***
Фаворская проснулась раньше обычного. Солнце уже пустило свои лучи и наполнило комнату тёмплым светом, что было большой редкостью для такой дождливой осени, а под боком у девушки спал Женя. Парень что-то бормотал во сне, но разобрать что именно было невозможно. Полина усмехнулась и аккуратно встала с кровати, дабы не потревожить спящего Мильковского. Время всё-таки шесть утра и, вряд ли, ему бы захотелось подниматься в такую рань, поэтому не хотелось будить мило посапывающего парня. Пройдя в кухню, певица налила себе стакан воды, так как ужасно хотела пить, и осушила его за один раз. Настроение было странное, что-то внутри не давало покоя и глодало её. Девушка помнила, что её новый друг должен уехать сегодня в обед. Хотя даже непонятно, можно ли его так называть после всего того, что между ними было. Фаворская прошла по квартире, открыв окно в зале, чтобы хоть немного проветрить комнату, и вернулась в спальню, желая зашторить окна, чтобы солнечные лучи не потревожили гостя. Когда дело было сделано, и она собиралась выйти и начать заниматься чем-то более важным, Полина заметила телефон Жени, стоящий на зарядке. Помявшись на месте, она взглянула на экран и, увидев, что устройство заряжено, отключила от питания. Кроме того, на дисплее высветилось несколько пропущенных звонков от контакта, имя которого она не успела увидеть. Любопытство взяло верх, и темноволосая забрала гаджет с собой в зал, заботливо прикрыв дверь в спальню. Присев на диван, Фаворская разблокировала гаджет, на котором, к её счастью, пароля не было, и решила просмотреть непрочитанные СМС-ки, которых насчитывалось около восьмидесяти. Окинув презрительным взглядом маленькую фотографию в уголке, под которой был записан абонент, певица выдохнула, мысленно ругая себя за такое поведение, но ничего не смогла сделать с собственным любопытством. Пролистав диалог до конца, читая попутно сообщения, смысл которых оставался единым — некое незримое страдание вперемешку с отчаянием, она нахмурилась, будто от чего-то ужасно неприятного. Кто бы то ни был, абонент по именем «Киря» с сердечками с обеих сторон был явно не чужой человек для мирно спящего сейчас в соседней комнате парня. Этот кто-то очень волновался и однозначно любил Женю — разве что совсем дурак отбитый не поймёт. И отчего-то Полину это выводило из себя. Кончики пальцев зудели от желания написать незнакомцу, чтобы разобраться во всём. Мильковский не её и никогда таким не был, но одна только ночь, проведённая вместе, хоть и сулила разочарования, тем не менее, заставляла чувствовать себя больше, чем просто никем. Тонкая грань, которая отделяет друзей от любовников, где она находится? Кто бы что не говорил, они с Женей уже точно пересекли эту границу, с разбега врезаясь в стену. А сейчас что? Сплошное ничего? Да если бы оно хотя бы! Ну нельзя, блять, так. Спишь с одной — любишь другого. Нельзя. Фаворская перечитала последнии СМС-ки и почему-то разозлилась ещё больше. Здравый смысл давно уже покинул её и ушёл на второй, если не третий, план. Хотелось высказать этому «Кире» всё в лицо, что она о нём думает. Девушка сама не понимала, почему так. Хотелось крушить и ломать всё в округе, лишь потому что кто-то снова выбрал другого, а не её. Полину слишком часто меняли на кого-то получше, покрасивее, посолиднее, поумнее, побогаче. Она всегда не так, всегда не с тем, всегда не такая. Она всегда не нужна, ведь просто в таких не нуждаются. Это её счастье и это её проклятие. Певица же тоже в стороне не осталась. Когда в ней не нуждаются, она не мешает и сразу уходит. Научила такому её жизнь, личный опыт. Это её кредо, которое навсегда с ней, но с Мильковским… С ним было по-другому. С ним было хорошо, поэтому отпустить невозможно. Где ещё такого найти? Негде. Да, может, такой