Йен уже три дня не мог нормально спать чувствуя сильные эмоции исходящие от спокойного с виду Шона. Из-за невозможности что-то изменить альфа не мало злился.
От постоянного недосыпания альфу начали раздражать абсолютно всё и вся.
В особенности люди, ждущие приема у «местного» лекаря, следующими шли недотёпы слуги и даже запертые в стойлах кони. Днём и ночью те ржали и тревожно рыли копытами землю, отказываясь повиноваться конюхам, будто бы, по умолчанию, ощущали нескончаемую злость графского наследника.
Так больше продолжаться не могло!
Йен был решительно настроен поговорить с Шоном и спросить у него, почему тот так тревожен? Хотя сам вопрос казался ему риторическим. Собственно говоря, Йен уже знал ответ — всё из-за того проклятого омеги.
Во всем что твориться в душе у младшего брата был виноват будущий супруг Йена!
Йен долго думал над сложившейся ситуацией и искренне не понимал, почему их с Шоном братская связь настолько окрепла, и он столь сильно чувствует любую перемену в чувствах младшего брата.
С какого момента и почему всё так произошло?
Неужто это тот омега так повлиял на них обоих? Но, ведь Йен лишь совсем на короткий миг встретился с омегой.
Правильно, тогда он так злился, что даже не заметил его лица, просто знал, что он там был.
Тогда, почему же он к нему не почувствовал ничего, кроме злости ?
Сев наконец обедать, альфа закрыл глаза и погрузился в свои воспоминания.
Будто бы со стороны он наблюдал, как злится ногой выбивая дверь в комнату, ругается, чтобы в этот же миг силой оттолкнуть Шона в сторону.
"Запах!" — сознание вдруг прошибает новой догадкой. — "Что это был за запах? Розы.."
Еле слышный запах горных роз смешался с крепким запахом гнева исходящего от самого альфы. Йен в тот момент был настолько разгневан и ревностен, что из-за этого его собственный запах дикого мёда почти не просачивался сквозь поры его тела, ощущался лишь горький запах альфьей злости.
Видимо, поэтому ни омега, ни сам Йен не ощутили друг друга. А из-за нахлынувших в тот день отрицательных эмоций, альфа не сразу услышал этот лёгкий, почти неощутимым запах горных роз, который тонко просачивался через острый запах омежьего страха и отчаяния.
Только сейчас, когда Йен вспомнил тот день его мозг подкинул ту самую недостающую часть информации и это его совсем не порадовало.
Не может быть, чтобы его будущий супруг был ему истинным! Такого просто не может быть!
Братья л'Саримо только с виду были похожи, как две капли воды. Однако внутренне, Йен был настоящим альфой, сыном Северного государства, и вел себя точно так же, как и подобало на Севере. Пусть Людвиг растил их одинаково, но альфа есть альфа и всегда найдется кто-то или что-то, что сможет вторгнуться и изменить вложенное с раннего детства воспитание родителей. В особенности, когда один родитель умер и эта рана на сердце продолжает кровоточить.
И вместо глубокого сожаления от потери, приходят многие другие эмоции, которых не должно было быть в принципе.
Альфа крепче зажмурил глаза и снова погрузился в воспоминания, сосредотачиваясь на ранее услышанном запахе омеги, но больше не смог его ощутить.
Будто что-то почувствовав, усталый от работы, Шон, вошёл в имение, нечаянно сильно хлопнув дверью, и сняв обувь и зимнюю куртку, сел за стол готовясь обедать.
— Ты так рано вернулся? — холодно спросил Йен, сидя за столом закрытыми глазами и сдерживая громкое дыхание. На его лице вдруг появилась такая гримаса, будто бы причина его закрытых глаз было просто нежеланием смотреть на еду в своей тарелке, а не готовность разорвать любого, кто попадется ему под горячую руку.
— Ты наконец всё понял? — Шон был уверен в своей догадке. Не один Йен чувствовал брата.
