Отрицала

Молодой парень молча курил, подняв голову к небу, выпуская в морозный городской воздух клубы сигаретного дыма. В квартире ужасно воняло травой и алкоголем, испоганившими мою жизнь полностью. По углам студии валялись пустые бутылки из-под дорогого алкоголя, которым хозяин квартиры совсем не брезговал, пустые пачки сигарет, на поверхностях комнат вместо пыли осел белый сигаретный пепел. На журнальном столике лежала кредитка и купюра номиналом в сотню долларов. Картина вроде и привычная для меня, но каждый раз, видя остатки белого порошка на стеклянном столике мое сознание кричит мне, чтобы я бежала не оборачиваясь. Но я остаюсь. Я молча пробираюсь к балкону через перевернутые стулья и стол, переступаю осколки, все же упустив один, который впоследствии врезался в мою ногу. Я задерживаюсь, чтобы вытащить злосчастное стекло из ноги, при этом не чувствуя никакой боли, лишь легко морщась от не самых приятных ощущений. Я приоткрываю дверь балкона и мое лицо сразу обдает холодный ветер, свежий воздух вперемешку с табачным дымом заполняет мои легкие, сдавливая их. Я с опаской обнимаю парня сзади, чувствуя от него пьянящий запах сладкого одеколона вперемешку с виски, чувствую, как он ухмыляется, вижу, как выбрасывает бычок вниз, совершенно не боясь, что тот упадет какому-нибудь зеваке на голову и превратит его волосы в пепел. Парень холодно отстраняется от меня, дарит презрительный взгляд, в то время как я смотрю в его глаза, не видя их и готовлюсь к худшему. Страшно. Холодно. — Ты снова нюхал? — я решаюсь задать роковой вопрос и тут же мою левую щеку обжигает кипятком. Я инстинктивно прикасаюсь к больному месту, нащупывая кровоточащую рану от его кольца. Заслужила. Парень несколько секунд заливисто смеется, прокручивая кольцо на пальце и я начинаю расслабляться, но спустя миг он берет меня за шею, прижимая к шершавой стене и смотрит. Вглядывается в мои глаза, слизывает кровь с щеки и отстраняется, продолжая смеяться. — Ты чертовски нравишься мне в нижнем белье, — ухмыляется, — а без него еще больше, — я закрываю глаза, принимая эту омерзительную фразу, проглатывая ее, словно камень. — Глеб, — тихо произношу я, в надежде на то, что блондин не услышит меня. Он закуривает еще одну тонкую сигарету, перед этим прокручивая ее между пальцами, не убирая с лица самодовольную ухмылку. — Послушай сюда, сука, — он остановился, — никакая длинноногая шавка, тем более ты, — он посмотрел на меня с привычным презрением, — не смеет мне указывать как жить. Съеби, — выплевывает он мне в лицо и я вылетаю из балкона, смахивая с щек скупые слезы. Я бегу в спальню, нахожу среди разбросанных вещей свой телефон и набираю контакт «брат». Слышу длинные убийственные гудки и слегка заспанный родной голос с той стороны: — Лина? Что случилось? Четыре утра, — голос взволнованный. Я молчу несколько секунд, давя в себе слезы: — Егор, забери меня от сюда. Теперь молчит он. Молчит долго, громко вздыхая. Я чувствую, как он злится. Злится на меня, на себя. — Вылетай в Питер сейчас же. Он быстро сбрасывает, оставляя в моей голове луну от быстрых гудков. Вам знакомо чувство, когда ты едешь в незнакомый тебе город, к незнакомым людям, быстро обретаешь счастье, знаменитых и верных друзей, влюбляешься, а потом понимаешь, что это все лишь придуманная тобой самим иллюзия? Нет? Мне да. Два года назад я, затаив дыхание, летела в самолете из унылого Питера в красочную столицу, мечтая поступить в желанный МГУ, выучиться, работать в свое удовольствие, получая хорошие деньги, создать самую лучшую примерную семью, родить двое детей и умереть от старости. Но все мечты разрушились, как только моя московская знакомая предложила «заскочить на минутку к хорошему человеку». С тех пор ни дня в моей жизни не проходило без алкоголя и наркотиков: вечером я их употребляла, утром прятала в тайники, обещая забыть об этом раз и навсегда. Вся моя столичная жизнь превратилась в одну сплошную, нескончаемую тусовку, которая проходила в пьяном помутнении. Конечно, ни в какое МГУ я не поступила, а о счастливой семейной жизни и вовсе забыла, когда встретила Голубина на одной из закрытых вечеринок. Помню, как мы переспали под действием таких сладких тогда колёс, помню, как он клялся мне в вечной любви, помню первый синяк, затем второй, затем сотрясение мозга, перелом руки, цветы, дорогие украшения, подарки, рестораны, извинения, тысячи раскаяний, таких сладких для любой девушки слов. Я влюбилась, по-настоящему влюбилась в человека, которому ничего не стоило бросить меня на пол и оставить синяки от своих ног на теле, а потом полночи трахать