Отрицала

Утром я просыпаюсь от очередного кошмара, принимая это как должное, ведь подобные сны мучают меня уже полтора года и я уже давно их не боюсь. — Самая настоящая соня, — я слышу сквозь сон недовольные возгласы Егора, — Ракитина, мать твою, просыпайся! Я закатываю глаза и все же привстаю, тут же падая обратно на подушку от невыносимой боли в спине, противно шипя от этого. — Егор, принеси таблетки, срочно, — я умоляюще смотрю на брата, который тут же срывается с места и стрелой летит на кухню за водой и нужными мне препаратами. Только лишь после последней таблетки я смогла окончательно проснуться и привстать на кровати, окидывая взглядом светлую комнату. Артема нету в квартире, а это значит, что он ушел сразу же после прихода Егора. Мне стало не по себе от того, что я подпустила незнакомого человека на столько близко и разрешила ему меня узнать. — Сегодня ты поедешь со мной на студию, а потом на тусу к ребятам! — по лицу парня было видно, что он пытается отвлечь меня от мыслей о Голубине, — Ты не представляешь, как они по тебе соскучились. Я улыбаюсь в ответ светящемуся от улыбки парню и убегаю в душ, закрывая дверь на защелку и включая воду. Теплые струи воды приятно обволакивают мое тело. Пока не касаются первой раны, от чего я тихо шиплю и морщусь от боли, затем второй и так постепенно. Я намыливаю гелем тело, проходя через все возможные круги ада, в глазах порой темнеет, становится больно и противно от самой себя. Если бы в квартире не было Егора, я бы кричала и выла от этой боли, как это делала в Москве, когда Голубин, оставив на моем теле очередные раны, уезжал нюхать к своим друзьям. Но я молчу, стискивая зубы, кусая губы до крови. Как давно все это превратилось в ад? Как давно я не могу спокойно без таблеток лечь на постель, надеть футболку, принять душ? Как давно я не могу передвигаться без боли? За полтора года я превратилась в инвалида, не способного даже секунды продержаться без таблеток и помощи. Самый главный вопрос «почему?». Почему он делал все это со мной, почему ломал мои ребра и пробивал череп? Больно. Больно физически. Больно морально. Обмотаться полотенцем я тоже не могу, поэтому, стискивая зубы, надеваю на себя свежий комплект кружевного белья, подаренного чертовым Голубиным, и выхожу из ванной, заматывая полотенцем волосы. Я выхожу на кухню, ставлю чайник и замечаю сочувственный взгляд Егора. — Правда паршиво выгляжу? — я усмехаюсь, он кивает, ибо понимает, что врать смысла нет. У нас никогда не было друг от друга никаких секретов, мы никогда друг друга не стеснялись и всегда говорили друг другу только правду. Мы двойняшки и в детстве я очень сильно гордилась тем, что у меня есть брат-двойняшка, рассказывая это всем знакомым и не знакомым. — Лина, послушай, может, обратимся к врачам? — Егор захлопывает крышку ноутбука и смотрит на мои шрамы, — ты пьешь эти чертовы таблетки каждый час, но все равно не можешь даже шагу ступить, не прошипев от боли. Я подхожу к брату и заключаю его в объятия, терпя невыносимую боль от прикосновения. — Не нужно, — я пытаюсь улыбаться, — Егор… — парень вопросительно смотрит на меня, — ничего. Я в который раз хочу сказать ему о бесплодии, потому что держать в себе это я не могу, но боюсь. Боюсь, что он просто поедет и уничтожит Глеба. — Поехали на студию, — он улыбается, я пью таблетки. Мы курим, молча едем в такси, пока на мой телефон не приходит сообщение. @pluxury_sport: Ты как? Я уехал вчера, как только Егор завалился в квартиру. Я оставил тебе подарочек в виде трех косяков в тумбочке возле кровати :). Я невольно улыбаюсь сообщению, что замечает Егор и улыбается вместе со мной, наверное, догадываясь, кто меня развеселил в столь хмурый день. @linn: Спасибо, все в порядке). Ответ не заставил себя долго ждать и мой телефон почти сразу же оповещает меня о новом сообщении. @pluxury_sport: Я рад. Будешь сегодня на вечеринке? Я отписываю короткое «да» и выключаю телефон сразу же, когда водитель объявляет о том, что мы приехали. Егор проводит меня в маленькое подвальное помещение из которого сразу же в нос заплывает сладкий запах табака и травы. Я улыбаюсь от осознания того, что она сопровождает меня везде, словно сестра. — Смотрите, кого я вам привел! — Егор радостно открывает темную дверь и спустя секунду гробовой тишины студию пронзает громкий веселый крик вперемешку со смехом. Старые друзья набрасываются на меня, обнимая, а я улыбаюсь им сквозь