Ранее закрытые смуглыми веками глаза Йена медленно открылись. То, что он что-то там вспомнил или почувствовал — не имело абсолютно никакого значения.
— Что именно? То, что ты влюбился в какого-то бесхозного омегу?
Этот вопрос буквально выбил почву из-под ног у Шона, благо он устойчиво сидел на стуле и не мог свалиться на пол, в противном же случае он бы просто упал замертво.
Его брат такой..!
Как он смеет обвинять Шона, что произошло так, как произошло? В конце концов они братья!
И все эти мысли не были пустыми предположениями Шона.
Голос альфы был пропитан обвинением и некой толикой презрения, из-за чего Шон расстроился ещё сильнее, но изо всех сил старался сохранить лицо.
— Тебе стоит его ещё раз увидеть, вдохнуть его запах и ты всё поймёшь.. Ты веришь мне, брат?
Альфа не разделял замысел Шона примерить себя с ненавистным ему омегой. И вообще Йена дико злило, что Шон вообще осмелился такое предложить.
Жестоко отомстить омеге вдруг захотелось ещё сильнее.
Но, тем не менее, Йен ловил себя на мысли, что пока нужно выбрать более адекватную линию поведения.
Ведь ещё пол часа назад он всего лишь хотел мирно поговорить с Шоном, но видя как тепло бета отзывается об омеге все его «хотел» заменились лютым гневом. И он больше не был способен его сдерживать.
— Значит так, сегодня вечером мы выезжаем домой! — вспылил Йен, ударяя сжатыми кулаками по столу, от чего вся посуда на нем задрожала. — Хватит с меня твоих бредней. И я докажу тебе, что никакой "истинности" между тобой и тем омегой не существует!
Шон замолчал, хотя внутри него бушевала обида. Пусть он прекрасно знал своего своенравного брата, Шон надеялся на конструктивный диалог, а взамен получил лишь упрек и неверие. Мирного разговора не получилось. Йен снова сорвался.
В последнее время Йен только и делал, что на всех срывался. Но это уже даже как-то вошло в порядок вещей, и Шон не имел никаких предположений на сколько затянется их бессмысленная война одновременно "за" и "против" омеги.
В ответ на злость брата, Шон, проигнорировав раздражённого альфу, принялся за обед. Тем же временем Йен, не справляясь с нахлынувшим на него гневом, одним движением руки смёл со своей стороны стола на пол всю посуду, которая не выдержав столкновения с полом разбилась, и покинул обеденную.
Шон даже не догадывался, что Йен не просто читает его, как открытую книгу, альфа чувствует его, как самого себя.
***
Совсем скоро наступил вечер. До этого Шону пришлось вернуться к своим обязанностям и принести извинения многим ждущим от него помощи за свой скорый отъезд. В своем сердце Шон желал помочь всем, но, к сожалению, это было не в его силах по многим причинам. Первой причиной стал его брат. Вторая же причина крылась в том, что несмотря на то, что бета безвозмездно трудился над больными, его «коллеги», считавшие себя истинными лекарями, вдруг захотели поднять бунт.
Шон об этом узнал от одного замужнего омеги, который был уже на поздних сроках беременности и вот-вот должен был разродится. Однако прежний лекарь омеги был падок на деньги и ему было все равно что станется с самим беременным. Лекарю нужен был здоровый ребенок-альфа, ну и чтобы муж роженника хорошо заплатил.
После услышанного Шон долгое время находился в недоумении. Он конечно знал, что в Северном государстве ни во что не ставят омег, но! Лекарь! Он был просто обязан соблюдать все правила лекарской этики, ибо зачем он посвящает свою жизнь на такое благое дело, как помогать людям? Разве только деньги играют роль? Тогда как же омеги? И тут Шон вспомнил своего папу, который умер не так уж давно, и его отец, граф Людвиг, никогда не позволял себе даже косо посмотреть в сторону своего супруга. На памяти Шона Людвиг всегда был примером настоящего альфы, мужа и главы семейства, и равняясь на отца, Шон хотел быть таким же по отношению к своему омеге.
