Сдержи своё слово: дежавю

Дверь открылась, и Чуя прошёл внутрь. Всё казалось обыденным и без новинки, но мужчина заметил один недочёт: Хитоми громко поздоровалась из своей комнаты, а как таковых явных шагов не было слышно. Он сразу учуял неладное, потому сильно удивился и в малой степени испугался, когда девчушка столкнулась с ним в проёме. Успел вовремя подхватить. — Тихо-тихо, не падай, — он беспокойно пробежал взглядом; сильное внимание обращено исключительно на ногу, где выделялся бинт. — Если это очередная травма, случившаяся на физкультуре, слово даю, я запрещу тебе играть в эти чёртовы игры с мячом. Присядь-ка, — Чуя помог дочери дойти до комнаты, думая, что самостоятельно она на свободное перемещение в данный момент совершенно не способна. — Пап, пара месяцев впереди — и всё, конец, — Хитоми старается перечить всяческими способами. — Не глупи. Предыдущие травмы чуть до переломов не доходили, а тебя тянет к этим играм как пчёл к мёду, — мужчина помог сесть на кровать и приземлился рядом; наклонившись вперёд, пытался как можно подробнее осмотреть ушибленное место, но о касании и мысли не возникало. — Болит сильно при ходьбе? — Совсем нет, — рыжеволосая малость помотала головой из стороны в сторону и с полуприкрытыми веками продолжила, перебивая тем самым отца, пытавшегося что-то сказать: — Мне нельзя пропускать занятия, и ты это прекрасно понимаешь. — Поверь, нам ни к чему лишняя нагрузка на твою ногу или ещё хуже — осложнение. — Можно использовать… — Мы говорили об этом тысячу раз! Я не поленюсь напомнить: способность ни за что нельзя использовать при людях. — Это лес — не город. — Хитоми, нет, — у мужчины на лице нет конкретно выраженной эмоции — целый набор, состоящий из гнева и беспокойства, ответственности и серьёзности. — Будь то город, лес, поле, горы, деревня… Нельзя, понимаешь? Проблем здесь хоть отбавляй, и не дай Бог я узнаю, что ты во что-то ввязалась, — он на миг примолк в ступоре. — Как ты добралась до дома? — По старинке: автобус, пешочком, пешочком… Её враньё сказано не зря. Выбора густого не было, поэтому Хитоми, поразмыслив над одной нелепой отговоркой и чистейшей правдой, решила нагло соврать и при этом не покраснеть. Чуя бы стопроцентно кричал, говорил о морали и выдуманных правилах, в которых он ставит на первое место пункт о местонахождении их дома, что просто обязан храниться в секрете. Хитоми неоднократно говорила, что помощь психолога — хороший и весьма эффективный способ наконец влиться в социум по уши и признать факт: не все люди, собственно говоря, подлые, не все из них ходят с надеждой ограбить, убить, использовать в собственных целях или как следует помучить перед кончиной. Так же стоит отметить, что, замолвив о очередном вранье с использованием способности в качестве быстрого перемещения, Чуя начал бы не просто о глупости сего твердить, а и вести некое наблюдение. Чёрт возьми, да никакой бы свободы не было. Накахара странно заглянул дочери в глаза и даже поверил. Не мог он догадаться, что Хитоми когда-нибудь нагло солжёт. Просто не мог. — Две недели ты сидишь дома. Спорить с Чуей смысла как такового не существовало: он всё равно будет добиваться своего. Хитоми, впрочем, не промах и может отстоять свою точку зрения или же просто-напросто пойти против правил, выйдя на улицу во время отсутствия отца. Девочка во всяком случае хитрая натура, выкрутиться для неё раз плюнуть. Но есть ли в этом толк? На следующий день она сидела дома и позволила себе отключить будильник. Чуя следовал чёткому расписанию: сначала охота, следующим чередом идёт город и продажа пойманной добычи. Может, в этот день ему повезёт куда больше предыдущих. Подобными надеждами он жил на протяжении долгих лет, и настало время твёрдо сказать: «Блять, да достаточно!». У Хитоми всё складывалось куда мучительнее. Если у её отца есть определённое дело, цель и ежедневное задание, то в её случае только хорошая — нет, даже отличная! — и активная