилось иногда смотреть, что мерзавец вытворяет с этими недоносками придворными, как бесцеремонен с ними и порой жесток. Но все равно – что красивый порочный герцог, что вся остальная шушера при дворе, что сам король – были для него никем, лишь расходным материалом, которым он без всякого зазрения совести мог воспользоваться в любой момент. Что и делал, нечасто, конечно. Мог внушить какой-нибудь симпатичной придворной давалке прийти в его покои и заставить обслужить – не так откровенно и бесстыдно, как это делал Хиршва, ни перед кем не стесняясь, а тайно, потом стирая у жертвы память. Северийн не мог себе позволить наглого поведения герцога, пока миссия не завершена. Но потребностей никто не отменял, он был здоровым молодым мужчиной. Хех, не таким уж молодым, но триста лет для мага это что тридцать для обычного человека. Северийн был сильнейшим магом, одним из лучших в ордене, и заставить кого-то спрыгнуть с крыши, или украсть, или убить не составляло для него проблем. Но приходилось скрывать свою сущность, карнейцы страшно не любили магов, ненавидели и боялись, называли их колдунами, не так давно вся страна полыхала в кострах инквизиции, всего-то сто лет прошло. С тех пор почти не осталось магов в этой стране, кто сбежал, сверкая пятками, в соседнюю Трию, кто затаился, но сами карнейцы оказались в ловушке своих предубеждений. Через сто лет после жестокой бойни не осталось никого в Карнее, кто мог бы обнаружить, обезвредить, пленить и убить мага. Конечно, не обошлось без агентов ордена Трии. Северийн и сам приложил немало усилий для уничтожения инквизиторских служб в Карнее, убил собственноручно немало главных псов-карателей, а сколько было интриг, натравливания оставшихся без дела инквизиторов друг на друга, сколько успешных операций по ликвидации, где главным условием было – тайна, чтобы никто ничего не знал, никто ничего не понял, а потом забыл даже самые пустяки. Северийн гордился заслуженной наградой, орден звезды Трии хранился в тайном убежище, платиновая звезда, размером с ладонь, усыпанная сплошь крупными бриллиантами. За такую звезду можно было купить маленькое королевство, но Северийн не был тщеславным, он был предан ордену. И нужно было уже сделать этот первый шаг, одно останавливало. Воспоминания. Северийн слишком хорошо помнил, что случалось в те редкие моменты, когда орден добирался до осколка звезды. Они меж собой в ордене еще называли его искрой, но дела это не меняло, как ни называй - осколок звезды они всегда теряли, или сразу, или чуть позже, и редко кто из них дотягивал до последней стадии инициации. Они всегда умирали. Уходили. Растворялась яркая звездочка, и орден принимался искать другого, следующего носителя. За свои годы службы в ордене Северийн помнил всего троих, как будто на каждые сто лет мог появиться только один, а может, так и было. И грызло Северийна иногда подозрение – они что-то делают не так. Никогда не воссияет над храмом в сердце Трии звезда, никогда не сбудутся пророчества о благоденствии и процветании, пока они… убивают этих несчастных. Но ведь в пророчестве так и написано – осколок звезды должен умереть и… возродиться. Но в бездну сомнения. Северийн встряхнулся и посмотрел, как из будуара выползает довольный донельзя Хиршва, выскальзывает из-за его спины раскрасневшийся придворный мальчишка. Мальчик юркнул куда-то в сторону, желая, видимо, привести себя в порядок, а герцог вдогонку шлепнул его по заднице и самодовольно рассмеялся. Северийн прищурился, и перевел взгляд на короля. Пора было уже начинать плести интригу. *** Глупый герцог Хиршва, самодовольный и беспечный придурок, видимо, полагал, что у него нет врагов, с которыми он не смог бы справиться. Напрасная самоуверенность. Уже через десять дней Северийн сплел заговор, из самых обиженных на беспечного герцога. Те, кто крупно проигрались ему, те, кого он