и есть, но это уже не Женя. Она ненавидела таких людей, потому что любила всем сердцем и душой, но бороться за них бесполезно. А смысл? По-любому проиграет, единственное правильное решение, как всегда, молча уйти, искать не будут уж наверняка. Фаворская хмурится от своих мыслей. Нет, она так не сможет. Не сейчас, не в этот раз, не с ним. Она не переживёт, если Мильковский будет счастлив с кем-то другим. Девушка давно дала себе слово, что её больше никогда не смогут променять, она — не валюта, курс которой ниже. Она имеет право быть кому-то дорогой. Мама всегда говорила, что нужно знать себе цену. Вот только знала ли она, что именно из-за этого придётся рушить, красть средь бела дня чужое счастье. Полина не допустит, чтобы от неё снова ушли. Она уже слишком много и без того потеряла. Она этого не заслуживает. Почему, когда потерял всё своё, приходится отнимать чьё-то? Фаворская озадаченно взглянула на строчки сообщений. Отдачи никакой нет. Жене самому это чуждо. Да и счастье ли это вообще?.. Минуты становятся вязкими и тянутся, точно патока. Ощущение не из приятных, но прекрасно понятно, что всё это из-за того, что недавно было слишком хорошо. Побудешь счастливой раз, ещё захочется — всем давно известно. Тянуть более бесполезно, поэтому девушка глубоко вздыхает, чтобы хоть как-то успокоиться, ведь сердце вот-вот грозится выпрыгнуть из груди. Наконец, решаясь, певица нажимает дрожащими пальцами на кнопку «позвонить». В трубке слышатся гудки. Она отпускает уже всякую надежду на то, что трубку поднимут, ведь всё это слишком долго. Или только для неё?.. — Жека, привет! Сука, я так рад, что ты позвонил! Ебануть можно! Я так волновался, блять, ты бы знал! Я тебя люблю! Очень люблю, больше всех на свете! Жень, не бросай меня так, пожалуйста, я с ума сойду! Как ты себя чувствуешь? Чем занят? Ты хорошо кушаешь? Скоро домой вернёшься? — прозвучал голос парня из чужого телефона, который выпалил всё на одном дыхании, не давая и слова вставить. Ну вот и всё… Ты снова ломаешь кому-то жизнь. — Это не Женя, — ответила Фаворская как можно увереннее и громче, насколько это позволяла ситуация. Но даже так сама понимала, что голос дрожит, говори она хоть на пол тона тише. — Извините, а вы кто? — нерешительно прозвучало из трубки, собеседник явно смутился, но старался не подавать виду. Полина еле-слышно хмыкнула, как-то нервно улыбаясь. И как бы ему сказать, что она — никто? И как бы дать ему понять, что он даже этого для Жени не значит? — Я? — горько усмехнулась Фаворская, понимая, что всё равно это никто не увидит. Она не знала, что ответить, у неё не было какого-то заранее заготовленного плана, и сейчас она об этом конкретно жалела. — Я — Полина, новая девушка Жени. А вот ты кто такой для моего молодого человека, для меня остаётся загадкой. На другом конце послышался какой-то треск, но певица не могла точно сказать, что он действительно был. Скорее это рёбра ломались от её слов. Цель достигнута, этот кто-то сломан и подавлен, но и того оказалось мало. Она чуяла запах смерти, витавший в воздухе вокруг неё, и это отчего-то будоражило, но уже не пугало. Страшно, наверное, привыкнуть к такому. И, наверное, ей было бы стыдно, если не было бы так больно. Остановиться невозможно: ломать, ломать, ломать, ломать. Твоя любовь — хаос и разрушение. Именно так ты убила уже одного. Я думала, одной смерти тебе будет достаточно, чтобы понять, что ты — полное ничтожество, Поль, но нет… Ты превзошла саму себя. — Что-то не так? — наигранно беззаботно спросила девушка, перемещаясь по комнате к шкафу с вещами. Внутри неё разгорался пожар, а на лице светилась улыбка, точно у сумасшедшего. — Всё хорошо, — сказал Кирилл, сглатывая ком в горле. На глаза навернулись слёзы и начали бесконтрольно стекать по