***
Кроули поступил в университет достаточно легко. Ещё бы, столько пахать, и чтобы труды оказались напрасны? Ну уж нет. И поступил туда, куда хотел. На адвоката. Мама сначала не совсем одобряла этот выбор, а затем махнула рукой, и улыбнулась сыну: «Ну ладно, что уж там…». В средней школе, когда в очередной раз, его приложили об шкафчик, с шипением сквозь зубы что-то неразборчивое о педиках, Кроули, которому помощи было ждать неоткуда, раз и навсегда решил, что когда он вырастет, то сможет защищать людей. Может, и не физически, но зато с помощью закона. Он уж явно посильнее кулаков любого обидчика. Да и бьёт нехило. В старшей школе всем было наплевать кто кем является, все делились по группам, как кружки по интересам. К Кроули никто не подходил, и не хотели. Кроули мог поставить на место обидчика колкой фразой, задевающей самолюбие до глубины души, или же с легкостью найти компромат на врага, коих старался не наживать, поскольку прежде всего ставил в приоритете спокойную жизнь. Несколько годиков, и всё! Прощайте! За это время он обязан накопить на машину, что бы не ездить на долбанном красном велике в школу. И хотя машина требовала намного больше затрат, чем тот же самый велосипед, Кроули мечтал как он будет гонять по ночному городу под любимые песни Queen. Он ужасно скучал по Вельзевул. Сначала, было просто невыносимо. Они присылали друг другу письма, созванивались. А потом письма перестали приходить, звонки стали недоступны. И всё. Вот, ты уже оторван от всего, что когда либо было тебе дорого. Ты теряешь связи, мосты, что вы вместе возвели, рушатся, а нити обрываются. Но если ты достаточно силён, и ты можешь доказать себе что ты не один, и сделать шаг первым, протянуть руку. Кроули заводил друзей, но даже в них он искал хоть какие-то отклики Вельзевул, что не приводило ни к чему хорошему, поскольку их он не находил, и впадал в уныние. В институте, проучившись месяц, стоя в курилке, он докуривал сигарету, как туда ворвался запыхавшийся в гневе брюнет, который проорав: «ВОТ ВЕДЬ ЖЕНЩИНА ТВАРЬ, А?!». И подошёл к своей компании друзей. — Хэй, Габ, что случилось? Снова что ли тёлка не дала? — И раздался гогот компании — Пошёл ты! Нет, есть тут одна особа. Раньше была на факультете биологии, опыты над сраными мухами ставила. Её то ли выгнали, то ли она сама ушла. Хер её знает. Суть в том, что она переводится на юридический, типа адвокатом хочет быть. Пиздец она меня конечно заебала. Попросили помочь с её документами, блять. Борзая конечно, пипец. Ну вы её знаете, такая патлатая, черноволосая, глаза у неё ещё такие, голубые, ледянющие, пиздец, будто сожрать хочет. Да ну вы видели её, отвечаю. Она ещё ходила на дне поступления в футболке такой дебильной «Повелитель мух» или что-то типа этого. Имя у неё ещё такое сатанинское, под стать ей самой. Вель… Вельзевул что ли? Мы в библиотеке сейчас чуть друг другу бошки не отгрызли. На этом моменте Кроули уже даже не слушал зануду Габриэля с факультета литературы. Он просто рванул в библиотеку. Он стоял запыхавшись, и всматривался в смутно знакомое лицо, не веря что такое бывает в жизни. Вельзевул, почувствовав на себе уж слишком долгий взгляд, подняла голову, чтобы сказать смотрящему пару ласковых, ну или же с каменным лицом показать глазеющему фак. Она подняла глаза, и они чуть не выпали. Они даже уже не поняли, как сорвались с мест и побежали обниматься.***