прилюдно обсмеял, те, кого он победил на дуэли, те, чьих жен он соблазнил или отбил любовника – они горели жаждой мщения. Северийн знал по долгой практике, что самые внушаемые люди, это одержимые какой-то идеей, или грызомые неосуществимой мечтой, или одолеваемые комплексами, слабые души. Ему попадались такие, кого он не мог заставить сделать что-то, чему они всей душой противились, и тогда Северийн отступал, он всегда был гибким, находил решение проблемы другим способом, испытывая к сильным душам даже нечто вроде уважения. В данном случае – проблем не возникло, не зря Северийн так презирал эту падаль, трущуюся во дворце. Он сумел перенаправить частично их злобу и ненависть на короля, они легко повелись, ведь если одну дурость внушаешь, за ней легко проскальзывает другая – коготок увяз, всей птичке пропасть. Но эти говнюки еще не знали, что сами подписывают себе смертный приговор, устраивая заговор против короля. Хиршва, сам не зная того, оказался предводителем заговора, Северийн постарался набрать как можно больше доказательств. Все пятнадцать заговорщиков, наущенные Северийном, в своих тайных записках, чуть ли не в каждой, уверяли всех и друг друга, что именно Хиршва все задумал, что он их главарь. Хиршва даже не заметил по беспечности своей, или по безграничному самодовольству, почему вдруг его приглашают куда-то те, с кем он, вроде, и не дружил, впрочем, он ни с кем и не дружил, выкидывая тут же из головы мелкие, как он думал, конфликты, и спокойно принимал приглашения. Даже с каким-то внутренним злорадством шел на прием к графу, чьей жене заделал ребенка и глумливо ухмыляясь, спрашивал о здоровье супруги. Граф скрипел зубами и натужно улыбался, некоторые гости графа сжимали кулаки, а Хиршва, вместо того чтобы насторожиться, продолжал издеваться над графом, проверяя границы его терпения. Он вообще не считал, что должен поддерживать какие-то условности, презирал двор за двуличие и лживость, и как будто нечистый его толкал – любил поездить на чужих нервах, от души забавляясь и не чувствуя ни капли жалости к жертвам. Может, и не зря ему летело в спину шипение – бессердечный подонок. Еще через пару дней после приема у графа за Хиршвой пришли королевские стражники, и вот тут-то он узнал с удивлением, что является главой заговора. Ночью, оказывается, было совершено покушение на короля и наследника. Последний пострадал серьезно, и отлеживался у лекарей, а король отделался легким испугом. Ярости короля не было предела. На все уверения Хиршвы, что он знать ничего не знает, его только били, и требовали имена заговорщиков, впрочем, все они уже были в застенках и дружно обвиняли Хиршву. Дознавателям лишь надо было, чтобы Хиршва подтвердил список, но он только поливал дознавателей и палачей отборной бранью. При всем желании он бы не мог сказать того, чего от него требовали, он лишь догадывался. Теперь-то мозги включились, но было безнадежно поздно. Северийн наслаждался устроенным самолично спектаклем. Он умело руководил яростью короля, отклонил предложение немедленно казнить всех, внушая, что надо бы продолжить следствие, наверняка еще остался кто-то, король заглядывал ему в рот. Северийн в его глазах теперь был спасителем, ведь это он открыл этот ужасный заговор! А Северийн под этим соусом подтянул еще нескольких, неудобных ему придворных, слишком упертого второго советника, эти могли ему помешать в дальнейших планах, а планы у ордена на королевство, погрязшее в ненависти к магам, были обширные. Северийн иногда приходил посмотреть на Хиршву, нужно было проконтролировать, чтобы обозленные палачи в горячке не убили этого заносчивого ублюдка, слишком уж тот невоздержан был на язык. Мог довести любого до гнева, даже сейчас, распятый на дыбе, окровавленный, едва приходил в себя, еле шевеля языком, умудрялся довести всех до злобного амока. Еще Северийну было интересно, когда