Война

Кухня была не в самом лучшем виде (впрочем, как и весь дом в целом): отодранные обои с огромными желтыми от гноя, стенами; куча грязной посуды в раковине; плита в жирных, застывших со временем, следах; пыль и грязь по всей поверхности пола и наверху - на потолке и одинокой лампочке (она была окружена паутинами). От одного лишь вида всей этой грязи и пыли, Донпе забывал о том, что всегда любил убирать и находил в этом успокоение. Убирать такой дом - это точно не успокоение, а напротив - самое настоящее наказание. Кое-как справившись со своей брезгливостью и тошнотой, Донпе убрал всю кухню (завтра, он собирался убрать все остальные комнаты, но раз уж Сону нужно готовить здесь обед, то и кухня должна хотя бы выглядеть, как настоящая кухня): вымыл грязные сковородки и всю грязную посуду (некоторые пятна убрать было невозможно, и Донпе хорошенько попотел над этим), подмел и вымыл пол. Теперь, готовить здесь было намного легче. Донпе достал мешок с рисом, стоящий в самом углу кухни и насыпав в глубокую кастрюлю несколько чашек с ним, налил туда воду и поставил на газ. Затем, он открыл холодильник, в поисках хотя бы чего-то, что можно было бы приготовить, но все было каким-то протухшим и воняло. Единственное, что никак не пахло и внушало доверие - была банка с прозрачным куринным бульоном (Сон удивился, когда нашел в доме такого неопрятного человека, банку с бульоном, ведь он нужен для достаточно сложного блюда - супа, и приготовить его может не каждый). Сон приготовил куринный суп с помидорами и картошкой, которые он добавил в уже готовый бульон, который все еще парился. На кухне ароматно пахло супом и специи, которые он нашел наверху полки, придавали супу большего аромата и красивый красный цвет. Донпе вытащил сваренный рис в небольшую округлую миску и суп в глубокую тарелку и поставил на поднос, оставляя на столе. - Шикарно пахнет! Жратва, что уже готова? - услышал Донпе голос Чжино, а затем почувствовал громкий звук шлепка по его заднице. Юноша шокированно застыл, прибывая в шоке. Какое он имеет право, вести себя так с ним? Он, действительно, думает что нормально позволять себе такое с человеком, которого даже не знает? С несовершеннолетним мальчишкой, который приготовил для взрослого мужчины ужин? С еще, по сути, ребенком, который решил пожить у него (и то, оплачивая ему уборкой и готовкой)? Сона, действительно, шокировали такие люди. Те, кто считает совершенно нормальным вести себя таким образом, прикрываясь тем, что они якобы на войне, и им все можно. Сон ведь был еще совсем ребенком (не только выглядел, как ребенок, но у него еще было куча милых и очаровательных привычек, таких как например, закрывать лицо ладошками, когда он смущался, или смеясь, прикрывать ладонью рот) и представлять несовершеннолетнего человека в извращенном ключе - было совершенно дико и безрассудно. Он никогда не хотел быть тем, кто терпит к себе такое отношение (да, и кто бы вообще такое захотел?). - Зачем вы это сделали? - холодным тоном произнес Донпе, убирая толстую руку мужчины от себя и отодвигаясь назад. Сон вспомнил то жестокое изнасилование солдат, вспомнил весь тот день и мелко задрожал. - А ты плохо слышишь? Сказал же, что ты будешь выполнять все мои прихоти. Не бойся, я не буду тебя насиловать. Может просто домагаться, - мужчина громко засмеялся, в привычной ему манере, так словно шутил не на тему, на которую нельзя шутить, а рассказывал какой-то смешной анекдот. Неужели, он не понимает, что есть "хорошо", а что есть "плохо"? Сон все еще шокированно стоял у стенки, а мужчина не обращая на это никакого внимания, сел за стол и принялся поедать ужин. Донпе терпеть себя в такие моменты не мог. Нет, он себя ненавидел в такие моменты, потому что ощущал себя слишком слабым и уязвимым. Им пользовались, как с тряпкой - вытирали об него ноги и топтали, а потом упрекали в этом. Как такое вообще можно понять? - А готовишь ты, прекрасно. А по тебе и не видно, - сказал Чжино, жадно поедая приготовленное, так словно не ел три дня. Хотя, судя по тому, в каком виде находилась их деревня, и в том числе, и его дом - это должно быть, было правдой и они часто голодали. Деревня была слишком бедной и неудивительно, что многие голодали по несколько дней. Еду найти было почти невозможно (за своими огородами мало кто смотрел, и все плоды и растения гнили со временем). - Да не бойся ты так! Я же пошутил, - Чжино пожал плечами, почти заканчивая миску с рисом - Я не насильник, правда! Может, алкоголик и курю, как паровоз, но я точно не насильник. Да, и выглядишь ты как ребенок, почти как тот малыш с тобой. Как по твоему, можно трахать ребенка? - Чжино использовал некультурные слова, да и разговаривал, как типичный представитель деревни, но говорил искренне и уверенно, так словно говорил сущую правду. - Да, не трону я тебя! - уже громче сказал он, и Донпе кивнул. Сон терпеть не мог свою доверчивость и наивность по отношению к людям, но мужчина был просто неотесеанным и некультурным (таких, как он, в их деревне огромное количество), и шутки его были такими же (и понимал свои шутки, похоже, только он сам). - Садись и покушай тоже, - добродушно отозвался Чжино, снова направляя деревянную ложку в тарелку супа, съедая ее содержимое. - Нет, я не голоден. Спасибо, - скромно произнес Донпе. Чжино кивнул и указал на место напротив, созывая его сесть на стул и не стоять. Сон послушался и сел на стул, поставив руки на колени. Ему