Необратимые

Она готова сдаться. Горло жжет, сухое и раздраженное, разве оно многого просит? Пары глотков этой неподдельно чистой крови, человеческой крови без всякой примеси – этого было бы абсолютно достаточно. Гермиона рычит, гневно встряхивая плечами, и собственный животный звук очень вовремя напоминает ей об омерзительности вампирских желаний. Чувства сплетаются в неприятный смерч, борясь за грейнджеровское сознание: отторжение или соблазн? Эмиль сразу предупредил, что на последней тренировке не будет помогать и бодрить током: ведь в конце концов они останутся наедине с инстинктами. Наверное, впервые удары током назвали «балованием», мол, это облегчает работу. На самом деле Эмиль был прав. Разыскивая внутри себя «крючок боли», чтобы зацепиться за него, испугаться и отступить, Гермиона вдавливает пятки в пол и напрягается всем телом: это дает возможность убедиться, что и правда все еще стоишь на месте, а не бросаешься на подвешенный в воздухе кувшин. Драко выглядит столь же истощенным, сколько сосредоточенным. Кажется, стеклянный сосуд с минуты на минуту лопнет оттого, какие голодные, всепоглощающе темные, горящие вожделением глаза вперились в него с двух сторон. – Хорошо. Эмиль подводит итог и прячет кувшин с кровью подальше – это значит, что закончилась последняя тренировка. «Хорошо, хорошо, – крутится в пока еще слабо осознающей реальность голове Гермионы. – Хорошо, если планируешь просто стоять перед человеком и пугать его, щелкая клыками, а не вести критически важные разговоры». – Как мы вообще с этим справимся? Эмиль оборачивается, вежливо ожидая от Гермионы продолжения. Она же понадеялась, что Малфой ее поддержит, но тот просто закрывает глаза, восстанавливая связь между мозгом и телом, и явно не желает присоединяться сейчас к паническому монологу. – Я только и буду, что думать о крови, а мне надо работать над примирением сторон. Эмиль подходит ближе, хотя это совершенно ни к чему: он и так прекрасно видит и слышит Грейнджер. Единственная веская причина – так старый опытный и весьма опасный вампир способен оказывать большее влияние на сородича. Гермиона чувствует реакцию организма мгновенно, а подготовленные слова ненадолго застревают в горле. Но ей не привыкать к сильным соперникам. Кто он – очередной Пожиратель на пути к крестражу? – Нужно все обдумать! Нужно… стекло? Какая-то преграда? – возбужденно размышляет Гермиона. – Если хотите, устроим. – Почему вы раньше не предложили? – Мисс Грейнджер, не делайте вид, что вы прямо сейчас перестали быть политиком. Эмиль наконец отходит к столу, просматривая и перекладывая из одного угла в другой какие-то пергаменты. Всего лишь попытка вернуть всем присутствующим мирный настрой. Иногда он перегибает палку, даже если ничего особенного не делает. – Вы знаете лучше меня, – продолжает Эмиль, – что в таких разговорах важна любая невербальная мелочь. Глава аврората… – Он мой друг. Когда Гермиона говорит это, в голосе слышится отвратительная ей самой плаксивость, так что даже Малфой возвращает свое внимание разговору. Грейнджер сцепляет зубы и отворачивается. – Тем более, – мягко отзывается Эмиль. – Тем более. Идите подкрепитесь. Если после этого захотите поговорить, я к вашим услугам. Драко не сводит с Гермионы взгляд, и она мысленно саркастически интересуется у него: «Надеешься сохранить лицо перед Эмилем? Но расклеишься в самый решительный момент». Это зло и несправедливо, она осознает, но предпочитает сбросить малую долю напряжения хотя бы так, про себя. Эмиль слышит. Это малая жертва. – Гермиона, вы не будете одна, – говорит он, упираясь кулаками в стол. – Если что-то пойдет не так, парни вас оттащат. – Представляю, – отвечает она, но берет на заметку для частичного успокоения нервов. – Ладно. Мне нужна смесь. – Приятного аппетита. Гермиона выходит, не обернувшись. Кажется, она слышит, как Драко тоже покидает комнату, но спешит закрыться у себя, а он не стучит.

