(Не)Беззаботная юность

Не заметить было сложно. Но Джисон отчаянно надеялся, что не заметит. Однако он забыл учесть один факт. Когда дело касалось него, Хенджин был невероятно внимателен. И, конечно же, старший (лишь по месяцам, не более того) заметил, что Джисон его избегает. Не то, чтобы всерьез, но поймать, почти не удавалось. Хенджин злился и обижался, а Джисон проводил свое свободное время в студии. Он не шутил, когда говорил, что у него полно идей. Но не то, чтобы Бомгю или Чанбин были против. Разве, что только иногда Джисону приходилось торчать в одиночестве, ведь Чанбин носился с какой-то студенткой из Китая по университету, а Бомгю утаскивал Субин, бормоча, что отдыхать тоже надо. (Он, правда, грозился и до Джисона однажды добраться, но Джисон отмахивался, приговаривая, что вообще-то из них двоих именно Хан старше). В любом случае блондин зарывался в свои тетради, изредка появляясь на занятиях и отчитываясь на них, после чего вновь прятался. И все пропуски сходили ему с рук, ведь преподаватели его знали и любили. За глаза, да и в них глядя тоже, называли гением и готовы были пылинки со студента сдувать, лишь бы продолжал писать и сочинять. Поэтому Джисон ото всех отговаривался работой, запирался в студии и никого к себе не подпускал. Являясь каким-то неуловимым, только и распуская слухи среди студентов. Но Хан игнорировал их все, даже пропуская сборища своих друзей. На сообщения в чате отнекивался и прикрывался какой-то очень важной работой, которую вот обязательно надо закончить в ближайшие недели. К чему такая срочность — никто не понимал, но спорить было бесполезно. Его иногда видели в коридорах университета — пролетавшего мимо так стремительно, словно вихрь. С неизменной темно-зеленой тетрадью, повидавшей многое, судя по загнутым уголкам и потрепанной обложке. Он пробегал мимо, здороваясь со знакомыми и кланяясь преподавателем, успевая клятвенно тех заверить, что зачеты и экзамены все сдаст на высшие баллы. И тетрадь эта была неизменно с ним, зажатая в руках. Кто-то даже говорил, что видел его в кафетерии университета (только тогда, когда остальные на занятиях), пишущего в этой самой тетради. В любом случае смысл оставался прежним — Хан Джисона видели многие, но никто не мог точно сказать, где он мог быть. Когда говорили, что он в студии — его там обязательно не оказывалось. И Хенджин начал отчаиваться — Джисона необходимо поймать и поговорить. О чем — Хенджин и сам не знал, но хотел верить, что нужные слова найдутся. Осталось только найти. И можно было бы попытаться прийти к нему домой, но там Чанбин. Это раньше он для Чанбина был одним из любимых донсэнов, а сейчас ему, и подойти нельзя — радушного приема не окажут точно, так можно еще и по шее схлопотать. Бомгю тоже не вариант, он Хана никогда не выдаст, даже под пытками (и Хенджин иногда завидует, когда только эти двое успели такую связь развить). Пропустить танцевальную репетицию и подкараулить около студии — тоже не прокатит (Минхо открутит голову, если узнает). Вот и остается Хенджину надеется на чудо, что может быть, Джисону надоест от него бегать. Не будет же он бегать от него вечность — в конце концов, у них общий круг друзей, рано или поздно пересекутся. Но, видимо, Хван забыл о невероятном упрямстве своего младшего друга. Если Джисон что-то решил, то обязательно это получит. А потому Хенджин продолжает только следить за тем, как мелькает в университетских коридорах небольшая фигура Джисона. И он отчаянно хочется приблизиться, но тот ускользает из его рук, точно вода.

***

А потом в лучших традициях какого-нибудь глупого фильма они встречаются, когда оба этого не ожидают. Неожиданный дождь (хотя обещали солнечную и ясную погоду) путает их планы и заставляет столкнуться лицом к лицу (а может, это судьбе надоело смотреть на них). Хенджин роняет зонтик, под которым прятался от холодных капель, а Джисон роняет и себя, и свои книги. Они смотрят друг на друга какие-то несчастные секунды, а потом Джисон кидается спасать свои предметы от дождя, что никого не щадит. Хенджин ему хочет помочь, а потому тянется к ближайшей вещи около его ног — при детальном рассмотрении он узнает в ней темно-зеленую тетрадь. И уже протягивает к ней ладонь, когда резко поручает по рукам, и тетрадь у него выхватывают из-под носа. — Не прикасайся к моим вещам, — Джисон шипит хуже рассерженного кота Минхо. — Раньше тебя это не беспокоило, — ему не хочется, но Хенджину все равно удается звучать обиженно уставшим. — Что изменилось теперь? — Все, — кидает моментально Джисон, прижимая тетрадь к себе (ему плевать на то, что противные капли дождя заставляют одежду быстро намокать и липнуть к телу, главное — спасти тетрадь). — Хани, — Хенджин зовет ласково, так как всегда это делал, но натыкается на чужую неприкрытую ничем злость. — Не зови меня так, — Джисон ощетинивается моментально, напоминая еще больше кота. — Ты не имеешь на это право. И Хенджину то даже крыть нечем. На него внезапно наваливается дикая усталость. Но лишь сжимает зонт в руках и смотрит на Джисона. У того светлые пряди слишком отрасли, в глаза уже лезут. Одежда промокла почти насквозь (да и кто носит толстовку поверх футболки в начале марта, когда еще холодно), заставляя того подрагивать. На лице все признаки недосыпа (эти синяки под глазами вообще когда-нибудь исчезнут?), и щеки выглядят еще худее (Хенджину хочется наорать и на Чанбина, и на Бомгю, куда те двое вообще смотрят). Вот только Хани его забота даром не сдалась. — На что я еще не имею права? — и спрашивать то страшно, ответ ведь не обрадует вовсе (но хочется знать, есть ли еще хоть один крохотный шанс). — Ни на что Хенджин, — голос Джисона дрожит от холода, да и сам он весь как-то сдувается, утихает его злость. — Не надо больше — не ищи меня, пожалуйста. И смотрит прямо в глаза, а Хенджину хотелось бы, чтоб иначе все было. Где-то там сзади сигналит машина, и Джисон подрывается с места, оглянувшись. Хенджин машину узнает (даже если поверить поначалу не может) и смотрит на то, как неугомонный мальчишка уносится все дальше, продолжая ускользать из его ладоней, как вода. Хенджину бы назад вернуться, тогда может и право прикасаться к чужой тетради, не потерял бы. Тогда может, и в глазах Джисона не было видно столько боли. Но машину времени так и не придумали, а чинить вещи — Хенджин никогда не умел. А хотелось бы научиться.