щекам. Сил остановить их не было, а видеть его никто не мог. Он думал, за эти дни он выплакал всё, что мог, но, как оказалось, нет, не всё. — Но я бы хотел поговорить об этом с Женей, если позволишь. — А вот это уже вряд ли, — хмыкнула Полина, отчего по коже парня пробежали мурашки, — Он не захочет, я думаю. Поэтому не пиши ему больше, сделай одолжение. Я желаю ему только лучшего и не хочу, чтобы какие-то низкие люди не давали ему спокойно жить. Оставь нас в покое! Кирилл в ответ промолчал, что-то обдумывая. Слёзы не давали ему сказать что-то, как бы слова не рвались наружу. Певица довольно улыбалась, осознавая это, и мерзкое чувство понятной только ей справедливости разливалось по телу. Да, она делает неправильно, но ей от этого хорошо, в том-то и есть весь кайф. Противно, но зато так, как надо. Ты не та, кем хочешь казаться, смирись. Ты не светишь, ты слепишь. Такие не нужны. — Хочешь встретиться? — предложила Фаворская, сама от себя не ожидая этого. Мысль промелькнула в голове так быстро, что девушка даже не успела её хорошенько продумать, взвесить все «за» и «против». Снова то самое чувство, будто током прошлось от кончиков пальцев ног до самой головы. Слишком она заигралась, нужно до конца довести уж, до логического завершения. — Хочу. — Ровно в одиннадцать дня. Адрес скину СМС-кой. До встречи, Киря, не опаздывай. И да… — холодно произнеся всю фразу, певица слегка приостановилась и насмешливо добавила, — Женя у меня кушает хорошо. Гниль. Это и есть твоя сущность. Это и есть ты.***
— Привет, — кивнула Полина подходящему худощавому парню, смахивающего на того, кто был на фотке, — Кирилл, так? — язвительно улыбнулась она. — Верно, а ты — Полина, — скорее утверждая, нежели спрашивая, безэмоционально ответил Бледный, пряча руки в карманы. Фаворской это не понравилось, ей явно хотелось видеть, как человек будет страдать, плакать, надрываться, умолять, а тут это. Но огонь разгорался всё сильнее от понимания, что это только снаружи, внутри — сплошной кошмар. Девушка кивнула и продолжила улыбаться ещё сильнее, видя, как всё хуже и хуже от этого становится Тимошенко — Очень приятно. Надеюсь, что мы больше никогда не встретимся, — как можно добрее сказала она, но вышло как-то устрашающе, и парень напрягся, но кивнул, — Что ж, Кирилл, я с тобой долго болтать не могу, просто хочу ответить на все твои вопросы, которые у тебя, возможно, есть. Если их нет, то прощай, усёк? — Ага, — энергично закивал музыкант, — Спасибо, ты делаешь для меня очень многое… — сипло добавил он. — Вопросы, — рявкнула девушка, выказывая всем своим видом ненависть к новому знакомому, — У меня на тебя нет времени, так что поторопись. В твоих же интересах. — Да, конечно, — рассеянно пробормотал Бледный, видя, как презрение и отвращение играют на лице Полины, — Вы живёте вместе? — Глупый вопрос, да, — Фаворская села на скамейку около многоэтажного дома, находящегося через три квартала от собственного, и закурила, — Дальше давай. — Женя про меня рассказывал тебе что-нибудь? — Нет, — не задумываясь, кинула девушка. — Вообще? — удивился Тимошенко. — А должен был? — подняла брови она, но ответа не требовалось, парень вновь поник, шепча тихое «нет». Образовалась небольшая пауза. Он очевидно пытался смириться с полученными знаниями. — Ты говорила, что вы встречаетесь, это правда так?.. — наконец снова заговорил Кирилл, получая одобрительный кивок. Он будто бы до конца надеялся, что это тупая шутка, и откладывал вопрос на потом, но пришло время, и он понял, что не готов был услышать ответ, — И… как давно? — Месяц, наверное, — соврала Фаворская, лениво затягиваясь. — Но месяц назад он был со мной… — Ты ему не нужен и никогда не был нужен. — сквозь зубы прошипела она, — Сам подумай. Ты для него ничего не значишь, если