работа мозгами перед открытыми учебниками и тетрадками. Она теряется между строк, пытается что-то записать поспешно, но всё выходит коряво и непонятно. Девушка занимается учёбой минут эдак двадцать, а сосредоточиться никак не выходит. Её не отвлекают посторонние звуки, доносящиеся из улицы или в самом доме, потому что их попросту нет: оградила себя в буквальном смысле от всего возможного, дабы вникнуть в саму суть неимоверно запутанной математики. — Чёртовы экзамены. Эту фразу она роняла автоматически и не замечала сказанного. Похоже, рыжей уже осточертело получать более-менее подобающие оценки. Чуя, приходя домой, то и дело задавал вопрос: «Нога болит?». Мало времени прошло, однако Хитоми каждый раз отвечала отрицательно. День за днём, параграф за параграфом. Учить новый материал самостоятельно — полнейшая неразбериха и сплошной запутанный клубок ниток, в котором надо отыскать самое начало. Трудно, но реально. Чуя порою мог помочь с той же самой математикой. Память его, конечно, провальная — читая с Хитоми параграф, немного вспоминает и по возможности объясняет. — Ты поняла? — спросил Накахара, тыкая пальцем в книгу и устало смотря на дочь. — Ну да-а-а, — сомнительно тянула несчастную гласную и неспешно кивала. — Ясно, ты ничего не поняла. Если бы у него была возможность объяснять ей понятнее, доступнее и в то же время развёрнуто, то времени бы не пожалел. — Два на два? — Чуя уже напрямую решил подшутить или ввести в тупик. — Четыре. — Почему не пять? Докажи мне, что два на два — четыре, а не пять, — бывший мафиози говорил настолько самоуверенно и серьёзно, что девушке на миг показалось, что он ни капли не шутит. — Ты издеваешься надо мной? — Ну, — запнулся он, — да. С чем-чем, а уж с юмором у него реально беда. По крайней мере, Хитоми казалось, что его выкинутые фразы изредка имели смешной смысл или переходили в глупую издёвку. В итоге из-за подобного хохотали либо вдвоём и синхронно, либо помалкивали. Несмотря на часто проведённое с отцом время, Хитоми скучала. Скучала по школе, как бы фантастично это не звучало в её возрасте и в её положении. Кто-то постучал в дверь, когда она занималась ненавистными уроками, и грех был не подняться и встретить отца. Вопрос таков возник во время неуклюжей ходьбы с прыжками на здоровой ноге: «Зачем стучать, когда ключи с собой?». Но за дверью стоял далеко не Чуя. — Хитоми-и-и! — радостно воскликнул парень. — Как ноженька твоя? Хромаешь? Небось тебя на ручонках носят туда-сюда, да? — Акихико? — удивляется своеобразно. — Что ты здесь забыл? — Тебя не было в школе почти неделю. Я с ума схожу! Понимаешь? Мне скучно одному сидеть, а рюкзаку, к сожалению, разговаривать не дано, — Акихико в молительном жесте соединил ладони и подставил к подбородку, надув губы. — Когда ты уже пойдёшь на занятия? — Отец приказал две недели в этой коробке сидеть, — быстро пожимает плечами. — Проходи, — она не просит — настаивает определённым тоном голоса, понимая, что лучше провести свободное время с кем-то, нежели одной; пока отца нет, можно. — О, как любезно! Между прочим, я не с пустыми руками. — Что там у тебя? — Я тебе конспекты принёс. Хитоми готова делать что угодно, но только не затрагивать тему о учёбе, не заниматься ею некоторое время: в горле уже сидит и душит беспрерывно. К слову, Акихико и фрукты с собой притащил. Девушка показала ему свою комнату и чутка постыдилась: паренёк-то городской, к подобной обстановке наверняка не привык. Хотя, судя по его выражению лица и словам, остался бы здесь жить, отдыхая от городской суеты, прощаясь с вечным шумом моторов. Они активно обсуждали школьные новости, и парень делился абсолютно всем. Впрочем, ничего особенного не происходило: глупцы снова не поделили мяч, вышедший за грань поля; девчонки подходят друг к другу и делятся новинками моды, спорят; учителя всё пилят и пилят. Взаправду сверхнового Хитоми не услышала. — С ногой всё действительно плохо? — шатен кинул в рот дольку