Размышляя о своем Шон осматривал остальных омег и бет, пока не пришло время окончательно прощаться и садится в карету. Путь их ждал не лёгкий и долгий, да и погода сулила испортиться к послезавтрашнему дню. Поэтому было нужно прямо сейчас, без всяких пререканий, отправляться в путь.
Шон искренне надеялся, что Йен изменит свою точку зрения по поводу омеги, ведь без всяких сомнений он является истинным для обоих, только почему Йен ничего не почувствовал? Обычно альфы первыми понимают истинность, но Йен, по видимому настолько зациклен на себе и Шоне, что просто не замечает ничего вокруг. А говорить с ним бесполезно. Йен упёрся, как тупоголовый баран, и по прежнему ничего не хотел слышать.
От Шона не укрылся тот факт, что в последние дни они с Йеном стали ещё более чужими друг для друга. Но омега, который ждёт его — Шона, в особняке, сглаживал даже этот факт. Шон всем своим сердцем чувствовал, что так же как и он сам, омега нуждается в нём. Шон чувствовал это сугубо на интуитивном уровне. И то, что между ним и омегой есть истинность тоже. Пусть кто угодно скажет, что беты не могут быть ни для кого истинными — это неправда! Дело не всегда только в запахе..
***
Путь до особняка занимал много времени и пока альфа, пользуясь свободным временем, отсыпался. Шон разглядывал зимний пейзаж за окном движущийся кареты. Его глаза смотрели на луга покрытые снегом, на людей, которые работали даже в такое холодное зимнее время, но мыслями он уже был в особняке, где его ждал истинный омега.
Так шло время, пока зимние пейзажи вконец не утомили Шона и он не прикрыл глаза, окунаясь в крепкий сон.
Йен проснулся ближе к ночи, почувствовав лёгкий толчок в бок. Шон спал. Рот его младшего брата был немного приоткрыт, а его пальцы почему-то цеплялись за бархатную обивку сидения, слегка царапая её.
В полумраке повозки Йен долго смотрел на спокойное лицо Шона, пока не взял небольшую лампу стоящую на полу, в которой догорала свеча, и подняв ее на уровень груди, посмотрел на спокойное выражение лица Шона. Губы беты тут же плотно сомкнулись, будто бы свет исходящий от лампы его разбудил, но нет. Шон слишком крепко спал и Йен, не сдержав внутреннего порыва, придвинулся ещё ближе к брату и прижался своими губами к сомкнутым губам напротив.
Ресницы Шона тут же затрепетали. Он видел прекрасный сон, в котором его обнимал рыжеволосый омежка, который дарил ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Вкус его губ, мягкая на ощупь кожа лица и эти серые глаза-омуты. Наслаждаясь, Шон отвечал на поцелуй, медленно двигая губами, пока не ощутил странную боль.
Его укусили!
Не успев отойти от сна, прикрывая от света лампы сонные глаза ладонью, прекрасный сон Шона сразу же превратился в кошмар. Своими угольно черными глазами, на него в упор смотрел его старший брат.
Йен сидел слишком близко. Даже в тусклом свете Шон заметил, что губы брата были влажными от слюны. От его слюны!
Осознавая, что его насильно поцеловали, от возмущения Шона начало трясти всем телом. В конце концов, он не сдержался и, стиснув кулак, со всей силы ударил наглого альфу прямо в грудь.
Йен оставался спокойным и делал вид, будто бы совсем не почувствовал удара. Вместо злости дыхание и расширенные зрачки альфы указывали на возбуждение. В глазах альфы Шон видел собственника, удушающую похоть и ещё множество эмоций из которых сделал вывод, что для него этот поцелуй являлся только началом.
— Больше никогда не смей этого делать! — наконец-то собравшись с мыслями, грозно сказал Шон.
— Ты — мой бета! Ты принадлежишь мне и только мне! Забудь о том омеге!
— Нет! — возразив, Шон отпихнул от себя почти вплотную сидящего рядом с ним альфу.
