*****
Солнечный свет наступившего утра льется через тяжёлые тёмные шторы, которые Чонгук просто обожает за непробиваемость света через них и каждую ночь плотно закрывает, чтобы ни одна щель не была открыта, но, видимо, сегодня особое утро, когда солнце не спросило разрешения, чтобы поцеловать Чонгука по бледным щекам, на которых ещё виднелись следы вчерашнего паршивого настроения. Будильник ужасно надоедливо трещит и назойливо напоминает о том, о чём Чонгук даже если очень захочет, вряд ли сможет забыть. Но сегодня его посещает неимоверно сильное желание поскорее сбежать из дома в школу и желательно больше никогда не возвращаться в этот серый дом, что пропитан табачным дымом, и стены которых ежедневно напоминают об отголосках ругани родителей. В такой дом никому не захотелось бы вернуться, чтобы вновь окунуться в облако беспомощности и крепкой нелюбви друг к другу. Они правда семья? В чонгуковых ушах всё ещё стоит звон от криков, которые так едко напоминают о проблемах, от которых он просто не может сбежать. Не получается. Воспоминания накрывают новой волной внутренней истерики и Чонгук чувствует, как сильно покалывает в груди. Боится. Из-за чего так трудно дышать? Вряд ли здесь воздух мешает Чонгуку вдохнуть побольше кислорода. Часы жалобно тикают и заставляют его подняться с постели, медленно выпустить воздух, как учили, и как всегда по расписанию взять себя в руки. Нет времени жалеть себя, и вряд ли когда-нибудь будет. Время на электронных часах 8:37. Чонгук в школу опаздывает, собирает свои вещи, бегая по всей комнате, где царит полный сумбур, запихивает блокнот, ручки, карандаши в чёрный рюкзак, который ему подарила его бабушка, абсолютно неряшливо, от чего замок застёгивается еле как и грозится разорваться в любой неожиданный момент. Времени для того, чтобы покрасоваться и повертеться возле зеркала совсем не было, да и своё бледное уставшее лицо вообще видеть не хотелось, поэтому он натягивает на себя форму, вовсе не беспокоясь о том, что надел её как попало. Чонгук мысленно представляет и слышит, как тикают секунды на настольных часах и рвётся покинуть свою комнату и дом тоже, как можно скорее, чтобы случайно не столкнуться с отцом, которого совсем не ждёт. Как-то совсем не хочется выслушивать пьяные бредни о смысле жизни от человека, который в этой самой жизни ничего и не понимает. И чему он может научить? Губит себя и тех, кто его, наверное, безмерно любит. Ещё минут пять, десять и Чонгук наспех захлопывает дверь от дома, которая закрывается как некстати громко. Он закидывает на правое плечо лямку от любимого рюкзака и выбегает на улицу. Бежит так быстро, отчего становится даже страшно, потому что ноги заплетаются друг об друга, норовя склонить лицом прямо в асфальт. Лучше обойтись без внеплановых травм и нормально дойти до школы, но это совсем не про него. Чонгук летит на поворотах неизвестно на какой для человека скорости, случайно врезаясь в безликих прохожих, не успевая попросить прощения. Да ему это и не нужно. Ещё несколько минут до здания школы и можно спокойно отдышаться. В груди немного покалывает, но это терпимо. Ещё немного и он стоит около ворот школы, в которую рвался через кровь, пот и собственные слёзы. Здесь не было ни капли родительской помощи. Только огромное желание Чонгука быть как все. Чонгук поклоняется охраннику и бежит в сторону своего класса, перепрыгивая лестницы. Опасно скользит по полу, но хорошо держит равновесие и сам себя спасает от падения. Бежит к кабинету, где давным-давно идёт урок по живописи, на который он так нагло опоздал. Он стоит возле двери, совсем запыхавшись и протирает тыльной стороной ладони выступившие капельки пота со лба. Его рука хватается за железную ручку двери, но он не успевает её дернуть вниз, чтобы зайти внутрь кабинета, потому что назойливый телефон, что вибрирует в заднем кармане джинсов не позволяет ему это сделать. Чонгук достаёт телефон и хочет, как можно быстрее его выключить, но его внимание остаётся прикованным к сообщению, которое всё ещё висит на экране непрочитанным, и он плохо понимает, что только что прочитал. В уголках его уставших глаз так предательски и с