И ты знаешь, я пытался от этого избавиться, Пытаясь искать смысл в бессмысленных слезах и улыбках.
Второй день подряд идёт проливной дождь, а у Тэхёна в душе скребётся что-то от тревоги. Неприятно. Он смотрит, как капельки дождя стекают неровными полосками по чистому окну и так же не находит себе места, мучаясь тысячами вопросов. И всё без толку. Что эти чувства делают с Тэхёном? Они словно подчинили его, не давая возможности найти потерянный покой, не давая возможности вдохнуть это чёртово спокойствие. Ощущает себя таким жалким почему-то. И снова в себе это ненавидит. — Голос у тебя какой-то уставший. Ну или грустный, — подмечает Хосок как всегда всё верно, как будто уже знает обо всём наперёд. Тэхён крепко сжимает телефон в руке и лишь может подарить другу тишину, не найдя что ответить. Только протяжный, на грани слышимости нелёгкий вздох. Больше ничего. — Он так и не объявился? — а Хосок не собирается лезть не в своё дело, но спрашивает очень деликатно, чтобы не наговорить лишнего. И не ранить ненароком. Нервным постукиванием ногтями по отполированному столу, Тэхён пытается отвлечь свои мысли, лишь бы хоть на время немного успокоиться. И опять эта затея обречена на провал. Неудивительно. — Хён, мне надо будет немного поработать, поэтому позвоню потом? — врёт, себя убеждая или Хосока, он не знает. Только знает точно, что даже и слово выдавить из себя может еле-еле, а это предложение вообще далось ему с огромным усилием, потому что он просто устал. Открывает рот, чтобы оправдаться и снова закрывает, телепатически передавая другу, что обязательно будет в порядке — не делает лучше, а скорее, — напротив. Устал физически, морально и эмоционально. Тэхён уже даже не помнит какой день себя так изводит. Считать не приходилось. На короткое и очень обеспокоенное хосоково "ладно", Тэхён сбрасывает вызов и пальцами зарывается в запутанные волосы, пытаясь распутать клубок таких же неясных мыслей. В голове на повторе прокручиваются одни и те же вопросы: почему Чонгук снова пропал, и что Тэхён смог сделать не так, чтобы прийти к такой ситуации. Даже бесцеремонно ездил к Чонгуку домой, долго стучался в закрытую дверь, пока костяшки на пальцах не покраснели от боли. Тэхён так и не обнаружил его там, кажется, где очень надеялся найти, хоть и в душе едкое сомнение говорило, что всё это будет бесполезным. Так оно и случилось. Чонгука нет. Снова. Уже в который раз подряд Тэхён обновляет чат, где успел написать тысячи сообщений, которые так же остаются непрочитанными. Он просто пытается поверить, что Чонгук, если даже не в порядке, то хотя бы в безопасности, где бы он сейчас не находился. Тэхёну больно, почему-то. Сердце сжимается от обиды, почему-то. Ему непонятны действия Чонгука: он то притягивает к себе близко-близко, так, чтобы дать почувствовать вкус своих губ и силу рук, блуждающих беспорядочно по телу, то отталкивает на сотни километров назад. Так больно, что машинально хочется обнять себя за плечи, чтобы хоть как-то спастись от холода и не сломаться. Тэхён правда пытается не разувериться в нём, потому что просто зачем тогда всё это? Зачем нежные поцелуи, ласковые прикосновения холодных пальцев по мягкой коже? Зачем столько звёзд в глазах напротив, которые словно заведомо просят поверить и остаться? Зачем доверие и долгие взгляды поздно ночью в жалких сантиметрах лица, когда даже свет не нужен, чтобы увидеть этот тускнеющий блеск в уставших глазах напротив? Зачем тепло тела, переплетённые пальцы и смущение? Чонгуку что, правда плевать на всё это? Только дело в том, что Тэхён просто не хочет в это поверить. Потому что любит Чонгука до невозможного сильно, чёрт возьми. Потому что прямо сейчас дрожащими руками набирает номер, который запомнил наизусть, умоляя его поднять телефон. Потому что до какой-то дурацкой дрожи нуждается в родном голосе, который навсегда, кажется, отпечатался под сердцем. Тэхён, как зависимый от того, кто не может подарить ему те же чувства. Всё ждёт, что Чонгук поймёт, как сильно он дорог Тэхёну. И что он правда его любит. Даже если сейчас это кажется полным бредом и безумием, потому что... Разве любовь может так ранить, словно в груди пробивают сквозную дыру, которую заполнить - то и нечем? Кроме, как человеком, которым, кажется, давно и бесповоротно заболел. И лечиться не собирается никто. Вместо любимого голоса, Тэхён слышит противные гудки, больно бьющие по ушам, которые хочется заткнуть руками от неизбежности, словно это поможет справиться с омерзительным чувством потрясающей беспомощности.****
Я разрываюсь на части и падаю, А ты убиваешь меня изнутри.