меня, разрывая внутри меня все живое, ссылаясь на плохой день. Я сидела в квартире месяцами напролет под постоянным наблюдением врачей, которым Глеб платил сказочные суммы за молчание, мое тело покрылось шрамами за несчастные полтора года с головы до пят. Я шла в тату салон и перекрывала болезненные следы на ногах и руках красивыми рисунками и надписями, а потом мне стало лень. Я смирилась. Он бьет — я полтора часа сижу в ванной мажу дорогущими мазями тело, он трахает — я раздвигаю ноги перед гинекологом, который объявляет мне, что из-за многочисленных внутренних повреждений я никогда не смогу родить ребенка. Лить слезы больше не было смысла. Я тысячи раз пыталась уйти от него, разорвать все контакты, но он находил, бил, кричал и трахал до звёздочек в глазах. Сбегать к брату — самое трезвое решение, потому что только Егор сможет меня от него защитить. Я беру рюкзак и выскальзываю из квартиры, тихо закрывая дверь, последний раз окидывая взглядом спящего на диване парня. Жаль ли мне его? Да. Жаль, что чертова наркота привела с первого взгляда прекрасного человека к такой жизни. Возле подъезда я скуриваю четыре сигареты и запрыгиваю в такси, натянуто улыбаясь веселому водителю. Мучительные часы в самолете, десяток выкуренных сигарет возле аэропорта и подъезда своего брата и я заливаюсь слезами в объятиях родного человека. — Покажи, — Егор заводит меня в комнату с большим зеркалом. — Что? — я несколько секунд недоумеваю, все же догадываясь, о чем он. Я снимаю широкое худи, которое стало уже обязательным элементом ежедневных нарядов, стягиваю с себя футболку, слегка морщась от боли, сбрасываю джинсы и остаюсь в одном нижнем белье. Егор смотрит, а в его глазах я вижу жалость, страх и ненависть. Он разглядывает каждый партак поверх шрамов, каждый свежий синяк, засос, укус, видит рану на щеке, след от удушья и зашитую бровь. Он без слов бросает в меня одной из своих футболок и выходит из комнаты, кидая тихое «иди пить чай». Я еще несколько минут смотрю на собственное отражение в большом зеркале и противно улыбаюсь самой себе. — Почему ты не уходила? — тихо произносит парень, когда я сажусь за барную стойку на кухне, — почему ты от него не бежала?! — Егор срывается на крик, который луной проходится по углам квартиры. Я опускаю глаза в пол, словно провинившийся щенок, не находя слов в свое оправдание. — Ли, ты видела, блять, свое тело?! — он кричит, а я съеживаюсь от оглушительного крика, — На нем нет ни единого живого места! Ты все забила татуировками, которые нихуя не закрыли, а там где партаков нет — огромные синяки и раны, — он выдыхает, — Лина, я не разрешу тебе больше никогда приближаться к нему, как и ему к тебе, уяснила? Я киваю, выпивая остывший чай залпом. — Егор, я… — в его глазах я замечаю какую-то надежду, но совсем не знаю на что, — я… — Что «я»? — парень нервно хрустит пальцами, убирая чашки в мойку. — Ничего, — я замолкаю и смотрю на разочарованного Егора. Я не хочу приносить брату столько боли, сколько наносили ее мне, поэтому решаю не говорить о диагнозе, поставленном пару дней назад врачем и вовсе больше не возвращаться к этой теме. — Лина, сейчас ко мне заедет друг, мы немного посидим, ты не против? — Егор пытался мягко со мной разговаривать, но по нему было видно что он здесь и сейчас хочет пристрелить меня за то, что я полтора года давала себя убивать. Я кивнула и попыталась улыбнуться, но эта затея не увенчалась успехом и, скорее всего, я выглядела не как улыбающийся человек, а как чудовище, пытающееся напугать человека. Мне стало смешно от собственных сравнений. Я выхожу на балкон, захватывая с тумбочки при входе пачку сигарет и зажигалку и курю одну за одной, слыша, как в гостиной Егор с кем-то разговаривает и заливисто смеется, что вызывает у меня улыбку. Пачка сигарет быстро заканчивается и я выхожу с балкона, встречаясь взглядами с низеньким шатеном, который держит в зубах свежий косяк. — Ты с ума сошла? — Егор встает с дивана, приближаясь ко мне, — Ты всю пачку выкурила за один поход на балкон, ты там и часа не пробыла, она же полная была! — Егор осуждающе смотрит на меня, выбрасывая пачку в мусор. Я щенячьим взглядом смотрю на него, мысленно умоляя не устраивать сцен при незнакомых мне людях и ловлю на себе взгляды темноволосого, который распластался на белом диване, потягивая косяк и ехидно улыбаясь. Дежавю. — Малыхе просто надо расслабиться, держи, — он протягивает мне дурманящий косяк, призывая садиться возле него, что я и делаю. Я принимаю косяк с его рук и затягиваюсь, моментально расслабляясь. Я откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза, пока