Плакать некогда, не в чем каяться: Что получено, то оплачено, Не сыграть эту жизнь иначе нам — Ведь иначе не жить, а маяться... (с) Ольга Громыко, «Год Крысы. Путница»
— И всё-таки я горжусь тобой. Э?! Все мои мысли и намечающиеся планы как ветром сдуло из головы, а на их место пришли недоумение и недоверие. Дедушка серьёзно? — Это не отменяет того, что ты поступила в высшей степени глупо, но, — Владимир Анатольевич встретился со мной глазами через зеркало заднего вида и усмехнулся, заметив мой ошарашенный взгляд. — Но я горжусь тобой. И ребёнка с горем пополам спасла, и даже демону зад надрала. И мне понравилось твоё тактическое мышление: ты чутко улавливала ситуацию и поступала в целом умно. Снова глянув на меня через зеркало, дедушка хохотнул в ответ на моё выражение лица а-ля «когнитивный диссонанс Вселенского масштаба». — Ну-ну, неужели ты думала, что я не оценю твоё поведение в целом? Если опустить тот возмутительный факт, что, грубо говоря, ты пошла на танк с шашкой наголо, то твои остальные действия заслуживают похвалы. Ты интуитивно поняла, как отвлечь девочку, продемонстрировала нестандартное мышление, натолкнувшись на стену из дыма, — как и когда тебя поймали — да ещё и без ошибок прочитала текст на латыни! И всё это в условиях исключительной опасности. Второй раз за день краснею, но теперь уже от похвалы. Пресвятые помидоры, неужели я реально не настолько пропащий человек, как думала? Смущённо говорю спасибо за оценку моих действий, и дед на это тепло смеётся: «За правду не благодарят». Так, надо браться за исполнение своего плана, а именно, начать тот самый разговор. Момента лучше, чем сейчас, уже не найти. — Деда, — робко начинаю. — А как ты думаешь, у меня есть потенциал для становления экзорцистом? Всё-таки, ты человек с большим опытом в таких делах, — блин, надо было сформулировать по-другому. Но поздно, теперь только полный вперёд. Невидяще смотрю сквозь автомобильное окно на проплывающие мимо чёрные деревья с голыми ветвями и лихорадочно подбираю слова. Дыхание от волнения сбивается, и я делаю пару глубоких вдохов, чтобы голос ненароком не задрожал. Да что же это такое! Да я дымовую пидорасину в одиночку укокошила, что мне какой-то разговор?! Мысленный пендель сработал, и я уже намного более спокойно продолжаю: — Я понимаю, что это может прозвучать как необдуманное и поспешное решение. Но я не передумаю и не отступлюсь от своих слов. Я хочу стать экзорцистом. Я хочу научиться бороться с демонами и спасать людей, — дедушка не прерывает меня, а следит за дорогой, не пытаясь поймать мой взгляд через зеркало. Мой голос становится всё твёрже и твёрже, и я пытаюсь выплеснуть через слова всё то, что у меня на душе. — Сегодня мне впервые в жизни было настолько страшно. И я полностью осознаю, насколько мне повезло, как и осознаю опасность выбранной профессии. Но… — гулко сглатываю и не до конца понимаю, как именно выразить все свои чувства, но продолжаю, надеясь на то, что дедушка меня поймёт. В конце концов, он тоже экзорцист. Пусть даже на самую малость, но он не может не испытывать того, что испытываю я. — Но я хочу этого. Хочу стать сильнее, хочу знать о сверхъестественном мире больше и уметь защищать себя и других людей. — Тот демон, с которым ты сегодня столкнулась, это Дымовник, — дедушка заговорил после непродолжительной паузы и поверг меня в растерянность. Почему именно сейчас он сообщает об этой информации? Не спорю, это крайне интересно и полезно, но как-то больше хотелось прямого ответа на свою исповедь, которая стоила мне многих душевных сил. — Попадает под категорию огненных демонов, имеет ранг «Ди», а иногда дотягивает и до «Си» ранга. Сначала завладевает психически или эмоционально нестабильными людьми с агрессивными наклонностями. Затем, гипнотизируя, приманивает слабых духом жертв — чаще всего детей — и сжигает, тем самым пожирая их и становясь сильнее. Этот Дымовник завладел мужчиной, который совершил умышленный поджог в вашей школе. К счастью, особо пострадавших нет. Мужчина стоял на учёте в психбольнице, так как проявлял несдержанное и агрессивное поведение, особенно в сторону своей жены — одной из ваших учительниц. В данный момент, он в тяжёлом состоянии. Охренеть. И значит, надо всегда быть на чеку, ведь в любой момент человек из твоего окружения может стать либо одержимым, либо пострадавшим. Постоянная бдительность, как и завещал один мудрый персонаж из Поттерианы. Примерно