Просто Чонгук всегда был сильным. Всегда. Даже если мир перевернётся, Чонгук всегда будет в порядке. Ему так люди говорили с жалкой завистью или досадой во взгляде. Но как оказалось — нет. Потому что сейчас Чонгук бьёт деревянную поверхность двери, размазывая свежую кровь по покрасневшим костяшкам, словно пытается сломать себе пальцы. К слову, он был бы рад такому исходу. Хвататься за остриё ножа и думать о том, сравниться ли эта боль, скользящая в его чёрной душе воспоминаниями, с той болью, которая растечется по мягкой бледной коже. Чонгук головой понимает, что пора бы прекратить эту драму, конца которой нет в этой вселенной, но, чёрт бы его побрал, он не в силах ей сопротивляться. И долбит эту дверь рукой до безумия долго, заглушая так душевные раны. Сломавшийся ребёнок, у которого не было поддержки, когда он чертовски в ней нуждался — прямо здесь и сейчас рассыпается в ничто, мечтая, что кто-нибудь пожелаеет его, ласково погладит по голове, как любящий родитель и скажет, что эта боль обязательно пройдет, ты только потерпи, мой мальчик. Что всё обязательно будет хорошо. Что сломанную и разорвавшуюся в клочья душу тоже можно вылечить. Но никто не приходит и не делает этого. Потому что Чонгук снова один. Потому что он по жизни в толпе всегда одиночка. Тэхён. Чонгук думает, что, кажется, он правда начинает сходить с ума. Он сам себе омерзителен. Опускается на пол абсолютно обессиленно, опираясь спиной о дверь, руками обвивает коленки. И снова боится. Боится, что сейчас правда накроет. Боится, что Тэхёна рядом нет. Боится, что этот раз точно будет последним и его сердце просто больше не выдержит такой пытки и наконец-то перестанет биться. Кажется, что Чонгук сейчас мечтает закрыть глаза, а завтра — больше не проснуться. Снова. Без Тэхёна тяжело. Но с ним ещё хуже. Тэхён все раны словно лечит, хоть и дарит вместо них новые, сам того не зная. Чонгук Тэхёна ненавидит так сильно, что просто ломается от осознания того, как любит до невозможного. Чонгук Тэхёна ненавидит так сильно, что чертовски в нём нуждается, и от этого пугающе странно. Чонгук Тэхёна любит до какой-то внутренней истерики и пошатнувшейся реальности. Любит до невыносимости, что от этого сносит крышу. Чувствует как с ресниц капают непрошенные горячие слёзы и этот мерзкий ком из подавленного воя, который застрял где-то между слезами и кровью на бледной коже. Задыхается. Где-то в сплетениях рёбер, снова так мало кислорода, и холодные пальцы невольно тянутся к грудной клетке, чтобы хоть как-то приглушить это мерзко расползающееся чувство. И снова беспомощность? Чонгуку правда уже не до шуток. Жалкий. А разве может быть по-другому? Влюбиться в человека, которого меньше всего на свете хотелось полюбить. Вселенная подкинула злую шутку, и Чонгуку почему-то совсем не смешно. Так нечестно, думает он. Но кто сказал, что в мире есть справедливость и ничтожная доля честности и правды? "Тэхён правда настоящий или это моя больная фантазия?", — то самое, что поставили на повтор в чонгуковых мыслях. Чонгуку почему-то страшно становится от собственного сомнения в происходящей реальности. Но ведь Тэхён не может быть вымышленным, потому что невозможно так правдоподобно любить. И чувствовать боль до невыносимого ярко. Кажется, его настигла неизбежность принятия.****
— Господин Чон, не хотите поделиться со мной историей этого красного пятна на ваших пальцах? — кажется, именно так выглядит неизбежность в лице Ким Намджуна. Чонгук отводит взгляд, потому что ненавидит своего психотерапевта, которого последний раз навещал около шести лет назад. Навещал на настоящем приёме. Ненавидит, что снова в нём нуждается, потому что как по-другому себя вытащить — вытащить живым, — он явно не имеет представлений. Ким Намджун — великолепный врач и точно специалист своего дела, который так много раз спасал Чонгука от внутренних срывов, что в последствии привело их к крепкой дружбе. Только таким другом, который ещё и души лечить умеет. — Брось, Намджун. Прекрати этот спектакль. — Чонгуку правда больше не до шуток. — Как ты узнал, где я? Меньше всего Чонгуку хотелось, чтобы кто-то узнал о его местонахождении. — Одна птичка нашептала мне, что ты не появлялся на работе целый месяц. А после вообще перестал отвечать на письма, сообщения и звонки. — Намджуну не нужно объяснять, что с Чонгуком вообще происходит. Он же чёртов врач. — И как давно Сокджин тебе рассказал? — Ну... где-то с самого начала. К слову, он очень за тебя волнуется. — Чонгука временами бесит эта простота и прямолинейность в голосе друга. Или же всё-таки врача? — Я просто дал тебе время, чтобы ты сам мог разобраться в себе.