Жизнь как чудо

Когда Петербург погружается в осень, неизменно чувствуешь его настроение: это и тоска и меланхолия, стремление к тишине и воспоминаниям... О теплой стороне его жизни, той, которая была когда-то в период его летней юности, у каждого она своя. Оттого и чувствуется это цикличное перевоплощение из одного сезона в другой, из года в год по-разному. Мысль о скоротечности жизни настигло Машу этой осенью. Оно было слишком четким и, в силу возраста и опыта, отчасти неизбежным, но все-таки неожиданным для нее. Мы редко четко ощущаем моменты нашего взросления, но Мария чутко соприкасалась с этой теперешней осенью, словно прислушиваясь к ней, ожидая ответа на неясные отклики своей души. В этом сентябрьском дыхании в этот раз витало слишком много вопросов к самой себе. Она отчаянно пыталась вникнуть в суть своих переживаний и оправдать себя в том, в чем совестливо чувствовала свою вину. Ее вдумчивость и погружение в анализ своих мыслей и поступков, прежде таких понятных и оправданных для самой себя, тревожили ее, открывая новые грани ее душевного естества. Работа, как и прежде, помогала абстрагироваться от столь неподходящего и не свойственного ей, самокопания, переключая сидящего внутри аналитика на рабочие процессы следствия. Но состояние внутреннего напряжения, вот уже который месяц, всё же, не покидало ее. Усталый ум, в перекличке с сердцем, продолжали работать даже после щелчка светильника поздними вечерами. Чувство такой взыскательности к самой себе, не было липким и противным, оно, напротив, подсказывало ей, что выбрать дальнейший вектор она может только до конца поняв себя, примирившись с собой, обретя внутреннюю гармонию. Дело было не в чувстве одиночества, которое неизбежно пришло бы на ум, после очередного расставания и ... разочарования - ей было неожиданно спокойно и комфортно быть одной. Настолько, что это даже настораживало. Маша вглядывалась в свое отражение в зеркале и вспомнила про Лёньку Кораблёва, который возможно уже второе десятилетие пребывает в состоянии некоего "комфортного одиночества". "Хотя, что это я... Чужая душа - потемки. И не только девичья", одернула себя Маша, шутливо нахмурив брови и, стряхнув с себя кислую мину, засобиралась, в очередной раз опаздывая, в комитет. Работа следователем переодевала ее в переносном смысле в брюки, и эти издержки профессии неизбежно откладывались на ее характере. Она знала об этом новоявленном качестве и уже не могла перекроить себя на прежний лад, хотя интуитивно понимала, что в личной жизни это играло против нее. - Марь Сергевна, что Вы думаете по этому поводу? - пара проницательных серых глаз не спускала с нее взгляда, цепко прицелившись считать нужную "здесь и сейчас" информацию. Растерянность. - Лень, прости, что? - рассеянно подойдя к окну, она привычным жестом скрестила руки, наклонив голову и поправив аккуратный хвостик, слегка закрутив пальцами острый кончик. В ответ на это, Кораблёв не воскликнул ничего обрадованно из своего привычного саркастичного словесного репертуара, "поймав" коллегу за рассеянность на месте "преступления", как обычно бывало в таких случаях. Не протянул ехидно: "Что-то опять Вы улетели в дали небесные, Марь Сергевна!", - с улыбкой довольного чеширского кота, как делал это прежде, когда ее цепкий ум, в моменты совместных обсуждений выстраивал альтернативные версии произошедших преступных событий.... Когда она действительно могла "улететь" мыслями в параллельное преступному миру пространство, приблизившись к нему на максимально близкую йоту, что по-прежнему отличало ее, как талантливого следователя, от всех прочих, заседавших в СК. И, в конечном итоге, выдав свою версию преступления или же иного логически обоснованного умозаключения, вызывая неподдельное уважение коллег, и Кораблёва, между прочих. В этот раз было иначе. Как и всё в ее жизни этой странной тихой осенью. Он ждал. Ждал, пока она вернется мыслями из своего женского околоорбитного пространства, не вмешиваясь в ее рассеянность, но и не помогая, как прежде, привычно выкарабкаться из неё. Именно это необычно тихое поведение с его стороны, застало ее врасплох и окончательно заставило вернуться из своих мыслей и перевести взгляд от окна на собеседника. Самое странное в его взгляде было то, что он был холодно непроницаем, как питерское небо, на которое она только что смотрела. - Я... задумалась. О своем. - резко завершила она мысль, решительно сев на место, и придвинув рабочую папку к себе. - Если ты оставишь мне протокол дежурного следователя, который выезжал сегодня ночью на происшествие, я думаю, можно будет определиться с недостающими данными, полученными от первого свидетеля, и решить, кого из опрошенных вызывать повторно. Я просто хочу ещё раз вчитаться, - отметила Швецова, перелистывая бумаги. - С каких это, интересно, пор, Вам не достаточно моего ёмкого резюме для принятия оперативных решений? - лениво протянул вкрадчивым голосом Кораблев, облокотившись на её стол. - Преступники, они, знаете ли, не ждут, пока товарищ следователь соизволит черкануть санкцию на обыск. Я ведь за этим, собственно, и пришел. Тут же всё, черным по белому, как Божий день, ясно. Ну, что Вы в самом деле... разочаровываете меня, - добавил Кораблёв, не спуская цепкого взгляда, в котором кроме выпущенной вслух привычной тирады, она по прежнему видела холодное питерское небо. - Леня, "черкануть", мог бы в свои лучшие годы Филонов, а в отношении меня, увольте! Говорю же, тут нестыковки... - привычно завелась она, пробегаясь по строчкам протокола и радуясь, что рабочий механизм дня, снова затягивает ее в свои жернова. - "Нестыковки", могут быть у Беловой, а протокол составлял не вчерашний стажер, а нормальный следователь, у которого кроме увлечения фитнесом, есть широкий жизненно-опытный кругозор..., - зашумел в свою очередь Лёня, делая акцентные ударения на рычащих звуках на свой манер. - И потом, время тикает, а мы тут с Вами битый час разговоры разговариваем не пойми о чём. - Лёнь, давай не будем переходить на личностные характеристики наших коллег, а вместе доработаем материал, - резонно осадила его Швецова обходя стол, не спуская с Лени строгого взгляда. - Это-то мне и не нравится, что тут, как ты говоришь, "все, как Божий день, ясно", - задумчиво протянула Маша, направляясь к сейфу. - Ну, начинается, - нараспев улыбнулся Лёня, отчего-то радуясь их классической словестной перестрелке, без которой уже и не мог представить своего общения с этой упрямой, принципиальной, и... ни на кого не похожей, в его окружении, женщиной. - И вообще! Почему это я должен делать за кого-то, его работу?! - недовольно фыркнул Кораблёв, вальяжно откинувшись на спинку стула, сидя к ней спиной. Маша закопалась в шкафу, ища какой-то только ей известный документ. - Понимаешь...обстоятельства дела очень похожи на то, что мы уже однажды с тобой расследовали. - Да? И какое же? Вздрогнула от прикосновения его руки. С чего бы это? Резко развернулась, и от неожиданности уперлась взглядом в его плечо. - Лёнь, ты чего? - неуверенно подняла на него изменившийся тихий взгляд.