Война

Следующий день оказался слишком сложным. Все копошились, словно муравьи в муравейнике, и никого и ничего не замечали. Солдаты, набирали боевые оружия и снаряжения, чтобы провести очередное исследования округа рядом; Донпе, как и его "коллеги" (соседние жители, пришедшие на помощь) готовили, стирали и убирали; Командир Хан же должен был уехать в Пусан по поводу каких-то договоренностей с командиром той роты. С тех пор, как Сыну признался Донпе в чувствах, и тот показал ему свою взаимность в этом - их жизнь изменилась. Не то чтобы, когда они дружили, их отношения не были близкими, но сейчас они стали друг другу еще ближе, чем были тогда. Теперь Сыну не нужно было подавлять в себе желание прикоснуться к прекрасным пухлым губам Донпе и обнимать его за талию, проводя руками по всей спине, очерчивая каждую выступающую косточку на ней. Сыну мог поцеловать его во время всего, чего только можно. Порой, когда Донпе ему что-то рассказывал, а он на самом деле его не слушал или только делал вид, что слушал - он невольно любовался губами Сона и не сумев сдержаться, целовал его так нежно и мягко, пытаясь прочувствовать весь их вкус. А Донпе не был против. Ему даже нравилась эта привычка Сыну и он находил ее довольно очаровательной. Сыну должен был остаться и руководить оставшимися солдатами здесь (остальные солдаты разделились на два лагеря: одна часть направилась в Пусан с командиром Ханом, а другие - разбросились по соседним округам). Донпе был этому только рад. Он скучал по нему, ведь уже пятый день не получает от него должного и желанного внимания (но Донпе всегда входил в положение и не смел жаловаться или обижаться, ведь сам все понимал). Среди этой бесконечной и постоянной спешки, работы и суеты, почувствовать теплые руки любимого человека - было всем, что только желал Донпе. Донпе собирался пойти в огород, где и отдохнул бы (для него лучшим отдыхом был присмотр за огородом, но после времяпровождения с Сыну, разумеется), как к нему подошел один из соседних жителей, пожилой мужчина с седыми волосами и чуть виднеющийся бородой. - Сынок, - мужчина был довольно мягким и добрым, хотя и выглядел неопрятно. Несмотря на уже приклонный возраст, он никогда не позволял Донпе нести тяжесть, а когда Сон отнекивался и собирался взять снова, широко улыбаясь, говорил: "Всегда берись за то дело, которое дается тебе лето и которое предназначенно тебе. А это оставь мне. Я занимаюсь этим всю жизнь". Сон не был с этим согласен, ведь Донпе смог бы справиться с этим и сам, но и перечить ему не хотел. Сон уважал его. Он казался безумно добрым и отзывчивым, и даже в такое страшное для всех, время оставался таким. - Тебе пришло письмо. Его отдал один из солдат, когда пошел проверять, пришли ли какие-то информационные письма от командира или еще кого-то, - мужчина протянул ему широкий белый конверт с именем Донпе на нем. Сон удивился и заволновался: кто мог написать ему письмо, но самое главное - почему? - Не бойся, я ничего не читал. Там липучка и ты сам в этом убедишься, - старик немного засмеялся и Донпе с улыбкой на лице, принял его в свои руки. - Я и не подумал бы никогда, - мягко проговорил Донпе, смотря на мужчину - Спасибо вам большое, - старик кивнул и удалился, когда его громко позвали. Все же работа не дремлет. Донпе же со своими делами на некоторое время, разобрался и он мог хоть немного отдохнуть. "Отдыхом" теперь было прочитать письмо и подавить в себе дикое любопытство и волнение. Сон, действительно, и не догадывался, кто мог написать ему. Возможно, кто-то из родственников, но его семья ни с кем из них не была особо близка. Мальчик пошел в дом и сел за стол. Пару раз проведя пальцем по бумаге, Донпе задумался о том, что уже давно не читает. Он настолько запутался в паутине работы и стресса (ну, еще и в отношениях с Сыну, конечно), что уже совсем забыл о своем любимом занятии. Наверное, когда жизнь человека бывает полна насыщенности, любви, работы и усталости, он перестает читать книги или рассказы, в которых именно об этой жизненной цепочке и бывает написано. Сон встряхнул головой. Сколько можно тянуть? Почему он все еще держит неоткрытый конверт в руках и не открывает его? Да, Донпе ужасно волновался, но больше все же, боялся. А что если, ему написали с плохой целью (хотя, Донпе и не думал, что ему могли написать о каких-то хороших новостях - а что вообще хорошего может быть, тем более в письме?): призывают в армию (пускай ему и всего, шестнадцать), или вообще покушение на убийство, но через письмо? Да уж, воображение у Донпе играет во всю. Наконец справившись со всем внутренним страхом и