же сломается этот непримиримый говнюк, азарт даже какой-то появился. Все предыдущие осколки звезды были другими. Нежными, чистыми душами, никого из них не считало окружение бессердечной сволочью. Северийн удивлялся, почему, как, каким образом именно Хиршве звезда подарила свой свет, за что? Он же урод каких мало. Ну да, не убийца, не насильник, но и без этого всего излишества можно быть абсолютным человеческим дерьмом. Но сильная душа, да, этого не отнять. Те, другие носители света звезды, были тоже сильны, но совсем по-другому, Северийн пока не понимал, в чем разница, и жадно, с интересом присматривался к Хиршве. Его почему-то радовала эта разница – те, трое, нежные цветочки, их жаль было, и потом долго, долго преследовали чувства – разочарования, горечи и необратимой потери, еще жалость, стыд, много чего, целый клубок. А этот… этот был другим. Его не было жаль, и это было хорошо. Через месяц Хиршва замолчал, висел как тряпка на кресте, или дыбе, или его раскладывали на широкой скамье, охаживая плетью разодранное тело, прижигая раскаленными прутьями в особо нежных местах – соски, гениталии, подмышки. Вряд ли до него дошло, что говорил дознаватель, когда в первый раз его трахнул здоровенный стражник, кои все время дежурили рядом с пыточной – ты теперь никто, лишен титула, семья в изгнании, а имущество с обширными угодьями и немалой сокровищницей все отошло королевской казне. Северийн выждал еще неделю, все время проверяя пыточную, и решил, что пора приступать к следующему этапу. *** Казнь была массовой. Выводили по одному заговорщиков, и неторопливо резали, вешали, отрубали головы, измученные пленники почти не реагировали на пытки, Северийн с удовлетворением смотрел на действо. Трое из этих якобы заговорщиков не дожили до казни, но оставшиеся хорошо развлекли народ, глупое быдло возбужденно шумело, кричало, кидало что-то на помост, Северийну были противны и его невольные жертвы, и этот народец, так радовавшийся чужим мучениям. Так же они радовались, когда жгли магов на кострах, твари, тупые твари. Но пока они все играли отведенную им роль, Северийн сидел не двигаясь по правую руку короля, в ложе над помостом, где происходила казнь. Король, чья жадность была утолена огромным состоянием Хиршвы, перешедшим в казну, и чья месть сыто урчала после увиденного в пыточной, благосклонно принял предложение, а вернее, внушение Северийна – король отдал ему право распоряжаться судьбой бывшего герцога. Но при одном условии. Условие Северийн легко принял, хотя мог, конечно, мог внушить королю передать ему пленника и без всяких условий. Но… пусть будет так. Так даже лучше. Солнце уже катилось к закату, когда вынесли на помост последнего – Хиршву. Северийн наклонился вперед, жадно разглядывая распростертое на каменной, залитой кровью подставке. Король важно поднялся, притомившиеся зрители притихли, слушая приговор, и, как и ждал Северийн, отреагировали вяло, их жажда крови была напоена до краев на сегодня, так что никого не удивило, что главного заговорщика оставляют в живых. Только Хиршва задергался в своих путах, распятый, как звезда на широкой каменной подставке, и впервые за несколько последних недель открыл рот. Ожидаемо оттуда полилась мерзейшая брань, Хиршва проклинал короля с его потомками до десятого колена, и заодно сообщал, что он думает о короле, блядине королеве и их недобитом ублюдке. Народ заслушался, король побагровел, а Северийн, старательно пряча ухмылку, махнул рукою палачу, Хиршве тот час заткнули рот кляпом. На секунду у Северийна мелькнула мысль, что он совершает ошибку, что, может быть… Но нет, было уже поздно. Он привлечет внимание, если остановит казнь, нельзя, нельзя этого делать, надо было раньше, втихую, как он все всегда делал, но сейчас – уже ничего не изменить. Палач работал споро, вот он подтягивает цепи, растянув Хиршву на помосте