— Так и что мы здесь делаем? — со скучающим видом произнесла Вельзевул. — Мы хотели чтобы вы с Габриэлем помогли нам в выборе вещей для малыша, — мягко улыбаясь пояснил Азирафаэль. — Нет, это-то понятно. А ребёнок какого пола? — Мальчик. — Девочка. — Понятно. Магазин был достаточно огромным, и здесь был очень большой выбор пелёнок, одежды, кроваток, колясок и прочего детского барахла, как выразилась Вельзевул. Сама девушка, откровенно говоря, была не в восторге от того, что друзья взяли её с собой, так ещё и с супругом. Вельз была уверена что в такой обстановке Габриэль непременно заведёт разговор о детях. Эта тема была для нее болезненной: Вельзевул ещё в начале обучения узнала о своём диагнозе, который звучал как приговор к одиночеству. Он был как самая обидная насмешка: «Что-что говоришь? Хочешь прожить всю жизнь в одиночестве? Ах, вот оно что. Смотри, теперь ты ну точно будешь одна!». Бесплодие. Было страшно-странно выслушивать этот диагноз в восемнадцать лет на приёме у гинеколога. Было страшно-странно смотреть на парней, которые подходили к ней, чтобы познакомиться. У Вельзевул и так характер не сахар, единицы вытерпят, а тут ещё и это. Об её диагнозе знал только Кроули, как самый близкий и лучший друг. И было до смерти страшно-странно когда Габриэль пригласил её прогуляться после университетской тусовки. И было страшно-странно когда он коснулся её губ своими в машине, во время просмотра какого-то глупого фильма. Но больше страшно-странно было когда она держалась с Габриэлем за руки, и произносила судьбоносное «да». Она так и не смогла рассказать ему. Было бы нелепо, когда бы они лежали после их первой близости, сказать: «Ты знаешь, у меня тут есть одна проблемка, так, мелочи жизни». Девушка до тошноты где-то внутри боялась его реакции. Было очень страшно прятать от Габриэля свои медицинские книжки и прочие документы, всячески увиливать от вопросов и разговоров на эту тему. А он и не подозревал наверняка. Наверное считает, что она ещё не готова. Но лучше так, чем он узнает. Было безумно тяжело хранить эту тайну от Габриэля. Они женаты, и скрывать такой важный секрет от любимого человека крайне несправедливо. Разум Вельзевул твердил ей о том, что обман может пошатнуть их отношения, разорвать эту прочную нить доверия, которую они долго и бережно плели все эти годы. И, возможно, расскажи она об этом раньше, все прошло бы более-менее гладко — может Габриэль смирился бы с этим (надежда все еще не пропадала). Однако маленький коварный червячок страха, засевший в её сердце, упорно выгрызал одну-единственную мысль. Если он узнает об этом, он бросит тебя, и ты больше никому не будешь нужна. Страх потерять Габриэля, который был очень ей дорог и которого она любила всем своим существом, перекрывал воздух потугам разума наладить ситуацию. Долгое время Вельзевул удавалось держать ситуацию под контролем, делать все, чтобы Габриэль ни в коем случае не догадался о её бесплодии, но все чаще эта ситуация начала выходить из-под контроля. Так тут еще и Кроули с Азирафаэлем с их внезапным решением усыновить ребенка. И с этим определенно нужно было что-то делать. Это было довольно проблематично, если учесть, что в данный момент они расхаживают по гребанному детскому магазину. Это же буквально минное поле, где оказалась Вельзевул без единого шанса на выживание. В магазине раздавалась тихая музыка, по всей видимости, из какого детского мультфильма, и Вельз была готова поклясться, что начнет убивать, если услышит еще хоть что-то про единорогов и цветочки на лесной полянке. Они шатались здесь уже около часа, в течение которого недовольство медленно, но верно копилось в ней, готовясь в нужный момент вылиться наружу. Однако срываться было ни в коем случае нельзя. Иначе её и так дышащему на ладан плану придет конец. Из потока размышлений Вельз вырвал воодушевленный голос Азирафаэля. — Как думаешь, купить манеж заранее или подождать, пока малыш не начнет ползать? Мы, кстати, еще не решили по поводу питания — лучше кормить смесями или попытаться найти натуральное материнское молоко? — вопрошал он, оглядывая стеллажи с детскими игрушками (читай охрененно громкими пищалками вырви-глазного цвета, которые никогда не затыкаются; в этом они удивительно схожи с самими младенцами). Вельзевул проводила взглядом наборы развивающих кубиков и взглянула на Ази, который ожидал ответа. — М-м-м, — медленно промычала