***
Йеджи знает, что он слушает эту песню каждый раз, когда не может уснуть (к сожалению, почти каждую ночь). Вслушиваясь в чужой голос, прикрывая глаза и пытаясь представить, что не одинок на этом балконе (а хотелось бы быть на соседнем, ничем не отличающимся почти, балконе). Иногда это занимает десять минут, а иногда растягивается на часы. Все это время Йеджи сидит по другую сторону балконной двери, не смея прерывать, но и не желая оставлять в одиночестве. Она появляется только тогда, когда песня прекращает звучать. Подходит и встает рядом, смотря на яркие вывески и огни ночного города. И всегда молчит потому, что вряд ли когда-то сможет подобрать нужные слова. Хенджин стоит рядом с телефоном в руке и прямой спиной, будто лом проглотил. Йеджи на него смотреть страшно (то, что она увидит, покажется ей слишком знакомым). — Он не вернется, — голос Хенджина приглушенный и слегка грубый от длительного молчания. — Хани не вернется. У Йеджи внутри все переворачивается, когда Хенджин на нее смотрит. И она поворачивается тоже, пытается выстоять против его взгляда. А это тяжело, когда на тебя чужое отчаяние давит, почти пригибая к земле. У Хенджина глаза человека, потерявшегося всякую надежду. Йеджи кажется, что она смотрится в зеркало (ведь тоже такое когда-то было, просто забыть желала об этом). — Хенджин, — тихо зовет она, не зная, что сказать. Говорить, что все наладится глупо. Обещать, что все будет хорошо, не надежно. Хенджин ведь сам уже все решил. И его не переубедить (они все такие упрямые тут собрались, и в этом их несчастье, наверное). — Не надо, Йеджи, — просит он устало, даже плечи опускаются, и сам как-то даже меньше становится. — Ты должна понимать меня лучше, чем кто-либо еще. И Йеджи его понимает. Она знает, что это за чувство, когда внутри все разрушается. Когда надежды больше не остается. Когда самый важный человек не возвращается. Йеджи понимает.А хотелось бы не.