волнением, Донпе аккуратно отлепив небольшую липучку от второго конца конверта, вытащил из него бумагу. Она была желтой, помятой и скомканной. Выглядела она еле уцелевшей, и Донпе уже от осознания этого, пробежали муражки. Тяжело и громко вхдохнув, как бы набираясь уверенности, мальчик раскрыл письмо, медленно (чтобы внимательно вчитываться в каждое предложение) пробегая глазами по неровно написанным строкам. "Привет, Донпе Возможно, ты задаешься вопросом: "От кого могло бы быть это письмо и с какой целью его отправили?" Я хочу ответить тебе на него, а заодно рассказать о себе и своей ситуации. Для начала, ты должен знать, что я - твой дядя и помню тебя совсем еще крохой. В дальнейшем, я перестал общаться с твоей семьей и твоими родителями, но сейчас не об этом. Меня зовут Квон Джинен, мне тридцать пять лет, и у меня было всё, о чем мог мечтать любой парень из деревни: образование, дом и любимая жена. Я обожал свою Суен больше всех на свете, и она меня также обожала в ответ. У нас с ней было столько общего и мы могли ночами напролет говорить на самые разные темы и вести различные дискуссии. Мы с ней так сильно хотели ребенка, но нам с ней это никак не удавалось. Прошло три года наших попыток, и мы перестали стараться, ведь не видели в этом смысла, и опустили руки. Но спустя три месяца, когда мы пошли проверяться у доктора, чтобы узнать о самочувствии Суен, он сказал, что она беременна. На тот момент, я считал себя самым счастливым человеком на свете. Мне было двадцать восемь и я готовился стать отцом, вместе со своей любимой женщиной. Что может быть лучше? Я работал, не поклодая рук, но все равно не забывал баловать беременную жену подарками и вкусностями. Я был так рад и ослеплен посланным нам, счастьем, но не знал, что меня ждет дальше... Прошли восемь месяцев. Мы знали, что ребенок может родиться как раньше, так и позже, и не волновались из-за этого. Мы поехали в единственную больницу в деревне. Я ждал у двери в палату, где у моей Суен проходили роды. У меня не осталось ногтей, ведь я их всех сгрыз от волнения. Я уснул на небольшой скамейке, стоящей рядом с дверями в палаты и больничными комнатами, и спусия время, меня разбудил доктор. Он был краток и безжалостен. Я знаю, что он ни в чем не виноват, но я винил его за его безразличный тон голоса и отсуствие каких-либо эмоций в голосе. В моей памяти до сих пор остались слова доктора: " Мне очень жаль, но ваша жена умерла при родах", а затем его легкая улыбка на губах и дополнение "Ребенок выжил. Поздравляю". Я был расстерян и потерян. Со смертью Суен ушло и пропало всё, что у меня было. Я боялся, что и сам умру, но старался держаться ради сына, единственного, что у меня осталось от Суен. Мне было сложно заниматься Соеном одним, но я старался изо всех сил. Няня, которую я нанял, занималась им с утра до позднего вечера, когда я приходил с работы, но даже уставший и помятый после работы, я все равно занимался Соеном. Он всегда был и будет для меня кем-то обязательным, как и Суен... У меня к тебе просьба, Донпе. Прости за дикую наглость с моей стороны, ведь наши связи уже несколько лет оборвались, но я все же попрошу, потому что мне больше не у кого просить. С наступлением войны, меня призвали на военную службу, а Соена забрали в детский дом. Я не хочу, чтобы он рос там, в полном одиночестве. Относятся к детям там, как к грушам для битья, не лучше. Спаси его, прошу! Меня ранили уже не первый раз. Я нахожусь в небольшом местечке в Дэгу, где нет и не было никого. Все население выселили отсюда, но на нас напали. Это было так страшно. Многие солдаты, которые были рядом со мной умерли сразу же, а я был ранен, но вижил. Меня ранили и во второй раз, почти в то же самое место, и боль невыносимая. Мне меняют повязку каждый день, но с каждым разом лихорадка забирает у меня все силы и делает меня сумашедшим. Я умру. Я знаю это, и если письмо дошло до тебя, то это тому подтверждение. Я попросил медсестру написать это письмо (сам я не могу даже ручку держать в руке), и отправить его, если я умру. Знай - если оно дошло, то меня уже нет вживых. Прошу, позаботься о Соене. Он - самый милый мальчик из всех. Знаю, что ты занят и что тебе, несовершеннолетнему мальчику (ты и сам еще ребенок), у которого и так полным полно забот (о твоем добровольном участии в этом, говорят везде) не до чужого ребенка. Но я прошу тебя, сделай это. Я был бы тебе очень признателен. Я был бы горд, если Соени брал с тебя пример. Прости, что написал тебе это и загрузил проблемами и ношей. Выбор за тобой. Но я в любом случае, буду тебе благодарен. Спасибо. Прощай. Твой дядя Джинен"