было неуютно здесь, и он безумно скучал по своему дому и огороду. Находиться в десятках километров от родной деревни и дома, с которыми у него было связано много воспоминаний (пускай, были и грустные и болезненные - но и теплых и счастливых, было полно) и не знать точно, вернется он туда снова или нет - было невыносимо больно и сложно. - Ты возможно, боишься меня и не доверяешь, - сказал Чжино, когда его тарелка полностью опустела и он отложив ложку в пустую тарелку, наконец обратил свой взор на Донпе. - Это и неудивительно. Наверное, это прозвучит так, словно я оправдываюсь, но я все же скажу. Я правда, шутил и никогда бы такого не сделал. Я, конечно, человек не такой уж и хороший, но точно не насильник. Ненавижу портить жизнь людям, ведь знаю, какого это, когда вся твоя жизнь идет на дно, - Донпе внимательно слушал мужчину и говоривший все время, некультурно и цинично, Чжино - в миг превратился в задумавшегося и даже немного погрустневшего. Сон был удивлен такой быстрой трансформации мимики Пака. - Помню, как убили моих родителей. До сих пор помню весь тот день, до мельчайших подробностей, - Чжино грустно отвел взгляд в окно, которое было закрыто и стекла, которого были настолько грязными и помутневшими, что ничего через них нормально увидеть было невозможно. Сон от слов мужчины вздрогнул. Тема родителей, и тем более их смерти, с момента смерти родителей самого Донпе, стала для него больной и тем самым "слабым местом", поэтому выслушивать рассказ человека, который тоже из-за несправедливости жизни, потерял родителей, было для него сложно. - Их убили у меня на глазах. Эти дебилы из соседнего двора, - теперь лицо Пака горело от злости, а ладони сложились в кулаки, костяшки на котором, сразу же окрасились в белый цвет. Чжино был очень зол. Видимо, одно только воспоминание о убийцах родителей, выводило его из себя. Сон задумался о том, что бы он сделал с людьми, которые убили его родителей (он прекрасно знал, что он это никогда не узнает, ведь убили их какие-то рандомные солдаты, да и не факт, что сами солдаты все еще живы). Знать в лицо тех, кто совершил это - было бы слишком тяжелой ношей для него. К такому выводу пришел Донпе на минуту задумываясь об этом и "выпадая из реальности" - Наша деревня стала самой настоящей помойкой и это считалось нормой. Только вот, не для меня. Они убили их прямо у меня перед глазами, но... и я не остался у них в долгу, - глаза Пака загорелись злым блеском - Я убил их. Эти твари поплатились за все с головой. Но... мне не стало лучше. Я не винил себя в убийстве этих придурков, ведь я отомстил за родителей, но чувство опустошенности после того, как я осознал, что остался совсем один, оставалось со мной всегда. И сейчас оно тоже со мной. Я бы сделал бы всё лишь бы родиться в каком-нибудь другом месте, более благополучном и нормальном. Сону было грустно слушать его историю, и он ставил себя на место Чжино, понимая, что тот не видел нормальной жизни на протяжении всей своей уже некоротой жизни. Что может быть хуже этого? Пак говорил еще много чего: о своем детстве (которое, судя по его рассказам было довольно веселым), об алкоголизме и о вражденной травме ноги, из-за чего он всю свою жизнь ходил, прихрамывая (именно, из-за этого, он и был "негоден" и не проходил военную службу). Донпе кивал, вслушивался в каждое слово, грустил над трогательными историями (такими например, как отношения совсем еще маленького Чжино в детстве со своей собакой, которая умерла, попав под машину) и смеялся над смешными, а потом понял, что ошибался. Сон понял, что зря начал судить о нем лишь увидев его неопрятную внешность и грязный неубранный дом. Почему, он не подумал о том, что людям здесь просто бывает не до этого? У всех них куча страха, боли и злости внутри: страха - от неизвестности дальнейшей их жизни (если ее так вообще, можно назвать), боли - от потери близких и любимых их людей и наконец, злости - от собственной беспомощности и осознания того, что никто не сможет весь этот ужас остановить. - Хороший ты мальчик, Донпе, - широко зевая, проговорил мужчина, направляя добрый взгляд на Сона. Тот ответил на его слова легкой улыбкой. - Ты ведь сможешь всё это вымыть, правда? - Донпе кивнул (как бы он сильно не устал, это теперь часть его работы). Мужчина же встал из-за стола и поблагодарив Донпе еще раз за ужин, направился своей неровной из-за прихрамывания, походкой к себе в комнату. Сон все еще находился в каком-то трансе, после рассказов Чжино, ведь это как переместиться в жизнь другого человека на некоторое время, но пришел в себя и стал мыть посуду. Юноша безумно устал и единственным его желанием - было лечь в теплую постель, и уснуть прижимая к себе Соена. Закончив все дела на кухне, Донпе погасил свет и направился в комнату. Аккуратно переодевшись в пижаму (которую он взял с собой из своего дома), юноша лег в кровать к спящему Соену, прижимая его к себе, радуясь тому, что тот не встал и все еще крепко спит. Именно сейчас, обнимая малыша, Сон снова ощущал себя счастливым. Донпе и не заметил, как перестал думать о Ехане и его словах сегодня, и о том, как скучает по Сыну. Его жизнь, всегда такая обычная, тихая и однообразная, превратилась в бесконечный поток сюрпризов, боли и страха. Это пугало, ведь Сон боялся неизвестности дальнейших проишествий в жизни. С этими мыслями, Донпе уснул, все также крепко прижимая к себе Соена. Завтрашний день обещает быть сложным.