* * *

Не теряя времени после принятия законной дозы крови, Гермиона отправляется заниматься беспалочковой магией на свежий воздух. И без того облачный день клонится к вечеру, так что можно не опасаться ожогов. Разговаривать с Эмилем больше не хочется, это словно переливать из пустого в порожнее, а надо действовать. Совершенствоваться и учиться. Иначе пользы от нее будет, как от флоббер-червя. Гермиона немного проходится и останавливается, чтобы осмотреться. По правде говоря, в последнее время она вообще не позволяла себе замедляться, – хотя оно того стоило. Например, чтобы вспомнить, как сейчас, про свое идеальное зрение. Восхитительно непредсказуемая поверхность камня, из которого сделан замок, искусные формы капителей, венчающих колонны, и идеально чистые окна. На обоих этажах. Почему-то Гермиона цепляется за окна. Их всегда моет Петра – не по-маггловски, конечно, а легким движением руки, но каждый день. Наказанием ли это для нее, самонаказание, попытка очищения или способ избежать истинных чувств? Видится что-то аскетичное в том, что только Петра убирает во всем доме и определенно на подхвате, когда требуется какая-либо помощь. Однажды на тренировке Эмиль между делом бросил, что чем больше человеческой крови выпито за все время жизни вампира, тем сложнее ему дается самоконтроль. Значит ли это, что у Петры нет шанса побороть себя для общения с людьми, и беспокоит ли ее это, хоть немного? Внезапно Гермиона чувствует себя хищником – с таким-то зрением. Образцово вымытые окна наталкивают на подобные переживания. Значит, пора заняться делом. Узловатый обломок толстой ветки Гермиона помещает на узорные перила у бокового входа в замок. Закрывает глаза, выбрасывая из головы все лишнее, а затем распахивает их и решительно произносит: – Инсендио. Возникает до смешного маленькая искра, но это все-таки достижение – эффект после первой попытки. – Инсендио. Гермиона чувствует пришедшие в движение волны магии внутри себя. Это особое ощущение, потому что отсутствует предмет концентрации волшебства – палочка. Волны распределяются равномерно с упором на кончики пальцев. Она уже успела если не подружиться со специфическими движениями энергии, то хотя бы завести с ними шапочное знакомство. – Инсендио. Кончик ветки загорается, но тут же потухает. Прекрасно, ей надо чуть больше расслабиться. Знакомая миниатюрная сова планирует на противоположные перила и слегка отряхивается как раз тогда, когда Гермиона снова произносит заклинание, тут же ощущает, что волшебство подействовало – прицельно и эффективно, – и локальный пожар действительно успешно вспыхивает. С гордой улыбкой она следит, как Дора взлетает, оборачивается и присаживается на перила уже в вампирском обличии. – Ну что тут сказать? – с преувеличенной серьезностью обращается она к Гермионе. – Ты красотка. Грейнджер благодарно кивает, а быстро осмотрев Дору с головы до ног, спрашивает: – Это ведь бесполезный навык? – Разводить пожары без палочки? – уточняет та. – Нет, превращаться в ночных животных. В сову… Дора сначала недоуменно поднимает брови, затем прикидывается оскорбленной, потом делает вид, что глубоко задумалась. У нее необыкновенно живая мимика и очаровательное молодое лицо, которому точно подошли бы легкомысленные веснушки, – но кожа, конечно, идеально бела. – Вообще-то летать довольно приятно, – наконец говорит Дора, пожав плечами. — Сделаешь из меня самого ловкого вампира? На это она отвечает неожиданно грустной улыбкой – Гермиона даже пугается, что снова сказала что-то не то. – Если успеем. – Как… пессимистично, – удивляется Грейнджер, все еще пытаясь расшифровать реакцию. Она перебирает в уме, что вампирша могла иметь в виду: свою смерть, ее смерть, вероятность того, что общину разгонят?.. – Я имею в виду, что ты можешь покинуть нас, вернув себе человеческую жизнь, – поясняет Дора. Гермиона все еще ничего не понимает. – Ну, с десяток-то лет мне светит, правда? – Не факт. Дора серьезна, но это только сильнее путает и уже начинает раздражать Гермиону, – хотя, надо заметить, она вполне сыта и бодра, чтобы злиться по мелочам. Беседа завернула в весьма деликатное русло. – Откуда у тебя такие серьезные сомнения? – Разве мне запрещено иметь предчувствия? – просто заявляет Дора, слезая с перил. – Сейчас будут провожать наших на дежурство. Ты идешь? Гермионе удается только сказать «да» и двинуться к центральным дверям вслед за собеседницей. Всю дорогу она мечется и не знает, что выбрать: зацепиться за чужие предсказания и обрести надежду или навсегда забыть наивную веру в сверхъестественную удачу. Она, как всегда, выбирает золотую середину – чтобы склониться в ту или иную сторону, когда наберет больше фактов. Прямо у входа Гермиона вспоминает, что Дора одна из тех, кому она хотела задать очередной беспокоящий вопрос: – Дора. На досуге я решила прочитать Кодекс общины, но кое-какие страницы там пустые. Не знаешь, что это за магия? Вампирша ненадолго задумывается, вроде бы пытаясь вспомнить, но в итоге отвечает: – Не-а. Не знаю. Гермиона не без разочарования заключает: в этот раз – мимо.