как можно сильней. Вот он взял в руки тяжелый молот, с широкой головкой, и, размахнувшись, с силой опустил его на правое колено растянутой жертвы. Послышался отвратительный треск ломающихся костей, зрители возбужденно переговаривались, Хиршва дернулся всем телом, сжал кулаки, замычал сквозь кляп. Зрители заорали, требуя, чтобы убрали кляп, им хотелось послушать крики жертвы. Неторопливо палач повернулся к королевской ложе, король, помедлив, все же махнул платком, злорадно и алчно улыбаясь, щеки его пылали. – Нельзя лишать народ зрелищ, пусть наслаждаются. «Я смотрю, ты наслаждаешься больше всех» – с отвращением подумал Северийн, пристально наблюдая, как палач вынимает кляп у Хиршвы и не медля, снова опускает молот на уже искалеченную ногу. «А этот гаденыш и рад стараться» – Северийн понимал, что палач делал это намеренно, чтобы Хиршва не успел набраться сил и духу для нового потока брани. Короткий вопль Хиршвы немало порадовал толпу, они подбадривали палача, но дальше их ждало разочарование. Хиршва почти не кричал, кусал губы до крови, от каждого удара крупно вздрагивал, вскоре на площади разрослась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием палача, всхрипами и стонами жертвы, тяжелыми ударами с сочным хлюпающим звуком сминаемой плоти и жутким звуком ломающихся костей. Хиршва терял сознание несколько раз, палач его отливал ледяной водой и продолжал свою жуткую работу, вот уже всмятку обе ноги, вот уже руки превращены в неузнаваемый фарш. Бывший герцог не истек кровью только потому, что плотными ремнями перетянуты были руки выше локтя и ноги выше колен. Северийн мрачно смотрел, как палач откладывает молот, и, поклонившись королю, берется уже за другой инструмент, разогревая одновременно жаровню. Толпа не расходилась, тихо переговариваясь, и Северийн слышал все шепотки – он почти не кричал, видел, да? Какой… Какой? Я бы так не смог, видел, как граф визжал, аж обосрался, когда его… А этот… Даже почти не пикнул. А как величество обкладывал, хи-хи. Ой! Да я ничего, я же так просто. А все равно герой. Первый раз такого вижу, даже жаль… Что ты, молчи! Да молчу уж, чо… Палач неторопливо примерился и ловко отсек правую руку Хиршве выше локтя, и тут же прижег рану раскаленной круглой железкой. Хиршва дернулся и простонал что-то сквозь зубы, тут же обмяк, закатив глаза. Закончив с рукой, палач добросовестно привел жертву в себя, и так же неторопливо отсек левую руку, после этого Хиршва долго не мог очнуться, палачу даже что-то пришлось ему влить в горло. Народ заскучал – жертва не издавала криков, а запах горелого мяса не особенно нравился зажавшим платками носы жителям. Кое-кто торопливо ушел, закрывая рот, король, по наблюдениям Северийна, тоже сидел только по обязанности и нетерпеливо ждал окончания казни. Какой интерес смотреть, как отрубают ноги почти бесчувственному телу? Вот если бы он орал, рыдал, плакал, выл, тогда другое дело. Палач прижег последний обрубок и торжественно поклонился королю. Мол, работа сделана. Король встал, посмотрел с удовлетворением на Хиршву и обратился к Северийну: – Распорядитесь, чтобы палачу выдали премию в тысячу монет. Он сегодня хорошо потрудился. А дальше вы тут сами, притомился я что-то. Северийн степенно наклонил голову, король почти вышел уже из ложи, но на пороге оглянулся и с любопытством спросил: – Что вы сделаете с ним, господин советник? Глаза его алчно блестели. «Вот ведь маньяк» – подумал Северийн злобно, но на лице его не дрогнул ни один мускул. Король не должен видеть его недовольства. Он еще раз поклонился королю и нейтрально произнес: – Не беспокойтесь, ваше величество. Ничего такого, что могло бы принести вам беспокойство. И заодно послал волну внушения, глаза у короля перестали светиться маниакальным блеском, он рассеянно моргнул, и буркнув что-то под нос, удалился. Вот и отлично. А ему пора