она, показывая, что раздумывает над ответом (на самом деле, ей было по барабану: пускай хоть газировкой пичкают). — Я в этом ни черта не смыслю. поэтому не могу подсказать. Насчет манежа можно не париться. Когда будет ползать, тогда и купите. Она надеялась, что этим нейтральным ответом она сможет откреститься от вопроса и незаметно пробраться к Кроули, который в этот момент, кажется, забрел в отдел с лего-наборами. Внутренний голос рассмеялся, показывая всю глупость этого предположения. — А, — Азирафаэль запнулся, — почему ты не думала об этом? Вы с Габриэлем еще не разговаривали на тему детей? Вот же срань Господня. — Нет. — Вельз постаралась сохранить тон как можно ровнее, не выдавая своей паники и раздражения. Она любила обоих своих друзей, но иногда ей хотелось им врезать. С кем не бывает, правда? Они дошли до отдела ухода и гигиены. В нос ударила смесь цветочного запаха и резкого запаха порошка, от чего Вельз сморщила нос. — Не хотите? Или какие-то проблемы? — продолжал светловолосый, бросая в корзину несколько упаковок памперсов. Веселый лысый младенец с бледно-голубой упаковки издевательски улыбался во весь свой беззубый рот, словно бы насмехаясь над положением Вельзевул. «Давай, попробуй выкрутиться, сучка». — Все в порядке, — сухо ответила девушка, сверля затылок друга, мечтая свалить отсюда как можно дальше. — Просто пока еще не дошло до этого. Несмотря на то, что Азирафаэль стоял к ней спиной, Вельзевул буквально почувствовала, как тот дернул бровями, словно бы говоря: «Да что ты говоришь». — Оу. Вельз молила всех существующих и несуществующих богов, чтобы на этом «оу» разговор и закончился. Но злой рок судьбы распорядился иначе. — Я слышал от Габриэля другое. Тело Вельзевул от резкого напряжения натянулось, как струна. Кончики пальцев внезапно похолодели. — Да? — на свой страх и риск переспросила девушка, осторожно оглядываясь, готовясь в любой момент сбежать отсюда. Азирафаэль повернулся к ней. Его мягкая улыбка выражала бесконечное понимание и участие. — Я не хочу давить на тебя, Вельз, ты мне очень дорога. Просто Габриэль озадачен и не понимает, что происходит. Он думает, что сделал что-то не то. Я не призываю тебя рассказывать все мне, если не хочешь, но скрывать что-то от него — это нечестно. — Светловолосый подошел к ней и погладил по плечу. — Ты же знаешь, что Габриэль тебя любит и примет любой твой выбор. Поговори с ним. На этом Азирафаэль ловко подхватил тележку и покатил ее в сторону колыбелей, оставляя Вельзевул сжимать ледяные от волнения пальцы и пытаться унять бешено колотящееся сердце. Блятьблятьблятьблять. Нужно идти, просто сейчас же бежать нахуй к Кроули. И Вельзевул только развернувшись, столкнулась лицом к лицу с Габриэлем. — Правда здесь здорово? — улыбаясь, спросил супруг. Да ну нахуй. — Ну, да, относительно, — натянуто ответила Вельзевул, глазами ища единственный спасательный круг в этой ситуации — Кроули. — Представляешь, мы когда-нибудь тоже будем здесь выбирать вещи для нашего ребёнка! Мир вокруг Вельзевул превратился в мешанину. Стеллажи с детским питанием, памперсами и порошками для стирки дрожали как желе. Нужно немедленно взять себя в руки, просто блять собраться! — Эй, Вельзи, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Габриэль, приобняв супругу за плечи, заметив её странное состояние. — Я, эм… Мы можем это позже обсудить? — девушка попыталась улыбнуться, чтобы не выдать своей паники. — Не думаю, что смогу сейчас это обсуждать. — А когда ты сможешь? Вельзевул застыла, послав мужу недоуменный взгляд. — Что? — Понимаешь, — Габриэль тяжело вздохнул, и Вельз почувствовала, что сейчас будет что-то крупное, — я не хочу давить на тебя. Но мне нужно знать, в чем дело. Ты вечно уходишь от темы детей, заминаешь любой разговор, касающийся этой темы. Я вижу, что тебе некомфортно сейчас в этом магазине. Если ты не хочешь мне об этом говорить, получается, ты