* * *

Они собираются в Лондон тем же составом, что и прошлой ночью. Джереми профессиональным движением разминает пальцы, пока Эмиль обсуждает с Дрейвном Элмерсом, как безопасно доставить в замок дикаря для допроса, если представится такая возможность. Петра стоит у лестницы, сложив руки на груди, и Гермиона подходит к ней, чтобы подождать окончания разговора. – Может, завтра стоит пойти мне? – спрашивает Грейнджер, когда Эмиль возвращается к команде. – Чтобы избавить нас от парочки-другой провоцирующих авроров? Я только за, – отвечает он без особого внимания, явно размышляя о более перспективных идеях. – Я буду держаться от них подальше. – Гермиона, завтра нужно пойти к Поттеру, – перебивает Дрейвн. – Да, – отзывается она, нахмурившись. Она знает, что надо. Сама предложила. Готовится. Надеется ли, что планы резко изменятся? Что станет достаточно вызваться и присоединиться к лондонским операциям, чтобы проявить там свои жалкие наработанные навыки? – Пойду напишу. А он… Вы же его видели? – Да, – говорит Эмиль. – Я решил показаться, когда мы прибыли, чтобы не было лишних вопросов. – Он делает паузу и добавляет: – Такой же, как на послевоенных обложках «Пророка», только морщин стало больше. Гермиона не может сдержать улыбку, благодарная за безобидное и греющее душу примечание. – Удачи вам. – Спасибо. Эмиль смотрит на вожака, давая ему возможность высказать последние поручения (таковых, впрочем, не оказывается), кивает Доре, которая тоже желает удачи, и приказывает группе выдвигаться. Элмерс остается на месте, недвижимый и мрачный, и чем дольше Гермиона разглядывает его в задумчивом состоянии, тем хуже становится на душе. Она отворачивается и идет в комнату, чтобы взять пергамент и написать: «Гарри, нам нужно увидеться. Буду у тебя в кабинете завтра в шесть вечера. Жди. И попроси, пожалуйста, своих подчиненных не убивать нескольких вампиров, которые придут с мирными намерениями. Гермиона».