всё это и говорю вслух. Но кое-что ещё беспокоит меня. Дедушка ведь не просто так рассказал всё это, да ещё и без прикрас и мягких выражений, как в лекции в больнице. Видимо, снова что-то вроде проверки — мне нужно проявить специфическую реакцию, которая определит его дальнейшие слова в ответ на мою речь. Продемонстрировать тот факт, что я не боюсь? Это может звучать, как детская бравада… В голове вдруг заорал мотив подозрительно похожий на «Ведьмаку заплатите чеканной монетой» и я моментально ляпнула: — Так как экзорцизм — это профессия, а значит предполагает плату за труд, то сколько я получу за Дымовника? Машина виляет в сторону, я взвизгиваю и судорожно цепляюсь за переднее сидение. Дедушка резко выруливает к обочине и ловко припарковывается у бордюра. Сердце колотится как бешеное — какого хрена только что произошло?! А мой родственничек тем временем просто напросто начинает… ржать. Ржать, всхлипывая и неразборчиво пытаясь выговорить какие-то слова. Да что за нахрен? — Вот это и вправду профессиональный подход, — наконец он выговаривает сквозь хохот и прихлопывает по собственному колену. — Делать свою работу и, что бы не случилось, невозмутимо, но справедливо требовать плату за свой труд. — Вообще-то, я ещё хотела спросить про обучение, — недовольно бурчу, перевожу дух и откидываюсь обратно на сидение. Мда, с Владимиром Анатольевичем не соскучишься. Может, ему попросту скучно в этом его Совете? Вот и устраивает квесты, проверки, да всевозможные фортели. — Вообще-то, — он ехидно передразнивает. — Экзорцисты по окончанию задания всегда пишут развёрнутый отчёт, отсылают в ближайший штаб, а там его перепроверяют. И зарплата выдаётся только официально входящим в Объединение Славянских Экзорцистов. — А как их перепроверяют? — С помощью специальных приборов. В штабах расположены компьютеры, засекающие демоническую активность. Они покрывают определённую площадь. Но у каждого экзорциста есть похожий прибор, только портативный, — дед вытягивает из внутреннего кармана плоский чёрный кирпичик, смахивающих на обыкновенный телефон. — Он может засекать демонов в местах, которые недоступны компьютерам — где-нибудь в глуши, к примеру. С помощью них также можно отправить данные в штаб и наоборот, получить от штаба сообщение вроде информации, что делать в определённой ситуации, или даже экстренный вызов на работу. — Продуманно… — я восхищенно присвистнула. — Фирма веников не вяжет, — с гордостью ответил дедушка. — А если и вяжет, то только фирменные. — Дашь посмотреть? — В школе и посмотреть дадут, и пользоваться научат, — он с усмешкой убрал прибор и резко посерьёзнел. — И вот об этом я хотел поговорить. Потому что с этим намечаются самые главные трудности. Я моментально собралась. Потому что за адски серьёзным тоном я смогла уловить нехилое такое напряжение и, что самое странное, лёгкую грусть. — Хогвартс закрыт на ремонт? — попыталась пошутить, но дед лишь отмахнулся. — Если бы. Всё дело в твоих родителях. Вернее, в твоей матери, — он взял паузу, в течении которой я могла лишь тихонько ёрзать, не решаясь лезть со своими вопросами. — Понимаешь, у нас, экзорцистов, принята преемственность. Многие семьи поколениями служат делу — и неважно, напрямую борются с нечистью или же работают в больницах, школах, штабах, церквях, спец магазинах… А то и вовсе занимаются исследованиями и разработками. Обычно, в таких вот семьях, все-все родственники так или иначе связаны с, как ты выразилась, сверхъестественным миром. Это как общество внутри общества. Со своими ценностями, взглядами на жизнь и даже культурой. Немногие из посвящённых в эту жизнь хотят полностью оборвать связь с этим обществом. Всё-таки, знание о нечисти даёт множество плюсов — начиная от того, что можешь банально защититься от неожиданностей, заканчивая тем, что у тебя всегда будет работа, причём, рисковать своей жизнью совсем не обязательно. Однако люди, которые хотят жить обычной жизнью, всё-таки есть. — И в их число входит моя мама? — пока дед переводил дыхание, я не выдержала. — Да. И у каждого своя причина. В нашем случае, у Марии есть много факторов, во главе которых стоит Нетерпимость, — он жестом остановил меня, готовую переспросить. — «Нетерпимость», так называется явление, когда человек резко негативно относится ко всему сверхъестественному. Сюда входят иррациональный страх, отвращение, агрессия и прочие негативные эмоции в сторону сверхъестественного