***
— Я вернулся,— шепотом сообщил Шон, открывая дверь в комнату. В конец разморенный горячей водой Антуан уже лег в постель и даже закрыл глаза, но запах дикого меда на Шоне будоражил его сознание отгоняя весь заранее запланированный сон. — Тан уснул? — зевая, омега откинул уголок одеяла в сторону приглашая супруга лечь рядом, однако бета, бросив кивок в ответ на вопрос, вышел из комнаты, оставляя Антуана удивлённо моргать в закрытую дверь. Так Шон не поступал ещё никогда. Что же произошло? Голоса Йена Антуан тоже больше не слышал. Первой мыслью было, что альфа мог просто где-то уснуть, ведь выпил он действительно много. На празднике Антуан удивлённо наблюдал, как поднимается рука Йена подносящая ко рту очередной стакан выдержанного огрефа, однако запрещать альфе веселиться не стал. Да и зачем? Йен и так сутками находился на работе и мог себе позволить расслабиться так как ему хотелось. Больше полугода альфа мог находиться вне северного государства из-за болезни Шона, пока король Доран не прислал приказ, в котором было сообщено о своем возвращении с арестованным Мире Дором и важности прибытия Йена решать все возникшие проблемы на почве войны. Надо было восстанавливать не только графство л'Саримо, а также графство Карди и другие места в северном государстве. Арестованного Кристо тоже быстро доставили во дворец севера. Антуан тогда все время находился со своим супругом и не видел, как и что происходило. Перевозку арестанта проводили повстанцы. Конечно, как бы омега не злился или ненавидел Кристо, тот был его кровным братом. И нет, он не собирался его оправдывать. Кристо виновен и точка, тут было более нечего добавить. Однако на душе почему-то скребли кошки. Сколько раз в течении года принц приходил просто посидеть в кабинете отца, сколько раз он был в зимнем саду, мысленно разговаривая с цветами, как бы через них спрашивая совета у отца и матери, ощущая не до конца выверенный запах шалфея.. Дворец, да и все Южное государство было не просто прошлым омеги, это был его дом, которому отец, Максимилиан, посвятил всю свою жизнь. Суд над оракулом, Мире Дором и Кристо назначили через три месяца, то есть через менее чем полтора года после совершенного ареста. Антуан пытался не думать о предстоящем суде и не портить себе настроение, ведь он, как кровный родственник и свидетель был обязан присутствовать на суде, однако плохие мысли постоянно крутились в голове при малейшем намёке на воспоминания. Во первых, было морально тяжело даже представить себе, как всё произойдет. Во вторых, и в главных, Антуан не переставая беспокоился за своего сына. Как альфа, которому едва исполнилось восемь, сможет свершить суд над своим отцом? Нет, слава богине, Фридрих не знал об участии Кристо в его появлении(и каким именно образом всё происходило). В своем письме лично Карен Дорану Антуан строго настрого запретил говорить императору об отцовстве Кристо. Омега считал единственными родителями для своих сыновей его нынешних супругов — Йена и Шона. Однако, как говорится, кровь не вода, и рано или поздно Фридрих поймет кем для него являлся Кристо л'Моралик. И, как бы Антуан не хотел, но его ребенку придется жить с этим всю свою жизнь. Ни один родитель не пожелал бы своему дитя такого потрясения. Антуан смахнул дорожку слез со своей щеки, вторая соленая дорожка впиталась в подушку. Он не хотел плакать, по крайней мере не сейчас, в нем просто играли гормоны. Антуан понимал, что внезапно проявившийся запах появился не просто так. И течка, спустя два с половиной года, пройдет совсем не как обычно. Придя немного в себя, омега поднялся с кровати и таки решил проверить, куда исчезли его супруги. Накинув на тело лёгкий домашний халат, Антуан вышел в коридор. В доме л'Саримо царила тишина. На цыпочках пройдя несколько шагов по коридору, так чтобы его половицы не скрипели, Антуан приоткрыл дверь в комнату Тана. Милый, круглый в лице альфёнок, лёжал в своей постельке, и даже в свои шесть с половиной, выглядел как ангел. Не проходило ни дня, чтобы Антуан мысленно не благодарил богиню за такой подарок судьбы. После многодневных раздумий во время болезни Шона, раз в неделю Антуан стал посещать храм богини Меридианы. Там, стоя на коленях перед статуей матери неба и земли, омега молился за скорое выздоровление супруга, и чудо свершилось. С тех пор, в каждый свой приход в храм, Антуан приносил дары в виде живых сезонных цветов, а в зимнее