Необратимые

Комната, в которой Гермиона оказалась при пробуждении, в этот раз закрыта. От каменного коридора ее отделяет вытянувшаяся до потолка двустворчатая дверь из темного дерева. В попытке справиться с волнением Грейнджер рассматривает узоры, но когда понимает, что перед ней вовсе не цветочки и листочки, а целая коллекция миниатюр, местами довольно жестоких, переживаний становится только больше. Элмерс пригласил Гермиону на собрание общины к часу ночи. Часы бьют один раз, и она отрывается от того фрагмента, где вампир с длинными клыками разрывает пополам трехглавую змею. Дверь под рукой открывается легко, и все в комнате резко замолкают, хотя до этого было слышно, что там тихо, но увлеченно переговариваются. – Мисс Грейнджер, – кивает Дрейвн и плавным жестом указывает на свободный стул, – проходите, мы как раз вас ждали. Гермиона сжимает ледяные ладони в кулаки, прежде чем сдвинуться с места, потому что вся община разглядывает ее, не таясь, и это нервирует. – Как вы себя чувствуете? – снова обращается к ней Дрейвн, когда Грейнджер занимает свое место по левую руку от Малфоя и прямо напротив Петры. Быстро оглядевшись, Гермиона пытается разгадать принцип рассадки. Она знает, что мирная вампирская община мало похожа на демократическое образование. Кто-то здесь обладает статусом выше, кто-то – ниже, и, судя по всему, влиятельность уменьшается по мере удаления от места Дрейвна, который сидит на противоположном от Гермионы конце стола. – Учитывая сложившуюся ситуацию… в целом нормально, спасибо. – Важное уточнение, – тут же раздается в ответ. Голос кажется слишком громким для этой таинственной обстановки, к которой Гермиона еще не успела привыкнуть. Это говорит плотного телосложения мужчина лет пятидесяти (по человеческим меркам), лысый, сидящий справа от вожака. Он улыбается Гермионе, чуть приоткрыв зубы, в то время как она судорожно соображает, не успела ли сказать чего-то оскорбительного. Отношения между Дрейвном как вампиром и Гермионой как замглавы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними складывались не сразу, постепенно. Они оба шли на компромиссы, когда дело касалось замечаний о разнице между ними, физической и моральной, в частности на время переговоров Грейнджер отказывалась от слова «нежить». Теперь, оказавшись среди стольких представителей этой нежити (потому что используй слово, не используй – суть не меняется), она прекрасно понимает, что все надо начинать сначала, с каждым по отдельности. С другой стороны, теперь она одна из них. От этой мысли все еще передергивает, но Гермионе, возможно, будет легче подбирать наименования: оскорбляя их, она будет оскорблять и себя, а это обычно упрощает ситуацию. – Я вот пытаюсь понять, поздравлять ли вас с присоединением к нашей общине, – говорит кто-то из сидящих в центре. Гермиона оборачивается на женский, почти девичий голос и видит миловидное лицо и короткие рыжие волосы, похожие на маленькое взорвавшееся вокруг головы солнце. – В любом случае мы хотим, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Грейнджер невольно бросает быстрый взгляд на Малфоя, который внимательно смотрит на нее, но в непроницаемом выражении его лица не может найти ни одного намека. – Спасибо, м-м… мисс Дора Литлголд? – Угадали, – весело откликается Дора. – Я представлю вам всех, чтобы не пришлось гадать, – говорит Элмерс. – Это Людовик Кролок, моя правая рука. – К вашим услугам целых пятьсот тринадцать лет, – подхватывает лысый вампир, продолжая улыбаться. – За ним – Эмиль Паладе. – Приятно познакомиться, – говорит Эмиль, и Гермиона мгновенно узнает его голос, а заодно и его подбородок. Именно этот вампир забрал ее из дома бедной женщины после превращения. У Паладе темные глаза – настолько, что глаза остальных присутствующих кажутся намного светлее. – У меня для вас сразу сюрприз, если Дрейвн позволит. Его тон далеко не добродушный, скорее угрожающий, и не оставляет надежды на то, что сюрприз окажется приятным, но вожак кивает, и Эмиль делает пальцами ловкое движение. С огромной скоростью через всю комнату что-то прилетает ему в руку – Гермиона едва сдерживает восторженный вскрик, когда понимает, что это ее волшебная палочка. – Вернули ваше сокровище, – своим хрипловатым голосом комментирует Эмиль, отправляя палочку по гладкой поверхности стола в направлении Грейнджер. Гермиона ловит ее и искренне благодарит, сжимая пальцами пульсирующее волшебством дерево. Это слегка успокаивает ее. Хотя и очевидно, что, реши здесь все напасть, ей одной не справиться. Дрейвн тем временем называет имена остальных вампиров. – Джереми Моро, – говорит он, указывая на худого, очень молодо выглядящего вампира с длинными черными ресницами. – А за ним Петра, но вы уже знакомы. И Гермиона, и Петра быстро смотрят друг на друга и как ни в чем не бывало склоняют головы, соглашаясь. Дрейвн начинает перечислять имена