апельсина, сидя на кровати. — Нет. Просто мой папа волнуется, вот и не отпускает, — девушка сквозь вздох взглянула на ушибленную ногу. — Такой же контроль и у меня когда-то был. Я матери своей сказал, мол, достаточно переживать из-за пустяков, это всего лишь насморк, он не отменяет учёбу. Представляешь, она надолго примолкла после этого. — Ты бессердечный, — фыркнула Хитоми. — А ты? — настойчиво прожигал парень её своим взглядом. — Ты разве не такая же? Вообще давай посмотрим с другой стороны: я вот, к примеру, отношусь ко всем по-человечески, если мне не преграждают путь, по которому я иду. — Умное решение… Так что там по урокам? — Ты мастак менять темы. Ей уже не душно выслушивать каждое опрокинутое слово Акихико. Хитоми сквозь пролетевшее мимо время осознала, что парень далеко не дурной и воспитан в такой манере, где главная почва хороших отношений — поддержка, поддержка, ещё раз поддержка. Подростки никак не хотели воспринимать факт о скором столкновении с датой последнего звонка, после которого экзамен считался очередным испытанием на натренированную память и тщательную подготовку. Когда речь зашла о поступлении в университет или тот же колледж, Акихико отвечал в сопровождении скромного смеха: «Моё будущее для всех туманным остаётся, но для меня — ясным». Сплошная загадка — не более того. Хитоми приняла это за отмазку, мол, какая тебе разница, где я учиться собрался? Парня, говоря между делом, она рассмотрела в качестве опытного врача-педиатра, довольно по-доброму обращающегося с детьми, или хирурга, готового молча выполнить свою работу и заодно получить огромные и бесконечные слова благодарности. Причина таковых её выводов была проста: ему нравилось оказывать помощь окружающим. Если бы Хитоми не посмотрела на часы, худо пришлось бы абсолютно всем: ей, однокласснику и пришедшему отцу. Хотелось как можно культурнее объяснить Акихико, что сейчас самое время выметаться и бежать со всех ног домой, пока Чуя не увидел незваных гостей собственными глазами. Девушка помалкивала, сжимая пальцами края длинной футболки, и никак не могла посмотреть в глаза парня. — Мне пора уходить? — он задал вопрос так тихо, что Хитоми не приняла это во внимание; парень щёлкнул пальцами перед её лицом. — Эй? — А? — будто вышла из транса рыжая и опомнилась. — Скоро отец придёт. — Намёк понят. Уматываю. Парень прихватил рюкзак и как можно скорее покинул дом в лесу, всё дальше и дальше отходил, приближаясь к дороге. Выбежав на дорогу, поднял руку и помахал ею водителю, который тотчас завёл автомобиль. Запрыгнув в салон на заднее сиденье, Акихико пытался привести дыхание в норму после долгой быстрой ходьбы вперемешку с бегом. — Она с каждым разом начинает мне нравиться всё больше и больше, — поделился шатен. — Неужто влюбились? — водитель хмыкает. — А вдруг? Акихико никогда не ощущал внутри пламя невыносимого желания любить и быть любимым. Ему достаточно общаться с человеком, не заходить дальше симпатии. Карие глаза улавливают впереди мужчину с рыжими волосами. Его он видел ранее, и грех не догадаться, что незнакомец, подсказавший путь домой, — отец Хитоми. О самой девчушке можно было сказать одно: воспитана донельзя строго, против отца пойти не посмеет да и за нужное это не принимает, ведь его советы частично верны. Но стоит отметить, что её сердце ничем не отличается от других наивных девичьих чувств. Хитоми замечает со временем, что в её мыслях никто иной как Акихико. Он выступает для неё в роли принца на белом коне и, кажись, плохое это дело, постыдное, неправильное. Девочка наивна, часто проклинает свою глупую фантазию с прекрасной сказкой, в которой плохого конца просто быть не должно. Чем же он ей приглянулся? Ох, наверняка безграничная доброта завоевала её замкнутое сердце. Изменения происходили плавно, и отвергать ударившее в голову и в сердце чувство она никак не может: влюбилась потому что. Мимолётная любовь иль долгая она, несокрушимая? Взаимная ли вообще?