детской обидой начали скапливаться горячие слёзы. Снова. Всё вокруг начало расплываться настолько сильно, что различить что-либо вокруг казалось просто невозможным. Руки Чонгука дрожали, но смогли нащупать школьные твёрдые стены, на которые он опирается уже всем телом. Ему нужно убежать от камер поскорее, да подальше. И выбирать куда бежать не приходится. Пару минут заняло на то, чтобы развернуться и бежать в противоположную сторону от кабинета, в который Чонгук так старательно пытался попасть, дойти до туалета на ватных ногах, которые он практически не чувствует. Ему кажется, что словно плывёт в невесомости и чувства такие, как будто сердце застряло где-то в горле. Опять дышать трудно. Дойдя до заветной двери, Чонгук её открывает с размахом и с грохотом закрывает с обратной стороны, не обращая внимания на раздавшийся громкий стук. Подходит к окну очень близко, настолько близко, что возникает моментальное желание просто в него выйти. Так хочется прыгнуть в эту пропасть без капли сожалений, в объятия белоснежных облаков. Потому что всё в миг стало неважным. В груди начало покалывать настолько сильно, что Чонгук уже не в состоянии справиться с накатившей паникой. Глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть - уже не помогает. Внутри всё безбожно сдавливает и не даёт вдохнуть воздух полной грудью. Он скатывается спиной вниз по холодной кафельной стене на чистый пол, руками обхватывает обессиленные ноги, опускает голову и упирается ей в согнутые коленки, дышит слишком сбивчиво и чувствует, как неприятно скатываются капельки пота по спине, груди, шее и лбу. Он даже не пытается это как-то исправить. Дыхание сбилось на нет. Чонгук начинает задыхаться и внутренне просить Вселенную его забрать, но больше так не играться с его чувствами. С его жизнью. Зачем она так мучает его? Силы на исходе, струна терпения Чонгука натянута до боли, которая вот-вот порвётся; он просто валится на пол, не в состоянии позвать кого-нибудь на помощь. Да и кто поможет? Он же в туалете, он здесь один, в школе идут занятия, все люди в кабинете. Никого рядом нет. Никто не поможет. Чонгук продолжает лежать на холодном кафеле в непонятной позе, свои плечи руками холодными обнимает и тихо плачет, потому что дышать нормально больше не может. В груди так сильно ноет и болит, как будто в сердце всадили сразу несколько сотен ножей, а в горле застряло что-то очень острое. Совладать с собой больше не получается. Он пугается собственного беспомощного воя, который уже вырывается из крепко стиснутых зубов, глаза закрываются, потому что веки стали в тысячи раз тяжелее. Чонгук пытается дышать как можно глубже, но выдыхает воздух вместе с душащим хрипом. Пытается произнести хоть какое-нибудь слово, но снова смыкает губы, горько осознавая, что просто не может. И снова попытка открыть глаза и хоть немного подползти к двери, уже в который раз заканчивается провалом. Приоткрыть глаза, в которые будто песка насыпали удаётся только в тот момент, когда дверь неожиданно распахивается и в неё кто-то неспешно заходит. Чонгук видит силуэт чьих-то движущихся в его сторону ног. Под прикрытыми веками ему чудятся различные цвета из различных форм и фигур. Лёжа на левом боку, и крепко обнимая себя за плечи, он слышит приближающиеся к нему шаги. И ему как-то даже всё равно что за герой перед ним сейчас предстанет. Вселенная не хочет забирать Чонгука себе. Она хочет ему помочь остаться здесь. На ослабших плечах Чонгук чувствует чужие сильные руки, которые бережно, но быстро поднимают его с холодного пола, чтобы помочь подняться. Но его тело сопротивляется и снова падает на холодный бетонный пол. Эти сильные руки так просто не сдаются и обхватывают плечи Чонгука ёще раз и ещё крепче, не позволяя вновь потерять равновесие. А руки действительно сильные, или это он слишком слабый сейчас? – Ты в сознании? – чей это голос Чонгуку не особо интересно. Ему плевать. И да, кажется, что уже давно не в сознании. – Ты слышишь меня? Встать сможешь? – какой навязчивый, думает Чонгук. Зачем этот человек вообще к нему подошёл? Чтобы спасти. – Это паническая атака. – Парень вздрагивает от внезапного хриплого шёпота