Измены и прочие катаклизмы

Через два месяца Ларс и Ронья поженились. Сколько бы Клеменс не валялся в ногах у Роньи, умоляя сохранить их семью, Ронья оставалась непоколебима в своем решении. Поскольку брак Клеменса и Роньи не был зарегистрирован официально, то и никакого бракоразводного процесса не было. Маттиас расстался с Кристлин и обвенчался с Клеменсом вскоре после свадьбы Ларса и Роньи. Ларс купил для семьи новый, просторный дом, и через девять месяцев после свадьбы Ронья родила ему сына Эмиля. Пылкой страсти к мужу Ронья не испытывала, но ей было спокойно с тихим, уравновешенным Ларсом, который с нее пылинки сдувал, с ним она чувствовала себя под надежной защитой. Спустя год после регистрации брака суррогатная мать родила Клеменсу и Маттиасу сына Кристофера. Их молодая семья купила дом по соседству с домом Ларса и Роньи. Вопрос с общими детьми Клеменс и Ронья решили, как и подобает цивилизованным европейцам – их дочери жили на два дома, то с мамой Роньей и папой Ларсом, то с папой Клемом и папой Матти. Девочки считали, что у них две пары родителей, и любили обоих братиков. По праздникам две семьи собирались за одним столом и обменивались подарками. Если Ронье и Ларсу нужно было куда-то уйти, они оставляли Эмиля с Клеменсом и Маттиасом. Те, в свою очередь, «подкидывали» им Кристофера при необходимости. Когда Эмилю исполнилось пять лет, Ронья родила дочь Бьорк, а вскоре суррогатная мать родила Маттиасу и Клеменсу второго ребенка – дочь Анхелику. Шло время. Дети подрастали. Маттиас был по-своему счастлив, ведь он получил все, о чем мечтал – семью с любимым человеком, детей, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что все это - из разряда «не было бы счастья, да несчастье помогло». Он знал, что часть души и сердца Клеменса навсегда отданы Ронье. Временами Клеменс становился угрюмым и молчаливым, много курил, и Маттиас понимал, что причина такого состояния любимого – тоска по Ронье. Он видел, с какой болью Клеменс смотрит на Ронью, понимал, что Ронья всегда будет нужна Клеменсу если не в качестве жены или любовницы, то хотя бы в качестве друга, и что она всегда будет присутствовать в их жизни. Но упрекнуть Клеменса в чем бы то ни было Маттиас не смел – ведь он знал, на что идет, когда делал Клеменсу предложение руки и сердца. Он лишь терпеливо ждал, когда любимый выйдет из этого состояния, и вновь будет улыбаться и шутить.

***

Прошло десять лет со дня получения рокового видео, так кардинально изменившего жизнь стольких людей, как пришла беда. Ларс стал чувствовать слабость, головные боли, которые все усиливались и усиливались. Он прошел обследование, и врачи поставили неутешительный диагноз – неоперабельный рак головного мозга четвертой стадии. Надежды на излечение не было. Ларсу оставалось жить несколько месяцев. Услышав страшный приговор, Ларс произнес лишь два слова – божья кара. Его экстренно госпитализировали. Ронья вернулась домой из больницы, раздавленная горем. Ее верный друг и защитник, который подарил ей десять лет спокойной, безмятежной жизни, стоит на пороге вечности, а она остается одна в этом неласковом, жестоком мире, где ей теперь ежедневно придется биться за себя и своих детей. Ронья опустилась на колени, вцепилась в свои волосы и завыла, как подстреленная волчица. Дети сейчас с Клеменсом и Маттиасом. Был поздний вечер, и Маттиас с Клеменсом, должно быть, уже уложили их спать. Это к лучшему – дети не должны видеть свою маму такой! Ей сейчас нужен друг, которому она могла бы излить душу. Ронья набрала номер Клеменса. - Клем, приходи, ты мне сейчас очень нужен! – всхлипывала она, - Маттиас пусть остается с детьми, а ты приходи.

***

Клеменс появился на пороге через три минуты. Его лицо выглядело встревоженным – его ни на шутку напугал плачь Роньи в телефонной трубке. - О, Боже, Ронья!.. Что случилось?! Клеменс заключил Ронью в объятья и прижал к своей груди. - У Ларса рак! – Ронья вновь разрыдалась и уткнулась лицом в грудь Клеменса. - Он выкарабкается! – Клеменс прижимал Ронью к себе все крепче, гладя ее волосы и спину. - Не выкарабкается! Четвертая стадия! Неоперабельная! Известие о болезни так его подкосило, что он повредился рассудком – всё про какую-то божью кару твердит. - А ты верь! Молись и верь! Клеменс взял лицо Роньи в свои ладони, поцеловал ее в лоб, затем в обе щеки… Сам не заметил, как поцеловал в губы. И вот уже он, не встречая сопротивления, расстегивает ее блузку и шепчет ей на ухо: «Ронья, родная! Любимая!»…

***

Ронья лежит на постели, обнаженная. Клеменс навис над ней, зацеловывает каждый квадратный сантиметр ее кожи от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног, жадно вдыхает аромат ее тела. - Ронья, любовь моя!.. Десять лет! О, Боже! Целых десять лет! Ты не представляешь, как я тосковал по тебе все эти десять лет! Он пристально посмотрел в ее глаза. - И как же нам теперь быть, Ронья?.. - А никак! – Ронья резко встала и набросила халат, - Иди домой, Клеменс. Тебя ждут муж и дети.