мне не доверяешь? — Я тебе доверяю. Просто… просто пока не могу сказать. — Это и называется недоверие, Вельз. Я правда люблю тебя и хочу, чтобы ты была в порядке, но и ты меня пойми: что я должен думать? Если бы я что-то скрывал, ты бы не отлипла от меня, пока не узнала все, что можно и нельзя. Я же просто хочу тебе помочь. Девушка застыла, и её лицо вытянуло уже совсем в другой эмоции. — Это сейчас претензия была? — угрожающим тоном проговорила она. Габриэль опять вздохнул. — Нет, и ты это знаешь. Не переводи стрелки. «Охреневший придурок». — Я тебе сейчас такие стрелки переведу, — возмущенно зашипела Вельзевул, подходя ближе и сверля его взглядом, — мало не покажется. Лицо Габриэля чуть поникло, он опустил взгляд, видимо, что-то решая для себя. — Я не собираюсь устраивать скандал в магазине, — отрезал он, начиная натягивать куртку. — Я пошел домой. Думаю, сейчас нам стоит побыть наедине со своими мыслями. Надеюсь, к вечеру ты пересмотришь свое эгоистичное поведение, и мы поговорим как взрослые люди. Окончив, Габриэль резким и быстрым шагом прошел мимо нее к выходу. Вельзевул дрожала от одновременно накатывающих волн страха и злости. Она проследила взглядом, как он стремительно выходит из магазина; через стеклянные витрины было видно, как тот постепенно пропадает за поворотом.***
Кроули затеял шуточную перепалку с Азирафаэлем, просто чтобы помягче сказать, что пелёнки в коричневые круги, совсем как та, которую он недавно принёс в дом, не совсем здорово выглядят. Он предлагал кучу вариантов, каждый из которых выглядел в тысячу раз лучше, чем то, что хотел взять Азирафаэль, но все они отправлялись в кучу отвергнутых вариантов. Пререкания набирали уже нешуточный оборот, он видел, как начинает закипать муж, так ещё и неподалёку шипящая на несчастного Габриэля Вельзевул. Только бы их из магазина не попёрли. Ох, как будет здорово, если он ей сейчас ответит… Но нужно было вытаскивать из этого ада Вельзевул. Кроули был очень обеспокоен состоянием подруги, и брать с собой Габриэля и Вельзи не входило в их планы, если бы не непонятные уговоры Азирафаэля взять пару с собой. Он с сожалением посмотрел на подругу, мысленно пообещав вытянуть её из этого кошмара. Он перевёл взгляд на Азирафаэля, и заметил, как тот с грустью смотрит на ссорящихся женатиков. — Они просто не любят друг друга, — с усмешкой успокаивающе произнёс Кроули. Азирафаэль очень сильно переживал за их отношения, возможно просто потому что волновался за всех людей, что были дороги рыжеволосому. Эта мысль согревала его внутри. — А МЫ ЛЮБИМ? — внезапно повысил голос Азирафаэль. Кроули прекрасно понимал. Он вымотан, устал, и переживает сразу за несколько вещей в один момент. Не стоило заводить эту шуточную ссору, которая ещё больше вымотала супруга. Нужно было просто мягко сказать, мол, дорогой, мне кажется мы немного спешим с таким количеством пелёнок и вещей. Давай лучше посмотрим их в следующий раз. Но нет же. Когда-нибудь азарт доведет его до греха. — ДА, ЛЮБИМ! — резко в той же манере отвечает Кроули. Он тоже между прочим устал. Да, он любит Ази всей душой, но какого чёрта? Он даже Вельзевул, травмированную из-за чёртового диагноза Вельзевул, потащил вместе с ними. — ТОГДА ПОЧЕМУ МЫ НЕ МОЖЕМ ВЫБРАТЬ ПЕЛЁНКИ? — ДА КАКАЯ РАЗНИЦА, КАКИЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПЕЛЁНКИ? — БОЛЬШАЯ! ПЕЛЁНКИ БУДУТ СОЗДАВАТЬ АТМОСФЕРУ ЗАБОТЫ И ЛЮБВИ! — ЭТИ СОЗДАЮТ? — ДА, СОЗДАЮТ! Они около минуты молчали и смотрели друг другу в глаза. Азирафаэль, стараясь не выдать слёз, кинулся на шею Кроули и тихо прошептал: — Прости, прости меня… — И ты меня прости, ангел. Я не должен был кричать в ответ, я просто… я не буду так больше делать. Кроули оглянулся, и увидел одиноко стоящую к ним спиной Вельзевул. Она обнимала себя за плечи, и они странно тряслись. — Зира, подойди пожалуйста к кассе, я отойду к Вельзевул, хорошо? Если хочешь, мы