вампиров, сидящих по другую сторону стола, и, когда доходит до Малфоя, тоже отмечает: – И с Драко вы знакомы. Так что все. Добро пожаловать. О, как бы они ни старались, Гермиона не хочет слышать здесь «добро пожаловать». И должно произойти что-то поистине важное, чтобы она обрадовалась подобному вампирскому гостеприимству. – Мистер Элмерс, прошу простить меня, если это нетактично, но есть вопрос, который все еще тревожит меня и не дает покоя. Если есть хоть малейшая возможность вернуть себе человеческую сущность, что для этого надо сделать? Все вампиры молча оборачиваются к вожаку, только Драко чуть дольше остальных задерживает на Гермионе взгляд. Она опять задумывается, что это может значить, но пока не находит разгадки. – Это сложный вопрос, мисс Грейнджер. Вы, конечно, не первая, кто желает обратиться назад. Не первая и не последняя. Теперь Гермиона сдерживается, чтобы не проверить, как на это заявление отреагировал Малфой. Конечно, он тоже этого хотел. И скорее всего, хочет до сих пор. – Волшебники думают, что это невозможно, – говорит Грейнджер. – Конечно, – отвечает Элмерс. – Для надежности – это именно то, что думают люди. Понимаете ли, во всем мире существует лишь пара унций камня, из которого готовится зелье, возвращающее вампиру человеческую сущность. И мы ищем этот камень много-много лет, беспрестанно, – добавляет Дрейвн, как бы извиняясь. – Если случится чудо, вы первая на очереди. Гермионе все это не нравится. – У меня важный статус, и как только в Министерстве узнают об обстоятельствах моего превращения… – Я знаю, мисс Грейнджер, – Элмерс тут же становится серьезнее. – Именно поэтому я усилил поисковой отряд еще пятью вампирами – если вы не заметили, некоторых из официального списка нет за столом. Поверьте, это большие жертвы с моей стороны. Часы бьют два раза, и Гермиона сосредоточивается на этом звуке, чтобы не дать воли расшалившимся нервам. Вампиры сидят молча, но Грейнджер все еще ощущает на себе их изучающие, и теперь еще кажется – предостерегающие взгляды. – Как долго могут продлиться поиски? – Давайте не говорить о максимуме, это слишком пессимистично. Готовьтесь провести с нами как минимум три месяца: во-первых, для вашей же безопасности, во-вторых – раньше вряд ли что-либо произойдет. – Для моей безопасности? – Первые месяцы вы не всегда будете чувствовать себя хорошо, – отзывается вместо вожака Эмиль, не отрывая взгляда своих темных глаз от Гермионы. – Не только, впрочем, первые – но это особенно опасный период. Вам будет хотеться больше крови. Больше и свежее, – он выдерживает паузу, после которой, растягивая слова, добавляет: – Я говорил Дрейвну, что нужно разрешать новичкам охотиться на животных. С природой не поспоришь, когда ты молодой дерзкий вампир. – Это исключено, – отрезает Элмерс. Гермиона тоже хочет сказать, что подобное разрешение чревато кучей дополнительных проблем, но вместо этого следит за тем, как меняется выражение лица Эмиля, когда ему отвечают таким резким отказом. – Давайте не ссориться, господа, – встревает Людовик, он пытается быть дружелюбным, и это заметно. – Мисс Грейнджер и так нелегко. – Да, – кивает Дрейвн. – Мы стараемся, Гермиона, честно. Справляется ли со своими обязанностями Петра? Девушка напротив тут же напрягается. – Да, я очень ей благодарна, – не раздумывая, отвечает Гермиона. – Одежда, стакан... крови по расписанию... – Стакан крови по расписанию? – переспрашивает Джереми, взмахнув ресницами. – Режим – это наилучший вариант для новичка, – отвечает ему Петра. – Ты бываешь такой занудой, – задорно усмехается он. К удивлению Гермионы, Петра шутливо закатывает глаза и резко напяливает на Джереми капюшон его чёрного балахона. Несколько вампиров за столом смеются. Грейнджер переводит взгляд с одного на другого и немного теряется из-за того, что ее помощница демонстрирует свой вполне веселый нрав – и это, похоже, привычно для всех окружающих. – Ладно, – прерывает их Элмерс. – До вашего прихода, мисс Грейнджер, мы обсуждали покушение на меня. Но, к сожалению, ни к каким серьезным выводам пока не пришли. Думаю, мы еще поговорим с вами лично, подходите утром в кабинет. А сейчас можем расходиться – если, конечно, у вас нет вопросов к остальным представителям общины. У Гермионы есть вопросы. Но она не готова сформулировать их сейчас, поэтому отвечает вежливым отказом. Стулья отодвигаются, все уходят. Грейнджер снова чувствует, что долго сидеть ей трудно: все время хочется сделать лишние движения, резко развернуться, быстро пройтись, этого требуют энергия и легкость во всем теле. В дверях останавливается Петра, она многозначительно смотрит на Гермиону. Та нерешительно приближается. – Я вам нужна? – спрашивает Петра. – Думаю, в ближайшее время нет, – отвечает Грейнджер. Когда Гермиона отворачивается, мимо проходит Малфой, даже не взглянув на нее, и затем удаляется в темноту коридора вместе с вампиршей.