время разноцветные шелковые ленты, тем самым благодаря богиню, и подавая пример остальным гражданам. В храмы Меридианы, вне зависимости от возраста и пола, многие приходили помолиться и у каждого из прихожан была возможность попросить совета у служащих в храме оракулов, а принесенными дарами отдать дань создательнице всего живого. Как бы все не происходило ранее, сколько бы боли и неприятностей Антуан не пережил, именно богиня своими ударами судьбы подсказала ему, что на свете чужих детей не бывает. По-своему омега любил их всех. Близнецы Оли и Кай, Тан и ещё множество других детей возрастом до семи лет три раза в неделю посещали детский сад. Там с ними усердно занимались учителя, но капризный и непоседливый Тан, своим тяжёлым характером переплюнул даже через чур активных и непослушных близнецов. Теперь, на примере Тана, многие поступки и отношение Мико к принцу можно было с лёгкостью объяснить, даже несмотря на то, что оба приходились друг другу кузенами.***
После посещения комнаты сына, Антуан спустился вниз на первый этаж особняка. Остановившись на несколько секунд на лестнице омега втянул носом воздух. В помещениях свеже отремонтированного особняка всё ещё пахло краской и лаком для деревянных полов. В груди защемило от приятного осознания — особняк стал для него «их» домом. Прислушиваясь к тишине, хотя Антуан прекрасно знал, что где-то в доме спрятались его любимые супруги, в темноте гостиной он заметил совсем слабый огонек исходящий от чайной свечи. Горячий огонек уже почти растопил весь воск, на дне алюминиевого корпуса уже виднелось основание фитиля. Стоящая на полу свеча показалась Антуану странной, но вместо того, чтобы мысленно отругать проказника оставившего свечу на деревянном полу рядом с мягкой мебелью, он не смог сдержать улыбки. В голову закралась мысль, что свеча тут стояла не просто так, а значит его супруги нечто задумали. Задув свечу и поставив ту охлаждаться на обеденный стол, облизав губы, Антуан провел кончиками пальцев по гладкой спинке одного из стоящих восьми стульев, и двинулся дальше. На самом деле он не мог понять в какое из помещений идти. Кроме одиноко оставленной свечи в гостиной более никаких указателей не было. В помещении было достаточно темно, но для того, кто расстановку всех находящихся предметов интерьера знал как свои пять пальцев, обойти их не ударившись стало быть достаточно легко. Антуан вновь носом втянул насыщенный разными запахами комнатный воздух. Запах дикого меда не ощущался, то есть он был, всё же они жили в особняке и его присутствие здесь вполне нормально. Однако по его концентрации было совсем не ясно, куда же всё-таки спрятались его супруги? Сердце стучало в предвкушении. Если подумать логически, то на улицу среди ночи никто бы не пошел. А значит оставалось всего лишь три варианта: кухня, но прятаться там казалось было глупо; крыло слуг, там все комнаты заняты и Шон, как трезвый умом и телом, без каких-нибудь жалоб со стороны персонала или особой нужды туда бы просто не сунулся. Последним вариантом оставалась новопостроенный зал. По просьбе Антуана Йен разрешил внести в план особняка некоторые изменения. Так, кроме перепланировки некоторых комнат, появилась ещё одна пристройка, в которой Антуан с удовольствием растил комнатные цветы. Омега хотел создать имитацию зимнего сада, что был во дворце южного государства. Когда-то отец обустроил его в честь королевы Аниты, там же, об этом узнал Антуан от дворцовых слуг, любил проводить свое время и Кристо. Тот зал для всей семьи л'Моралик был значимым, теперь, конечно, у Антуана новая семья, но отдать дань предкам омега посчитал для себя важным. Стоило двигаться вперёд. Стоило забыть все тревоги и плохие события, и в этом ему помогали семья и уход за растениями. Путь до оранжереи был не долгим, хоть и пришлось сменить направление, выходя из кухонной зоны в другую часть дома. В особняке было тепло, хотя домашние тапочки бы все равно не помешали. Дощатый пол не только скрипел, но также был немного холодным, а омега вышел из комнаты босиком. Обойдя полностью гостиную и закрытый санузел для гостей, омега наконец подошёл к массивным дверям. Руки почему-то тряслись, наверное небольшое волнения всё же присутствовало. Да и в голове мелькали разные мысли. Вдруг и здесь их нет? А если они хотели бы побыть только наедине? Тряхнув головой, Антуан пихнул дверь и та отворилась. От увиденного захватило