Чонгука, который еле шевелит губами, но сказанные слова разобрать всё же смог. У Тэхёна в груди всё колотится от бешеного сердцебиения. Не каждый день можно встретить человека, скорчившегося от боли, цвет лица которого можно сравнить с цветом пола. И здесь паника началась скорее у Тэхёна, чем у Чонгука. И как-то спасать человека в новинку приходится. – Воды хочешь? – Попытки достучаться какие-то не совсем удачные. – Тебе стоит присесть. Дышать стало легче? – Слишком много вопросов и мало действий. – Не нужно обо мне беспокоиться, отпусти. – Чонгук переводит взгляд от пола на руки Тэхёна, а затем смотрит прямо в его глаза своими чертовски уставшими. Тэхён слушается и опускает свои руки с чужих плеч, внутри терзаясь сомнениями, что это идея плохая. Чонгук пошатывается на ослабших ногах, но прикоснуться к себе чужому человеку больше не позволяет. Он выходит из туалета, как будто это не он только что лежал обессиленным, а Тэхён, который Ким, остаётся стоять на месте, не смея позвать его по имени. Кажется, сегодня Чонгук на уроки не идёт.*****
Воздух за городом чистый, свежий и холодный, местами даже промозглый. Но это нормально для сентября. Можно остаться здесь навечно, вдыхая полной грудью того самого кислорода, которого Чонгуку чертовски не хватает в грязном душном городе. Его не хватает нигде. Осенний прохладный ветер мягко треплет чонгуковы отросшие тёмно-каштановые волосы, которые то и дело, неприятно лезут в глаза, щекоча лоб, и ему приходится постоянно поправлять уже заметно вьющиеся локоны. Губы его совсем уж растрескались от холода, да и щёки тоже. Когда-то зелёная летняя трава потихоньку переодевается в жёлтый цвет, уступая осени своё законное место. Высохшие золотые листики громко разлетаются в воздухе, срываясь с деревьев и паря к самому небу. Не сказать, что Чонгука как-то по-особенному очаровывает осень, и откровенно говоря, считает этот сезон в году самым мерзким, но в душе всё равно хранит отдельное место для меланхолии. Ему здесь спокойно, потому что здесь есть тот, кто любит его безмерно даже будучи на Небесах. Любит искренне. Здесь ему дышится легко. Чонгук опускается на колени, протирая тёплой ладонью покрытую слоем пыли надпись на холодном мраморе, на которой выгравировано имя одного из самых дорогих сердцу человека. Не передать словами как невыносимо, безумно, до неимоверной боли в рёбрах он скучает по самому родному человеку. Бабушка для него была лучшим другом, отличным собеседником, лучшим советником, и в какой-то мере заменила родителей. Прошло только два года со дня её смерти, но для Чонгука - вечность. Без неё сложнее, без неё больнее жить. Бабушка была единственным человеком, которого Чонгук всегда искренне боялся потерять. Никто не мог с ней соревноваться в заботе к нему, и сравниться с любовью к своему любимому мальчику никто не смел. Двух лет не хватило Чонгуку, чтобы заполнить своё одиночество после её потери. Его сердце больше не получает той родительской любви, которую дарили отнюдь не мама с папой, а совсем другой человек. Эта любовь давала сил, чтобы жить нормальной жизнью, но что теперь стало с этим сердцем? Оно стало словно неживым камнем, грузом, который тянет Чонгука на дно. Хотя куда уже хуже? – Привет, – Чонгук глаза свои поднять не может, всё смотрит в черствую землю и топчет её носком тимберлендов. Слёзы снова так предательски скатываются по замёрзшим щекам, и он даже не старается их смахнуть, дабы слыть за большого мальчика, который никогда не плачет. Плохо получается у него это, если честно. Вымученную улыбку выдавить всё же смог, – знаешь... , – и снова запинается на полуслове, не находя сил контролировать дрожащий голос, – я сегодня узнал кое-что значительное для меня, но не очень значительное для других, – Чонгук снова останавливается, чтобы вытереть кончиком длинного пальца, собравшиеся в уголках уставших глаз слёзы, – мама с папой разводятся. – Сжимает руки в кулаки и изо всех сил держится, чтобы не распластаться от обиды прямо на этой земле. Но обида ли это? Больше похоже на злость. Чонгук больше ничего не говорит. Не хочет. Просто тихо встаёт и уходит, мысленно говоря, как сильно он любит её по сей день. Как сильно любит своих недалёких родителей и ему плевать, что любовь эта никак не оправдана. Вот только проблема в том, что себя любить всё никак не научится. Нужно только попробовать - станет легче жить.*****