заняться Хиршвой, пока он не сдох там, на помосте. Он, конечно, должен умереть, но еще не время. *** С исследовательским интересом Северийн следил за своим пленником, заточенным в отобранном у казненного второго советника поместье. Хиршва похудел, усох как-то, без своих сильных длинных ног и мощных рук стал таким маленьким. Безучастно терпел, пока обрабатывали культи, и, кажется, не интересовался своей судьбой. Когда Хиршва более менее пришел в себя, Северийн подробно объяснил его положение, собственно, повторил слова дознавателей, напомнив, что теперь Хиршва потерял даже свое имя, и является его рабом. Хиршва молчал, а Северийн, поразмышляв некоторое время, решил не заморачиваться, придумывая новое имя, какое ему дело, как будут звать осколок звезды до времени, когда он соединится со своей звездой, уйдя за порог. Главное, чтобы звезда воссияла. Честно говоря, он не очень верил в настоящее воскрешение, решил для себя, что это такой оборот речи, мол, он будет жить уже в другом качестве, ну да, вроде некоей магической сущности. Неважно, главное, чтобы сработало. Прилетела на всех парах Высшая, ощупала, пристрастно осмотрела со всех сторон безучастного Хиршву и после долгих раздумий приказала: – Привезешь его в Синий замок, как только культи заживут. Ты свою работу уже сделал, по крайней мере, что касается искры. А что до остального… Недоговорив, внимательно посмотрела в глаза Северийну. Тот пожал плечами: – Если вы про его величество, – маг издевательски хмыкнул, – ручная собачка. Пока потихоньку внедряю наших людей в ближайшее окружение этого королька. Кстати, мне нужен Леран тут. Высшая кивнула: – Хорошо. Прибудет через неделю, кое-какие дела в ордене завершит, и в полном твоем распоряжении. Что-то еще? – Ничего. Леран сильный маг, вдвоем мы справимся. Но не нужно спешить. Мы будем действовать очень осторожно. – Думаешь, остались еще инквизиторы в этом болоте? Высшая скептически подняла бровь. – Нельзя недооценивать противника, Высшая. Кто их знает, я дальше дворца редко выбираюсь, надо посмотреть, прощупать. Высшая снова кивнула: – Хорошо. Как только отправишь осколок звезды в Синий замок, займитесь с Лераном разведкой, возможно даже, обзаведемся союзниками. Северийн сделал протестующее движение рукой, но Высшая холодно сказала: –Я знаю все, что ты думаешь о карнейцах. Но не забывай, не все маги были убиты, кто-то затаился, и тут много носителей. Может, не они, а их дети пробудят свои способности. Даже искру, этот осколок звезды – мы нашли именно здесь, в этом мраке. Маг долго еще пребывал в мрачном настроении после ухода Высшей. Какие могут быть тут союзники?! Хорошо им там, вдалеке и в тиши замковых стен строить нереальные планы, если бы жили так долго, как он, в этой проклятой стране, никаких иллюзий бы у них не было. Сколько грязи и гнили, страха, лживости, двуличия. Он как воин на передовой видел все это дерьмо, он сам убивал врагов, и он знал, как мало среди карнейцев тех, кого бы не хотелось убить, или хотя бы тех, кого он не презирал. Северийн иногда, в редкие моменты, понимал, что Леран, его правая рука и друг, говорит правильно – он слишком долго здесь. Нужно поменять сферу деятельности, заняться чем-то в Трие, отправиться налаживать отношения с осторожными леданцами – хоть что, но не эта проклятая Карнея. Он выгорел, озлобился, очерствел, и так-то не был никогда мягкосердечным, но сейчас ловил себя на мечтах, как он выжигает огнем и мечом эту территорию, и чтобы никогда больше. Никаких костров инквизиции, чтобы никто не посмел, пустыня станет предупреждением. Вскоре он самолично отвез Хиршву в Синий замок, и почти забыл о нем на долгое время, не до него было. Он сделал половину работы, пусть другие тоже стараются. И если что-то пойдет не так, то не его будет вина. Во дворце было миллион дел, он старательно создавал новое окружение короля. Место