можем вернуться сюда снова через некоторое время. — И Кроули, оставив лёгкий поцелуй на макушке мужа, направился к девушке. Он тихо подошёл к Вельзевул сзади, и, приобняв её за плечи, заглянул ей в лицо. В её глазах плескались печаль и полная пустота. Её глаза были сухими, она не плакала, но Кроули прямо чувствовал, как душевная боль просто разрывает девушку изнутри. — Эй, Вельзи? Ты в порядке? Где Габриэль? — Он сказал, что я эгоистка… — шёпотом прошелестела черноволосая. — Что я… Что… — Её голос предательски сорвался. — Господи, Вельз, это не так, давай уйдём отсюда, тебе же здесь дурно. Хочешь побыть у нас немного? Я сделаю нам кофе, или можем заказать пиццу, и смотреть до двух ночи «Доктор Кто»? — Девушка молча кивнула головой, и Кроули, всё так же осторожно приобнимая её повёл к выходу из магазина.***
Домой они ехали в гробовой тишине. Кроули сидел за рулём, временами напряженно поглядывая в зеркало заднего вида на Азирафаэля и Вельзевул, которые сидели на задних сиденьях. Черноволосая тихо сидела и смотрела в окно. Она даже не рассматривала мимо проплывающие предметы и улицы Лондона. А когда-то в детстве во время поездок на автобусе они чуть ли не драку устраивали за право сидеть у окна. И Вельзевул, отпихнув всех друзей, счастливо смотрела на долины, пересчитывала деревья и восхищённо смотрела на недосягаемые облака. И он увидел как изменилась Вельзевул. Её чёрные косички превратились в подрастрепавшийся пучок: должно быть, волосы разлохматились во время ссоры с Габриэлем. Её большие голубые глаза теперь смотрели в окно с пустотой во взгляде. Как будто всё, что она видела и чувствовала за всю свою жизнь, было разрушено самым жестоким образом, а теперь она может смотреть лишь на иллюзию того, что было ей так дорого. Он взглянул на её руки. Руки, что так ловко цеплялись за ветви деревьев, что быстрее всех открывали банки с газировками, пальцы, которые не боялись взять муху голыми руками, пальцы, которые выпутывали жвачки из огненных волос Кроули, что были всегда одеты в аккуратные рукава её чёрных платьицев сейчас спрятаны в огромные рукава чёрного свитера, и из него только слегка видны кончики её пальцев. Похолодевших пальцев, что обнимали её саму же за плечи в момент отчаяния. Ноги, что раньше бегали быстрее всех, великолепно выписывали узоры на льду лезвиями, ходили по покрытой росой траве, но всегда были обуты в идеальные чёрные лаковые туфельки, сейчас обуты в не менее аккуратные ботиночки, из которых уходит в штаны полоска колготок в сетку. Господи, если бы мать Вельзевул увидела эти колготки, её бы хватил удар! Вельзевул поменялась. Это было заметно ещё в институте. Она ходила с растрёпанными взъерошенными волосами, в мятых футболках со странными надписями, чёрных джинсах, с дырками на коленях, и грубых чёрных ботинках, из которых тоже торчали полоски колготок в чёрную сетку. На слова людей о том, что она выглядит как бомж, она молча показывала средний палец, а затем спокойно добавляла: «Это гранж, необразованная ты свинья». Да, Вельзевул определённо изменилась. И это стоит признать, принять и придумать, что делать в сложившейся ситуации. — Ты можешь остаться у нас настолько, насколько захочешь, милая. Мы можем постелить тебе на диване в гостиной. Я уверен, мы справимся, — утешающе произнёс Азирафаэль накрывая руку девушки своей. Кроули спокойно выдохнул. Выбор остался за самой Вельзевул. — Ну, я… — Вельзевул хотела было действительно отказаться, она совсем не хотела оказываться в кутерьме из памперсов, смесей для кормления, пелёнок, и прочего барахла, которые уже стали вызывать у неё тошноту. Но перед глазами всплыло расстроенное и разочарованное лицо Габриэля. Бедного непонимающего Габриэля, который так ничего и не знает. Я не готова. Простите меня, но я не готова. Я не готова рассказать ему обо всём. Это нечестно, это ложь, это отвратительно, я не смогу так… — Да, я наверное останусь у вас… Вы только скажите мне, если я буду вам мешать, и я тут же уеду. Правда, мне есть куда деваться, честно. — Милая, не переживай, ты нас нисколько не побеспокоишь!***
