То, в чем бы он никогда не сознался

Они вместе уже достаточно долго, чтобы плевать на мнение родственников, достаточно, чтобы быть честными друг с другом, но Цзинь Цзысюань просто не может найти в себе силы сказать красавице-жене, что у него… специфические желания в том, чтобы разнообразить интимную жизнь. Краснеет всякий раз, засматриваясь на изящную фигуру, балует как может, наслаждаясь румянцем на бледных округлых щеках, обнимает крепко за талию и жарко дышит на ухо. Днем. Ночью он старательно и нежно ласкает Цзян Яньли так, что даже ее привычный тихий голос срывается на громкие стоны. Он не может позволить себе быть честным, потому что знает наперед, как отреагирует его женщина: как и всякий нормальный человек. И даже всего ее ангельского терпения не хватит, чтобы не удивиться новости — твой муж хочет, чтобы ты его связала, унизила, может быть, даже… ох, черт, ему-то в мыслях произнести это страшно, о чем он вообще думает. Цзян Яньли сидит напротив, и лицо ее печально. Потому что Цзинь Цзысюань в очередной раз пытается собраться, в очередной раз говорит, что, да, сегодня расскажу, что меня тревожит, милая, но в очередной же раз совершенно нихрена не выходит! Он смотрит виновато и опускает лицо в ладони, обреченно выдыхает. Жена поглаживает по волосам, шепчет, что все в порядке — только совсем ничего не в порядке, — что со всем разберутся, но мужчина лишь качает головой. Выравнивает вдохи, чтобы не были уж очень судорожными, и слабо улыбается в ответ на поддержку. Ему хочется, чтобы они поменялись ролями и его трахнула прекрасная-нежная жена. Какой кошмар, а он еще отца смел обвинять в разврате. И это точно был не внезапный камин-аут от сознания: мужчины его все также не привлекали, а вот Цзян Яньли… ее красивые ноги (которыми она могла бы наступить на него и вдавить в пол), ее аккуратные ягодицы (которые могли бы опуститься на его лицо), ее грудь, ее волосы, даже ее взгляд и улыбка! Воспаленный мозг выдавал самые что ни на есть неприличные ассоциации, заставляя краснеть так, словно он впервые открыл вкладку с порно. И так бы продолжалось до тех пор, пока он не пришел домой единожды, а Цзян Яньли мягко не намекнула ему, что не стоит забывать, в чьей семье она родилась и как хороша ее проницательность. А еще она спросила: — Ты точно на это согласен? И что еще он мог ответить ей кроме как: — Да.