второго советника занял Леран, потихоньку изживались из совета старые, преданные королю люди, кто-то умирал от несчастного случая, кто-то заболевал, кто уходил без всяких объяснений, запуганный шантажом, а кто не без греха. У любого высокопоставленного выскочки можно найти скелеты в шкафу. Только через год Северийн снова увидел Хиршву, Высшая попросила приехать и посмотреть зачем-то на него. Недоумевая, Северийн поехал, гадая, чего хотят от него маги, и заранее негодуя. Вот суки, поди опять все запороли, и сейчас ловко скидывают на него невыполненную задачу. Леран остался во дворце, страхуя, и Северийн не сомневался, друг и соратник не подкачает, если случится какая-то внештатная ситуация – вырулит. А вот что маги Синего замка хотят от него? Он ведь почти не знаком с этим Хиршвой, даже не поговорили ни разу, и вряд ли Хиршва знает, что все, случившееся с ним – дело рук Северийна. *** – Ну что еще? – не скрывая недовольства, спросил Северийн у первого же, кто попался ему навстречу в Синем замке: – Опять напортачили? – Все нормально, – так же недовольно буркнул маг в обязательном тут синем камзоле, Северийн признал в нем Ольвега, мага знакомого еще по академии, и тут же сообразил еще кое-что: ему тут не рады. Что, внутренние разборки? Скандалы-интриги-расследования? Северийн даже несколько приободрился, значит, он тут в роли проверяющего, а не спасателя. Уже легче. Они прошли из холла в большую залу, где там и сям собралась толпами синяя братия магов, прошествовали к некоему подобию трона, где восседал хозяин Синего замка, тучный благообразный старик. Ему, наверное, судя по виду, давно за тысячу перевалило, и его Северийн тоже смутно помнил, да из синекамзольщиков ему тоже нет-нет и встречались знакомые рожи, кто-то даже кивал. Северийн внутренне поморщился. Никогда он не бывал в Синем замке, но все маги так или иначе связаны. Синий замок не считался особо престижным местом, сильных магов раз-два и обчелся, но даже не в этом дело. Все знали, что Синий замок это нечто вроде тюрьмы для отступников, для совершивших преступление и людей и магов. Для людей и той силы, что была в магах Синего замка хватало для изощренных наказаний, а магов все равно не брала чужая магия. Действовали иначе – блокировали магию преступников и дальше уже применяли богатый арсенал пыток, разработанных для таких злодеев. После обязательных приветствий и прочих ритуальных плясок, так и не получив внятного ответа, Северийн еще больше укрепился в мысли, что его прислали проверяющим. Обозлился, и насел на Ольвега, затащив его в укромный закуток: – Что за херня? У меня дел что ли своих нет, вами еще заниматься? Ольвег вяло отбивался: – Да все нормально! Не знаю я ничего. Высшая что-то там крутит, то есть… – Высшая? Она была здесь? – прицепился Северийн. – Нет, но… – пришпиленный к стене маг тяжело вздохнул и признался: – Она психует, видимо, боится, что все в последний момент сорвется. Всего две недели до инициации же. – Ага, – Северийн подсчитал время, – точно. Как быстро время летит. Значит, через две недели наш осколок звезды должен отправиться на небеса. Он выпустил Ольвега из рук и требовательно спросил: – Проблемы? Что-то не так? Ольвег промямлил: – Может, и раньше. Он сейчас быстро начал терять силы, неужели опять все напрасно? Ведь совсем чуть-чуть осталось. – А нагрузку снижать не пробовали? Интенсивность, так сказать, обработки, – рассердившись на скудоумие синекамзольщиков, спросил Северийн. – Хозяин говорит, нельзя. Вчера вот, вообще не трогали его, и сразу провал, сегодня опять начали, так сразу стремительное угасание прекратилось. Может, и дотянет. – Как интересно. Северийн и впрямь был заинтересован, и потребовал, чтобы его проводили «к телу». По дороге Ольвег жаловался, что Высшая, явив свою иллюзию в тронном зале, устроила им разнос, буквально всем пообещав сладкую