дух. Хотелось смеяться от переполняющих его эмоций, даже омежий запах усилился, на что первым отреагировал Йен. Одетый лишь в одни домашние штаны, альфа подошёл к стоящему столбом Антуану и протянул ему свою ладонь. Шон, что удивительно, но также был полуголым, подошёл с другой стороны и тоже протянул руку к омеге. Долго не думая Антуан взялся за обе протянутые ему руки и сглотнул, ожидая дальнейших действий супругов. Изначально, в хорошем смысле сбитый с толку омежка не обратил внимание на то, что тела его супругов были обмазаны каким-то сильно пахучим маслом. Они лоснились в свете сотни расставленных на полу чайных свечей, и до зуда в пальцах хотелось провести по их крепким торсом руками, ощутить запах и мягкость кожи любимых. Заблудившись в своих фантазиях омега не слышал ни одного слова произнесенного Йеном. Хотя про себя отметил, что голос альфы вроде бы уже не звучал пьяно. — Ты готов? — в какой-то момент прозвучал голос Шона. Антуан кивнул сам не зная чему. Все вокруг завораживало. Его супруги устроили ему настоящий сюрприз. Свечи, столик с стоящими на нем вином и порезанным сыром, цветы расставлены так, чтобы в центре зала было бы достаточно места развернуться. А запах, какой здесь был запах! Дикий мед смешался с цветочным.. Так сладко, что омега был не в состоянии услышать свой собственный запах горных роз. Антуан не знал куда смотреть. Все было замечательно, его супруги выглядели особенно красиво среди прочей великолепной обстановки. Йен отпустил руку Антуана и встал позади него. В зале было тепло. Для некоторых цветов, таких как орхидеи, нужна была влага, поэтому в зале было даже немного душно. Стоило только подивиться, как свечи вообще могли тут гореть. Завязки тонкого халаты были развязаны влажными от масла руками Шона. Йен, одним лёгким движением, помог халату соскользнуть с тонких плеч омеги, и беззвучно упасть на пол. — Люблю,— послышался шепот из-за спины Антуана. И намасленная ладонь альфы очертила дорожку от плеча до пупка омеги. — Люблю,— повторил слова альфы Шон и, просунув намасленные руки между телами альфы и Антуана, огладил спину и ягодицы омеги. От этих действий у Антуана пуще прежнего закружилась голова. Он чувствовал, как мягко подступает к нему возбуждение. Чувствовал как покалывает внизу живота и насколько влажно становиться между ног. Он хотел ещё прикосновений. В такой момент хотелось не спешить, а чувствовать и наслаждаться. Жар исходящий от обоих супругов манил и пьянил. Повернув голову в сторону, тем самым подставляя часть шеи Йену для чувственных поцелуев, Антуан потянулся к стоящей совсем рядом плошке с маслом и зачерпнув от туда тягучей жидкости, стал наносить ее на свою грудь, живот и пах. Наверное, такого поворота не ожидал ни один из супругов. Шон закусил губу, а Йен оставил свое занятие и перешёл на сторону брата. Единственной преградой для почти нагого Антуана оставалась надетое кружевное нижнее белье. Просунув руку в трусики он возбуждающе застонал, откинув голову чуть назад, пока другой рукой продолжал размазывать по себе масло. Из-под не до конца закрытых веками глаз, даже при столь тусклом освящении, омега видел, как горели глаза его супругов. В их штанах разгорался настоящий пожар, судя по тому, как вздымались их домашние штаны в паховой зоне. Будто бы слыша музыку, хотя кроме тяжёлого возбужденного дыхания в зале не звучало ничего более, омега стал двигаться. Его движения были плавными и будоражащими кровь. Запах горных роз стал невыносимо концентрированным. Через тонкие кружевные трусики уже просочилась капля смазки и потекла по бедру Антуана. Первым не выдержал альфа. Как правило носовые рецепторы альф были намного чувствительней, чем у бет, и невольно Шон будто бы стал альфой «на час». Перед тем как устроить омеге сюрприз, они оба заблокировали истинную связь. Однако Йен не сдержал истинность «в узде» и со всем махом поделился своими эмоциями и ощущениями с Шоном. Такого возбуждения бета ещё не испытывал. Вдвоем они накинулись на Антуана, который только этого и ждал. Распознать где чьи руки было невозможно. Каждый из триады старался как можно больше прикоснуться друг к другу. Губы любимых ласкали Антуана со всех сторон. Он расслабился, отдался ощущениям и дарил ласку губами и руками взамен. Намасленные тела тёрлись друг о друга. Каким-то невероятным образом всё трое оказались полностью раздетыми и своим уютным коконом из трёх тел двигались