***
Все выходные я провела в постели, глубоко погружаясь в свои переживания. Ну почему именно в него угораздило влюбиться? Это же влюбленность, никак иначе. Втюрилась в своего учителя. Мать узнает — прибьет. И так я, с не выученными уроками и кривой физиономией, оказалась опоздавшей на родную химию. Думала, физра первым — высплюсь хоть, а то все выходные думы думала, а тут на тебе — Машка звонит и интересуется, где меня черти носят, ведь в расписании изменения. Неудачница какая-то, честное слово. Желание быть отчитанной за опоздание на двадцать минут от урока с лишним совсем малюсенькое, поэтому какое-то время мнусь у двери в класс. Может, ну его, отсидеться в коридоре? Ай, была не была! Распахиваю дверь и почти слышу, как фанфары взрываются, ведь учителя на месте нет, а значит — никаких люлей. С неудачницей я погорячилась. — Хух, — я победно улыбаюсь и уже собираюсь маршировать к своей подружке, как чувствую, что капюшон толстовки оказывается кем-то схвачен, и торможу. — Ну какого х… — Доброе утро, Авдеева. О, нет. Вот так влипла. Решаю не оборачиваться и замираю, вдруг он не видит тебя, если ты не двигаешься. Все, конечно, забавно сложилось, но ситуация просто отстой. Решетников (наконец-то, а то мое бедное сердце не выдерживает) отходит от меня, и шагает к своему новому креслу на колесах. Я виновато опускаю глазенки и строю из себя святую простоту. — Почему опаздываем? — Так я в больницу должна была пойти! — тут же выдумываю и убедительно киваю. Посмотрите в мои красивые глазки — разве они могут лгать? — А врач сегодня взяла выходной, отменила все записи. Знали бы вы, как я сама разозлилась! Учитель качает головой и поджимает губы. Поверил или нет? А, какая разница, все равно уже. Он меня вообще раздражает. Сегодня он как-то иначе выглядит. Волосы отросли, вьются вокруг его лица, а еще не побрился, если присмотреться, то можно заметить щетину. Да, именно те мысли, которые должны беспокоить меня в понедельник утром, ага. — Занимай свое место, — он приглушенно отвечает, и я немного удивляюсь, что он даже не продолжил свой допрос с пристрастием. Придется принять, что я — всего лишь ученица с полным завалом по химии.глава третья.
19 сентября 2019 г. в 19:35
Примечания:
пб, ребятки ;)
Жутко стыдно. Совсем это глупо — заглядываться на своего же учителя. Он взрослый, серьезный мужик, а я — ребенок с самыми идиотскими и навязчивыми идеями. Спору нет, он — парень завидный. Его лицо с абсолютно правильными и благородными чертами мне уже в кошмарах мерещится. Мы же не в кино, чтоб такое прокатило. Учитель и ученица — это же просто бредистика.
Я себя ругаю за постыдные мыслишки, но, как только химик оказывается в моем поле зрения, — спина прямо, грудь вперед, волосы за ухо, и это, кажется, совсем уже неконтролируемо. Так же, как и мои румяные щеки каждый раз, когда после уроков вдвоем в его кабинете остаемся.
Падение с мечтательных облаков болезненно: такими мыслями только я одна из нас двоих тешусь. А все дело в том, что, как я уже упоминала, учитель-то не дурак и во мне видит лишь свою ученицу, немного болтливую и странную.
— Марк Александрович, я переделала, — оповещаю его, неторопливо вставая с нагретого стула. Еще разок окидываю решение реакции взглядом на наличие ошибок и плетусь к учительскому столу.
Решетников отрывается от экрана смартфона и поднимает на меня свои глаза. Ой, сердечко-то трепещет. Он протягивает мне свою большущую ладонь и я опускаю на нее свою писанину, избегая соприкосновения кожи, а то вообще унесет.
— Неужто освоила, — он скептично хмыкает, и я закатываю глаза.
Ну, да. В его глазах я все та же неумелая девчонка, из-за которой он сидит в школе на целых полчаса больше положенного. Бесит, что я только в его предмете тупая, а он поди думает, что я в принципе троечница. Мне тут ничего не светит.
— Я не тупица, — бубню себе под нос, теребя пуговицу на рукаве своей рубашки.
— А я такого и не говорил, — он изумленно поднимает свои густые брови и смотрит на меня пристально, что я даже смущаюсь.
Поэтому отвожу взгляд к окну, откуда багровые деревья выглядывают. В кабине прохладно, форточка открыта. Это было бы поэтично, если бы он чувствовал то же самое, что теплится во мне. Я даже и не заметила, как начала искать его глазами в школьном коридоре и спешить на его уроки, забегать в его кабинет первой, желая быть замеченной. Это и впрямь глупо.
— Но вы же так думаете, — я не отступаю, кусая свои губы, совсем съедая с них и так почти что стертую помаду.
Хочется, чтобы химик сказал, что вовсе не считает меня глупой, что я больше, чем мой табель с оценками. Вот почему меня потянуло на откровение и я выболтала ему свои мысли.
— Я ничего не думаю, — Марк Александрович спокойно и тихо произносит, а его голос звучит для меня шелестом листвы сухой. — Моя работа — учить вас, а не вешать ярлыки. На работе личным мыслям и думкам места нет.
Вот как. Теперь я ощущаю себя еще хуже. Ради Бога, а, Аринка, ты — часть его работы. Это не какой-то бульварный роман, а реальная жизнь, где тебе, как школьнице, твой учитель не пара. Да он меня даже по имени не зовет. Хочется психануть, кинуть в него учебник по этой злосчастной химии, но этим бы я просто-напросто доказала то, какая я идиотка.
И я просто возвращаюсь к тому, ради чего я здесь изначально:
— Так решение правильное в этот раз?
Он хмыкает, видать, не поняв резкой смены нашего разговора, но я не реагирую.
— Вроде того. Шуруй домой, тебе еще уроки делать.
Собираю вещи с максимальной скоростью и вылетаю из кабинета, спеша домой, где вкусная еда и мягкая кровать. Химия выматывает.