он даже про тебя рассказать не посчитал нужным. Бледный смотрел стеклянным взглядом в пол. Глаза были пустые, а руки поддрагивали, что можно было заметить, если присмотреться. Внутри него бушевали чувства, но внешне он не выражал ни единой эмоции. Полина ликовала. Вот он, тот самый пик, к которому она шла. Это будет помощнее самого крышесносного оргазма. Самая приятная вещь на свете и самая гадкая одновременно. Оно того стоит, она и не сомневается. — Я, блять, не понимаю… — прошептал Тимошенко, — Мне нужно с ним поговорить. Один разговор и всё! — поднял парень на неё взгляд, умоляя. Фаворская чувствовала себя прекрасно, превосходство всегда тешило её самолюбие, а в этом случае так вообще. — Боюсь, что это уже невозможно, — улыбнулась девушка, видя как на глазах Кирилла блестят слёзы, — Он уехал. — Как? Куда? — непонимающе воскликнул певец. — В другую страну. Куда — не скажу, а то вдруг ты его искать надумаешь. — А… Ты? — А я лечу к нему вечером. — уверенно заявила девушка. — Он не мог уехать! Почему?! Когда?! — уже кричал Бледный. — Потому что мы хотим быть счастливыми вместе без остатков прошлого. Это же мусор, к чему он нам? — продолжала спокойно говорить Полина, будто само собой разумеющее, а у Кирилла весь мир внутри рушился, — Улетел он ровно сорок минут назад. В десять тридцать. Отпусти его, он не хочел тебя видеть. Фаворская больше не смогла ничего сказать, ведь собеседник подорвался с места и побежал прочь в неизвестном направлении. Куда-то во дворы, не разбирая дороги. По щекам текли слёзы. Он был окончательно и бесповоротно сломлен. Каждой клеточкой тела чувствуя, что не может так дальше, не хочет в это верить, он захлёбывался в своих всхлипах и мыслях. Это конец. У него больше ничего не осталось, даже надежды. «Под трели поющей внутри цикады Прожил чуть больше без четверти три декады… И осуждающий лик Христа Всепожирающий, как глиста Забывши, читаю с листа Молитву, прощаясь с тобою… О-о-о, жизнь единственная моя ты!..»***
Мильковский проснулся, когда время было уже почти одиннадцать. На самолёт ему ровно через час. Парень подскочил с кровати, как ошпаренный, и судорожно начал оглядываться по сторонам в поисках своих вещей. Благо, их было немного, но даже из этого необходимого минимума одного элемента не хватало. Телефон. Женя потёр виски. Голова жутко болела, кошмары в эту ночь его мучили особо беспощадно и безжалостно. Музыкант прошёлся по комнате и вышел в зал. Квартира, как он потом понял, оказалась пустой, хозяйки нигде не было. Фаворской уже след простыл, оставив только тонкий шлейф запаха её духов. Сладкий, но какой-то слишком свежий. Мильковскому не нравится, это не его запах. Не зная, чем бы себя занять ещё, парень, собрав свои пожитки в кучку и приведя себя в порядок, включил телевизор, чтобы хоть так спастись от назойливых тревожных мыслей. Нужно увидеться с Кириллом и объяснить ему всё. Только сначала надо дождаться девушки, чтобы спросить телефон, ведь свой он, видимо, благополучно проебал где-то. Или найти собственный. Аэропорт находится недалеко отсюда, так что он должен успеть за час с небольшим, который у него есть. Что-то всё против него сегодня. Ещё и Полина куда-то запропастилась… Не прошло и пяти минут, как Фаворская вернулась, светясь вся от счастья. Мильковский хоть уже и попривык к тому, что та постоянно улыбается, но такой он её ещё не видел. Чересчур она весёлая, страшно даже. — Уже проснулся? — заметив друга, параллельно стаскивая с себя кроссовки, сказала она, — Как спалось? — Пойдёт, — поморщился парень, — А ты где была? — заинтересованно произнёс он. — Я с «Кирей» виделась, он сам попросил о встрече. — Что, прости? С кем? — поперхнулся слюной Женя, вытаращив глаза. — С Кириллом. С твоим бывшим. — невозмутимо пояснила