Отрицала

— Пора вставать, — я слышу громкий голос и снова как будто раскаленные кинжалы вонзают в мое тело, вырисовывая на нем тонкие кровавые узоры. Я открываю глаза от ужасного холода, пробирающегося под кожу, и вижу вокруг себя сплошной бетон, покрытый потрескавшимся слоем белой краски. — Я сказал хватит спать, — по прикосновению я моментально понимаю, в чьих руках я оказалась, — сука, — он наматывает мои волосы на руку и прислоняет лицо к своему, заставляя смотреть в его полные ярости и ненависти глаза. — Ты, — я боюсь дышать. — Не долго ты побегала от меня, скажи? — он громко смеется, от чего кровь стынет в жилах, — Набегалась? — блондин еще больнее тянет меня за волосы, — Красивое платье, — в ушах ужасно пищит, перебивая приторные реплики парня. — Что тебе от меня нужно? — я смотрю ему в глаза, не чувствуя больше никакого страха. — Моя храбрая малышка, — Голубин корчит мерзкую рожицу, — или уже не моя? — я отворачиваюсь от парня, но тот снова возвращает меня в «исходное положение», — у тебя был шанс все исправить, а ты, — он резко отпускает мои волосы и я ударяюсь об бетонную стену, — как обычно все проебала, снова побежала к Шатохину, который сейчас плевать на тебя хотел. Нанюхался и наверняка уже подцепил какую-нибудь модельку в клубе, пока ты отошла припудрить носик, — обнажает свои клыки, — ты его слишком плохо знаешь. — Я тебя не боюсь, чего ты от меня хочешь? — я выдавливаю из себя эту фразу, но мой голос предательски вздрагивает. Конечно же я боюсь. Боюсь, несмотря на то, что знаю все его ходы наперед. — Не боишься? — снова смеется, — Ладно, тогда, может будешь бояться хотя бы себя? — блондин медленно наматывает круги по комнате, мерзко улыбаясь, — Ты мерзкая, — поднимает голову к белому потолку и смеется, — строишь из себя беспомощную фарфоровую куклу, роняешь фальшивые слезы, сбрасывая все свои проблемы на наши отношения, вечно создаешь иллюзию побега от прошлого. Хотя на самом деле, — Глеб снова подходит ко мне, запуская свои длинные костлявые пальцы в мои волосы, — ты просто лживая, меркантильная шлюха, интересы которой — алкоголь, рэперы и наркотики. Ты — трусливая наркоманка, вечно прыгающая по членам уебков, которые-то точно обеспечат жизнь как у Бога за пазухой, — ухмыляется, — не то, что Глеб, который давал все, что мог на том этапе своей жизни, — я сжимаю руки в кулаки, — да если бы ты хотела убежать от меня, ты бы давно уже это сделала, но нет, ты покорно ждешь, пока я тебя снова найду, хотя мне даже искать не приходится, — скалится, — ты сама плывешь ко мне в руки, словно золотая рыбка, исполняя все мои желания. — Хватит, — силой убираю его руку со своей головы, — остановись, ради чего это все? — слышу тихий смешок. — Хватит? — Голубин снова смотрит мне в глаза, — Хватит что? Говорить правду? — я понимаю, что он не остановится, — Хочешь сказать, что ты чего-то стоишь? Хотя да, — он противно подмигивает, — штуку за часок, — Он стягивает меня с кровати на грязный пол и наносит первый удар в живот, от которого я даже не вскрикиваю, — не боишься? — я мотаю головой, сплевывая на пол кровь. Бьет второй раз в то же место и я на секунду замечаю огонь в его глазах — знак того, что он не остановится на простых словах, что эти слова для него — лишь обычная прелюдия. — Ты хочешь сказать, что это не благодаря мне ты сейчас купаешься в славе и популярности? — теперь уже ухмыляюсь я, валяясь на сыром бетоне, — Ты считаешь, что у тебя тяжелая жизнь? — Голубин кричит, от чего я закрываю глаза, — А у меня? У меня жизнь не тяжелая? — ор блондина разносится эхом в моей голове, — Да если бы не вы, шлюхи дранные, я бы сейчас совсем был другим, — он садится на пол, запуская руки в пшеничные волосы и говорит почти шепотом, — если бы не чертова наркота, принесенная в мою жизнь вами, если бы не чертова любовь, которая затмевает разум, ради которой ты вслепую идешь на верную смерть, — я поднимаю глаза на Глеба, — если бы не моя ослепленность, наивность, я бы никогда в жизни не был бы таким. Я бы не испортил жизнь своему лучшему другу, который был и без меня по уши в дерьме, я бы не перечеркнул все твои мечты своими собственными кулаками… — блондин замолкает и встает с пола, — но я такой, какой я есть. Я ненавижу всех кто был до тебя, тебя, и всех, кто будет после тебя. Парень хватает меня за руку и бросает на кровать, нависая надо мной. Я отворачиваюсь от него, борясь с неимоверным страхом и гложущей душу обидой. Обидой на судьбу: его и свою. Сейчас я бы могла сидеть в том треклятом клубе и напиваться дальше, зная, что возле меня сидит пусть и пьяный в дрова, но такой нужный Артем, и ничего мне не грозит рядом с ним. Но черт меня дернул пойти на воздух еще и с Алисой, о которой мне следовало забыть еще после разговора с Федей. — На меня смотри, — силой поворачивает мое лицо к себе и я, не задумываясь, плюю в его самодовольную рожу, — ах ты сука, — знакомый удар по щеке, знакомое кольцо и привкус металла во рту. Голубин, не медля ни секунды рвет мое платье в клочья и избавляет меня от нижнего белья, пока я