***

Когда Клеменс вернулся домой, опустив голову и не смея взглянуть на Маттиаса, тот понял ВСЁ! Боль, как острый нож, наотмашь полоснула по его сердцу, оставив рваную, кровоточащую рану. Объяснять что-либо было излишним. Повисла тягостная пауза. - У Ларса диагностировали рак. Он умирает, - наконец не выдержал молчания Клеменс. - И ты, как верный друг, подставил Ронье свое плечо! А заодно – и свой хуй! – зло усмехнулся Маттиас. - Маттиас! Я тебя не узнаю! Ларс умирает!!! А тебя это ничуть не трогает?! Все, что волнует тебя сейчас - это глупая, пошлая, вульгарная ревность?! - Клеменс поднял на Маттиаса прищуренный взгляд. Ему сейчас нужно было за что-то зацепиться, чтобы обвинить Маттиаса, а самому выйти из ситуации белым и пушистым. - Только не говори мне, что теперь, когда Ронья без пяти минут вдова, в твоей душе не поселилась надежда! – в глазах Маттиаса стояли слезы. Клеменс прошел в спальню, взял свою подушку, вернулся в гостиную, бросил подушку на диван, и со словами «Лягу здесь. А ты, сделай одолжение, избавь меня от дешевых сцен!» лег на диван, и, укрывшись пледом, демонстративно отвернулся лицом к стене.

***

Маттиас прошел в спальню, упал на постель, и зарывшись лицом в подушку, глухо заплакал. Душа нестерпимо болела – бумеранг вернулся. Если раньше Клеменс обманывал жену с ним, Маттиасом, то теперь они с Роньей поменялись местами: она – любовница, а он – обманутый супруг. Их любовный треугольник воистину не убиваем. Вдруг он почувствовал прикосновение маленькой детской ладошки к своему затылку. Маттиас поднял глаза – у их с Клеменсом кровати стояла четырехлетняя Анхелика. Имя подходило малышке, как никакое другое – она и в самом деле была похожа на ангела: огромные, насыщенно-синие глаза, обрамленные длинными ресницами, и пшеничные, как у Клеменса, длинные волосы. - Больно? – спросила малышка, гладя Маттиаса крошечной ладошкой по щеке. Ее бездонные глаза наполнились слезами. - Да, Ангелочек, очень больно, - Маттиас провел ладонью по золотистым волосам дочери. - Тебя папа Клем обидел? - С чего ты взяла?.. - Я слышала – он на тебя кричал, - девочка обвила шею Маттиаса ручонками, прижалась щекой к его щеке и заплакала, - Папа Матти, не плачь, пожалуйста! В это время в спальню вошел Клеменс. Он услышал голоса и решил разобраться, что там происходит. - А ты что тут делаешь?! – обратился он к Анхелике, - А ну, марш в свою постель! Малышка кинулась к Клеменсу и ударила его крошечным кулачком по бедру. - Не обижай папу Матти! Клеменс наклонился и попытался взять дочь на руки, но та от него отстранилась. Тогда Маттиас встал с кровати, обнял Анхелику, поцеловал и взял ее ручку в свою руку. - Пойдем, Ангелочек! Дети должны спать в это время. За меня не переживай – видишь, я уже не плачу.

***

Когда Маттиас вернулся в спальню, Клеменс ждал его там. - Ты что, совсем ебанулся?! – в голосе Клеменса слышался гнев, - Манипулируешь ребенком и настраиваешь ее против меня! - Клем, я ей ничего не говорил! Дети – они ведь как барометр – всё чувствуют. Не всегда всё понимают и не всё могут выразить словами, но чувствуют всё! Они молчали несколько минут. Наконец Клеменс опустился на колени рядом с Маттиасом, обнял его колени и уткнулся в них лицом. - Прости меня, Матти. Я сегодня немного перенервничал. Паршивый вечерок выдался. Меня и в самом деле расстроила болезнь бедняги Ларса. Я люблю тебя, Матти. Ты и наши дети – самое дорогое, что у меня есть, и меньше всего на свете мне бы хотелось причинить вам боль! Клеменс поднял на Маттиаса глаза. Их взгляды встретились. В эту минуту Маттиас готов был отдать руку на отсечение –Клеменс был самой искренностью. Его чистые, бездонные глаза, глядящие Маттиасу прямо в душу, не могли лгать. Из уст Маттиаса чуть было не вырвалось: «И Ронью ты тоже любишь…», но он тряхнул головой, как муху, прогоняя назойливую, но от этого не менее очевидную мысль. Его ладонь легла Клеменсу на голову, пальцы зарылись в шелковых волосах. Клеменс мягко толкнул Маттиаса назад, стянул с себя футболку и прильнул губами к губам супруга. Что такое? От кожи Клеменса исходит едва уловимый запах – аромат любимых духов Роньи вперемежку с запахом ее собственного тела. «Стоп, Маттиас! Не забивай себе голову тем, что тебе не нужно!» И Маттиас закрыл глаза, позволяя губам Клеменса спускаться вниз по своему телу. Какие мягкие, нежные, волшебные губы, заставляющие вибрировать каждую клетку тела Маттиаса! За эти губы Маттиас готов умереть! Он выгнул спину и слабо застонал. В эту ночь Клеменс был нежен с Маттиасом, как никогда ранее.