Ужин прошёл тоже в тишине, хотя Азирафаэль и пытался разбавить обстановку весёлыми историями из его букинистического магазинчика. Вельзевул сначала уныло ковыряла вилкой рыбную запеканку, а затем так же уныло принялась её есть. Кроули тоже не особо был активен в принятии пищи, и Азирафаэль, встав из-за стола, попросил его выйти с ним. Рыжеволосый перекинулся взглядом с девушкой и они оба поняли что сейчас нагрянет тихий скандал. В коридоре, Азирафаэль возмущённо смотрел на супруга, а затем шёпотом выдал: — Кроули, может расскажешь что происходит? — Ази, пойми, я не могу этого сказать. Это должна сделать Вельзевул. Я не имею права рассказывать такие важные вещи без её решения. Она осталась у нас, потому что ей нужно время. Ей нужно собраться и подумать. — Подумать о чём? — Ази, это неважно. Ей нужно время. Ей страшно, и она не знает что делать. — Мы можем ей как-то помочь? — Я не знаю. — Мы можем поговорить с Габриэлем? — Не думаю, что мы должны лезть в их отношения. — Хорошо. Поищи ей пожалуйста что-нибудь из наших вещей в качестве пижамы, а я постелю ей на диване. Вельзевул не знала, что ей делать. А делать не хотелось ничего. Кроули принёс ей одежду, чтобы ей было комфортно спать и ходить по дому. Среди них оказались огромная для девушки футболка Азирафаэля и как раз подходящие по размеру старые пижамные штаны Кроули. — Не хочешь посмотреть какой-нибудь сериал? — Не думаю. Я всё равно сейчас вся в мыслях, — утешающе улыбнулась черноволосая. — Там Азирафаэль чуть в истерику не впал, когда выбирал тебе постельное бельё. — Ну щекастый и заморочился, — весело отозвалась Вельзевул, а затем серьёзно отозвалась: — Он у тебя хороший, так что не лажай как я. — Вельз, это неправда. Ты замечательная, ты не представляешь сколько нужно сил, чтобы перенести такое почти через всю жизнь, и у тебя должно быть много сил, что бы рассказать. Я верю в тебя, Ази верит в тебя, и мы будем рядом при любом исходе ситуации. — Спасибо. Кстати! — внезапно оживилась Вельзевул. — А вы не советовались с Янгами? Ну, те, с которыми вы ещё по соседству жили, и мы вместе их дело разбирали? Не помнишь их? Они мальчишку же вроде усыновили, а потом там какая-то драма началась. И правда. Молодое семейство Янг, которое когда-то жило по соседству с Кроули и Азирафаэлем, пережило очень большое горе. Дейдра Янг потеряла ребёнка по причине выкидыша, и семья, пережив всё невыносимое горе, приняла решение усыновить мальчика. Мальчика по имени Адам смогли усыновить, они стали действительно счастливой семьёй, и Кроули до сих пор помнит счастливое лицо Азирафаэля, который очень любил общаться с ним, и не мог нарадоваться счастью семьи. Возможно ещё тогда Ази начал мечтать о семье, а Кроули даже и не заметил. Беда пришла, откуда не ждали. Когда Адаму исполнилось двенадцать, объявился его биологический отец, и требовал вернуть своё чадо. Вот тогда семья Янг и обратилась Кроули. А Энтони в своём случае всем отделом пытался разобраться во всей этой мешанине. Главным трогательным моментом было то, что после всех утомительных и бесконечных заседаний Адам подбежал к своему отцу и сказал: «Тот человек не мой отец. Ты — мой настоящий папа. Ты был со мной всё время, и мог меня утешать, учил кататься на велосипеде, читал мне книжки. Ты — мой настоящий и единственный папа!». — Да, ты права, стоит с ними посоветоваться. Но уже поздно, может лучше отправимся спать? — Если я, конечно, смогу, — усмехнулась голубоглазая. И ночью, лёжа на наглаженных чистых простынях в мелкий цветочек, и укрытая тёплым одеялом, Вельзевул подумала, как же хорошо Ази и Кроули смогли сохранить своё счастье. И затем девушка позволила себе тихо расплакаться от мысли, что она уже возможно всё потеряла.