пытаюсь вырваться. Но спустя тщетные попытки я перестаю рваться в бой и принимаю свою беспомощность. — Красивое белье, — он привязывает мои руки кожаным ремнем к кровати, и от давно забытых ощущений запястья начинают пылать, — Шато подарил? — мои барабанные перепонки словно лопаются от его громкого смеха. — Зачем тебе это? — шиплю, смотрю прямо ему в глаза, надеясь на ответ, — Чего ты хочешь добиться этим всем? Почему ты не отпустишь свое прошлое и не займешься чертовым будущим?! — я срываюсь на умоляющий крик, подсознательно понимая, что я уже в пасти волка и его острые клыки уже впились в мою плоть. — Мне нравится мстить за испорченную жизнь испорченными жизнями. Больше ничего не говорит и я чувствую жгучую боль внизу живота, от которой мое тело словно превращается в пепел, а все надежды, что я упорно строила последний месяц с треском рушатся. Я отрицаю происходящее, пытаюсь проснуться, но понимаю, что это не сон, а моя реальность. Та реальность, в которой я виновата сама. Я больше ничего не могу делать и просто плачу навзрыд, пока он вдавливает меня в пружины кровати, сжимая мою грудь до адской боли, от которой хочется лезть на бетонные стены. Блондин с мерзким выражением лица двигается во мне, выглядывая что-то в стене. — Остановись, — от ужасной боли я полушепотом умоляю Глеба о пощаде, — прошу, я знаю, что в тебе еще осталось что-то человеческое, — он на секунду смотрит на меня, — остановись. — Вторсырье, — кончает внутрь, надевает на себя свои вещи и выходит из комнаты. Я слышу звук двигателя автомобиля и остаюсь тут одна. Одна, даже без желания жить. Человек, которого я когда-то любила, в очередной раз выбил из меня это желание. В очередной раз разрушил все замки, что я отстраиваю после каждой встречи с ним. Наверное, я и вправду вторсырье, самая обычная шлюха. Я не могу найти объяснение тому, почему я не убежала дальше, почему осталась, почему сама иду к нему в руки, словно под сильным гипнозом. Я решаю все же осмотреть местность и, терпя режущую боль внизу живота, встаю с кровати. Я сразу узнаю дом, заходя в оду из комнат, видя перевернутый стул, застывшие пятна крови на прогнившем деревянном полу и оранжевую толстовку. Я знаю, кому она принадлежит и надеваю ее на разорванное в клочья красное платье, которое еще несколько часов назад вызывало у меня и окружающих нескрываемый восторг. Я собираюсь искать выход из леса на дорогу, но на секунду задумываюсь, куда идти и кому я вообще нужна, если я не нужна даже себе. Возможно, Глеб прав, и Артем давно уже спит в обнимку с какой-нибудь красивой моделью с идеальными формами на еще не остывших простынях и ему совершенно не интересно где я и что со мной. От этих мыслей в горле образуется горький ком и я сажусь на пороге у выхода из дома, инстинктивно шарясь в карманах толстовки в поисках пачки сигарет и нащупываю там холодную зажигалку и косяк. — Дьявол, — я с улыбкой разглядываю находку. Зеленоватый дым растворяется в перламутровом рассвете и я поднимаю голову к лысым ветвям деревьев, которые словно клетка закрывают вид на утреннее небо. Я на миг забываю о своей боли и разглядываю сквозь пелену полупрозрачного дыма пролетающих мимо птиц. Трава бьет в голову уже не так, как раньше, и все, что я чувствую — это сплошное безразличие и мысленно мирюсь со своей судьбой, которую я так упорно пыталась обвести вокруг пальца, доказывая себе, что я в силах все изменить. Я ловлю себя на мысли, что сейчас, вещи, которые раньше приносили мне различные эмоции, совсем не вызывают у меня никаких чувств: косяк — обычная сигарета, бабочки в животе — дешевая иллюзия, слезы — простые капли воды. — К сожалению, — я выбрасываю тлеющий косяк куда-то в ветки, —ты снова проебалась, Лина Ракитина, — в ветки летит и зажигалка. Я рассматриваю свои расцарапанные ноги, замечаю синие от ремня запястья, прикасаюсь к шее, которая горит от прикосновений сильных рук блондина. Раньше за эти руки я готова была продать душу дьяволу, что я и сделала. Я слышу шорох сухих листьев и поднимаю глаза, которые тут же прячу. Он садится возле меня, прикуривая сигарету, и внимательно смотрит на мои ноги. От его стеклянного взгляда кровь застывает, а вместе с ней сердце и вовсе перестает биться, выжидая хоть какой-то реакции. Но он все так же продолжает разглядывать и пронзать тишину тяжелым дыханием. Выкуренная до фильтра сигарета летит куда-то в листву и он без слов обнимает меня, целуя в макушку, а я начинаю громко рыдать и бить парня кулаками в плечи. Молчит. Терпит мои резкие удары, истерику. Он прижимает к себе и ждет, пока я приду в себя, в то время как из меня водопадами хлыщут соленые слезы, оставляя мокрые следы на черной толстовке парня. Я поднимаю заплаканные глаза и всматриваюсь в пустой взгляд Артема, в котором не вижу совершенно ничего. Он до мурашек апатичный и тяжелый. Парень измученно смотрит словно в мою душу, безмолвно вытаскивая от туда все тайны. Ему не нужно слов, чтобы понять мое душевное состояние. — Поехали домой, — Артем подает мне руку, и мы, не проронив не слова, идем к машине.