К вечеру холодный сентябрьский ветер пробирает до самых костей. Заставляет съёжится и укутаться в куртку по самый подбородок, что мало спасает на самом деле. Погода прямо под стать настроению. Хочется поскорее оказаться в своей любимой ничем неприметной комнате и заполнить свою душу музыкой, которая раны его лечит. Для Чонгука день выдался слишком тяжёлым. Паническая атака, которая почти унизила его перед незнакомцем, постоянно вспыхивала в голове, как надоедливая запись, которую поставили на повтор, в течении всего бесконечного дня, мол, смотри, как ты облажался. Где здесь нажать паузу? Где слово "Стоп"? Оправдываться перед посторонним человеком не хотелось от слова совсем. Чонгук этого незнакомца вспоминать не хочет, но очень хочет забыть. Не дай Бог завтра в школе с ним случайно пересечься, столкнуться. И самое ужасное, что в таком случае придётся поблагодарить за то, что этот парень увидел его дерьмовое состояние в чистом виде. Но то, что этот случайный прохожий спас его от погибели, у Чонгука не было и толики сомнений. Хоть и жить после произошедшего не захотелось на всю катушку, да как бы не меньше, Чонгук всё равно благодарен Вселенной за то, что спасла. Не оставила умирать в одиночестве, задыхаться от собственной слабости. Чонгук принимает правила её игры, не забывая поставить свои условия.*****
После школы я заеду за тобой, Чонгук-а. Нам нужно поговорить. Это сообщение вряд ли сулит что-то хорошее, но деваться Чонгуку не куда. Родители разводятся, а значит на него будут давить с двух сторон. Чувствует, что ждёт нежелательная нервотрёпка. Пойдёт ли здесь речь о его праве выбора? Как-то сомнительно. Но Чонгук уже выбрал с кем из родителей будет жить. А согласятся с ним или нет - это уже не его проблемы. Из-за плохого настроения, вникнуть в задание совсем не получается. Слова учителя проходят где-то мимо ушей, но точно не задерживаются в голове, в то время, как там гудят лишь одни и те же слова. Чонгук не хочет разговаривать с мамой. Не хочет слышать, что их семье пришёл настоящий конец и, что крепкий фундамент наконец дал трещину и ремонту не подлежит. И этот факт просто нужно принять. Нет. Чонгук просто обязан его принять и проглотить. Не подавиться бы только. Решение уже приняли без Чонгука, не спросив его мнения, не поинтересовавшись, что он будет чувствовать. Как-то несправедливо так поступать по отношению к сыну. Разве нет? Плевать, думает Чонгук. Разве его мнением вообще хоть когда-нибудь интересовались и внимали ему? Что-то не припомнится такого. Все оставшиеся сорок минут от занятия, Чонгук просиживает в полной отключке от всего, всё сильнее внутри загоняясь. Последний урок подходит к концу, а это означает, что пришло время поговорить о том, как сложится его дальнейшая жизнь. Хочется, чтобы в этот раз ему дали права выбора. Услышали его. Хорошие дети привыкли скрывать свои раны. Ну а страдания свои прячут просто мастерски. Они не показывают, что на самом деле в душе от печали своей сгорают, улыбаясь родителям самой искренней улыбкой, а после тихонько, с наступлением ночи, плачут в подушку. Обещают сами себе никогда не сдаваться. Обещают завтрашним утром проснуться и начать всё сначала. Потерянные дети знают, что нельзя показывать людям свои слабости. А покажешь - бить будут именно туда. В сообщении было написано о том, что госпожа Чон ждёт Чонгука прямо у входа в школу. Обязательно нужно было так близко парковаться? Чонгук тянет время, как только может. Он вообще не пытается ускорить шаг, медленно плетясь по длинному коридору. По дороге встречает знакомые и не очень лица. Среди толпы учеников, учителей и профессоров, виднеется одно уж больно знакомое лицо, только вот Чонгук всё вспомнить не может, где же видел этого человека. Какие-то вспышки воспоминаний проскальзывают в голове короткими отрывками. Развод. Туалет. Паническая атака. Нехватка воздуха и боль в груди. Какой-то парень. С того момента, который