***

Ноги держит на расстоянии друг от друга широкая черная распорка, а связанные за спиной руки немного ноют. Но это Цзинь Цзысюаня совсем не волнует, он смотрит в зеркало перед собой, чтобы увидеть, что происходит за спиной. Яньли покачивается на носочках, стоя спиной к столу, и, по сути, видна только ее нежная спина и пара баночек на столе… и если не знать, что это за баночки, то все практически прилично. «Колокольчик» — стоп-слово, но мужчина не уверен, что сможет его сказать, даже если действительно будет нужно. — Ты очень нервничаешь, А-Сюань, — подходит к нему Цзян Яньли, оглаживает ладонью спину и льнет к ней горячей грудью. — Не надо, мы столько лет знаем друг друга, — пальцы касаются затвердевших от прохлады сосков — и цепляют на них два очень красивых черных зажима. С щекочущими кисточками. Цзинь Цзысюань уже хочет увернуться от прикосновения, но его неожиданно жестко удерживают на месте. — А-Сюань, посмотри на себя, какой ты красивый, — и чтобы он точно взглянул, Цзян Яньли поворачивает его за подбородок в сторону зеркала. И первой он замечает ее с каким-то неожиданно жадным блеском в глазах. Так могли бы смотреть ее братья, но… так Цзян Яньли смотрит на него — и без того полувставший член дергается, крайняя плоть сдвигается, обнажая красную головку, а его жена улыбается сыто и довольно. Нежно целует за ухом, убирая пряди длинной челки, и Цзинь Цзысюань судорожно выдыхает, жмурясь. Он не представлял, что его жена может так уверенно вести руками по его бедрам, совершенно бесстыдно обхватывать руками ствол и, опаляя горячим дыханием шею, ласкать так невесомо, что внутренности сворачивало от напряжения. — Смотри на себя, — твердым голосом говорит Цзян Яньли, поглаживая щелку на головке большим пальцем — и от этого бедра дрожат, напрягшись, — и когда Цзинь Цзысюань этого не делает, отворачивая голову, ласково-ласково запускает пальцы в каштановые пряди и рывком поворачивает обратно к зеркалу. Ему невозможно стыдно сейчас: у него краснеет даже шея, а губы искусаны до кровавых ранок. Стонать страшно, Цзинь Цзысюань желал подобного, но ему никогда не хватало сил даже на нормальное признание своих желаний. Цзян Яньли смотрит и поджимает губы: ее муж с детства показывал себя как высокомерного и эгоистичного человека, а на деле был весьма стеснительным и неуверенным. Ничего, храбрости женщины хватит на двоих. В конце концов, она дочь Юй Цзыюань. Зубы прихватывают кожу на лопатках — мужчина выдыхает, Цзян Яньли довольно улыбается. Скользит рукой вдоль члена до самого основания, обхватывает чувствительные яички и осторожно поглаживает. Перевязанные черной веревкой руки приходится схватить, чтобы он случайно не дернулся и не упал с коленей лицом в пол. Цзинь Цзысюань упрям, но его жена настойчивее, она скользит пальцами по белесому шву мошонки — и вырывает себе низкий тихий стон: — А-ах… Она готова поклясться, что до этого момента более или менее держала себя в руках, но сейчас внутри напряглось все настолько сильно, что сбилось дыхание и заалели щеки. Нельзя, сегодня она доставляет мужу удовольствие, нельзя забываться, но тот дышит так хрипло, так томно стонет, если сжать чуть сильнее, что Цзян Яньли все же оставляет на смуглой коже следы укусов и мокрые, блестящие следы от языка. Цзинь Цзысюань запрокидывает голову, тяжело вздохнув, сглатывает тяжело, словно комок встал в горле. Женские пальцы проходятся по сильным мужским бедрам, сжимают упругую ягодицу — и мягко проходятся по ложбине, касаясь складок кожи: — Я-яньли!.. — срывается с дрожью, и Цзинь Цзысюань судорожно дышит даже тогда, когда жена отходит обратно к столу, потому что ощущения неожиданно острые, неожиданно яркие. Становится хуже — лучше — когда следующее прикосновение становится влажным, липким, от которого хочется свести ноги, но ему не дают даже отстраниться, снова притягивая ближе за затекшие руки. Палец проникает внутрь, и Цзинь Цзысюань весь сжимается изнутри: — Яньли! — Да? — жена оглаживает его изнутри, довольно, даже как-то мягко улыбаясь, завидев такую панику на лице и смущение. Двигает пальцем быстрее — и с влажным плюхом на пол капает смазка с кончика члена. Цзинь Цзысюань не может смотреть вниз — и нервно поднимает голову, наткнувшись на свое отражение. В отражении, между его бедер, маленькая ладонь, вся блестящая от количества лубриканта. Он видит — и одновременно чувствует — как внутрь проникают, сгибают фаланги и добавляют второй палец. Мужчина так напряжен, что даже это кажется ему пределом. Особенно хорошо кажется, когда вскользь проходятся по простате, а перед глазами все становится багрово-красным. — Яньли, нет! — он содрогается всем телом, шумно дышит, когда соскальзывает и третий палец, и громко, надсадно стонет, едва ли слыша за своим голосом, как ахает женщина, прижавшись грудью с торчащими сосками к широкой спине и потеревшись. — Яньли! — Неправильно говоришь, — хрипло отвечает она и улыбается, прижавшись и бедрами и заставляя вздрогнуть еще и от ощущения прошедшегося по пояснице гибкого страпона. — Стоп-слово иное. Да в том-то и дело, что он не хочет говорить стоп-слово, и от этого ему и плохо. Он жмурится до всполохов перед глазами, сдерживает себя, чтобы не подаваться навстречу нежным пальцам бедрами, но уже не может удержать стоны. И собственную крышу, потому что та явно едет. Стремительно. Быстро. И отражение в зеркале уже не такое уж ужасное, и уже краснеешь не от стыда, а от удовольствия, и внутренний борец за приличия капитулирует, оставляя лишь стонущего и вскрикивающего «Да!» мужчину. — Яньли, пожалуйста! — выгибает его до хруста в спине от очередного поглаживания простаты. — Проси полностью, — женщина подается бедрами к ягодицам и срывается на высокий стон, когда к ней толкаются навстречу. Цзинь Цзысюань, позабывший про стыд, жмурится и выпаливает: — Прошу, возьми меня, Цзян Яньли! По позвоночнику бежит холодок, когда вместо пальцев к растянутому анусу приставляют головку резинового страпона и толкаются внутрь одним медленным плавным движением. И обратно. Единственное связное, что успевает осознанно прошептать ошеломленный мужчина — «Яньли, боже, как глубоко», а дальше, когда обычно скромная жена задает быстрый темп, все мысли вылетают из головы. Цзян Яньли отмечает про себя, что не зря взяла горячий чай, потому что горло у ее благоверного точно будет саднить. И проникает глубже, вжимается бедрами в ягодицы — Цзинь Цзысюань с ее поддержкой под живот опускается лицом в пол, его глаза слезятся, а сам он прогибается навстречу толчкам. Когда он изливается на пол, он стонет так же, как обычно стонет в кровати над ней, красиво прогибается в спине — и Яньли сама дрожит, судорожно дыша. Выходит из него медленно-медленно — и тянется к веревкам и завязкам, освобождая перетянутые руки и ноги. Цзинь Цзысюань практически не реагирует, смотрит расфокусированно, доверчиво жмется к ней — и Яньли смотрит на него с нежностью, утирая влажное лицо полотенцем, вытирая живот и пах. Мужчина едва не падает, пытаясь подняться по ее просьбе, и она решает просто усадить его на ковре, накрыв пледом все еще подрагивающие плечи и поднеся термокружку с чаем. — Пей, — он жадно прижимается к краю, выпивая чуть ли не весь разом, промаргивается — и смотрит на жену одновременно пораженно и до сих пор возбужденно, и смущенно, и каких только эмоций в этом взгляде нет. Цзян Яньли смеется, залазя к нему под ткань и прижимаясь всем телом к нему. Сильные руки обхватывают поперек талии. — Мне даже понравилось, — улыбается женщина, и Цзинь Цзысюань понимает, что Цзян Яньли все-таки мно-о-огое взяла от своей семьи. Но только она умеет его смущать так, что горят даже уши.