* * *

Каждый раз, когда она прикладывает ладонь к груди и прислушивается, приходит страх. Он не исчезает оттого, что сердце не бьется уже не первый час. Наоборот – Гермионе кажется, что каждая прошедшая секунда отдаляет ее от возможности счастливо распрощаться с вампирами. Обхватив бледными пальцами стакан, Грейнджер выпивает очередную порцию смеси. Клыки щелкают, выражая удовольствие вампирского тела, и все вокруг расплывается на несколько секунд, новые сущность и дом становятся неважными или даже привлекательными, ведь так легко двигаться, так необязательно дышать, так восхитительно чувствовать власть над теми, в ком течет живая кровь, – стоит только совершить решительный прыжок… Через десяток секунд это проходит. Гермиона какое-то время сидит на краю кровати, заставляя себя не плакать («Ну что это такое?! Сколько можно реветь!»), а потом решает провести остаток ночи в большой, до потолка заполненной новыми и старыми книгами библиотеке. Теперь необязательно отрываться от чтения на сон. Прелесть, казалось бы. Но Гермиона почему-то не рада и все время отвлекается от строк, задумчиво проводя ногтем по кожаному переплету книги про волшебный Древний Египет. Она продолжает вспоминать все, что знает о вампирах. Кто-то из общины, вероятно, анимаг. После превращения в вампиров их анимагические сущности заменяются целым набором форм – но исключительно ночных животных и птиц. Гермиона бросает взгляд в окно, размышляя, улетел ли кто-нибудь гулять, обернувшись в летучую мышь. Тогда в библиотеке слышится какой-то шорох. Тут же реагируя, Гермиона садится удобнее, чтобы в любой момент напасть или отпрыгнуть, а в руке теперь вместо книги сжимает волшебную палочку. – Грейнджер, ты? Так и знал. Из-за полки спокойно выходит Малфой и тут же скрывается за другим стеллажом: очевидно, он что-то ищет. Гермиона выдыхает, прячет палочку и снова открывает книгу. – Отличная библиотека, – говорит она, стараясь замаскировать светским тоном остатки волнения. – Еще бы. Драко снова появляется в поле зрения, подходит, ставит стопку книг на столик между креслами и садится на соседнее. Краем глаза Гермиона отмечает, что вся его литература связана с редкими или темными зельями. Грязно-коричневый том, схваченный длинными малфоевскими пальцами, почти рассыпается, но страницы волшебным образом остаются на местах. – Еще не смирилась, Грейнджер? Гермиона сразу понимает, о чем он. И первое, что испытывает от этого вопроса, – крайнее возмущение, потому что звучит он не иначе как издевка. Только встретившись с Малфоем взглядом и собираясь уже высказать какую-нибудь колкость, она всецело осознает, что он, как и в первый их разговор, не собирается над ней смеяться. – Нет, – просто отвечает она наконец. – Потом добавляет: – А ты? Видимо, он не ожидает подобного, потому что отводит глаза, возвращая внимание книге, и немного медлит. – Скорее нет, чем да. Вообще, надо бы спросить здесь всех, кто стал вампиром меньше ста лет назад, – по-моему, никто из них не привык тоже. Глубоко вздохнув, Гермиона откладывает книгу и принимается крутить на пальце кольцо, подаренное мамой на прошлое Рождество. – Малфой, я не знаю, в курсе ли ты… Твой отец вышел на свободу. Драко чуть вздрагивает, и Гермиона замечает это. – У тебя, наверное, в голове не укладывается, как можно отпустить на свободу Люциуса Малфоя, – резко выдает он. Грейнджер удивляется этому упреку и хмурится. – Я только поразилась, как быстро пролетело время. Сейчас мне все равно, в Азкабане твой отец или на свободе. Малфой молчит, делая вид, что читает. – Ты увидишься с ним? – решается спросить Гермиона. Грейнджер кажется, что после этого вопроса все чувства так ясно отражаются на лице Драко, что ей самой становится больно. Впрочем, это вполне закономерно. Сейчас они в одинаковом положении: по сути, убитые, отделенные от близких, незримо, но внимательно охраняемые общиной от любых проявлений отчаяния или смелости. – Я не знаю, позволят ли мне, – честно признается Малфой. – С матерью я не виделся ни разу с момента превращения. И ты знаешь, что происходит, когда мы встречаемся с человеком. Гермиона борется с нахлынувшей горечью: она знает и может представить это в красках. – Хорошо быть известным политиком, да? – говорит Малфой, в голос его снова возвращаются ядовитые интонации. – Ты только глянь, как все зашевелились, чтобы ускорить поиски камня и вернуть тебя волшебникам. Какое-то время они оба молчат, но уже, впрочем, не притворяются, что увлечены чтением. Потом Гермиона, прерывая поистине библиотечную тишину, заставляет себя спросить: – Ты знаешь, как давно в последний раз варили зелье для обратного превращения? И слышит в ответ: – Пятьсот двенадцать лет назад, Грейнджер.