произошел в уборной, прошло много времени: около шести месяцев. В голове одна за другой всплывают картинки того ужасного дня. Того ужасного состояния. Как легко он забыл о том, кто не оставил его задыхаться. Хорошее всегда забывается быстро, но плохое всегда чётче очерчивается в памяти. Чонгук не хочет сильно заморачиваться, ускоряет свой шаг в сторону выхода и больше на него не оборачивается. Больше никого не оглядывает. Просто хочет смахнуть воспоминание, как осевшую пыль. Оно ему не нужно. Только вот сердце почему-то предательски быстро стучит, как будто подсказывает о чём-то. Предупредить хочет, показать. Чонгуку стоит прислушаться. Среди тысяч людей, Тэхён видит куда-то очень спешащего Чонгука, который по сторонам вообще не смотрит, быстро направляясь в сторону двери, как будто бежит от кого-то. От себя сбегает. Затерявшийся в толпе Тэхён машет рукой, чтобы хотя бы так привлечь внимание Чонгука, но все его попытки тщетны. Полный провал. Надо же, за полгода Тэхён его совершенно не забыл. Всё поговорить с ним хочет. Мечтает. Они обязательно встретятся вновь, потому что у судьбы свои планы. Вечер слишком быстро опустился на город и окутал многолюдные улицы в свои объятия. К концу рабочей недели людей на центральных улицах Сеула, как по расписанию, всегда было много. Все развлекательные парки для детей, кофейни, рестораны и кафе забивались ещё до наступления шести часов вечера. И кто знает, как это работает? Жизнь кипит здесь 24/7, люди заполняют свои истории жизни яркими моментами, чтобы было что вспомнить, когда заскучаешь. Смысл пытаются в жизнях своих найти. А он есть? Тэхён садится в самый дальний угол в автобусе, в тот, который так сердцу полюбился. Садится возле приоткрытого окна и чувствует мягкий ветерок, который приятно и ласково обдувает его щёки, чувствует его в своих таких же мягких волосах. Достаёт из сумки белые наушники, с которыми никогда не расстаётся, выбирает заслушанный до дыр плейлист. Он нажимает на "play" и музыка негромко начинает заполнять его мысли своим спокойствием. Тэхён глаза прикрывает и автобус трогается с места. Ему спокойно, хоть и на миг. Под закрытыми веками у него сразу вырисовывается образ одного человека, а музыка невольно подбрасывает его в прошлые воспоминания, которые Тэхён из головы всё выбросить не может (не хочет). Картинки в окне сменяются одна за другой, что даже не успеваешь запечатлеть их в памяти. Тэхён поворачивает голову в сторону окошка, удобно устроившись на мягком сидении и следит за городом, который живёт здесь и сейчас, в то время, как он живёт где-то на своей одинокой планете. Быстрыми кадрами улицы плывут друг за другом, растворяясь в нечто уже неважное. Тэхён наблюдает за чужими жизнями через призму своего восприятия. Он видит, как кто-то держится за руки, целует друг друга, как стеснительные взгляды влюблённых заставляют его улыбнуться уголком губ, кто-то кого-то крепко обнимает, как дети бегают друг за другом и корчат смешные рожицы. Чуждо ли всё это Тэхёну? Он сам уже не знает. Почему нельзя стереть из памяти воспоминания так же просто, как нажать на функцию "удалить"? Почему мы постоянно прокручиваем их в голове, зная, что возможность повторить то, что было в прошлом может просто не представиться? Мы храним воспоминания, как что-то необычайно ценное, спрятав в дальний угол шкафчика, чтобы не запылилось и не испортилось. Вытаскиваем их только тогда, когда до боли нуждаемся в тепле, которые они нам могут подарить. Прикладываем к сердцу, как пластырь, что в силах наши раны излечить. Тэхён в этом тепле нуждается отчаянно. Но сам светится изнутри ярче, чем любая звезда на ночном небе. Душа его сравнима с садом вкуснопахнущих цветов. Ему бы только перестать отрицать очевидное. Только вот печаль в том, что звёзды Тэхёна с каждым днём меркнут, гаснут, тлеют, забирая весь свет с собой. Небо тускнеет, превращаясь в чёрное пятно, которое ничем нельзя осветить. Если сегодня не получилось, не значит, что и завтра ничего не выйдет. Получится и Тэхён в этом уверен. Верит в это всем светлым, что в нём есть. Верить больше нечему. Искренность для него - не порок. Оно для него - его жизнь.