Полина. — Как?!.. — Вот так. Он позвонил, я ему всё рассказала, он захотел встретиться, я ответила на все его вопросы. Хороший мальчик, мило побеседовали. — Бля-я-ять… — простонал Мильковский, — Скажи, что ты шутишь, прошу! — Это правда, — пожала плечами певица. — Что ты ему рассказала? — отчаянно спросил Женя. — Всё, — недолго думая, ляпнула Фаворская. Мильковский простоял секунд десять в ступоре и, осознав всё до конца, вставил ноги в ботинки и выбежал из квартиры, неся в руках куртку. Он почему-то прекрасно понимал, где ему искать парня. Он знал наизусть этот заезженый до дыр сценарий из собственных кошмарных снов, но боялся как в первый раз. Женя нёсся по дворам, думая лишь об одном. Хоть бы успеть…***
«Запомни меня, как Свой самый сильный приход, Как самый яркий хэдшот… Я жму на красную кнопку, Наш мир взлетает на воздух. У этой сказки не будет Хэппи-энда, ну, и похуй!..похуй…»
Кирилл стоял на крыше знакомого дома, пиная мысочком кроссовка выступ. Глаза были красными от слёз, а на лице не наблюдалось ни единой эмоции. Он пытался всё себе объяснить, расставить приоритеты заново, пересмотреть собственное мировоззрение, но ничем хорошим это не заканчивалось. Парень просто не понимал, как так можно. Такого просто не могло быть, это всё ложь. Женя не мог так поступить, Женя же его любит!.. А любит ли?.. Поглядывая через густые ресницы на пустой двор, Тимошенко чувствовал, что сам опустошён. И если раньше это вызывало восторг, то сейчас повергает в ужас. Сложно было принять, что их конец будет таким. Бледный и не собирается принимать это. Есть выход попроще. А ведь Полина чем-то с Кириллом похожи. Различал их лишь один нюанс. Она уже была ненужна многим, он — всю свою жизнь боялся оказаться ненужным. Но парень находит точно такое же решение, каким его находила певица: нужно уйти. Тихо, незаметно, быстро и без слов. Не нужно сантиментов, не нужно оправданий, не нужно вновь тянуться к недоступному. Конечная станция, на этом всё. Он уже принял решение, наверное, самое сложное во всей его жизни, и этого уже не изменить. «Суицид — трусость перед проблемами, это всё не выход», — люди часто такое говорят, сами не зная, что на самом деле это огромная смелость вперемешку с отчаянием. Бледному абсолютно похуй, что будет без него, его уже нет. Как не вернуть Женю, так и не вернуть его. Без Мильковского он здесь бессмыслен. Это глупо, безнадёжно. Оставаться ещё нельзя, задержка — плохой знак. Кирилл подошёл к самому краю, видя флешбэки перед глазами. Были бы силы, он бы усмехнулся, настолько обидно. Он смотрит на часы. Время одиннадцать тридцать семь. Ну, пора… Парень шагает ещё ближе, затаив дыхание глядя вниз. Высоко. Солнце на небе скрылось за тучами, и вот-вот обещал ливануть дождь. Тимошенко не любит дождь, поэтому нужно поторопиться. Он слышит свой пульс. Всё такой же ровный, уж слишком он устал волноваться. Вдох-выдох, вдох-выдох… — Кирилл! Бледный резко оборачивается, чуть ли не падая. Нет, такого не может быть… Женя… Здесь, прямо сейчас… Он же улетел?.. — Кирилл, ты ебанулся?! А ну слезь оттуда, подойди ко мне! — крикнул Мильковский, сбивчиво дыша после длительного забега. Кирилл смотрит нечитаемо и отчего-то улыбается, отрицательно качая головой. — Не-е-е-т… — сипло отзывается парень, не переставая улыбаться, а на глазах снова слёзы. — Кирилл, ты не понимаешь. Дай я тебе всё объясню, пожалуйста! — умоляет Женя, поддрагивая от эмоций. Он и сам на грани срыва, что уж говорить о мальчишке. — Я всё уже знаю, мне этого достаточно. Я устал, больше так не хочу. Я никак больше не хочу, — шепчет Бледный, но старший его слышит, решается подойти, но его останавливают жестом, — Не подходи ко мне! — сквозь зубы шипит Тимошенко, и Мильковский останавливаться. — Кирилл, послушай… — Я не хочу