да! я же сам опричник дал бы вам огня, да отсырели спички в поле лебеда и мне напели птички что мне дана голова, чтоб висеть в петличке
птицы райского сада
Они родились в Стамбуле, бегали по пыльным и жарким улицам, шлепали ногами по горячим камням мостовых, а потом мать сгребла их за шкирки, как котят, отмыла, очистила от восточного узорного лоска и сунула на большой корабль. Они уплывали, и первая махала уходящему вдаль берегу розой на тонком стебле, которая была зажата у неё в кулаке. За ними идет буря, капитан их корабля говорит, что никогда не видел таких волн. Но они не трогают судно, старшая из близнецов смеётся, когда брызги летят ей в лицо и отказывается уходить с палубы. Это её смертельная буря, когда птица летит на закат, то от её крыльев поднимаются ветра, способные унести целые дворцы или горы. — Когда мы приплывем, то я расскажу тебе сказку, — обещает она сестре, но та отнекивается, знает она эти сказки. Когда они были совсем маленькие старшая пела про увядающие цветы и попадающих под колеса щенков. Цветы опадали, щенки умирали, и младшая научилась не то, чтобы бояться песен сестры, но хотя бы не давать им звучать. — Это не я, понимаешь, не я, — говорит старшая, — песни и сказки сами поются через мой рот, не я это. Но младшая все равно слезно просит не петь. Буря идет за ними по пятам. На своей новой родине они обнаруживают, что меняются. Одинаково, но всё же близнецы больше не такие, какими были в Стамбуле. Старшая носит черные джинсы, черные футболки и вороньи перья, начесывает густые волосы, делая себя старше, чем она должна выглядеть. Младшая надевает цветастые рубашки и длинные юбки, отрезает волосы, они топорщатся у ушей, густые, как и у сестры. Иногда они становятся друг напротив друга и играют в зеркало. Цель игры — повторить движение сестры, не задерживаясь. У старшей получается лучше, она будто предугадывает действие близнеца, улыбаясь на миллисекунду, чем это сделает сестра, поправляя воротник рубашки чуть быстрее. Теперь, если только они сами не наведут на эту мысль, никто не путает их, не говорит, как же они похожи. Старшая кажется злее, экспрессивней сестры, у неё острые черты лица, колючие пальцы, такие же волосы, клубящиеся вокруг головы дымом от жженых покрышек. Младшая часто плачет, как будто она собирает чужую скорбь и, чтобы не копить этот яд в себе, выплескивает наружу солеными дорожками на конопатых щеках. Они живут, как люди, думают, как люди, но иногда в песках их памяти-на-двоих возникают люди с мечами, огонь, жизнь, смерть и кто-то еще. Этот кто-то всё время ускользает, старшая не может спеть о нем песен, а младшая — оплакать. Они растут. — Тебе бы в монашки уйти, — шутит старшая, — скорбела бы по всему миру. — А тебе — в сумасшедшие, — в тон ей отвечает младшая. Обе смеются. Сухой хохоток разлетается по полуночной кухне, путается в желтом лампочном свете, оседает на дне чайника белым налетом от плохой воды. Всё выходит иначе. Младшая выбирает не скорбь, но уменьшение её количества, и идёт во врачи, дорожки слез все принимают за преждевременные морщины, сестра называет их руслами вселенских рек. Старшая становится журналисткой, она говорит правду, она пишет правду, она дерётся за правду, готовая голыми руками вырвать все цветы зла и несправедливости на клумбах своей не совсем родной, но страны. И им все еще чего-то не хватает. Жизнь проходит, они грызутся по мелочам, встречаясь на еженедельных семейных посиделках то с вином, то с пивом, то с чаем. Говорят, ругаются, спорят, а потом встречают рассвет. Даже в декабре, когда рассвет приходится подгонять песнями и слезами. Старшую пристрелят в её же собственном подъезде, прямо перед её сорок пятым днём рождения, она будет звать на помощь, но никто не откроет дверь, потому что голос откажет ей в последней песне. Младшая почувствует это на другом конце Города и впервые заплачет на за кого-то другого, поэтому слезы её будут ядовитыми. Она потемнеет лицом и через год (перед когда-то их сорок шестым) днем рождения умрет спокойно в своей постели. Они встретятся в субботу за чашкой чая, младшая поставит бутылку кагора на стол, бухнет её со всего размаху так, что чашечки подлетят. Перед самым рассветом раздастся звонок в дверь, они откроют, держась за руки, и на пороге будет стоять третья сестра. Счастье можно найти и в посмертии, а у трюмо обычно бывает три створки.