— Небольшая пауза, чтобы дать подумать, — Ну что, разобрался? — судя по угнетённому виду Чонгука, уставшим глазам и изувеченной руке — нет. Чонгуку не то, чтобы неловко, но ему точно плевать. Он развалился на диване, сползая всё ниже и ниже, потому что устал чертовски. И приезд Намджуна — не самое ужасное, что с ним происходило когда-либо. — Посмотри на меня, — просит чуть слышно и совсем ласково. Так просят, когда правда переживают. — Тебе снова снятся кошмары? — Опускает взгляд на чонгукову руку. — Не сочти за грубость, но твои круги под глазами просто кричат об этом, — Намджун не заваливает бессмысленными вопросами. Лишь говорит, что поистине видит. А видит он, что его друг, тот, который в последний раз так выглядел очень много лет назад, — снова вернулся к началу истории самоистязания. Чонгук как будто находится в какой-то прострации, обессиленный совсем до изнеможения, когда даже слово выдавить из себя невозможно. А поговорить с тем, кто тебя точно поймёт, с тем, кто точно уже заведомо изучил твою боль, с тем, кто точно не осудит — как обезболивающее на открытые раны. Он поднимает глаза и смотрит на друга, ища в глазах напротив это чёртово спасение. И боится озвучить мысли, которые изо дня в день сжирают изнутри, не давая покоя ни на минуту его потерянной жизни. Жизни, которая сейчас превращается в невыносимый кошмар. И, наверное, рассказать и поделиться с кем-то — не самое ужасное, что могло произойти с Чонгуком. — Я не помню, когда в последний раз нормально спал, нормально ел, выходил из дома. Я за руль только вчера за весь этот месяц сел и, знаешь, мне было настолько плевать, что я могу разбиться, потому что... — осекается на секунду, — потому что такая жизнь мне не нужна, понимаешь? — шёпотом и надломленным голосом, таким, который обычно бывает, когда вот-вот разрыдаешься от безысходности. Таким, когда режут без ножа очень больно. И снова хватается за плечи, судорожно себя обнимая. Снова опускает и сжимает руки на грудной клетке, словно пытается так закрыть сквозную дыру, которую пробили опять. Зубы стискивает очень сильно, почти до скрежета. Намджун смотрит на Чонгука, но не с жалостью во взгляде, потому что Чонгук ненавидит этот взгляд. Наоборот, смотрит на него, как на самого сильного человека в этом мире. — Ты же знаешь, что я могу тебе помочь? — опять очень ласково. Чонгук точно это знает. — Скажи мне, что тебя беспокоит ещё? — Намджун сейчас не о детской тяжёлой истории и не о поломанной психике. — Что ещё тебя тревожит, Чонгук? Смысла скрывать от Намджуна, что больше не помещается внутри — вообще нет никакого. Он всё равно узнает. Не сейчас, так завтра. — Я влюбился в Ким Тэхёна. И это моя личная катастрофа. Всё. Одна фраза, одно имя. И Намджун слегка, но незаметно напрягается, потому что фамилия Ким больно бьёт по ушам. Но сколько в Корее людей с такой фамилией? Не считая его самого. Миллионы. Но Намджун уже уверен заранее, что знаком с этой семьёй. — Ты сказал ему об этом? — осторожно. — Нет, — очень глухо. — Тэхён знает, что с тобой случилось в школе? — Намджун старается спрашивать с мягкостью в голосе и молится, чтобы он не дрогнул. — Он помог мне, когда я задыхался в туалете от очередной панической атаки. — Всё так же безучастно отвечает Чонгук, как будто речь сейчас вообще не о нём. — Всё в порядке, Чонгук. Я рядом, мы разберёмся с этим, хорошо? — Намджун садится рядом с другом и обнимает его за плечи очень крепко, мысленно передавая, что точно никуда не уйдёт, не денется и не бросит. Я знаю так и остаётся не озвученным в голове, растворяясь тишиной в этой пустой комнате. Потому что уже ничего не будет в порядке. Потому что Чонгук не хочет приходить к принятию. Он абсолютно точно уверен, что ненавидит Тэхёна. И всю его семью. Всегда ненавидел.****