тебя слушать, оставь меня в покое, я ненавижу тебя! — кричит парень так, что даже голос срывается, и он задыхается в слезах. Нервы давно сдали, но почувствовать это в полную мощь удалось только сейчас. Женя складывает руки в мирном жесте, уступая, но продолжает неотрывно глядеть на дрожащего певца. От одного только взгляда сердце сжимается. Больно. — Прости меня, я был дураком… — сбивчиво шепчет Мильковский, а у самого глаза на мокром месте. Падая с Кириллом в омут, он не думал, что всё так может обернуться. Контраст такой ощутимый, что даже выть хочется. Всё разом обрушивается на голову, заставляя захлёбываться. И отчего-то понятно, что это конец, хотя Женя продолжает убеждать себя в обратном. Он справится. Один раз справился, справится и сейчас. Он должен справиться. Просто, блять, обязан! — Уходи, — уверенно произносит Тимошенко, уперевшись взглядом в пол. — Я не могу. — Можешь, Жень. Ты всё можешь, я не хочу тебе мешать осуществлять это. Ты здесь нужен, во всяком случае, пока. — говорит Бледный, сам себе не веря. Не смог, отпустил. Обидно. Судьба обыграла его, — Поэтому давай прямо сейчас и расстанемся. — Я не могу поверить… — качает головой Мильковский, но договорить ему не дают. — Я тоже. — кивает парень, не желая дослушивать. Потому что голова по швам трещит от мыслей о воскрешении надежды. Потому что сыт по горло словами. Лимит исчерпан, все ресурсы потеряны или потрачены впустую. Занавес, — Вот оно как всё обернулось… — усмехается Кирилл, даже не глядя на музыканта, — Твой главный кошмар воплощается в жизнь. — Нет, Кирилл, не смей этого делать! — рьяно протестует Женя, переваривая сказанное. Воздуха не хватает, его будто перекрыли. — А я и не верил никогда в вещие сны, — будто не слыша его, продолжает Бледный, — Оказалось, зря. Надеюсь, теперь у тебя получится нормально поспать. — Тимошенко делает шажок назад, не оборачиваясь, оказываясь на самом краю. — Нет! — срывается в его сторону Мильковский, но останавливаться на безопасном расстоянии, — Нет, Кирилл! Нет! Я люблю тебя! Я не хочу без тебя спать! — парень падает на колени, удерживаясь от того, чтобы прямо сейчас не начать рыдать. Нервы на пределе, терпение вот-вот кончится. Кирилл смотрит и улыбается, но эта улыбка не похожа на счастливую. В ней боль, в ней тоска, в ней усталость. В ней отражается всё, что он чувствовал в последнее время. Всё, кроме надежды. Это пугает и не предвещает ничего хорошего. Молчание слегка затягивается. Бледный никак не решается сказать что-то важное. Парень как-то нежно обводит несколько раз фигуру Жени глазами, старается запомнить каждую мелочь. Как в последний раз. Кадык дёргается, и Тимошенко явно извиняется взглядом. Да, он слаб, следовало признать это раньше. Кирилл сглатывает вязкую слюну и прикрывает глаза. — Придётся. Тимошенко срывается с крыши и стремительно летит вниз. Женя не успевает даже до конца осознать случившееся. Лишь когда раздаётся страшный звук соприкосновения тела с асфальтом, парень подскакивает и на ватных ногах подходит к краю. Он не верит. Он не хочет в это верить. Мозг отказывается это воспринимать. Кажется, эта сцена репетировалась столько раз во снах, что сейчас всё должно было идеально повториться, но нет. Мильковский не может осознать до конца. Музыкант смотрит вниз, затаив дыхание. Всё его тело начинает дрожать, а слёзы текут ручьями из глаз от увиденного. На тротуаре раслпасталось бездыханное тело, а под ним растекалась лужа крови. Женя бы предпочел ослепнуть, нежели видеть это. Нет-нет-нет… Внутри полыхал ужас, его знобило. Мильковского всего колотило, но тот будто бы этого не чувствовал. Певец побежал вниз по лестнице, застыв внизу у подъезда. Двор пустовал, но парочка зевак уже успели слететься на непонятный шум, чтобы поднять кипиш. Кто-то