в сторону установленного среди орхидей столика. Антуана усадили на постеленное на полу толстое одеяло. Сзади него сел Шон и, обнимая Антуана обеими руками поперек торса, еле ощутимыми движениями, самыми кончиками пальцев, касался текущего омежьего члена. В это же время Йен налил в фужер вина и отпив немного, через поцелуй, передал теплый глоток полусладкого Антуану. У омеги и без вина кружилась голова. Он был пьян от возбуждения и ласк любимых. Проглотив вино Антуан повернулся в сторону Шона и поцеловал уже его передавая вкус и запах напитка. Наслаждаясь прикосновениями рук беты, Антуан оторвался от его губ и потянулся к сидящему на коленях Йену. Помогая себе рукой омега раздвинул ноги альфы и припал к самому его любимому лакомству. Член супруга был большим и с первого раза было крайне тяжело захватить его губами. Позабытое ощущение. Достаточно долго он не занимался сексом, а супруги терпели изредка удовлетворяясь друг другом. Отклонившись немного назад, Йен облокотился на расставленные позади руки и наслаждался неуверенными движениями теплого рта Антуана. Продолжив ласкать и нежить омегу, Шон также попробовал его растянуть, но к удовольствию обоих этого не требовалось. Начавшиеся течка Антуана сделала стенки прохода достаточно эластичными и влажными. От каждого прикосновения к своим ягодицам Антуан вздрагивал и подавался назад, желая насадиться на нечто большее, чем «проверочный» палец. Разум омеги был затуманен. В какой-то момент он уже перестал понимать, что делает. Раньше он мог удовлетворить супругов лишь минетом без каких-либо излишеств в силу своей неуверенности и неопытности. Однако сейчас он и покусывал и лизал стоящий член Йена, и ему это нравилось. Антуан хотел попробовать все, каждый сантиметр теплой кожи обоих супругов, прикоснуться языком к тем местам о которых раньше даже не мечтал. В благодарность ему звучали глухие стоны альфы. И один длинный и чем-то даже похожий на омежий стон Шона, который секундой ранее вошёл в нутро Антуана. За своим занятием, омега слабо почувствовал первый толчок, его тело было готово принять обоих. Желание было настолько велико, что он хотел своих истинных здесь и сейчас.***
Даже достаточно длинная прелюдия не смогла остудить возбужденные тела супругов л'Саримо. Из головы омеги не выходила мысль принять в себя обоих своих мужей одновременно. Шон уже достаточно разработал его анус, и от дополнительной стимуляции природной влаги омеги стало намного больше. Разморенный оргазмом альфа лежал поверх одеяла, ему в грудь глубоко дышал Ан, пока Шон зачерпывая из плошки масла разминал омежью спину и ноги. Течка на какое-то время отступила. Антуан наслаждался всем. Запахом супругов, вкусом вина и приятными движениями ладоней Шона по своему телу. По инерции Антуан приподнимал чуть ягодицы вверх намекая тем самым о прикосновениях именно к тем, жаждущим ласк, местам. — Мне пришла в голову совершенно безумная мысль,— чуть громче шёпота сообщил Антуан, чем незамедлительно обратил на себя внимание. — Умм, да, так хорошо-о. — Что за мысль? — игриво поиграв бровями спросил Йен. Одной рукой альфа держал бокал с вином, пока через пальцам другой руки пропускал отросшие волосы омеги. — Хочу вас обоих.. — расслабленно сказал Ан. И тут же покраснел. От чего спрашивается? Оба супруга молчали ожидая продолжения озвученной мысли и оно последовало. — хочу вас обоих одновременно.. в себе. За спиной Антуана засмеялся Шон. — Что? Ты даже не дослушал! — в шутку возмутился омега. — Конечно только после твоего одобрения. Если ты скажешь, что таким образом заниматься сексом безопасно, в смысле не травматично для моего тела, то я бы хотел.. очень. — Травмы могут быть и при обычном половом акте,— с хитрым выражением лица ответил Шон, — а принять нас вдвоем ты сможешь, но практиковать такое лучше только во время течки. Йен? — Мне нравится всё, что предложите. — вновь захмелевшим голосом ответил альфа, и, отставив фужер с вином в сторону, вовлек омегу в поцелуй. И вновь Антуан потерялся в ласках и возбуждении. Задний проход пульсировал настойчиво требуя уделить ему внимание в первую очередь. Омега послушался требованиям своего тела и привстав на корточки оседлал Йена. Ощущать в себе крепкий член альфы было приятно. По телу в тот же миг прошлись волны удовольствия. Шон не спешил присоединяться к паре омеги и альфы, он старался гладить Антуана по спине и пояснице, ещё сильнее расслабляя