трава в моем организме делает свое дело. — Сигареты уже не помогают? — шатен вырывает меня из наслаждения и я открываю глаза. — Егор куда-то ушел? — я замечаю отсутствие брата и не понимаю, сколько я пролежала в таком состоянии. — Отлучился на студию, попросил приглянуть за тобой. Артем, — он протягивает мне свою руку и я пожимаю ее в ответ. — Лина. — Сестра Тейпа? Забавно, — рассуждал в голос Артем, подкуривая сигарету. — Что забавного? — я недоумевающе смотрю на шатена. — Сестра Тейпа — девушка Голубина. Забавно, — парень ухмыляется, а я съеживаюсь от одного лишь упоминания его фамилии и на глазах выступают слезы, которые я мигом смахиваю, — ты чего? — Ничего, — отвечаю я растерянному парню, — спасибо за косяк. Он пожимает плечами и залипает в телефон, а я нетерпеливо жду прихода Егора, но брат все еще не спешит появляться. Егора все еще не было, хотя время давно уже перевалило за полночь, а Артем все так же залипал в телефон без намека на усталость. — Ты тут будешь всю ночь? — я решаюсь нарушить многочасовую тишину. — Сколько понадобится, пока Егор не придет. Я киваю и достаю из тумбы на кухне несколько упаковок различных таблеток. Принимаю одну за другой, ловя на себе заинтересованный взгляд Артема, который откровенно пялится на весь этот процесс. Когда я запиваю водой последний препарат, парень вскидывает бровью, словно только что опомнился после гипноза. — И ты мешаешь это с травой? — он непонимающе ищет что-то в моем взгляде. — Это моя жизнь, я от нее никуда не денусь, — безразлично отвечаю я и прячу таблетки. Я невольно улыбаюсь, понимая, что моя жизнь сейчас — это наркотики, разноцветные антидепрессанты и обезболивающие. На дисплее телефона, лежащего на журнальном столике высвечивается контакт «Глеб» и мое сердце приостанавливается, а шестеренки в голове начинают вращаться взвешивая все «за» и «против». Я отключаю вызов, вытаскиваю из телефона симку и разламываю ее пополам. — Что это только что было? — Артем удивленно пялится на разломанную симку. — Разговор с любимым человеком, — я заполняю громким смехом комнату, а мои глаза заполняют слезы. Я не выдерживаю и срываюсь на слезы, убегая в спальню. Слезы льются ручьями, паника охватывает сознание, а тело пронзает колючая боль от еще не заживших ран. Хочется рвать на себе кожу, срезать все татуировки вместе со шрамами, стирать все синяки, засосы, порезы и укусы, хочется освободиться от двух синих следов от металлических наручников на тонких запястьях. Но, кажется, даже, если я сдеру из себя всю кожу, во мне останутся вечные раны, нанесенных любимым человеком с помощью его ужасных слов и поступков. Дверь в комнату со скрипом открывается и из проема выглядывает испуганный Артем. Он без слов садиться на край моей кровати, пока я поджимаю под себя ноги и вглядывается в мои глаза. От его взгляда внутри все леденеет, но от этого льда мне приятно, мне хочется чувствовать этот лед на себе. — Что это было? — он серьёзен, но мягок, уверен, но боится. Я молчу в ответ, не находя слов. Мне не хочется объяснять почти незнакомому человеку это все, но в то же время меня заполняет чувство, что я знаю шатена уже целую вечность. Я позволяю себе посмотреть ему в глаза. — Ванильные истории в инстаграмме, фото с счастливыми лицами, выходы на публику за руку, улыбки до ушей. Фальш? — Артем ухмыляется. — Не фальш, — я не нахожу ничего, что можно было бы сказать в ответ, ведь он прав. — Врешь. Сплошная фальш, — с моего разрешения Артем курит прямо в моей комнате, оставляя запах сигарет без фильтра. — С чего ты взял? — я не хочу открываться этому человеку, я боюсь это делать, но иду на встречу. — Если бы посты в инстаграмме были бы действительностью, ты бы не выкуривала за полчаса пачку сигарет, не выпивала бы горсть антидепрессантов и обезболивающих, не сбрасывала бы звонок, не ломала бы симку, не убегала бы в слезах в комнату. Я прав? — он выбрасывает сигарету в открытое окно, не вставая с кровати. — Прав, — я решаюсь тихо произнести фразу. Артем ухмыляется, прикусывая нижнюю губу. — Я знаю Голубина, как никто другой. Знаю, зачем пьешь обезболы и почему так много татуировок, — шатен понимающе кивает, словно самому себе, — ложись спать. — Я не могу спать, мне больно, — срывается с моих губ и я подкуриваю сигарету. Артем аккуратно помогает мне лечь, а я чувствую себя самым настоящим беспомощным инвалидом. — Я могу остаться, если позволишь. Я показываю парню на место возле себя и проваливаюсь в сон почти сразу же, как под ним прогибается кровать. Он не касается меня, держит расстояние и от него безумно вкусно пахнет.