* * *

Уже глубокой ночью Гермиона заходит в лабораторию за смесью. Драко занят, но, когда она садится на высокий стул напротив него и ставит пустой кувшин, находит секунду, чтобы наполнить сосуд. Несмотря на заботливый жест, Малфой не выглядит заинтересованным в разговоре. Гермиона задумывается, всегда ли оно будет – это ощущение, что при каждой встрече отношения надо начинать сначала. Что бы за отношения это ни были… – Драко, как быстро ты освоил новую магию? Он наконец поднимает глаза, чтобы лучше понять тон вопроса, но настроение Грейнджер кажется ему совершенно нейтральным, почти деловым. Она тем временем размышляет, скажет ли Малфой сейчас, что ей, магглорожденной, не посоперничать здесь с ним, таким-рассяким потомственным. – Примерно через полгода. – Это быстро или долго? – Ну, по крайней мере, мне любезно сообщили, что я тормоз. Гермиона вспоминает, как Драко рассказывал про первое приготовление зелья и – хоть и не прямо – про свой страх и неуверенность. Надо четко представить, что Малфой в свое время был единственным новичком без единого знакомого в общине, да еще и совершенно не осознающим, почему подобная несправедливость произошла с ним. Знал ли он, кто и с какой целью укусил почти забытого миром сына Пожирателя? – А разве обычный волшебник не освоит всё за те же полгода, если сильно захочет? – интересуется Гермиона, стараясь заполнить паузу, которую сама же невольно создала. Малфой хмыкает. – Во-первых, вряд ли беспалочковая магия вообще покорится не вампиру или тому, кто хотя бы не наполовину эльф… – А. Точно. Я имела в виду… – Да что с тобой? – спрашивает Драко, отложив очередную склянку. Внезапная участливость напрягает Гермиону, потому что в случае с Малфоем грозит неприятным допросом. – Нет, погоди, я угадаю: обострение синдрома отличницы? – К чему этот насмешливый тон? – возмущенно отозывается она, вставая. – Ты ведь тоже чувствуешь это, не так ли? Что диких или тех, кто стоит за спинами диких, не устраивает относительно спокойное противостояние. Драко мгновенно изменяется в лице и кивает. – Грейнджер, ты собираешься в битвы? – Я не знаю, – отвечает Гермиона, качая головой. – Тут не угадаешь. – Используй палочку. Она хмурится, вопросительно глядя на Драко, и тот поясняет: – Ты все еще можешь творить магию при помощи старого доброго инструмента, и делаешь это прекрасно. Так что не пытайся бездумно переходить на новую технику. Если окажешься в опасности – используй, пожалуйста, палочку. Гермиона чувствует приятную тяжесть в области груди, примерно там, где раньше билось сердце. Убедившись, что Малфой закончил работу, она обходит стол. Драко сразу разгадывает ее мотивы – ловит Гермиону на полпути, вплотную притягивая к себе и горячо, долго целуя. Его руки скользят по атласу платья на ее талии, а она запускает пальцы в его волосы, наслаждаясь вкусом, запахом, ощущениями. Если глядя на окна, Гермиона чувствовала себя хищником из-за остроты зрения, то целуясь с Драко, она осознает это из-за силы тел, прижатых друг к другу с угрожающей страстью. Малфой охотится на нее так же, как она на Малфоя. – Кто-нибудь увидит, – шепчет Гермиона, заставив себя на секунду отстраниться. – Ты правда думаешь, – отвечает Драко между поцелуями, – что это кого-то волнует? Еще какое-то время они не могут остановиться, потом Малфой прислоняется лбом ко лбу Гермионы и закрывает глаза. Им обоим очень хорошо, но еще – это пугает. – Когда твоя встреча с отцом? – На следующий день после твоей с Поттером. Если не убьешь его, буду считать, у меня есть шанс. – Не говори так. – Ладно. Не буду.