его. Принять в себя двоих сразу могло стать печальным опытом для Антуана, тем более в первый раз после столь долгого отсутствия течки. Уверившись, что из-за фрикций альфы у Антуана увеличивается количество смазки, Шон аккуратно приник пальцем к заполненному альфьим членом заднему проходу и, увлажнив в стекающей по бёдрам в вязкой омежьей смазке, попробовал проникнуть им внутрь. Йен видел, как тут же скривился от этой манипуляции Антуан. Альфа немного умерил поступательные движения тазом, чтобы дать Антуану возможность привыкнуть к новым ощущениям. Шону пришлось потрудиться ещё сильнее растягивая супруга. Все нужно было сделать аккуратно и как можно безболезненно, и если к протиснутым внутрь пальцам Антуан более или менее смог привыкнуть, то к ещё одному члену в себе оказался совсем не готов. Стенки ануса расширялись под напором двоих, и больше было больно, чем омега получал хоть какое-то удовольствие. Заметив изменения в настроении супруга и его через чур напряжённую спину, Шон потихоньку стал выходить из тела омеги. — Останься,— прошептал Антуан и вновь стал насаживаться на оба члена. Какое-то время омега ощущал сильный дискомфорт, но когда течка вошла в полную силу то почувствовал, что в силах горы свернуть и стал двигаться уже смелее. В задурманенном течкой сознании не было боли. Было безграничное возбуждение и кайф: от каждого толчка, от наполненности, чувствительной стимуляции и горячих тел любимых супругов настолько рядом, насколько близко они могли быть. Время летело незаметно. Под конец их дикого танца на троих горло Антуана саднило от криков: «Да! Сильнее! Глубже!». И оба супруга повиновались требованиям их истинного омеги. Кайф затапливал их тела, волнами распространяясь по всему телу. Пока через сокрушительный оргазм наружу не вырвался фейерверк из эмоций и приятного расслабления. Почувствовав, что оргазм уже близко, Шон перестал контролировать процесс со своей стороны, чтобы не навредить Антуану, и отпустил себя, выплескиваясь в горячее нутро омеги. Сам Антуан даже не заметил, что в конце остался сидеть на набухающие узле альфы, который запечатал сперму обоих супругов в нем, что непременно приведет к беременности. Как лекарь, бета понимал, какой стресс, за всеми прелестями течки, в данный момент испытывает омежье тело. Поэтому, не ожидая опадения узла и, последующего освобождения нутра Антуана от альфьего члена, бета поднялся с одеяла, поцеловал расслабленно лежащих друг на друге супругов в губы и пошел за аптечкой. В особняке было три места, где хранились разные препараты. В зале с цветами также находилась аптечка с пластырями и специальным клеем для ран. Однако мудрый Шон, подумав заранее подлечить супруга после бурного секса в состоянии течки, чтобы на чувствительной коже вокруг ануса у омеги не появилось трещинок или разрыва слизистой, что при такой нагрузке, какая была все эти часы вполне могло случиться, достал из аптечки мазь. Ею бета и сам пользовался, давненько, ещё когда приходилось самостоятельно справляться с напором альфы и иногда даже терпеть узел, что не очень приятно, учитывая, что его анус для этого не предназначен и не был столь эластичен как у омег. Прийдя на место лежанки, Шон обнаружил заснувшего на Йене Антуана. Омега так крепко уснул, что не оставалось никаких сомнений — всё получилось. Теперь же оставалось только ждать результатов. Как Антуан отреагирует на то, что беремен, сказать не мог никто. Если честно, то ни Йен, ни Шон не планировали оплодотворять Антуана не договорившись об этом заранее, но раз уж так получилось, то приходиться надеяться, что Антуан примет факт своего будущего нового состояния и не станет злиться. За прошедшие год с небольшим супруги не разговаривали насчёт совместного ребенка. В душе, конечно же, и Йен, и Шон желали иметь частичку их совместных генов, если так можно выразиться, в облике одного маленького малыша. И совершенно не важно будь это бета, альфа или омега. Ребенок будет любим ими, также как и Фридрих, также как и Тан. Йен помог перевернуть Антуана на спину, чтобы Шон смог намазать натруженное место, а после альфа бы смог отнести Антуана в комнату и уложить в удобную постель. Весь процесс проходил без слов. После пережитого ими, когда была столь велика вероятность потерять одного из триады, Шон с Йеном стали понимать друг друга ещё сильнее, на одних лишь эмоциях, передаваемых нитями истинности. И уже через час, лёжа в постели втроем, пребывая в своем маленьком и уютном мире, обнявшись, альфа был рад. Рад тому, что теперь они без препятствий смогут жить в мире и любви.***