мира. Даже по отношению к экзорцистам и иногда ко многим средствам защиты. Наши учёные до сих пор не уверены, в связи с чем появляются данные черты характера у совершенно разных людей — даже у детей в семьях потомственных экзорцистов. И хоть для людей совершенно нормально бояться демонов и испытывать к ним далеко не самые тёплые чувства, но у Нетерпимых это что-то вроде фобии в сумасшедше крайней стадии. Не помогают ни психотерапевтические сеансы, ни разумные доводы. Их психика в ответ на мистические элементы как будто выдаёт защитный рефлекс в огромных масштабах, который нередко вредит и им самим. Воцарилось молчание. Дед через минуту вышел в магазинчик через дорогу за минеральной водой, чтоб смочить горло, давая мне время всё это осознать. Да, мир не перестаёт удивлять. И чем дальше в лес, тем толще маньяки — открывается всё новая и новая информация, о которой не было ни слова в каноне. Может, этот мир лишь альтернативная Вселенная? Однако, новые знания вполне удачно вписываются в рамки истории «Синий Экзорцист», никак её не перечёркивая и заполняя белые пятна. Как я уже говорила раньше, в аниме и манге не было показано очень многого об этой Вселенной. Вполне вероятно, что и в каноне всё это есть, но просто не показано. Однако, сейчас самая главная проблема — это моя мать. Если я правильно поняла дедушку, то с её позиции, вопрос о моем становлении экзорцистом даже не стоит. И если я попытаюсь продавить свою точку зрения, упирая на факт, что я уже связана со сверхъестественным миром... Боюсь, что могу предположить только единственный вариант дальнейшего развития событий. И из этого автоматически вылезает уже вторая проблема: а смогу ли я нормально пережить эдакий семейный раскол? И, как говорится, надейся на лучшее, а готовься к худшему: могут ли меня банально выгнать из дома? Готова ли я пойти на такое ради своей мечты? Вернувшийся дед кинул мне на коленки пачку любимых орешков в шоколаде и подмигнул. В животе заурчало. Только сейчас я поняла, насколько голодна: не считая завтрака рано утром, в моем желудке побывал только чаёк медсестры. А вот особенной усталости я не чувствовала — сказывалось валяние без сознания в течении нескольких часов, да и те целебные руны наверняка отработали своё. Грызя орешки, к своему удивлению обнаружила, что на душе стало легче. До меня только дошло, что даже если семейному расколу быть, я всё равно не буду одна. У меня есть на кого положиться. К тому же, всё это время я только и делала, что распаляла свои намерения насчёт собственного будущего. И теперь они словно лавина, которую не остановить. Но я к этому уже готова. Поэтому я лишь поинтересовалась у деда, какой у нас план. Владимир Анатольевич сначала изучил моё лицо, хмыкнул, кивнул каким-то своим мыслям и начал говорить.***
Сидим за столом. С удовольствием жую жаренную картошку с помидорным салатиком — желудок хоть и немного сводит от волнения, но голод и восхитительная картошечка, к счастью, в зародыше задавливают забастовку организма под названием «Да не влезет же кусок в горло из-за нервов проклятых». Ибо нефиг. Война войной, а обед по расписанию. Я старательно настраиваюсь на этакий фатализм с ноткой беспечной придурковатости, потому что жопой чую: без него будет намного труднее. Позже буду плакаться о своей судьбе и сомневаться в планах, сейчас же всё это будет только мешать. Так что… все чувства — брысь, сидим и наслаждаемся картошкой. К слову о войне: на кухне действительно разворачивается если не она, то что-то очень к ней близкое. Рядом со мной, сложив руки в замок, спокойненько сидит дед и с преувеличенным интересом разглядывает цветочки на обоях. Напротив нас мама напряжённо переводит взгляд со своей непутёвой дочери на своего отнюдь не горячо любимого отца и обратно. Сидим. Молчим. С лёгкой меланхолией уловила уже ставшими привычными мысли о желании издать какой-нибудь неприличный звук. Разбавить напряг, так сказать. Мама насторожилась ещё с того момента, как я переступила порог квартиры. Да и неудивительно. Я тогда мельком глянула на себя в зеркало в прихожей и легко её поняла: пластырь на щеке, лихорадочный блеск в глазах, в кровь обкусанные губы, грязная одежда… и вишенкой на торте причесон в стиле «я упала с сеновала, тормозила головой». Писаная красавица, ёпта. Да у моей маман нервы ого-го, я бы на её месте гораздо более бурно отреагировала. — Я так подозреваю, что вы весьма плодотворно провели вместе