уже вызвал скорую, кто-то охали и ахали, кто-то смотрел стеклянным взглядом на всё происходящее. Подлетев к телу, Женя сел рядом с ним, заливаясь слезами. Невозможно! Так не могло произойти! Мильковский попытался нащупать пульс, но сердце уже не билось. Судорожно парень начал пытаться делать что-то типа искусственного массажа сердца, но выходило паршиво. Приподняв голову над землёй, Женя умолял Кирилла открыть глаза, посмотреть на него, но всё тщетно. Певец уткнулся лицом в ещё тёплого парня, плачь его смешался с криками. Тимошенко больше нет. И это всё из-за него. Мильковский ревел навзрыд, а по его рукам стекала красная жидкость, кровь его самого дорогого и любимого человека, в которой музыкант перепачкался, стараясь растормошить любимого. Скорая приехала минут через десять, ссылаясь на пробки, а Женя всё продолжал лежать на нём, не желая отпускать ни под каким предлогом. Врачи сразу же сказали, что тот мёртв, но Мильковский этого уже не слышал. Кирилла нет, больше никогда не будет с ним и ни с кем другим. По его же вине. Кирилл не выдержал. Его самый сильный мальчик не выдержал и покинул его. Голоса людей смешались в кашу, и Женя уже их не распознавал. Парня каким-то образом всё-таки оттащили от трупа, откинув на ближайшую скамейку. Он не понимал, где он и что происходит вокруг. Голос он благополучно сорвал, плакать сил уже не было. Полная дизориентация, а вокруг — белый шум. Глядя перед собой, Мильковский не заметил, как к нему кто-то подошёл и сел рядом. Полина робко коснулась его плеча, стараясь привлечь к себе внимание, но безуспешно. Тогда девушка глубоко вздохнула и заговорила: — Я всё решила с полицией, деньги за билет тоже вернули, с похоронами разберёмся завтра, не переживай. — Спасибо, мне похуй, — на удивление отозвался Женя, не смотря в её сторону. Уже что-то. Он её хотя бы слышит — и то хорошо. — Жень, прими мои соболезнования, мне очень жаль, что так вышло… — продолжала она, — Но такова судьба, видимо. Я, наверное, тоже лишнего сказала ему… Не думала, что он так отреагирует на то, что мы с тобой дружим, и ты живёшь у меня… — И всё? — Всмысле? — переспросила Фаворская. — Это всё, что ты ему сказала? — слабо пояснил Мильковский — Да, — не сомневаясь, ответила певица. Да, ложь, но как иначе? Парень ничего не сказал, молча глядя на землю и поднялся на ноги, — Ты куда? — Не знаю, — честно сознался Женя, — Хочешь со мной? — предложил он, — Не могу оставаться, слишком много воспоминаний. — Думаю, ты должен сам с этим справиться. — произнесла Полина, вставая с лавочки, — Нужно сначала самому свыкнуться, а потом уже всё остальное. До вечера справишься, думаю. Не натвори глупостей только, пожалуйста. Приходи, как закончишь. — Фаворская похлопала его по плечу и направилась в сторону дома, оставляя парня наедине с собой. — Спасибо… — прошептал ей вслед Мильковский и медленно пошёл в другом направлении. Парень бредёт одному Богу известно куда, глядя себе под ноги. Постепенно к нему возвращается сознание. Это неприятно и даже больно, но поделать ничего с нельзя. Необходимо вынырнуть из этого болота гнёта бессмысленных мыслей, вернуться к адекватным, хоть и очень не хочется. Кирилл бы помог ему, но его больше нет… И Женя понимает, что теперь он совсем одинок. И Женя понимает, как много слов, которые он должен был сказать, было не сказано. И Женя понимает, что теперь уже поздно. «Столько слов осталось лишних, ничего не передать, И я бросаю этот мусор в записную книжку. Тут уже не до абстракции, я запутался настолько, Что уже не разобрать, не разобраться, не собрать, тем более… Я ничего не понял и никем не понят, я так болен, и корабль тонет… Я все концепции сломал, эмоций нет, остались только бесполезные слова… Бесполезные, бесполезные, бесполезные, бесполезные слова…»