Россия - родина слонов

Она стоит и коса у нее по пояс. И щеки мокры от слез. А у любви есть тот, кто попал под поезд и тот, кто забрызган грязью из-под колес.

— Помни, пожалуйста, меня, куда бы тебя не занесло, — она ласково шепчет тебе в ухо, а тебе в половину неловко, а во вторую половину — приятно, но нервно. Ты выкручиваешься из её объятий и лепечешь что-то про опоздание на поезд, которое тебе светит, если она тотчас тебя не отпустит. Она улыбается, щелкает тебя по носу, но отпускает. А потом долго, даже когда твой автобус до вокзала скрывается за поворотом, машет рукой, будто отгоняет от себя сонм мух. На самом деле она отгоняет тоску, но тебе это ни к чему знать. Ты всё равно опаздываешь на поезд, потому что твой автобус встает в пробку, или с ним случается какая-то иная оказия, обычно происходящая именно с автобусами и именно в самый неудачный момент. Водитель ругается, полиция, подскочившая подозрительно быстро, ругается, пассажиры ругаются, но ты этого не слышишь, потому что уже несешься, зажав в правой руке пакет с провиантом, а левой — крепко держа рюкзак за истрепавшуюся в течении его долгой и бурной жизни лямку. На этот рюкзак ты и садишься, когда уже стоя на перроне понимаешь, что вот и всё, поезд радостно фырчит уже очень далеко, так далеко, что тебе кажется, будто это и не поезд даже, а так, грязь на экране или битые пиксели твоей неудачной реальности, которую ты спиратил с торрента и нахватал полный компьютер вирусов. Ей тебе звонить совсем не хочется. Она обязательно подъедет, будет целовать в щеку и успокаивать. Но в успокоении ты не нуждаешься, потому что помнишь: индейцы не плачут. Ты трешь лоб в раздумьях о своей горькой судьбе и решаешь, что это она и есть. Ты помнишь, что с главным героем обязательно случается что-то знаковое, когда он умудряется опоздать на поезд. Конечно, ты с семи лет подозреваешь, что ты — всего лишь NРСв чужом сюжете игры начала нулевых годов. Стоишь себе низкополигональной моделькой и говоришь две фразы. А еще у тебя можно купить курицу. Ты растягиваешься на рюкзаке у вокзального заборчика и думаешь о том, что скоро будет совсем темно, а в её городе звезды огромные, так что одиноко тебе не будет. — Сияешь? — спросишь ты у Сириуса, или что там висит над твоей головой в это время года. — Сияю, — ответит звезда. Ты флегматично покупаешь билеты на ближайший автобус домой, автовокзал находится через пятьдесят метров, как говорит навигатор. В её маленьком городе всё кучкуется очень близко, и от этого тебе душно. Ты думаешь о том, как всё глупо вышло, и с поездом, и с ней. Так легко любить издалека, восторгаться шероховатостями, а потом за секунду возненавидеть эти самые шероховатости и увидеть в них не прелестные детали, а отвратительные борозды от жуков короедов. Телефон пиликает, пишет она, спрашивает, как ты. Ты врешь, что завариваешь доширак и буквально видишь пред своими глазами, как она улыбается, читая это и набирая в ответ «приятного аппетита». Ты её ненавидишь в этот момент. За то, что она была в твоей жизни, за то, что оставила и будет оставлять в ней свой след, но не как улитка, след которой пропадет, когда высохнет на солнце, а как укусы собаки, разодравшей тебе в детстве руку до кости. Собак ты после этого не ненавидишь, а вот её — да. Ты злишься, потому что ты никак не можешь привыкнуть, что в твоей жизни будет кто-то. Умом ты понимаешь, что она хорошая, но… Телефон снова пиликает, ты морщишь губы. «Спокойной ночи, радость моя, » — говорит сияющий экран. «Спокойной, любимая, » — отвечаешь ты и в бессилии ударяешь кулаком об асфальт. Ты не хочешь врать, но тебе не хватает душевных сил, чтобы написать ей: «Я никогда больше не хочу видеть тебя». Это потому, что у тебя нет объяснений своему поступку. Два часа назад она целовала тебя в щеку и кинула яблоком в магазине.