Близилась дождливая осень. Погода с каждым днём становилась всё холоднее, светлое время суток укорачивалось всё быстрее уступая темным вечерам. Выйдя на заполненные улицы города графства л'Саримо, Антуан вздохнул. Омеге сегодня снова нездоровилось. Да и Тан совершенно отбился от рук бегая туда-сюда, не обращая внимание на то, что папе находящемся на пятом месяце может быть плохо. Пока, закатывая глаза, Антуан звал Тана, Шон разговаривал с одним из встреченных на ратушной площади лекарем, а Йен должен был вот-вот выйти со своего рабочего места, чтобы семья л'Саримо могла наконец-то отправиться в путь. Для плохого самочувствия у Антуана было несколько причин. Первое, это беременность и её симптомы, которые вот уже четыре месяца не дают вздохнуть, а второй причиной являлся суд, занимавший все мысли омеги, да так, что радоваться беременности от любимых супругов было некогда. До этого королем был назвал лишь срок — два месяца, а неделю назад от Карен Дорана пришла официальная повестка в которой говорилось, что суд над военными преступниками состоится ровно через три дня. Пришлось спешно собираться, откладывать запланированное и с волнением в душе ехать в столицу.***
Дворец северного государства как всегда встретил Антуана своей мрачностью и похожестью больше на замок, чем на светлое и богатое место — дом королевской четы Доран. Встречать семью л'Саримо вышли оракул, а также семья Тейя-Анно с детьми, ну и куда же без Самуиля с маленьким принцем. Королевское дитя Антуан рассматривал более чем пристально. Почему-то первым делом хотелось запомнить это маленькое, двухлетнее существо, что растет будущим супругом его сыну — Императору Фридриху л'Моралик. Фамилия у Фрида осталась родовой. Это был прощальный подарок от любящего сына отцу и королю Максимилиану л'Моралик. Чтобы не зацикливаться на посторонних мыслях, что так и лезли в голову, Антуан по очереди всех обнял. По правде говоря, он был рад видеть Лея, Вильгельма и даже Самуиля. Пока Шон присматривал за бегающим туда-сюда Таном, Йен распоряжался отнести их вещи в комнаты дворца. Антуан высматривал среди друзей и выходящих из дворца слуг своего сына, но ни короля, ни Фрида нигде не было видно. Сердце кольнуло от горечи. После стольких лет, а если быть точным, то через шесть, когда Антуану пришлось оставить своего ребенка во дворце и уехать, он надеялся, что Фридрих не забудет о нем и захочет хотя бы одним глазком увидеть своего папу. На фоне беременности все эмоции Антуана усиливались. И если другим показалось, что тот пустил слезу от радости, то подоспевшие Шон с Йеном все поняли без слов. Даже Тан как-то успокоился и перестал бегать так и держась за руку раскрасневшегося от бега Оли.***
Разместившись в выделенных семье л'Саримо комнатах, Антуан прилёг на кровать. Поездка в карете не пошла на благо его состоянию. Во время пути его растрясло и теперь у омеги сильно тянуло живот и поясницу. Шон дал выпить Антуану успокоительное и оставил его отдыхать, надеясь, что тот выспится и все пройдет. Йен ушел делать дела. Даже несмотря на то, что он не в своем графстве, отчитываться перед королем о проделанной работе было нужно. Война нанесла огромный урон государству. За год удалось восстановить разрушенные дома, но ещё ничего не закончилось. Вперёди предстояло много работы по выполнению поставленных перед всеми графьями задач — бумажной, умственной и физической. Йен вошёл в кабинет Карен Дорана. Там же находился и Фридрих л'Моралик. Альфа был рад видеть сына. И про себя сразу отметил, как же сильно ребенок изменился за это время. Рядом с королем сидел уже не просто ребенок восьми лет отроду. Император выглядел предстать своему званию — почти юноша, высокий, натренированный и с изменившимся взглядом. Не было больше того альфочки, что размазывал кашу по столу, и так крепко держался за руку папы, когда надо было ложиться спать. Поклонившись и выразив свое почтение, Йен стал обговаривать все важные детали. Граф л'Саримо заметил, как на него смотрели темно серые глаза императора. Взгляд был очень похож на взгляд Кристо. Такой же колючий. По спине от осознания побежали мурашки. Тогда Йен подумал, очень хорошо, что Антуан не видел Фрида, иначе это знание только расстроило бы его. Если в детстве Фридрих был