время, — она наконец саркастично произнесла. Ей ещё утром позвонил дед, сообщил, что встретил меня возле того бардака у школы, упомянул что-то о совместном времяпровождении, ибо видит свою внучку возмутительно мало, а затем весьма оперативно отключился. — Что-то вроде того, — тот мягко отбил подачу и без перехода продолжил. — Мы выяснили, что Влада хочет пойти по нашим с Лидой стопам. Кстати об этом — а бабушка в курсе сегодняшних событий? Хотелось бы с ней поговорить. Минута на осознание и мама шипит: — Вы не имели никакого права!.. — Мы, — перебивает её дед. — ничего не предпринимали, как и было обещано! Влада сама- — Как будто я поверю! — мать всплескивает руками и вскакивает. — Я знаю, на что вы способны. Как вы умеете извращать обещания, находить в них какие-то лазейки и искажать факты! Вам с мамой выгодно, чтоб она тоже знала об этой всей чертовщине! Я никогда раньше не видела её настолько взбешённой. Становится страшно. Мы в машине, конечно, обсуждали предстоящий разговор, но я… я и близко не представляла, что будет так. — Мне следовало оборвать все связи и переехать ещё тогда, — мама продолжила, хватаясь за голову, — Понятия не имею как, но мало того, что я этого не сделала, так ещё и послушала вас насчёт фамилии! — Послушай, — дед с болью выдохнул, но она его снова перебила. — Это всё в вашей фамилии! Мо-ро-зо-вы, — издевательски протянула. — Фамилия, которая привлекает всё бесовское! «Оставь свою фамилию, передай её внучке, в ней же столько истории», как я могла на это купиться? — мать невидяще смотрит сквозь нас и сжимает кулаки. — Это один из ваших трюков, да? Вы и мне, и Максиму запудрили мозги, чтоб добраться до нашей дочери! А вот насчёт фамилии конкретно так не уловила. У нас же однофамильцев дофига… Но почему тогда мою мать уговорили не только не брать фамилию мужа, но ещё и оставить меня Морозовой? Пожалуй, дедушку ждёт допрос с пристрастием. — Но я не отдам вам своих детей! — вдруг мама схватилась характерным жестом за свой живот, а я задохнулась от шока. Дед попытался встать, но та отшатнулась с предупреждающим «Не подходи». — Тебе нельзя волноваться… — Не тебе говорить, что мне можно, а что нельзя! Блядь, мы просчитывали множество вариаций, но даже не предполагали о такой! Срок слишком маленький, не было абсолютно никаких указок на то, что моя мама беременна! Теперь действия приобретали отвратный поворот. Никто из нас не был готов подвергать беременную женщину такому всплеску эмоций. Я не выдержала. — Мам… — и на этом запнулась. Что я ей собиралась сказать? Как успокоить? Ведь я не смогу пойти на попятную, а ничего кроме этого моя мать просто не примет. — Солнышко, — она медленно повернулась ко мне, опустила руки и уставилась с несчастным выражением лица, будто только заметила, что её дочь тоже присутствует на кухне. Я могла лишь молчаливо смотреть в ответ. — Это ведь всё не правда? — мама безнадёжно спросила. Так спрашивают, когда не могут смириться с реальностью, и с отчаянием тонущего человека пытаются ухватиться за призрачную надежду. И эту надежду я дать не могу. Очень больно осознавать, что ты являешься причиной того, что твой родитель проходит через такое. И я могу сколько угодно сваливать всё на Нетерпимость — мол, не моя вина, что у человека такой выверт психики. Вот только глубоко в душе всё равно что-то страшно воет и раздирает сердце в приступе агонии. Потому что по факту, если кто-то кому-то и раздирает сердце, то это делаешь ты своему родному человеку. Эгоистично предаёшь его ради своей мечты. — Я… я не знаю, — как же жалко я сейчас звучу. Облизываю пересохшие губы и с силой до боли сглатываю, пытаясь избавиться от мерзостного комка в глотке. Естественно, не получается. Где-то на периферии зрения дедушка шевелится и, кажется, пробует что-то вставить, но мама в очередной раз не даёт ему ни шанса. — Ну, раз не знаешь… то у тебя два года, — её голос тих, но каждое слово, каждая интонация будто заливается в уши, проникает в череп и яростно выдалбливается изнутри. — У тебя два года, чтоб определиться. Я знаю, что в ту школу поступают с пятого класса. И через два года ты либо идёшь тем путём с ними, — секундная пауза по ощущениям растягивается на часы. — Либо остаёшься с нами, и мы вчетвером переезжаем в Америку. Как Пролесские. Кухня тонет в тишине.***
Через два года я стою у дедушкиного автомобиля и наблюдаю, как сумки с моими вещами швыряют через подъезд прямо мне под ноги.