жизнь, если они не сделают все как надо. А как надо? Они и так стараются. Скорее бы все это кончилось, до смерти надоело возиться с этим обрубком. Северийн рассеянно слушал, кивая. Северийн с трудом узнал в обмылке человека прежнего роскошного Хиршву. Ну нет, конечно, это был уже давно не Хиршва. Покидая поместье советника – еще был, даже без рук-ног, а вот теперь нет. Что-то еще знакомое проглядывало в обтянутом серой кожей черепе, но яркие синие, яростные когда-то глаза выцвели, волос почти не осталось на голове, вся в струпьях и ожогах она смотрелась омерзительно. Не было на нем живого места. Откинув покрывало, Северийн убедился, что бессмысленно глядевший на него пленник лишился и гениталий. Тихо просочившиеся в камеру маги отвлекли от тягостного созерцания, Северийн посмотрел на них, спросил зачем-то: – Что делать будете? И вдруг вспомнил короля. Тот точно так же его спрашивал об участи Хиршвы, и Северийн почувствовал себя премерзко. Маги, как будто застигнутые на месте мелкого воровства, мялись, потом один из них ответил: – Да вот, рядом тут… Комната специально оборудованная. Ну то есть, Хозяин говорит, это типа лаборатория, там надо… Это. Продолжить. Его сегодня почти не трогали, а Хозяин… – Я понял, – холодно отрезал Северийн, – делайте что должно. «Я прослежу» – не сказал он вслух, но его поняли. Подхватили отощавшее тело и вынесли вон, Северийн пошел за ними. Наблюдать за дальнейшим действом было не в пример тягостней, чем на казни, но там был еще человек, он еще сопротивлялся, обложил сочной бранью короля, а здесь… Северийну было тошно, маги тоже, казалось, не испытывают особого удовольствия, терзая бессловесное безвольное тело. Разве что один из них, с масляными глазами, показался Северийну подозрительно похожим на короля своим поведением. Прижигал по старым ранам особенно прилежно, выискивая самые болезненные точки, и трахал даже с каким-то остервенением. Как можно было зариться на кусок мяса, Северийн не представлял, но, видимо, в этом Синем замке кое-кто служил по призванию, а не по распределению, может, и добиваясь этого места. Полно и людей и магов, жаждущих безраздельной, жестокой власти над беззащитными существами. Наблюдая за похотливым магом, Северийн все больше бесился, и внезапно даже для самого себя рявкнул: – Хватит! Прикончите его сейчас, и всем нам конец. Сбрызнули все отсюда, дальше я сам. Мерзкий маг испуганно отпрянул от тела, вынимая свой член изо рта жертвы, и вскоре все четверо покинули комнату. Северийн задумчиво смотрел на лежащего на боку Хиршву, с прикрытыми глазами, мокрым полуоткрытым ртом, лицо было расслабленным, и сейчас Северийн узнавал его. Узнавал в этом куске мяса прежнего, сияющего красотой и нахальной силой Хиршву. Неясные чувства ворочались в груди, совсем незнакомые. Он вспоминал, как Хиршва, ласково улыбаясь, утягивал в очередной темный уголок взволнованного мальчика из придворных, как потом смеялся этому парню вслед, как почти сразу увидев еще кого-то, заинтересованно оглядел новую будущую жертву и хищно ухмыльнулся. Какой же он был… Красивый. Северийн понимал это сейчас, только сейчас – настоящий на фоне других, пусть бесстыдный и наглый, но абсолютно честный. Весело и бесстрашно заявлял всему миру – да, я такой! И выглядел в воспоминаниях на фоне бледных других яркой картинкой, сияющей и живой. Вот сейчас только сквозь грязь, кровь и раны Северийн разглядел Хиршву, и ему стало страшно. Это действительно осколок звезды. Он до конца сомневался, но теперь… Теперь нет. Будто из бездны повеяло холодком, и один за другим прошли перед мысленным взором прежние искры, осколки звезды, взирая на него с молчаливым укором и каким-то подспудным, непонятным ожиданием. А что он должен сделать, чего ждут от него силы мира, замершего сейчас вокруг холодным мороком? Чего ждут погасшие искры? Что он должен сделать?