копией о-папы, то теперь это почти точь в точь копия Кристо л'Моралик. Обговорив всю необходимую информацию Йен поспешил на выход, однако король Доран не дал альфе такой возможности, оставив его выпить с ним. Фридрих первым вышел из кабинета, и оба альф остались в тишине. — Заметил? — отбрасывая весь деловой этикет в сторону, спросил Карен Доран. — Как две капли воды. Йен плеснул королю и себе в стаканы выдержанного огрефа, и не обождав выпил содержимое стакана залпом. Напиваться граф не хотел, просто был искренне потрясен увиденным. — Они виделись? — первым, что пришло в голову Йену, это возможность, что Фридрих не захочет вершить суд над родным отцом. Ведь они действительно очень похожи и тут только слепой не заметит этого. И если Кристо смог увидеть сына, то не факт, что не попытался говорить с ним, и, возможно, пробовать уговорить на помилование. — Виделись. — ответил король и тоже выпил залпом свой огреф из стакана. — Фридрих навещал его в тюрьме. Но это было давно, если не ошибаюсь, то в самом начале, когда я эту троицу посадил под замок. С тех пор Фридрих такой. Холодный. Я не знаю, чего от него ожидать. — Богиня! Я не представляю, как отреагирует Антуан. Ведь он тоже помнит своего ребенка двухлетним, милым альфочкой. Меня, взрослого альфу, до мурашек пробрал его взгляд, а куда уж беременного омегу. — сокрушался Йен. Он был в таком шоке от увиденного, что налил себе ещё огрефа. — Кстати, поздравляю. — улыбнулся король и пожал руку Йена. Больше сказать ему было нечего. Не ему вмешиваться в отношения чужой семьи, как и не ему придется успокаивать чужого омегу. Поэтому посидев ещё немного в кабинете, но уже разговаривая на какие-то альфьи темы, также совсем немного касаясь вопроса суда. После Йен ушел к своему омеге, а Карен Доран вернулся к делам. Суд должен был состояться сегодня вечером.***
Суд над тремя военными преступниками состоялся на площади столицы. Сюда съехались не только меридианцы из северного государства, а также из южного и среднего материка. В столицу прибыл король средних в сопровождении слуг и гаремных мужей, как своих, так и кронпринца. Королем средних был альфа в годах, низкого роста, но с огромной бородой и усами. Прежде он уже общался с королем Карен Дораном, просил помиловать кронпринца средних, и даже угрожал, однако прознав про Императора и долг перед самой богиней быстро отставил все свои просьбы и забрал свои угрозы назад. Суд должен был состояться менее чем через час. Пока все занимали свои места в толпе, а господа аристократы и гости столицы занимали расставленные слугами стулья, Антуан рассматривал местный эшафот. Ранее ему еще не доводилось видеть подобное в действии. Хотя единственное, что омегу безумно мучило это неимение возможности увидеть сына. Фридрих так ни разу не пришел навестить его. Даже за обедом Император не присоединился ко всем желая поесть в своих апартаментах. И когда после вкусного обеда Антуан изъявил желание наконец встретиться со своим ребенком, то ему мягко отказали. Расстроился омега сильно, однако постарался не показывать своего разочарования. Собравшиеся на суд загудели. На площади поднялся неимоверный шум. За своими мыслями Антуан не заметил, как на сцену эшафота вышел король. Он говорил о чем-то, но Антуан не слышал. Все его внимание было направлено в сторону дворца, откуда в красно-серебряных одеждах вышел Фридрих л'Моралик. Сердце принялось учащенно стучать. Копия! Проклятые гены Кристо! Антуан не был дураком, также как и не был слепым. Он заметил изменившийся облик лица сына, его взгляд, походку, да всё, абсолютно всё в самых последних мелочах. Как же Антуан в этот момент злился! Бросив злой взгляд на Йена, омега схватился за живот. Шон сразу же предоставил Антуану успокоительное, но омега решительно отказался от лекарства, смотря на второго супруга не менее злым взглядом говорящим, мол, позже поговорим. В южном государстве только аристократы видели Фридриха. Его инаугурация* ещё не прошла должным образом. Почти два года Карен Дорану пришлось заниматься обоими государствами. Это было тяжело, он, как регент кронпринца севера, смог договориться с советом южного государства перенять часть обязанностей на себя. Но так не могло продолжаться долго, рано или поздно Фридриху придется занять свой трон. И юный возраст не будет играть совершенно никакой роли. Карен Доран останется при Императоре, будет его правой рукой и регентом, но