слезы, терпя боль. Они — самые лучшие ребята, которых подарила мне жизнь. — Мы так давно не виделись, совсем там со своим Голубиным забыла о нас, — Федя корчит недовольную рожицу, но потом сразу же поникает, когда Даша бьет его по ноге. Девушка не обняла меня, зная о болях из наших ежедневных переписок и звонков по фейстайму, а лишь поцеловала в щеку и подарила улыбку. — Ты надолго в Питер? — Федя все не унимался, а Ефим и Даша всеми силами пытались его заткнуть, казалось, что парень живет совсем не с нами и не помнит ничего, сказанного ему минуту назад. —Навсегда, — промямлила я, выдавливая из себя улыбку. Остальные несколько часов прошли весело и я даже смогла на миг забыть о болях, потягивая косяки и слушая не выпущенные треки ребят. Федя с Ефимом успели наклюкаться до начала вечеринки и сотый раз пытались вызвать такси, но все попытки обрывались из-за того, что диспетчер не могла понять неразборчивых фраз Феди, умоляя повторить. — Я бы записал пьяный фристайл! — заявляет Ефим и просит Дашу найти в папках на компьютере какой-нибудь чистый бит. Следующие полчаса Ефим упорно пытался что-то срифмовать, но получалось, откровенно, не очень. — Какой-то трек «Кровостока» выходит, — подытоживает Ефим и заливает в себя еще один стакан виски. — Точно, «цветы в вазе, говно в унитазе», не поспоришь, — Даша цитирует и компания заходится громким смехом. У Феди, спустя еще примерно десяток неудачных попыток выговорить адрес по человечески, все же получилось вызвать злосчастное такси и компания отправились в дом, в котором будет проходить тусовка. — Чей это дом? — такси остановилось напротив двухэтажного коттеджа, окруженного глухим лесом. — Бульварыча, — отвечает Федя, придерживая затылок, чтобы благодаря своему высокому росту не удариться об крышу автомобиля. Мы заходим на большую территорию, обходим бассейн и Егор, создавая вид джентельмена, открывает нам дверь. — Сука, Артем, эта дверь не рассчитана на мой рост! — Федя все же ударился затылком об стену, матеря все на свете. Оперевшись на перила лестницы, развеселую компанию в виде Даши, Егора, Ефима, Феди и меня встречает Артем, явно уже не в трезвом состоянии. В доме пахнет алкоголем, играет громкая музыка, басы давят на голову. Я салютую всем ребятам, в том числе Насте и Полине — девушками Феди и Ефима, которые уже получили выговор за пьянствования до тусовки. — Да мы немного выпили, Насть, — виновато оправдывается Федя, обнимая раздраженную девушку, а та ускальзывает от его попыток ее поцеловать, — ну Насть, — он по-щенячьи смотрит на девушку, во взгляде которой читается злость вперемешку с любовью. Я улыбаюсь, находя в этом что-то семейное, такое, о чем я мечтала в самолете, когда впервые летела в Москву, беру нетронутую бутылку вина и иду в одну из спален, совсем не зная этого дома. Раньше такие вечеринки приносили мне удовольствие — я приходила, напивалась, накуривалась до беспамятства и забывалась, проводя ночь в полной прострации. Меня это вполне устраивало, более того, я любила это, но сейчас я не могу смотреть на то, как в стаканах моих друзей растворяются разноцветные таблетки, по кругу идет умело скрученный блант и тела, из которых на время выходят души повинуются инстинктам. Мерзко. Я захожу в темную комнату, нахожу окно, подкуриваю сигарету и делаю глоток красного вина, которое разливается по телу подобно лаве, заполняя каждый его уголок. Оно мгновенно убирает боли и дурманит голову. Я невольно думаю о том, что можно запивать этим таблетки. — Мерзко, правда? — Слышу низкий прокуренный голос из дверного проема и сразу узнаю его владельца. — Что именно? — Я делаю еще один глоток, не поворачивая голову на Артема. — Все, что вокруг, — он отвечает тихо, словно пытаясь не спугнуть меня. — Мои друзья не мерзкие, — отрезаю я и выбрасываю сигарету из окна второго этажа. — Ты понимаешь, о чем я, — он стоит возле подоконника и смотрит на меня, — но отрицаешь это. Я смотрю на него, на его уставшее, но красивое лицо, которое от лунного света кажется еще более привлекательным, на синяки под глазами и киваю. — Отрицала, — сопровождаю реплику очередным глотком красной жидкости. Он усмехается, достает из кармана косяк и подает его мне, но я нахожу в себе силы отказаться, на что он вскидывает левой бровью. — Не хочу этой дряни, она испортила мне жизнь, — я чувствую, что от выпитого алкоголя мне становится сильно жарко и даже прохладный воздух из холодного окна не