Выполнив долг перед Намджуном, Чонгук собрал себя в кучу и позвонил Сокджину, сказав, что правда в порядке и в скором времени вернётся к работе с новыми силами. Звучит, как обман, если честно. "Компания без тебя загнётся, Чонгук. Позвони ему, пожалуйста. Он правда волнуется". "Позвоню". Чонгук кроме пропущенных от Сокджина, видит ещё тысячи сообщений и звонков от Тэхёна с различными просьбами и мольбами ответить хоть на одно из них. "Чонгук, не закрывайся от Тэхёна. Дай себе и ему шанс. Не принимай поспешных решений". "Я постараюсь, — неуверенно". "Тэхён неплохой парень. Я знаком с ним лично. Прошу тебя, дай себе шанс быть счастливым". Перестать прокручивать в голове слова Намджуна — невероятно сложно. Повторять одну и ту же фразу "Тэхён неплохой парень" и "Дай себе шанс быть счастливым" — тоже. Чонгук подходит к зеркалу и даже не удивляется, как отвратительно он выглядит. "Я оставил тебе некоторые успокоительные на прихожей. Пожалуйста, прими одну в моём присутствии. А остальные забери и спрячь на случае чего". После них действительно становится немного, но легче. Пора возвращаться в реальность. Возвращаться к нему.****
— Вау, — вырывается как-то резко. — Как твои дела, Чонгук? — Сокджин правда искренне удивлен и рад невероятно, потому что скучал очень сильно. — Снова чувствую себя живым. — Улыбается уголком губ, а внутри расползается то мерзкое чувство, которое обычно возникает во время долгого отсутствия среди людей. Чонгуку некомфортно. Но надо бороться. — Выглядишь отлично, — Сокджин не знает, как правильно выразить то, как сильно скучал. Но всё равно старается. — Как себя чувствуешь? — осторожно, почти шёпотом. Чонгук знал, что подобных вопросов вряд ли возможно избежать, хоть и слабо в это верил. — Я в порядке, — Чонгук не злится, лишь хочет быстрее начать работать, чтобы обойтись без разговоров по душам. Он это ненавидит. — И спасибо, что всё это время заменял меня. — Всего лишь искренняя благодарность в голосе Чонгука, а Сокджин уже расплывается в дурацкой улыбке перед ним. Но в ответ ничего не отвечает, тихо закрывая за собой дверь и удаляясь в свой кабинет. Тэхён нервно теребит свою толстовку, кусая губы до крови. Что мало спасает. Он правда пытается жить так, словно никакого Чонгука не было в его жизни никогда. Потому что между ними какая-то чёртова пропасть во всём. — Директор "Мун" вернулся. — С абсолютным спокойствием и будничным тоном сообщает Хосок, заходя к Тэхёну на чай. — Когда ты уже научишься запирать квартиру на замок, бесстрашный ты мой друг? Тэхён спрятал лицо в руках, но теперь медленно опускает ладони, чтобы перевести неверящий взгляд на Хосока, который говорит о том, что Чонгук снова вернулся на работу так, словно рассказывает о последних новостях, случившихся в мире. — Улыбнись уже, — просит Хосок, потому что боится, что последует после того, когда Тэхён перестанет пребывать в прострации. — Что ты сказал? — Чонгук вернулся, говорю. — Хосок улыбается, потому что лицо у Тэхёна, словно ему сообщили, что его выбрали в качестве астронавта для полёта к любимому человеку на другую планету. Тэхён хватает свой телефон и заглядывает в сообщения, громко вздыхает, потому что около них стоят значки "прочитано". Сердце снова разрывается. Вот только теперь не от волнения, но точно от облегчения. Чонгук долго смотрит на мигающий курсив в окошке для сообщений, боясь набрать несколько слов и сказать, что в порядке. Наверное. А слова Намджуна пульсируют в голове, заставляя её сжиматься от невыносимости. Может быть действительно просто попробовать дать ему шанс. Дать шанс себе и рассказать о своей боли абсолютно честно и просто посмотреть, что произойдет. Теперь я готов.