всё вопросы будет решать сам Фридрих. Уже сейчас кронпринц многое знает и учиться правлению, пока что, по собственному желанию, оставаясь в тени. Впервые Фридрих л'Моралик выступал перед столь большим количеством собравшихся. Сидя на своем месте Антуан впитывал в себя каждое слово альфочки. Где-то удивлялся изменениям в его голосе, столь отличным от детей одногодок. Антуан настолько внимательно наблюдал за любым жестом, частотой вдохов сына, что ему казалось, что они близко, что их разделяет всего лишь длина руки, а не почти пять метров между рядами зрителей и сценой. Наконец закончив зачитывать дела по совершенным военным преступлениям главный судья Карен Доран, дал приказ привести осуждённых на сцену эшафота. Антуан зажмурился. Было очень тяжело видеть Кристо на сцене. Альфа был худым, его насыщенно рыжий цвет волос поблек, оставляя из всего его когда-то властного образа одни лишь колючие серые глаза. О Мире Доре и оракуле омега ничего сказать не мог. Их он не знал, только на словах, а оракула во время поимки особо не разглядывал. Фридрих занял свое место на импровизированном троне, Карен Доран остался стоять. Ему пришлось вновь кратко пересказать все «грехи» арестантов. Затем выходили свидетели и им давалось слово. В последний момент Антуан не смог заставить себя выйти на сцену и остался сидеть на месте. От него не укрылись два сероглазых взгляда обращённых в его сторону. Кристо л'Моралик даже находясь в столь плачевном состоянии не был удивлен тому, что Антуан струсил. Как один из десяти графов северного государства, Йен на выражениях и обвинениях не скупился. Если он не мог собственными руками удушить всех троих, и два раза Кристо за все обиды Антуана, то щадить ничью психику уж точно не собирался. Столица поддержала графа. В сторону эшафота и преступников полетели гнилые фрукты и овощи. Толпа яростно выкрикивала проклятия в сторону арестантов, пока Карен Доран не прекратил хаос, и не продолжил суд. Суд постановил, что всё трое уже осуждённых арестанта должны быть подвержены смертной казни. Оракул понес наказание через отсечение головы на гильотине. Мире Дор ответил за муки более мучительной смертью, через повешивание и дальнейшее его расчленение, также как он сам поступал с со своими пленниками. А Кристо л'Моралик должен был пасть от руки нового императора. Как до этого и завещала богиня Меридиана. Только так кронпринц сможет заявить о себе и принять трон уже сегодня. Зажимая рот ладонью Антуан пытался сдержать рвотные позывы. На сей момент не было ясно, то ли это от токсикоза, то ли запах крови оракула и предсмертные хрипы Мире Дора, уже искупившие свои грехи собственной жизнью, так действуют на психику и самочувствие омеги. Последним оставался Кристо. Ему, как и остальным осужденным, дали последнее слово перед казнью. Антуан прижал ладонь на своих губах ещё крепче. Стараясь меньше дышать, чтобы не опозориться и не испортить момент, когда с Кристо будет раз и навсегда покончено. Как жаль, что это придется сделать его сыну. Как жаль, что его ребенок должен отвечать за ошибки родителей! Кристо л'Моралик не отказался от такой возможности. Сначала похудевший альфа опустился на колени перед Фридрихом, и смотря в идентичные глаза сына, сказал: — Ты — мое продолжение. И теперь на тебя ложиться участь защищать своего папу. Я сде.. Кристо не успел договорить. Он хотел сказать ещё несколько слов Антуану, однако не успел.. Фридрих вынул из ножен меч столь стремительно, что никто не уследил за действиями кронпринца. Отсеченная голова бывшего короля Кристо л'Моралик отлетела от тела и покатилась по дощатой сцене эшафота. В серых, колючих глазах Фридриха л'Моралика не было ни капли сожаления. После того, как бездыханное тело его отца завалилось на бок выплескивая струйкой кровь, в пол голоса тот сказал: — Ты совершенно прав.. Пришла моя очередь защищать его. Услышав эти слова Антуана наконец вырвало. Омега понял, что его сын все знал, и возможно даже в мельчайших подробностях. Обо всем, что Кристо совершил против Антуана.. Однако, как бы отвратительно все не выглядело, вместе с рвотной массой и желчью из омеги будто бы вышли и те демоны, что на протяжении всех этих лет мучали его. Кристо л'Моралик больше нет. Больше его не существовало, оставалось лишь имя выгравированное в израненной душе омеги, как воспоминание. С этого момента прошлое в действительности осталось всего-навсего лишь прошлым..