спасает. Я, словно отключив здравый смысл, стягиваю худи, оставаясь в джинсах и черном бра. Эмоция на лице шатена не меняется, он лишь перекладыевает мое худи на кровать. — Красивые татуировки, — он разглядывал каждую: на ребрах, на животе, на шее, на ключицах, на руках, словно фиксируя каждый шрам. — Бессмысленная хуйня, — улыбаюсь я, все-таки забирая косяк из его губ. — Весь этот разговор — бессмысленная хуйня, но мы почему-то продолжаем говорить, — Артем усаживается на кресло возле окна. Я совсем не осознаю происходящего, а алкоголь в дуэте с травой окончательно бьет мне в голову. — Он убил меня, — я допиваю содержимое изумрудной бутылки и бросаю ее на пол, — истребил все чувства, вывернул наизнанку, разрушил все мечты и цели. Артем поднимает голову, вероятно осознавая, о ком будет идти речь. — Он многих вывернул наизнанку, многих уничтожил, — Артем поджимает губы, словно жалеет о сказанном. — Да мне плевать на многих. Посмотри, — я провожу рукой по татуировкам на животе, совершенно не чувствуя боли, — могу по датам назвать: где и когда. Только не отвечу на вопрос «за что?». Парень притихает, следя за моими движениями. — Когда это случилось впервые? — Артем опустил взгляд в пол. — Многим это интересно, — я засмеялась, — в обычный день, двенадцатого октября. Это был второй день нашего совместного проживания, когда конфетно-букетный период остался лишь в моей памяти, — я снова ухмыляюсь, — если он вообще был, — Артем заметно напрягся, но продолжал меня слушать, — он пришел домой, а на мое «привет» вжал меня в стену и оставил на шее четыре следа, — я снова подкурила сигарету, прося у Артема зажигалку, — когда я сказала, что мне больно, он взял меня за волосы и влепил пощечину, — я инстинктивно касаюсь правой щеки, — тогда меня вообще кто-то впервые ударил, — горько улыбаюсь, — потом он, держа за волосы, завел меня в спальню и отъебал чуть ли не до потери пульса. Я плакала, кричала: не помогло. Артем потянулся к шкафчику и достал от туда бутылку виски, прикладываясь к матовому горлышку. — Ты бежала? — я рассмеялась. — Сбежала к знакомой, умоляла не сдавать меня ему, но он каждый раз из-под земли меня доставал, зная, что мне некуда ехать, — я тоже приложилась к горлышку бутылки с темной жидкостью. Я легла на кровать, сверля пустым взглядом потолок, а спустя мгновение кровать прогнулась и я почувствовала тепло справа от себя. — Ты знаешь, — я делаю короткую паузу, улыбаясь в темноте, — он сломал не только мою психику, или кости, — я сглатываю, боясь произнести следующую фразу, — он сломал мою жизнь, — я затихла, вслушиваясь в громкие крики пьяных ребят снизу, — у меня проблемы со всеми органами и… — из меня наружу рвется то, что я никак не хочу говорить ему, — я бесплодна благодаря ему, — я затихаю, чувствуя, как по моим щекам текут горячие дороги из соленых слез. Артем словно на секунду перестает дышать, мигом восстанавливая свое дыхание. Он молчит. Ждет, пока я продолжу говорить, но мне страшно. — Он сломал все во мне, — подытоживаю я, допивая виски. Я не знаю, буду ли я жалеть о том, что он теперь все знает, но сейчас я хочу одного — понимания хоть с чьей-то стороны. Алкоголь действует как обезболивающие и антидепрессанты и окончательно меня расслабляет. — Зачем ты мне все это рассказала? — он, словно похолодев, садится на кровать. — Не знаю, — а я ведь и вправду этого не знаю. Я тоже сажусь на кровать, прижимаясь к деревянной спинке кровати и плачу навзрыд. Боль возвращается, тело горит, а всхлипы сопровождаются острыми покалываниями. Артем садится напротив, осторожно смахивая с моих щек застывшие слезы и аккуратно прижимает к себе, тихо спрашивая, не больно ли мне. Мы сидим так минут десять, пока я не успокаиваюсь и не отстраняюсь от парня. Наши взгляды встречаются и сквозь стеклянные глаза Артема я вижу теплоту. Он наклоняется и целует меня, выжидая моей реакции. Я отвечаю на поцелуй и чувствую его пьянящие губы на своих. Он не углубляет поцелуй, а лишь дразнит меня, щекочет мои губы. — Зачем ты это сделал? — он безразлично подкуривает очередной косяк и ложится на кровать, а я возле него, иногда одалживая у него самокрутку. — Не знаю, — ответ меня веселит и я улыбаюсь. Мы курим сигареты и косяки поочередно и молчим всю ночь напролет, при этом не смыкая глаз, и лишь когда музыка внизу прекратилась, а в соседних комнатах захлопнулись двери, я позволила себе уснуть на его груди. От него чертовски вкусно пахнет.